Глава 7. жажда расстройства 4 страница
КОГДА Я БЫЛ В КОЛЛЕДЖЕ, ДЕТИ ВЫГЛЯДЕЛИ несколькими способами. Заметно было влияние спандекса, благодаря Пэт Бэнатар (Pat Benatar - рок-певица 80-х) и Дэвиду Ли Роту (David Lee Roth), и эта тенденция оставила свой красочный след: девочки носили узкие, с глубоким вырезом блузки, неоновые телесные костюмы, и некоторые парни не отставали от них. Я помню увидел Capezios (известная торговая марка обуви, аксессуаров, одежды и т.п.), когда был уже взрослым подростком, но Слава Богу, они вышли из моды к тому времени (they were out by the time), когда я стал первокурсником колледжа; хотя начесанные волосы были все еще характерны для обоих полов. Это слишком было распространено и выглядело не так круто.
Другое огромное влияние оказал фильм «American Gigolo» («Американский Жиголо» - фильм 1980 г., реж. – Пол Шнайдер), с Ричардом Гиром в главной роли, который вел хронику крушения эскорта стильных мужчин Беверли Хиллз (a stylish Beverly Hills male escort). Это была худшая вещь, которая могла случиться с подростками Голливуда, потому что каждая девочка, которая видела этот фильм, стремилась изменить свой взгляд на мир. Внезапно, девочки, которым было по 13-15 лет, стали одеваться как двадцатипятилетние, и знакомиться с взрослыми хорошо одетыми парнями. Я никогда не вникал в их психологию, но я знал очень много пятнадцатилетних девочек, которые начинали использовать слишком много косметики, принимать наркотики, и клеить девятнадцати-двадцатилетних ребят. Это было, мать твою, обидно и по настоящему грустно. Многие из них стали жертвами скандалов прежде, чем они достигли своего совершеннолетия, когда разрешается употреблять спиртные напитки. В конце концов, им надо было думать своей головой, прежде чем выйти за рамки.
ЧАСТЬ 2
Я НЕ БЫЛ ПОХОЖ НА КОГО-ЛИБО из нашей школы и выгодно отличался этим. Я носил длинные волосы, футболки, джинсы, и кеды или Чак Тейлорс (Chuck Taylors – известная марка производителя легкой спортивной обуви с плоской подошвой) с тех пор, как я стал задумываться об этом. Когда я ходил в среднюю школу, меня волновала лишь музыка и игра на гитаре; я никогда не придерживался моды моих пэров, так что я был реликтом (a throwback). Такой парадокс постоянно случался со мной; я выделялся, не стремясь завладеть всеобщим вниманием. Тем не менее, я привык не соответствовать и не быть удобным кому-то еще: я менял школы настолько часто, что был постоянно новичком в классе — и вероятно, в умах моих пэров, новым фриком.
Невооруженным глазом видно, что я был кем угодно: старший, средний или младший классы; белый, черный, или иначе. Когда я стал старше, а мой домашний адрес продолжал изменяться, я понял, почему моя мама так глубоко задумывается при заполнении школьных регистрационных анкет, переводя меня из школы в школу: если я зачислялся в некоторых районных школах как черный, то меня могли переводить в более худшую школу, в иных случаях меня могли зачислить в лучшей школе вниз по улице, если я регистрировался кавказцем (Caucasian). Я никогда не считался с местом в конкурентной борьбе в колледже, и всегда думал, что это не моя проблема. Было много случаев, тогда и сейчас, когда я замечал, что очень "непредубежденные" люди регулируют свое поведение из-за своей неуверенности, являюсь ли я черным или белым. Как музыканта, меня всегда удивляло то, что я являюсь и британцем и черным; в частности потому, что многие американские музыканты, кажется, стремятся быть британцами, в то время как очень много британских музыкантов; в шестидесятые годы, кстати, было круто быть черным. Существовал еще один способ быть непохожим на других, но с другой стороны я принимал во внимание конфронтацию, мотивированную расовыми отношениями; это и произошло, когда я окунулся в очень белый мир металла восьмидесятых. Однажды в Радуге (Rainbow – клуб на бульваре Сансет в Лос-Анджелесе) я подрался с Крисом Холмесом (Chris Holmes) из W.A.S.P. Дафф случайно услышал, как Крис говорил, что черномазые не должны играть на гитаре. Он не произносил моего имени, но было очевидно, что имел ввиду меня. Помню, что Дафф позже рассказал мне об этом и в следующий раз, когда я увидел Криса, хотел выяснить отношения, и он смылся. Из всех оскорблений в мой адрес, это - одно из самых смешных и неверных суждений о музыканте, которые я когда-либо слышал.
