Судебный Следователь по особо важным 3 страница
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 189 – 190
К о п и я
П Р О Т О К О Л
1918 года, ноября 13 дня, в Верх-Исетском арестном доме, Член Екатеринбургского окружного суда И. А. Сергеев допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст. уст. угол. суд. и он показал:
Я, Прокопий Владимирович Кухтенков, 51-го
года, кр. Александровской вол. и завода, Соли-
камского уезда, православный, грам., не судился.
Уже более 10 лет я живу в В.-Исетском заводе; служил я десятником каменных работ. После октябрьского переворота, в ноябре 1917 года когда были смещены многие из состава высшей заводской администрации, Управляющим заводом был назначен б. помощник Управляющего инженер Дунаев и для контроля его действий по управлению заводами фабрично-заводский /так!/ комитет назначил особого комиссара; выбор почему-то пал на меня, хотя я и указывал на свое недостаточное знакомство с конторской и технической стороной заводского дела. В должности комиссара я пробыл месяца полтора, а затем был освобожден от этого звания и стал работать каменщиком в прокатном цехе. В партию большевиков формально я вступил в январе 1918 года, но членский взнос уплатил всего лишь за один месяц. После заключения Брестского договора, признанного большинством сознательных рабочих вредным и позорным, я записался в красную армию, чтобы воевать против немцев. Очень короткое время нас, записавшихся в красную армию, обучали военному строю, а затем отправили на фронт, но не на борьбу с немцами, а на борьбу с контр-революционером Дутовым – в гор. Троицк. Командовали этим фронтом комиссары Малышев и Мрачковский. На фронте я пробыл дней 20 и затем был эвакуирован по болезни; борьба наша с Дутовым была трудная: при отступлении приходилось делать переходы верст по 70 и в самой тяжелой обстановке, так-что в Троицк меня привезли без памяти. В Верх-Исетск я возвратился перед Пасхой и некоторое время находился в больнице на излечении. Выписавшись из больницы, я был освидетельствован и освобожден от службы в красной армии. В мае месяце я был выбран на должность заведывающего хозяйственной частью рабочего клуба и оставался в этой должности до отхода красной армии из Екатеринбурга. Клуб был учрежден партией большевиков /коммунистов/, но его посещали и не состоявшие членами партии. Квартиру я имел при клубе; делами клуба управлял президиум в составе семи членов. Из состава президиума я могу назвать: Председателя Ивана Парамоновича /или Парменовича – не помню хорошенько/ Сибрина и членов – Ивана Федоровича Фролова и Александра Егоровича Костоусова; имен и фамилий остальных – не знаю. Члены клуба имели право посещать его и в течение всей ночи: ввиду этого было установлено ночное дежурство членов президиума. Числа 18-19 июля с/г. /н. ст./, часа в четыре утра в клуб пришли: Председатель В.-Исетского Исполнительного Комитета Совета Р. К. и Красноарм. Деп. Сергей Павлович Малышкин, военный комиссар Петр Ермаков и видные члены партии Александр Егорович Костоусов, Василий Иванович Леватных, Николай Сергеевич Партин и Александр Иванович Кривцов. Все они прошли в так называемую партийную комнату; когда я зашел было к ним в комнату, чтобы погасить электрические лампочки, кто-то из собравшейся компании сказал мне: “Товарищ Кухтенков, уходи, у нас деловой разговор”, и я вышел из комнаты, а затем вскоре уехал на рынок за покупками; вернувшись с рынка, я уже никого из них в клубе не застал. На следующую ночь, также часа в четыре, те-же самые лица, за исключением Малышкина, пришли в клуб; вид у них, как и в прошлый раз, был “воинственный”. Любопытство мое было сильно затронуто и я решил, насколько возможно, узнать, о чем они совещаются. Было уже светло, и я подошел к “партийной комнате”, чтобы погасить электричество; дверь в комнату была не притворена, и, подходя, я услышал сказанную кем-то отрывочную фразу: “всех их было тринадцать