Монахи-воины со святой горы 19 страница
Пока Монгаку и Асатори были заняты беседой, Ёмоги молча сидела, занятая мыслями о Томидзо. Потом стала торопиться домой.
— Асатори проводит тебя, — подбодрил ее Монгаку. — Я бы сам проводил, но меня могут задержать воины из Рокухары. Асатори, ты ведь пойдешь с Ёмоги?
— Конечно, — отозвался с готовностью Асатори, увидев тревожное выражение на лице Ёмоги.
Из хижины они вышли втроем, Монгаку расстался с Ёмоги и Асатори на перекрестке дорог близ Улицы торговцев быками.
Когда Ёмоги и Асатори пошли по пустынным улицам, девушка заметила, что за ними следуют два незнакомца. Однако она не придала этому значения, поскольку ни один из них не был Томидзо.
— Вон там, — сказала она, сделав жест рукой, — дом моей госпожи Токивы.
Девушка остановилась, опечалившись тем, что ее прогулка с Асатори была так коротка.
— До встречи, — попрощалась она со своим спутником, побежала и скрылась за воротами домика.
Глава 33.
Белый пион
Из той части пастбища, где днем велась торговля быками, периодически доносилось мычание. Бодрствовавший бык звал в темноте свою подругу. От его нетерпеливого топота тьма казалась окружающим еще более черной. Единственный огонек светил из домика, где несколько человек были заняты азартной игрой. В тесном помещении, насыщенном копотью лампы и парами сакэ, слышались позвякивание монет и гортанные голоса. Несколько лавочников, сидевших в компании скотников и профессиональных игроков, повышали ставки. По их сосредоточенным лицам катились капли пота, они пучили глаза, наблюдая за каждым броском игральной кости.
Томидзо ворчал:
— Опять то же самое. Когда это кончится?
Раздраженный постоянными проигрышами, он оперся спиной и затылком о стенку из тонких деревянных досок. Затем, приняв нормальную позу, потянулся к кувшину с сакэ и пробормотал:
— Удивляюсь, почему все, что я ни делал в последнее время, пошло прахом. Просто не могу понять…
Опустошив кувшин, торговец медленно покачал головой и застонал. Он судорожно похлопывал себя по бедрам в стремлении побороть какую-то внутреннюю боль. Цепь неудач началась с Токивы, думал Томидзо. Он сделал глупость, доставив ее в Рокухару. От этого не получил никакой выгоды — ни гроша. Хуже того, его посадили под замок и выпустили только после того, как избили до полусмерти. Томидзо попытался бы добиться справедливости, если бы имел доступ к Киёмори, но об этом не стоило и мечтать. Когда же он рассказывал о случившемся знакомым, те поднимали его на смех и тем самым приводили в ярость. Торговец еще больше расстроился, когда узнал, что Токива жила где-то в столице, пользуясь комфортом и престижем своего положения как наложницы Киёмори.
Сакэ, женщины и азартные игры постепенно истощили все его состояние. Утром он продал последнее стадо своих быков. После торговой сделки Томидзо снова начал метать кости, пытаясь отыграть потери, но вместо этого спустил все остальное.
— Одолжите мне немного денег до следующей сделки, — обратился он к более удачливым игрокам, но его просьба была обойдена молчанием. — Эй, вы, лучше не злите меня! У меня есть племянница, Токива, она ценнее всех денег, которыми вы располагаете, — рявкнул он и завалился спать.
На следующее утро Томидзо проснулся в полном одиночестве. Отогнав мух, ползавших по его лицу, торговец поднялся, зевнул и затем вышел на залитое солнечным светом пастбище.
— Эй, Камэ, что ты узнал вчера?
Камэ, скотник, посланный Томидзо предыдущим днем проследить за Ёмоги и Асатори, вышел из-под навеса с объяснениями.
Выслушав его, Томидзо, крайне нуждавшийся в деньгах, отправился к домику в Мибу, где жила Токива. У входа в помещение для слуг он представился:
— Я — дядя вашей госпожи, Токивы.