Я СОЗДАЛ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ КРУГ ДРУЗЕЙ в колледже, людей, которые были все довольно уникальны, выделялись среди остальных студентов. Мои самые близкие друзья, Мэтт и Марк (Matt и Mark) определили этот период в моей жизни. Мэтт Кэссел (Matt Cassel) - сын Сеймура Кэссела (Seymour Cassel – актер, продюсер, композитор, 1935 г.р.), одного из великих актеров последнего пятидесятилетия. Сеймур снялся в почти двух сотня фильмов в 60-е годы, наиболее удачные роли в фильмах, снятых его другом Джоном Кассаветисом (John Cassavetes – актер, режиссер, сценарист, продюсер, 1929 г.р.). Он участвовал в слишком многих фильмах и телешоу, чтобы перечислить все; в последние годы его представлял директор Уэс Андерсон (Wes Anderson – сценарист, режиссер, продюсер, 1969 г.р.): он ввел Сеймура в фильмы «Rushmore» («Академия Рашмор», 1998 г.), «The Royal Tenenbaums» («Семейка Тененбаум», 2001 г.), и «The Life Aquatic with Steve Zissou» («Водная жизнь», 2004 г.). Сеймур - голливудская легенда; он способствовал созданию независимого кино (indie-film) прежде, чем это стало традицией (его философия заключалась в том, что он, играя роль, ориентировался на цену авиабилета). Он был в составе a hard-partying класса сценаристов (moviemaking), к которому относились также Кассаветис (Cassavetes), Бэн Газзара (Ben Gazzara), Роман Поланский (Roman Polanski), и другие.
Я мог приходить домой к Мэтту, сидеть в его комнате, и часами играть на гитаре, изучая записи его фонотеки: концертники Пэта Трэвэрса (Pat Travers – американский гитарист, 1954 г.р.), новый альбом AC/DC «Back in Black» (1980); эти альбомы обеспечили многочасовую учебу над риффами. Они жили верх по улице Sunset on Kings Road, на пересечении с Riot Hyatt, рядом с домом в форме треугольника (A-frame), который до сих пор стоит там. В том доме снимались порнофильмы, в то время как на своем заднем дворе Сеймур выращивал марихуану. Соседство с таким домом было чрезвычайно выгодно для нас с Мэттом: мы бродили там и путались с порно-девочками. Странно, но им нравилось дружить с подростками, распалять и обламывать, заигрывая с нами.
У Сеймура было одно достоинство, он воспитал своих детей достаточно хорошо, чтобы доверять им и их тусовкам. Моя мама знала Сеймура, но она никогда не поощряла подобное. Сеймур придерживался абсолютной свободы в поступках. Его дети, Мэтт и Дилайнн (Dilynn), были настолько умны и независимы, что не могли его взволновать: они уже выяснили свое место среди этого сумасшествия. Жена Сеймура, Бетти, никогда не появлялась из своей спальни; это была покрытая мраком тайна для меня. Учитывая, что Сеймур держал дом в железных рукавицах, Мэтт позволил приходить к нему немногим из его друзей, среди которых был и я.
Однажды Сеймур посмотрел на меня и наградил прозвищем, которое он произносил намного чаще, чем мое собственное имя. Как-то я шел из комнаты в комнату во время вечеринки в его доме, разыскивая кого-то, он тронул меня за плечо, остановил со своим приветливым пристальным взглядом, и сказал, "Эй, Слэш, ты куда идешь? Куда идешь, Слэш? Ха?"