человек, тринадцатый доктор”. Сказал это не то Партии, не то – Леватных. Увидев меня, они сказали: “уходи”, а потом один из них /кто именно – не помню/ сказал: “ну, ладно, старик, прибирайся, мы в сад пойдем”. Я сделал вид, что занимаюсь уборкой помещения и унес в ванную комнату драпировки, а затем вслед за ними потихоньку пробрался в курятник; из курятника я вышел к огороду и через огородную дверь в огород, смежный с клубным садом. В огороде я подполз к земляничной грядке и стал подслушивать разговор упомянутых в моем показании лиц; они сидели на скамейке, в расстоянии нескольких сажен от меня. Прежде всего я услышал следующую сказанную Александром Костоусовым фразу: “второй день приходится возиться; вчера хоронили, а сегодня перехоранивали”, при этом Костоусов “заматюкался” и утерся платком. Восстановить полностью и в связной форме весь происходивший в саду разговор я не могу, так как до меня доходили только отдельные фразы. Из всего мною слышанного я понял, что Леватных, Партии и Костоусов принимали участие в погребении тел убитого Государя и членов его семьи и своими впечатлениями делились с Александром Кривцовым и комиссаром Ермаковым. Вопросы больше предлагал Кривцов, а объяснения давали и хвастались своими поступками Леватных и Партии. Так, Василий Леватных, между прочим, сказал: “когда мы пришли, то они еще были теплые, я сам щупал Царицу - и она была теплая”; тот-же Леватных, похваляясь, сказал: “теперь и умереть не грешно, щупал у Царицы.......” Далее следовали вопросы, как были одеты убитые, красивы-ли они, сколько их. Про одежду убитых, кажется, Партии сказал, что они все были “в штанах”; далее кто-то говорил, что в одежде были зашиты драгоценные камни; пояс подобрал – глядеть не на что-, а в нем тоже камни были зашиты. На вопрос, красивы-ли были.- последовал ответ: “красивых не было”, а другой кто-то добавил: “у мертвых красоту не узнаешь”. Про Царя говорили, что пальтишко у него было “некорыстное” и сам он оброс бородой. Про Наследника также был разговор: кто-то из собеседников сказал: “про Наследника говорили, что он умер в Тобольске, ан и он тут”. О месте погребения убитых было сказано, что сначала их похоронили в двух местах за вторым Екатеринбургом, а затем увезли дальше и похоронили в разных местах. Где именно – этого сказано не было; я, по крайней мере, не слышал. Кто-то из собеседников начал перечислять убитых; до моего слуха дошли след. имена: “Никола, Сашка, Татьяна, Наследник, Вырубова”; называли еще другие имена, но я их не расслышал; тогда же еще раз было сказано: “тринадцатый доктор”. На вопрос: “да знаегь-ли /так!/ ты всех-то, и которая из них она”, Леватных ответил: “как не знать, когда я сам щупал”. Этот ответ был покрыт смехом. Дальше подслушивать я опасался, боясь быть замеченным, и ушел из огорода. Приник я к гряде с земляникой с той целью, чтобы объяснить свое присутствие в огороде, если-бы меня заметили, тем, что я вышел полоть грядку. Все названные мною лица выбыли из города перед занятием его чешскими и казачьими войсками. Я также уехал с красной армией, но близ дер. Палкиной, когда я вышел в деревню за молоком, поезд, в котором я ехал, поспешно ушел, в виду наступления чехов и я оставлен был на произвол судьбы. Добравшись до В.-Исетска, я здесь был через некоторое время опознан и меня хотели убить, а потом побили и арестовали. По делу я показал Вам чистую правду. Показание мне прочитано. Записано верно. Прокопий Владимирович Кухтенков. Член Екатеринбургского Окружного Суда Ив. Сергеев.
Товарищ Прокурора Н. Остроумов.
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 191-193
К о п и я
Протокол допроса свидетеля
1918 года, ноября 14 дня, в городе Екатеринбурге, Член Екатеринб. Окружного Суда И. А. Сергеев в камере своей допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, с соблюд. 443 ст. у. у. с. и он показал:
Я, Петр Порфирьевич Богоявленский, 48
лет, помощник акцизного надзирателя 1-го уч.