Слуга выслушал его и ушел. Пока Томидзо ожидал ответа, во дворике появилась Ёмоги с цветами в руках. Увидев посетителя, она застыла в ужасе.
— А, Ёмоги. Ты хорошеешь! Я только что сообщил слугам о себе. Хочу, чтобы и ты доложила госпоже о моем прибытии. Гм, у вас здесь уютное, тихое местечко.
— Ее нет дома — она сейчас в другом месте.
— Что?
— Госпожи нет дома.
— Думаешь, обманешь меня?
— Это правда, ее нет.
— Эй, малышка! О чем ты говоришь? Я — ее дядя. Скажи госпоже, что я пришел, — продолжал напирать Томидзо, глядя на оцепеневшую девушку.
Слуга, выслушавший ранее незваного гостя, вернулся в сопровождении пожилой женщины.
— Госпожа больна, — сообщила она вежливо торговцу быками.
— Больна? Это лишний повод встретиться с ней. Я не могу уйти, не навестив племянницу, — упорствовал Томидзо, усевшись на пороге дома и давая понять, что не собирается уходить.
Тем временем Ёмоги скрылась. Ее первым побуждением было позвать на помощь Монгаку, но она не знала, как его найти. «Асатори!» — подумала она вслед за этим, однако усомнилась, что он был способен одолеть Томидзо. Наконец в ее сознании мелькнуло еще одно имя — «Бамбоку!».
Придя на Пятую улицу, она обнаружила Красного Носа на месте.
— Это ужасно! Представляю, как испугается твоя госпожа! — воскликнул Бамбоку, выслушав девушку, и, приказав подать коня, помчался галопом к домику в Мибу.
Услышав у ворот ржание, Томидзо в тревоге поднялся на ноги. Между тем Бамбоку, увидев торговца, не подал никаких признаков беспокойства.
— Эй, вы, кем бы вы ни были, — подойдите ко мне на секунду.
Он поманил к себе скототорговца и вложил в его дрожащие ладони деньги. Затем Красный Нос ободряюще похлопал его по спине:
— Бросьте это, любезный! Не будьте идиотом! Если вас интересуют деньги, вы их получите. Если сакэ — то тоже. Приходите прямо на Пятую улицу к Бамбоку. Со мной можете общаться запросто, — сказал Нос улыбаясь.
Ошеломленный великодушным жестом Бамбоку, Томидзо залепетал:
— Ничего дурного я не замышлял — просто навестил любимую племянницу… Не собирался говорить ничего обидного ей, но слышал, что хозяин Рокухары плохо с ней обращается, так ведь? Он обижает ее?
Под несвязное бормотание Томидзо тщательно запрятал деньги и удалился. Но через мгновение после того, как он вышел за ворота, раздался истошный крик. Нос, который находился с внутренней стороны ворот, выбежал наружу, тоже закричал, а потом внимательно осмотрел дорогу в обоих направлениях. Ничего не было видно. Крыши соседних крестьянских хижин окутала вечерняя дымка.
— Неси факелы! Светильник тоже сойдет! Поспеши! — приказал слуге Красный Нос, склонившись над обезглавленным телом Томидзо. При свете нескольких факелов он осмотрел участок земли рядом с трупом. Трава и камни вокруг были обильно политы кровью. — Кто убил Томидзо? Весьма аккуратная работа! — Бамбоку с озадаченным видом покачивал головой.
Слуги многозначительно кивали друг другу:
— Демон — только демон мог совершить это!
— Сделать такое не под силу обыкновенному разбойнику с обыкновенным мечом, — бормотал Бамбоку. — Более того, исчезла голова… Очень неприятное событие. — Успокоившись, он пристально оглядел слуг, которые собрались вокруг, и произнес: — Не надо распространяться о происшедшем. Не нужно, чтобы госпожа знала об этом, понимаете?