1-го округа Пермской губ., правосл. живу в Екатеринбурге по 1-ой Мельковской ул., д. № 3
Первый акцизный участок, которым я заведовал, находится в гор. Камышлове, где я имею постоянное местожительство. В первой половине июня с/г. [по новому стилю] ко мне зашел мой знакомый Василий Лукич Крысов – управляющий заводом Мешкова в селе Сухой Лог, Камышловского уезда. В разговоре, между прочим, Крысов сообщил мне, что один из рабочих управляемого им завода, приехав из Екатеринбурга, передавал ему, что видел своими глазами, как б. Государя на ст. Екатеринбург посадили в вагон. По словам того рабочего, Государь был в старой потрепанной шинели и при посадке его грубо втолкнули в вагон. Фамилии того рабочего мне Краков не называл. Я очень хорошо помню, что разговор с Крысовым происходил у меня не в июле, а в июне месяце; сведения о том, что б. Государь убит, дошли до меня 26 июля [н. ст.], а разговор с Крысовым происходил у меня более чем за месяц до получения мною сведений об убийстве Царя. Насколько достоверно сообщение Крысова – я не знаю, но помню, что он отнесся к сообщению рабочего как к факту, заслуживающему доверия, и потому даже выразил догадку, что Государя увезли в Ригу на основании одного из пунктов Брестского договора. Добавляю, что, как говорил мне Крысов со слов рабочего, поезд, в который посадили Государя, был роскошный и был отправлен в путь. Узнав о том, что Вы производите следствие по делу об убийстве б. Государя, я счел себя обязанным довести до Вашего сведения все то, что я Вам изложил в настоящем показании. Более по делу показать ничего не имею. Прочитано. Петр Порфирьевич Богоявленский.
Член Суда Ив. Сергеев.
Товарищ Прокурора Н. Остроумов.
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 194 – 194 об.
К о п и я
Протокол допроса свидетеля
1918 года, ноября 18 дня, в городе Екатеринбурге, в камере своей, Член Екатеринбургского Окружного Суда И. А. Сергеев допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, с соблюд. 443 ст. у. у. с. и он показал:
Я, Семен Васильевич Новиков, 48
лет, гражданин гор. Екатеринбурга, пра-
восл., грам. не судился, живу в В.-Исетском
заводе, по 4-й Ключевской ул. в д. № 44.
Я состою владельцем похоронного бюро и занимаюсь в тоже время продажей гробов. Вот уже несколько лет, на основании словесных соглашений, я хороню всех мертвецов доставляемых в кадаверную при ст. Екатеринбург I-й. Кадаверная эта находится в заведывании смотрительницы железнодорожной больницы Таисии Ивановны [фамилии ее не знаю], а приемом и выдачей трупов ведал санитар из военнопленных по имени Иван, отправленный ныне в лагерь военнопленных [куда именно – не знаю]. Порядок выдачи трупов из кадаверной для погребения был и существует такой: из железнодорожной больницы мне присылают за подписью врача список мертвецов, подлежащих погребению, с указанием имени, отчества, фамилии, звания, возраста и причины смерти; бывали, конечно, случаи, что какие-либо из этих сведений в списках отсутствовали, а иногда так и просто показывалось “неизвестный”, или “неизвестная”. Список этот я представлял [при большевиках] в бюро записи рождений и смертей и получал оттуда документы на погребение трупов. По этим документам санитар выдавал трупы и я отвозил их на Михайловское кладбище; отпевание покойников совершалось, обыкновенно, заочно. Как я уже сказал Вам, такой-же порядок существует и теперь, с той только разницей, что получаемые из больницы списки я представляю в Санитарное Бюро. Те трупы, которые по Вашему распоряжению были вырыты из могилы 1-го сего ноября [я также находился при этом], были привезены на кладбище мною с соблюдением всех указанных мною формальностей. Когда именно погребены были эти трупы – до объявления о расстреле б. Императора Николая II, или после – положительно не припомню. Те трупы, за которыми я приезжал в кадаверную для того, чтобы отвезти их на кладбище я получаю уже заколоченными в гробах; все это заранее делают санитары. Таким образом в большинстве случаев мне не приходится видеть тех покойников, которых я отвожу на кладбище. На этой почве вследствие ошибок санитаров выходили даже недоразумения: так, однажды санитар выдал мне гроб с трупом человека, которого хотели похоронить родственники, спутав этот гроб с другим; когда родственники пришли за телом своего покойника – им выдан был гроб с чужим покойником, а ихнего /так!