Как раз в это время вернулась Ёмоги, рассказав ужасную историю:
— Когда я подошла к реке и собиралась перейти мост, мне показалось, что я слышу плеск воды. Посмотрев вниз, я увидела мужчину, который склонился над водой, чтобы смыть с меча кровь. Рядом с ним на земле лежала голова! Я словно приросла к своему месту. Затем мужчина поднял голову и украдкой взглянул на меня. Может быть, причиной был лунный свет, но я никогда не видела столь ужасного лица! Пришлось бежать оттуда как можно быстрее… Его взгляд никогда не забуду!
— В чем был одет неизвестный мужчина? — спросил Нос.
— В охотничью куртку и головной убор воина.
— Воина?.. Сколько, по-твоему, ему лет?
— Кажется, он очень молод. Я бы сказала, ему едва исполнилось двадцать лет.
— Это еще больше затрудняет его поиски, — проворчал Бамбоку, сложив руки на груди.
Когда Ёмоги узнала, что увиденный ею молодой человек убил Томидзо, лицо девушки исказила гримаса ужаса и изумления, по щекам потекли слезы.
— Почему ты плачешь, Ёмоги? Конечно, это дядя твоей госпожи, но он не достоин твоих слез. От того, что негодяй погиб, нам только легче. Сама госпожа, возможно, не станет об этом горевать. И ты не лей слезы.
Закончив утешительную речь, Бамбоку продолжал сидеть, сложив руки на груди и сокрушенно качая головой. С его точки зрения то, что случилось, нельзя было объяснить лишь сверхъестественным вмешательством демонов. Впрочем, купца тревожили и более серьезные проблемы. Во-первых, Киёмори не показывался здесь с того времени, как осмотрел дом. Ответственность за Токиву целиком легла на Носа. Что за каприз обуял Киёмори, размышлял удрученный Бамбоку. Во-вторых, из-за Токивы ему не только был закрыт доступ в поместье Рокухара, но, кроме того, расставаясь с ним в последний раз, Киёмори посоветовал ему соблюдать дистанцию. Что он имел в виду? — терялся в догадках Красный Нос.
Расчеты Бамбоку каким-то образом оказались несостоятельными. Во время последнего конфликта он поставил на кон все свое необъятное состояние и саму жизнь ради победы Киёмори. Наступило время, когда он должен получить компенсацию за риск, но теперь выходит, что все его усилия были потрачены зря? С каждым уходящим весенним днем тревога Носа усиливалась. Киёмори не говорил, когда он соблаговолит встретиться с Бамбоку, сам же купец не мог повидаться с военачальником, поскольку ему было запрещено появляться в Рокухаре. Как же выйти из этого положения?
Нос устремил задумчивый взгляд на Ёмоги и слуг:
— Что ваша госпожа собирается делать сегодня вечером?
— По обыкновению, она, вероятно, будет читать сутры.
— Ладно, в таком случае не буду ее беспокоить. Смотрите, чтобы никто из вас не проболтался о том, что случилось.
Бамбоку спустился с веранды, шаркая сандалиями. Он задержался довольно долго, чтобы посмотреть из-за забора на освещенное окно в комнате Токивы. Между занавесками Нос видел, как женщина сидела за столиком для письма. Она похожа на белый пион, пахнущий весенней ночью, подумал Бамбоку. Он вздохнул. Жаль, что такое сокровище пропадает зря… Если Киёмори из-за жены не осмеливается сюда приходить, то почему бы ему не воспользоваться Токивой самому, подумал Красный Нос с вожделением. По крайней мере, это было бы компенсацией за все его неудачи…
Через несколько дней Красный Нос отправился в Рокухару. Подкупив знакомого стражника у ворот, выходящих к реке, он отправился в «розовый» дворик ожидать возвращения Киёмори.
— Господин, хочу сказать вам одно слово, — произнес Бамбоку с внутренней дрожью.
Киёмори остановился и огляделся.
— Нос, ты? Я думал, это громадная жаба сидит на твоем месте. Но все-таки это ты! Что заставило тебя показать здесь свой нос в столь поздний час? Ты — плохо воспитанный мерзавец, — проворчал хозяин Рокухары.
— Я не ожидал такой удачи. Едва ли часто можно застать вас в подобном расположении ума, — ответил Бамбоку.
Киёмори рассмеялся:
— Что ты имеешь в виду?
— Мне не до смеха, господин, — не поддержал Бамбоку веселья собеседника. — Вы ведь знаете, что госпожа запретила мне здесь появляться.
— Вздор! Ее запреты меня не касаются.
— Но она утверждала, что запрет исходит от вас!
— От меня? Женщины могут говорить все, что им взбредет в голову. Эх ты, лопух! Ты — ленивый, праздный проходимец!
— О, вы недооцениваете меня, господин. Я не заслуживаю таких упреков!
— Для такого наглеца, как ты, твои слова довольно осторожны. Скажи, с Токивой все в порядке? Она не болеет, не испытывает неудобств?
Несмотря на насмешки, вопросы Киёмори выдавали его увлеченность Токивой, и Бамбоку начал чувствовать себя все более уверенно.
— Я хочу с тобой поговорить кое о чем, но лучше, если мы войдем внутрь дома, — сказал глава дома Хэйкэ, направляясь в свою комнату. Оказавшись в ней, Киёмори стал расспрашивать Носа о Токиве издалека, скрывая удовлетворение от ответов Бамбоку. У купца возникло ощущение, что не возражения Токико, а нечто гораздо более серьезное удерживало Киёмори от посещений Токивы. Впрочем, было очевидно, что загруженность Киёмори делами при дворе оставляла ему мало времени на личную жизнь. И как бы в подтверждение этого хозяин Рокухары рассказал Бамбоку о том, как один из военачальников его войска недавно вернулся после успешной морской вылазки и привез с собой плененного капитана пиратского корабля. Киёмори допросил пирата и был поражен его обширными знаниями об окружающем мире. От него он узнал о процветании, достигнутом Китаем при правлении императоров династии Сун.
Киёмори стал подумывать о более обширной торговле с великим соседом. Он теперь был в плену идеи — о приобщении народа Японии к китайской культуре при помощи усиления торговых связей со Срединной империей. Эти планы так увлекли Киёмори, что даже Токива на время перестала волновать его воображение.
При жизни Тадамори дом Хэйкэ располагал обширными феодальными владениями в Западной Японии — среди них провинциями Харима, Бинго, Аки и Хиго. Негласно Тадамори приобретал товары, доставлявшиеся на кораблях из Китая. Но подобная торговля осуществлялась в масштабах, отвечающих планам Тадамори по обеспечению благополучия своего дома. Теперь Киёмори намеревался организовать торговлю с Китаем в объемах, намного превышающих прежние.
— Как видишь, Бамбоку, захват пиратов принес мне огромную пользу. Послушай, Красный Нос, окинь взглядом моря и прикинь, какие огромные перспективы открываются здесь для торговли.
«Разговор приобрел крайне неожиданный для меня оборот. Подумать только, как разбогатеет страна, если мы начнем широко ввозить товары из Китая! Что до меня, так я стану настоящим королем торговли! Не представляю, как я смогу теперь вести свои дела по-старому», — размышлял Бамбоку.
— Но проблема вот в чем, — продолжал Киёмори. — Мы должны обеспечить прямой заход в столицу кораблей из Китая. От того, что товары доставляются на остров Кюсю, а оттуда к нам — мало пользы.
— Совершенно верно. Особенно если учесть, что груженные товарами корабли подстерегают пираты. Поэтому-то торговля сегодня затруднена. Если бы мы имели хороший портовый город во Внутреннем море, очищенном от пиратов, то могли бы доставлять сюда товары в полной безопасности.
— Отлично, Бамбоку! Я рассмотрю этот вопрос, но ты тем временем обдумай его как следует.