/ покойника я уже похоронил. Пришлось разрывать могилу и перехоранивать покойников. Не видел я и тех покойников, которые были Вами вырыты. Принимая из кадаверной гроба с трупами я имел возможность видеть трупы еще не предназначенные к погребению: эти трупы лежали на полу; принесенные “с воли” обыкновенно оставались в своей одежде, а доставленные из больницы – завертывались в простыни. Не помню точно, когда именно среди трупов я заметил труп пожилого человека, с темнорусой бородой с проседью; труп был завернут в простыню и лежал с откинутой слегка в сторону головой, так что из под простыни мне была видна одна половина лица. Государя я никогда лично не видел, а о наружности его могу судить только по портретам; мне смутно показалось некоторое сходство в лице этого трупа с изображением Государя, как оно сохранилось в моей памяти, но сходство было на столько сомнительное, что значению этому обстоятельству я не придал и даже не поделился своим впечатлением с санитаром. Если-бы действительно у меня закралось подозрение, не Государь-ли это, то я, конечно, принял-бы меры к тому, чтобы приметить все подробнее и отнесся-бы к этому с вниманием. Я помню, что когда среди трупов оказался какой-то бывший уездный исправник спившийся “с кругу”, так и то об этом трупе были разговоры, а о трупе Государя, конечно, в кадаверной было-бы известно и я не допускаю мысли, чтобы труп Государя могли держать в кадаверной. Более по делу показать ничего не имею. Прочитано. Семен Васильевич Новиков.
Член Екатеринб. Окр. Суда Ив. Сергеев. Надписано: ,,среди трупов”.
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 195 – 196
К о п и я
П Р О Т О К О Л
Того же 18-го ноября 1918 года нижепоименованная допрошенная в качестве свидетельницы с соблюдением 443 ст. уст. угол суд. показала:
Я, Анна Степановна Костоусова, 24-х лет,
правосл. грам., не судилась, кр. В.-Исетской вол.
и завода, Екатеринб. уезда, где и живу по
Успенской ул. в д. № 32
Я – круглая сирота и живу вместе с двумя малолетними сестрами, находящимися на моем попечении. Средства к жизни я добываю личным трудом: занимаюсь письмоводством в судебных учреждениях. У меня в В.-Исетском заводе есть родственники – родные братья моего покойного отца. Из них один – Александр Егорович Костоусов, служивший ранее в заводе машинистом, после октябрьского переворота сделался большевиком и принимал участие в их партийной работе. Занимал-ли он в большевитских учреждениях какие-либо должности – я не знаю, так как друг у друга мы не бывали. До смерти моей матери [а она умерла 13 января 1918 года] дядя Александр Егорович изредка еще заходил к нам, а потом совсем перестал бывать у нас. В январе-же месяце, когда большевики захватили помещение Екатеринб. Окружного Суда и предложили судьям, следователям, чинам прокурорского надзора и канцелярии Окружного Суда поступать на службу в новый [большевитский] суд, я вместе со всем судом и большинством канцелярских служащих отказалась служить в новом Суде и осталась без всякой работы. Узнав об этом, дядя Александр Егорович упрекнул меня за то, что я ушла из Суда и не осталась служить с большевиками и после этого совсем перестал бывать у меня. Ни о каких партийных делах дядя со мной никогда не разговаривал, а я его не спрашивала. После бегства большевиков из Екатеринбурга [дядя также уехал вместе с другими большевиками] я навещала оставленную дядей семью, но все-же бывала в его доме редко и о делах большевитской партии разговоров не вела. Семья дяди состоит из жены – Клавдии Ивановны и четырех малолетних детей. Клавдия Ивановна – женщина скромная и простая и постоянно ссорилась с мужем из за его принадлежности к партии большевиков. Александр Егорович хотя и не работал в