— Непременно. Я понимаю, что он приобретает сейчас жизненно важное значение. Однако вы, господин, могли бы на досуге уделить некоторое внимание и любовным делам. Было бы печально, если бы цветок, который вы сорвали мимоходом, завял. Вы поручили мне ухаживать за ним, и я в совершенном смятении: что делать дальше? Чего вы от меня ждете, господин?
— Я подумаю об этом.
— Вы еще ничего не придумали? Стало быть, план вызреет постепенно — это вы имеете в виду?
— Да, сейчас меня занимает главным образом организация торговли. Есть несколько неотложных проблем при дворе. Не знаю, смогу ли я сразу же заняться личными делами.
— В таком случае могу ли я сегодня сообщить ей о том, что вы сказали?
— Да, и проследи за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась.
— Я лично этим занимаюсь.
— Я мог бы послать ей стихи, если бы обладал способностью отца их сочинять. Но во мне нет и крупицы поэтического дара.
— О нет. Осмелюсь сказать, госпожа показала мне однажды ваши стихи. Погодите, я припомню их содержание…
— Хватит о моих стихах… В мае начнутся дожди, и тебе следует позаботиться о ее здоровье.
— Так и об этом я должен сказать ей?
— До чего же ты вульгарен! Почему ты добиваешься повторения того, что и так ясно?
— Простите меня, господин, за другой вопрос. Я правильно понял, что могу приходить сюда, как прежде?
— Приходи когда захочешь, — ответил Киёмори, прибавив: — Но старайся, чтобы Токико не узнала об этом.
Глава 34.
Серебряный образ
Однажды утром в начале мая, когда холмы и долины еще были покрыты белой дымкой, Ёмоги постучала в закрытые ставни дома Красного Носа на Пятой улице.
— Чего ты заявилась в такую рань? — спросил Бамбоку, который еще был в ночной одежде, и затуманенным взором уставился на Ёмоги, рассматривая ее с головы до ног, обутых в мокрые от росы сандалии.
— Извините, что я пришла так рано, но я услышала нечто ужасное.
— Ты всегда приходишь сюда с очень мрачными рассказами. Ну и что же сегодня?
— Это случилось вчера, когда я, как обычно, шла домой из храма Киёмидзу.
— Ты все еще ходишь в храм, да? Хорошая девочка!
— И по пути домой я встретила Монгаку, который ждал меня у подножия холма.
— Монгаку — это такой бородатый малый, что ли?
— Да, в этом месяце он опять едет на водопад Нати и вернется только осенью, и он также собирается совершить паломничество в Кису.
— Сколько времени ты уже знаешь этого бродягу? Тебе бы лучше его остерегаться. Он повсюду говорит, что когда-то учился в академии вместе с господином Киёмори, но о нем, как я слышал, у Монгаку не находится доброго слова.
— Но он хороший человек. Он всегда так добр ко мне.
— Сомневаюсь и в том и в другом. Ну и что же этот Монгаку?
— Поскольку он уезжает в Кису и не вернется какое-то время, мы с ним пошли навестить нашего общего друга — Асатори. И я упомянула, что видела, как некий молодой человек смывал в реке кровь со своего меча, а у Томидзо отрубили голову…
— Гм, ну и что потом?
— Тогда Монгаку закричал, что это ужасно, что нам надо быть настороже. Потом он сказал, что должно случиться что-то страшное с моей хозяйкой.
— Что именно он имел в виду?
— Он сказал, что торговец волами был не тем человеком, за которым охотился этот парень. Он убил его лишь случайно. Так думает Монгаку.
— Постой, значит, убийца должен прятаться где-то рядом с вами. Не так ли?
— Да. Монгаку считает, что этот парень на протяжении какого-то времени прячется в саду моей хозяйки или где-то недалеко от дома.
— Нелепо, совершенно нелепо!
— Но Монгаку уверен, что произошло именно так. Он даже назвал мне имя этого парня.
— И как же этого парня звать?
— Я не должна говорить вам.
— Что?
— Я обещала Монгаку никому не говорить. Он считает, что не нужно, чтобы его имя стало известно, поскольку тогда воины Хэйкэ захватят его.
— Какая чертовщина! Тебя послал Монгаку или твоя хозяйка? Что заставило тебя прийти сюда, ко мне?
— Подождите же и дослушайте меня до конца. Не надо на меня так кричать!
И она стала пересказывать то, что говорил ей Монгаку. Имя молодого человека, настаивал монах, должно держаться в тайне: он был одним из слуг Ёситомо и поклялся отомстить за своего хозяина, убив Токиву. Он поджидал ее, спрятавшись в саду, в который выходили окна комнаты Токивы, но мужество покинуло его, когда этот парень наконец увидел намеченную жертву. Монгаку пообещал Ёмоги прогнать убийцу посредством заклинания, которое он написал на листке бумаги. Монах вручил ей этот листок аккуратно свернутым и наказал Ёмоги повесить его в саду на живую изгородь там, где его можно было бы увидеть. Он заверил ее, что если за ночь листок исчезнет, то больше нечего будет бояться. А до тех пор, несколько раз предупредил ее Монгаку, надо сделать все для того, чтобы защитить Токиву. Потом Ёмоги ушла домой и сделала все в точности так, как велел Монгаку, привязав листок бумаги к бамбуковой ветке в рощице с северной стороны дома, где проходило не много людей.
— И всю ночь я не могла сомкнуть глаз, думая, будет ли он там висеть утром.
Ёмоги хотела продолжить, но Бамбоку перебил ее:
— Это, должно быть, Конно-мару. Он на протяжении уже какого-то времени прячется в столице с Ёсихирой из дома Гэндзи.
— О! Как вы узнали?
— Кто бы этого не узнал? А послание Монгаку — оно все еще висело утром?
— Оно исчезло.
— Так я и думал…
— Но вместо него висело другое.
Ёмоги вынула листок бумаги и с беспокойством наблюдала за лицом Бамбоку, пока он рассматривал записку.
Красный Нос сморщил брови и несколько раз про себя попытался прочитать послание. Но оно намокло от росы, и почти ничего нельзя было разобрать.
— Что там написано? — спросила девушка.
— Кажется, это ответ на записку Монгаку.
— Ну а как насчет волшебства, о котором говорил Монгаку?
— Что! Ты полагаешь, что слова этого монаха возымеют какое-то действие? Скорее похоже, что он подстрекал этого убийцу.
— Ой, как страшно!.. Что же нам делать, господин Бамбоку? Скажите мне, Нос…
— Гм? Как ты меня только что назвала?
— Ничего, господин, я только…
— Ты — просто легкомысленная дурочка! Вот что получается из слишком дружеских отношений с Монгаку. Это должно стать для тебя уроком!
— Но если бы не Монгаку, мы бы не узнали об ужасном человеке, который хочет убить мою хозяйку, или его имени. Теперь, если я…
— Хватит болтать! Мы все знаем, как ты любишь свою хозяйку, но ты могла бы поменьше говорить.
— Я ничего не могу поделать, потому что беспокоюсь, очень беспокоюсь… Я просто не знаю, что я сделаю из-за беспокойства.
— И как ты можешь вообще что-то знать? У тебя мозгов не больше, чем у воробья! Отправляйся к хозяйке и прекрати свою болтовню!
Член Государственного совета Киёмори всю ночь провел при дворе, так как присутствовал на секретном заседании, которое продолжалось до утра. Ему удалось урвать лишь несколько часов, чтобы поспать. Он шел сквозь залы дворца, когда увидевший его придворный поторопился к нему с посланием, которое пришло через Ведомство стражи. Некий Бамбоку с Пятой улицы хотел срочно переговорить с членом Государственного совета и сейчас ждал в библиотеке.
— Бамбоку? Чего он хочет? — удивился Киёмори. Обычное дело не могло бы привести его сюда, да в обычном случае он и не был бы принят. Киёмори зашел в библиотеку и там обнаружил Бамбоку, с которым оказался Айтого.