заводе, но деньги откуда-то получал, бывал часто в клубе, содержал несколько любовниц и вообще в средствах не стеснялся. Ни с женой, ни с кем либо из родственников Александр Егорович никогда о своих большевитских делах не разговаривал. Вследствие этого я ничего не слышала и не знаю, принимал ли дядя какое-либо участие в убийстве б. Государя Императора и Членов Его Семьи, или же в сокрытии их трупов. Из любовниц дяди я, со слов его жены, могу указать на двух: одна, по имени Вера, /в девицах Осокина, а фамилии ее по мужу не знаю/ живет в Екатеринбурге, по Усольцевской улице и содержит прачешную; другая – татарская девушка, жила в В.-Исетском заводе, по 6-ой Опалихе, в д. Воронина; жила она при родителях, торговавших в бакалейной лавке. По русски ее звали Зоей; татарского имени ее и фамилии – не знаю. Эта Зоя вскоре после бегства большевиков также куда-то из В.-Исетского скрылась вместе со своей семьей. Более по делу показать ничего не имею. Прочитано. Добавляю, что тетка моя Клавдия Ивановна Костоусова живет в В.-Исетском заводе по 7-ой Опалихе, в доме своей матери Августы Степановны Диаловой. Жену Василия Ивановича Леватных – Матрену Ивановну Леватных – я знаю; она, как и ее муж, была большевичкой и даже ездила вместе с мужем на Дутовский фронт в качестве сестры милосердия; с фронта она вернулась в костюме сестры милосердия и после продолжала ходить в этом костюме; слышала я, что и по возвращении с фронта Матрена Леватных продолжала получать жалованье. Говорила мне об этом жившая с ней на одном дворе /Нагорная, д. Логинова/ Аграфена Ивановна Заводова. Несколько раз я из любопытства заходила в рабочий клуб и всегда там видела Матрену Леватных: она играла в клубе роль “своего человека” и явно гордилась своим положением “большевички”. Прочитано. Записано верно. Костоусова.
Член Окружного Суда Ив. Сергеев
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 196 об. – 197 об.
К о п и я
П Р О Т О К О Л
1918 года Ноября 21 дня, в гор. Екатеринбурге, Член Екатеринб. Окружного Суда И. А. Сергеев допрашивал нижепоименованную в качестве свидетельницы, с соблюд. 443 ст. у. у. с., при чем она показала:
Я, Наталья Николаевна Котова, 30 лет, кр.
Логиновской вол. и села, Екатеринб. уезда, пра-
восл., неграм. не судилась, живу в Екатеринбур-
ге, по 2-й Восточной улице, в д. № 86.
Я работала ранее на фабрике бр. Макаровых; работаю на этой фабрике и теперь. С мужем я не живу уже около 10 лет. В апреле с. г., вскоре после Пасхи я сошлась с рабочим Злоказовской фабрики Александром Семеновичем Варакушевым. По его словам, он прибыл в Екатеринбург из Петрограда, где находился на излечении в лазарете; он два раза был ранен в бою с Германцами. Поправившись от ран, Варакушев сначала поступил рабочим /слесарем/ на Злоказовскую фабрику, а затем записался в красную армию и стал ходить куда-то на дежурство; знаю, что он ходил в “Центральный Штаб” и что ходил также на караул в тот дом, где содержался Царь со своей семьей. Про служебные дела я с Варакушевым никаких разговоров не вела, да и нисколько ими не интересовалась. Ни об убийстве Царя, ни о том, будто его и его Семью куда-то увезли, я от Варакушева ничего не слышала и вообще разговоров об этом у нас не бывало. В одной квартире с нами жил железнодорожный служащий Александр Васильевич Самойлов. Самойлов и Варакушев жили дружно и часто подолгу беседовали друг с другом, но о чем они беседовали – не знаю, не интересовалась. Варакушев ушел от меня дня за три до вступления в город чехов и Сибирских войск. Где теперь находится Варакушев – не знаю и более показать ничего не имею. Наталья Котова неграм., а за нее по ее просьбе расписалась Анна Степановна Костоусова.
Член Екатеринб. Окр. Суда Ив. Сергеев
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 198 - 198 об.
К о п и я
П Р О Т О К О Л
Допрошенная 22 ноября 1918 года, в качестве свидетельницы с соблюд. 443 ст. у. у. с., нижепоименованная показала:
Я, Елена Осиповна Цеберле, 15 лет, гер-
манская подданная, живу в Екатеринб., по 2-й
Коковинской ул. д. № 156.