Купец, полностью оценив оказанную привилегию, торжественно пал ниц, без своих обычных шуточек коротко рассказал об опасности, нависшей над Токивой, и попросил у Киёмори совета.
— Если это Конно-мару, который поклялся отомстить Хэйкэ, то дело очень серьезно, — ответил Киёмори и обратился к Айтого: — Возьми своих лучших воинов и отправляйся к домику Токивы. Нужно захватить этого человека. — И, уходя, Киёмори добавил: — А ты, Красный Нос, имей в виду: если с Токивой что-то случится, отвечать будешь ты.
Нос отвесил глубокий поклон.
В то же утро две сотни воинов под командованием Айтого отправились к домику Токивы. Разбросав по окрестностям своих людей широкой дугой, Айтого приказал им шаг за шагом идти на сближение, пока дом не будет окружен.
На протяжении нескольких дней некто без особых трудностей мог скрываться где-то рядом с домиком, вокруг которого были искусно рассажены рощицы, расположенные на холмистой местности. К тому же к стенам, которыми огорожен дом, тесно прилегали заросли бамбука.
Шаг за шагом сжималось человеческое кольцо и наконец сомкнулось. Нос в сопровождении нескольких воинов вошел в ворота.
— Теперь нет опасности, что он сбежит, — сказал Бамбоку. — Я сам обыщу дом. Смотрите, чтобы госпожу не потревожили.
В то же время половина воинов была послана обследовать территорию вокруг домика. Одни осматривали дом снаружи, причем кое-кто вскарабкался на крышу; другие вглядывались в колодец и верхушки деревьев. Однако никаких следов предполагаемого убийцы замечено не было. Предприятие оказалось напрасным, и рассерженные воины начали выражать недовольство. Однако больше всех был разозлен Нос. Ведь именно его обвинят в том, что он поднял весь этот шум, подал ложный сигнал тревоги. Торговец обрушился на Ёмоги:
— Нет тут никакого Конно-мару! Что значат все твои россказни? Только посмотри, какую суматоху ты вызвала!
— Хватит, Нос, — недовольно сказал находившийся поблизости воин. — Что толку орать на бедную девушку? Не пора ли нашим людям поужинать…
Айтого удалился, оставив двадцать воинов охранять стены дома.
Все это дело Нос еще раз прокрутил в своей голове. Ему придется сообщить об этой печальной истории Киёмори. Потом он вновь обратил свое внимание на Ёмоги:
— Послушай, скажи своей хозяйке вот что. Скажи ей, что мы сожалеем о том, что побеспокоили ее и вызвали все эти волнения. Мы установили охрану внутри и снаружи, поэтому нечего опасаться незваных гостей. Мы провели тщательные поиски, и она может быть уверена в том, что никто посторонний здесь не прячется. Все понятно, Ёмоги?
— Да, я скажу ей об этом.
— Теперь я направляюсь в Рокухару. Передай ей в точности то, что я сказал, и ничего более. Смотри не скажи ни слова больше.
— На самом деле я не болтаю так много, как вам кажется. Кроме того, кто бы мог оставаться спокойным на этот раз?
— Ну, опять! Болтовня и болтовня…
— Хорошо, тогда я не буду больше ничего говорить. Я не скажу ни слова, даже если что-то произойдет!
— Как тебе угодно. В любом случае от тебя теперь не будет никакой пользы. С сегодняшнего вечера воины станут нести охрану. И смотри, чтобы не было больше этой болтовни, когда ты выйдешь отсюда. Я тебя предупреждаю, болтовни больше быть не должно!
Ёмоги надула губы и повернулась спиной к Носу.
Два огромных дуба развесили свои ветви подобно зонтику над галереей, соединявшей одно крыло с главной частью дома, и над внутренним двориком. Молодые листья, вместе с засохшими прошлогодними, плотным покрывалом нависали над землей. Выглянув из своего убежища, Конно-мару зашевелился и облегченно вздохнул. Густо переплетавшиеся ветви давали ему возможность вытянуться или даже лежать в листьях, как в колыбели. Воин прятался там целый день, пока воины Айтого вели поиски, и, если бы его обнаружили, он намеревался по сучьям ускользнуть на крышу. Теперь уже было темно, и Конно-мару видел несколько бивачных костров, которые горели вдоль стен.