В августе этого года я со своей матерью и двумя братьями поселилась на квартире у жены пастора Елены Блюмберг. Отец мой ранее служил управляющим автомобильной фабрики в г. Севастополе, а ныне находится в неизвестной отлучке: кажется, он уехал за границу. Г-жа Блюмберг уступила нам кухню и маленькую комнату при ней; в виде платы за квартиру я и мама исполняли у г-жи Блюмберг обязанности прислуги. Прожили мы у г-жи Блюмберг два месяца. За это время я неоднократно слышала от г-жи Блюмберг, что у нее имеются вещи, принадлежавшие б. русской Императрице; эти вещи у нее находились в квартире до последнего времени и она этого обстоятельства не скрывала. Вещи следующие: ковер, скатерть-гобелен, умывальный прибор и занавеска; все эти вещи находятся в комнате дочери г-жи Блюмберг – Маргариты; есть еще у нее вышитая Царевнами подушечка и туалетное зеркало. Все эти вещи, по словам г-жи Блюмберг, ей передала весной этого года камер-фрау б. Императрицы. При каких обстоятельствах и на каких условиях состоялась передача названных вещей – не знаю. О судьбе Царской Семьи я ничего не знаю и никаких разговоров по этому поводу с г. Блюмберг не имела. Более ничего показать не могу. Прочитано. Елена Цеберле.
Член Екатеринб. Окр. Суда Ив. Сергеев
Товарищ Прокурора Н. Остроумов.
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 199
К о п и я
Протокол допроса свидетелей.
1918 года, ноября 26 дня, в городе Екатеринбурге, в камере своей, Член Екатеринбургского Окружного Суда И. А. Сергеев допрашивал нижепоименованных в качестве свидетелей, с соблюдением 443 ст. уст. угол. суд. и они показали:
Я, Александр Васильевич Самойлов, 42-х
лет, происхожу из крестьян В.-Уфалейского завода, Екате-
ринб. уезда, правосл., грамотный, не судился, живу
близ ст. Екатеринбург II, на лесопильном заводе
Халамейзера. С 1915 года я служу кондуктором на Омской ж. д., с жительством в гор. Екатеринбурге. Перед Пасхой этого года я поселился на квартире у Александра Семеновича Варакушева, по 2-ой Восточной улице, в доме № 85. До этого я также жил вместе с Варакушевым около двух месяцев по Нагорной улице в д. № 8. Варакушев прибыл в Екатеринбург откуда-то из под Москвы и первое время работал на Злоказовском снарядном заводе, а с переходом власти большевикам его с завода уволили, и он долгое время находился без службы и без работы. Лишь тогда, когда Варакушев записался в красную армию, он получил средства к существованию. В мае с. г. Варакушев определился на службу в отряд по охране б. Государя и его Семьи, заключенных в Ипатьевском доме. Из кого состояла команда охранников, кто был ее начальником, как устроена была караульная служба, в каких условиях находились заключенные в доме Государь и Государыня с детьми — ничего этого я не знаю, так как этими вопросами я как-то не интересовался и ни о чем подобном Варакушева не спрашивал. Числа 18—19 июля с. г., после того, как комиссар Голощекин объявил на митинге, что б. Царь Николай Романов расстрелян, я спросил Варакушева: “что, Александр Семенович, на похороны ходил?”. - Как, на похороны. - в свою очередь спросил Варакушев. Я объяснил ему о сообщении Голощекина на счет убийства б. Императора. Варакушев на это сказал мне: “плюнь на все это, сука Голощекин, все набрехал”; при этом Варакушев объяснил, что он сам лично видел, как провезли б. Царя и Царицу на автомобиле Красного Креста на ст. Екатеринбург I. По словам Варакушева, Царь и Царица были закованы в кандалы; когда именно привезли их на вокзал, т. е. днем или ночью — об этом как-то мы с Варакушевым не говорили; помню, что из слов Варакушева было ясно, что перевезли б. Императорскую чету на станцию уже после того как было объявлено о расстреле б. Государя. О событии увоза Царя и Царицы на вокзал Варакушев говорил столь уверенно, что предлагал даже мне в тот-же день сходить на вокзал и собственными глазами убедиться в том, что б. Царь и Царица находятся в вагоне. В этот раз я на станцию не пошел, так как побоялся проявить интерес к судьбе Царя. прошу исправить: на станцию я пошел с Варакушевым в тот-же день, когда имел с ним вышеописанный разговор, но не пошел смотреть тот поезд, в составе которого находился вагон, в котором будто-бы находились Царь с Царицей; поезд этот находился на седьмом пути и проходить к нему было рисковано /так!/, так как кругом бегали вооруженные комиссары и красноармейцы. В виду этого я посмотрел на тот поезд издали, с третьей платформы; возле третьей платформы находился шестой путь; на этом пути стоял поезд, в котором помещалась охранная команда и многие комиссары со своими штабами. Поезд этот находился под сильной охраной вооруженных красноармейцев; за ним на следующем пути стоял другой поезд с пассажирскими же вагонами. В составе этого поезда и находился вагон с завешенными черной материей [а может быть и закрашенными черной краской] окнами. На этот вагон и указал мне Варакушев, сказав, что в нем находятся Царь и Царица. Означенный поезд также охранялся вооруженными красноармейцами; я не могу сказать, чтобы охрана этого поезда была многочисленнее, чем охрана других поездов: все пути были заполнены вооруженными людьми. Вот все, что я видел, и о том, что в описанном вагоне находились б. Государь и Государыня говорю только со слов Варакушева. С Варакушевым мы после этого более не видались. В скором времени началось отступление большевиков и меня отправили на ст. Богданович, а оттуда - на Егоршино и Алапаевск. В Алапаевске я завел с другими кондукторами об убийстве б. Императора разговор и сказал, что все это враки, так как Царь жив и его увезли в Пермь и что об этом мне говорил охранявший Царя красноармеец Варакушев. По этому поводу затеяли спор и кто-то из собеседников донес на меня комиссару Мрачковскому. На другой день меня призвал к себе Мрачковский и пригрозил мне расстрелом, если я буду распространять подобные слухи. С большевиками я прослужил еще один месяц и два дня, а затем отстал от них и при взятии чехами ст. В.-Нейвинск я остался на станции и затем был доставлен в Екатеринбург. Протокол мне прочитан. Записано верно. Александр Васильевич Самойлов.
Член Екатеринбургского окружного суда Ив. Сергеев.
При допросе присутствовал товарищ прокурора Н. Остроумов.
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 200-201
К о п и я
Протокол допроса свидетелей.
1918 года, ноября 26 дня, в городе Екатеринбурге, в камере своей, Член Екатеринбургского Окружного Суда И. А. Сергеев допрашивал нижепоименованных в качестве свидетелей, с соблюдением 443 ст. уст. угол. суд. и они показали:
[…]
Я, Федор Иванович Иванов, 40 лет,
уроженец гор. Костромы, правосл., грам., не су-
дился, живу по Васнецовской ул., в д. № 29. Я
содержу парикмахерскую на вокзале ст. Екатеринбург I. По своему ремеслу я, конечно, имел возможность узнать многих из большевитских /так!/ деятелей, приходивших ко мне стричься и бриться. Помню, что дня за два до объявления о расстреле б. Императора Николая II комиссар станции Гуляев, зайдя в парикмахерскую, сказал, что он сегодня очень занят; я спросил, чем он так занят – и Гуляев мне ответил: “сегодня отправляем Николая”, но куда именно, откуда и как – я не спрашивал. О судьбе б. Императора я еще имел разговор с другим комиссаром – Кучеровым. В точности припомнить, что именно говорил мне каждый из названных комиссаров – я не могу; помню лишь, что один из них говорил, что Николая II увезли на ст. Екатеринбург II, а другой говорил, что б. Государь уже “готов” и сказал при этом какое-то непонятное для меня слово “халымуз”. Указывал я на противоречие их объяснений с объявлениями в газетах о расстреле б. Царя и спрашивал, что это значит, но кто-то из комиссаров оборвал меня, сказав: “тебе какое дело”. Более я ничего по этому делу не знаю, так как опасался собирать какие либо сведения о судьбе б. Царя и его Семьи, боясь навлечь на себя мщение большевиков. Прочитано. Федор Иванович Иванов.
Член Суда Ив. Сергеев.
При допросе присутствовал: Товарищ Прокурора Н. Остроумов
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 201 об.