Он припомнил события последних нескольких дней и попрекнул себя за трусость. У него было несколько шансов, чтобы осуществить то, что намеревался, но всякий раз его подводил недостаток мужества. Но сейчас Конно-мару решил твердо: сегодня ночью он убьет Токиву, ничуть не думая о своей собственной безопасности. Час проходил за часом, воин ждал, пока в доме заснут. Ближе к полуночи Конно-мару пауком соскользнул по дереву и прокрался в направлении комнаты, в которой еще горел единственный огонек. Теперь он уже был хорошо знаком с домом и знал, что это комната Токивы. Перебравшись через перила, воин прокрался вдоль галереи и прижался к двери. Она оказалась заперта. Но теперь достаточно слегка приоткрыть замок кинжалом и всем телом навалиться на дверь. Хотя на шум наверняка прибегут слуги и воины, он тем временем сможет вонзить кинжал в Токиву. Что после этого случится с ним, не имеет значения.
И тут он вздрогнул, заслышав голос:
— Кто там?
Это был женский голос. За дверью послышался шелест шелка. Конно-мару отскочил от нее. Дверь распахнулась, и выглянуло бледное лицо Токивы, озаренное светильником, который она держала.
— Вы, случайно, не Конно-мару? — спросила женщина.
Воин застыл в изумлении. Токива же не выразила ни удивления, ни страха. Следующие слова она произнесла шепотом:
— Конно-мару, я была уверена, что это вы — любимый слуга господина Ёситомо. Идите сюда, входите, нас не должны услышать часовые, — сказала Токива, жестом приглашая парня в дом. Она скрылась за шелковой занавеской, а Конно-мару проскользнул за ней и притаился в углу комнаты.
Токива вернулась и тихо закрыла дверь. Фитиль в светильнике ярко горел; на письменном столе были разложены сутры, с которых она делала копии.
О Конно-мару и его замыслах в отношении ее жизни Токива услышала от Ёмоги, но эти откровения не встревожили женщину; она лишь спокойно выразила удивление по поводу того, что на протяжении нескольких дней он находился так близко. Когда Ёмоги показала ей послание, которое воин Гэндзи оставил в саду привязанным к дереву, Токива, кажется, взволновалась и сказала: «Конно-мару был хорошим и преданным слугой, и его едва ли можно винить за те чувства, которые он испытывает ко мне».
Некоторое время оба они сидели и наблюдали друг за другом. Огонь в светильнике затрепетал, поднялся и тревожно потух. Конно-мару не увидел ничего отталкивающего в неподвижной фигуре, сидевшей перед ним. Токива, темные волосы которой спадали вниз на складки ее шелковой одежды, была абсолютно спокойна. Голова женщины слегка наклонилась, будто Токива что-то обдумывала. Конно-мару чувствовал, как его конечности наливаются свинцом и обессиливают. Что удерживало его от того, чтобы приблизиться и вонзить в нее кинжал? С каждым мгновением сердце воина слабело и наполнялось жалостью. Он не находил в Токиве никаких признаков порочной, вероломной женщины. Взгляд упал на молельню, перед которой стояла горелка с благовониями, от нее поднималась ввысь белая струйка. Он еще раз взглянул на Токиву и вздрогнул, ощутив хрупкость плеч под ее одеждой.
— Конно-мару, вы помните, как давным-давно приходили ко мне с посланиями от господина Ёситомо?
Спокойный голос, кажется, вернул парню разум. Взгляд стал жестким, когда он наклонился к Токиве:
— Итак, вы не все забыли?
— Как я могла забыть, — тихо ответила она.
— Вы, коварная женщина, как можете говорить об этом с таким бесстыдством! Вы действительно воплощение зла!