Очевидно, что оно приклеилось ко мне. Мои друзья, которые были на той вечеринке в доме Сеймура, начали называть меня Слэшем в школе и достаточно скоро, это стало моим единственным именем, под которым все меня знали. В то время, мои друзья и я думали, что это лишь крутое имя, и только несколько лет спустя, я встретил Сеймура и он объяснил должным образом. Во время тура Use Your Illusions, я прогуливался с моей мамой по улицам Парижа, когда встретил Сеймура. Мы пообедали втроем, и он объяснил, что прозвище подчеркивает мою сущность, в прямом смысле слова. Он гордился фактом, что я стал так называться и что именно он дал мне это прозвище. Он назвал меня Слэшем (Slash - разрез, резкий удар) потому, что я никогда не останавливался больше чем на пять минут; он видел меня как кого-то, кто всегда двигался по своей схеме. Он был прав: я всегда прихожу или ухожу, практически не бывая в спокойном состоянии. Я постоянно нахожусь в движении, то и дело, говоря, привет и до свидания, Сеймур резюмировал это качество одним словом.
Я познакомился с массой народа на вечеринке Сеймура, устроенной в честь the Stones (The Rolling Stones - Роллинг Стоунз). После выступления в L.A. Coliseum (клуб Лос-Анджелеса), они приехали продолжить вечеринку в его доме. Я видел концерт той ночью; они играли "You Can't Always Get What You Want" настолько проникновенно, что я никогда не забуду этого. Мне удалось пожать руку Ронни Вуду (Ronnie Wood- гитарист The Rolling Stones); мне было пятнадцать и я не догадывался, что он станет одним из моих лучших друзей в жизни. Фактически, мой первый сын, Лондон, был зачат в его доме.
Мой другой близкий друг, Марк Мансфилд (Mark Mansfield), ворвался в мою жизнь с тех пор, как мы встретились в первый раз в колледже. Отец Марка, Кен, был музыкальным продюсером, а мачеха была певицей — его настоящая мама жила в Санта-Барбаре, к которой он частенько ездил, когда попадал в неприятности — а неприятности были у него постоянно. Семья Марка жила в очень хорошем доме вверх по Сансет (Sunset) и Марк был мини-Джеймсом Дином (James Dean – амер. актер 1931 г.р.) с чертами Дэнниса Хоппера (Dennis Hopper – актер, режиссер, сценарист, 1936 г.р.). Он пытался попробовать все в жизни с явным энтузиазмом и улыбкой на лице. Медленно, но верно шел он по темной дороге вниз: ранние аресты, реабилитация, и т.п. Марк был из тех парней, который мог позвонить в десять утра, чтобы сказать мне, он с другом только что украли автомобиль у матери своей подруги и поехали куда-нибудь вдоль Mulholland. Они угнали машину на дороге, когда мать была за городом и неизбежно съехали в каньон. К счастью для них они врезались в дерево и были в состоянии подняться на дорогу. Само собой разумеется, следующая новость, которую я получил от Марка, было то, что он в изгнании в доме своей мамы в Санта-Барбаре.
КАК ТОЛЬКО Я МОГ СВЯЗАТЬ ТРИ аккорда вместе в последовательность и сымпровизировать соло, я решил сформировать группу. Стивен был тогда в Долине (Valley), так что я вычеркнул его из списка. Я попытался собрать группу в последнем классе колледжа, но ничего не вышло. Я нашел басиста и барабанщика, мама которого преподавала французский язык в Средней школе Fairfax. Это был мой первый опыт общения с темпераментнымl, склонным к истерике барабанщиком; если он допускал хоть одну ошибку, то как ребенок опрокидывал ногой всю установку. После чего мы были вынуждены ждать, когда он установит все заново. Басист в той группе был просто потрясающий. Его звали Альберт, и мы играли каверы Rainbow как "Stargazer". К сожалению, Альберт попал в аварию на велосипеде на шоссе Mulholland и пролежал в коме месяц или около того. Он был на вытяжке; у него были штифты в шее и в обеих ногах и распорка между ног. Когда он пришел в школу, похожий на большой captial A, у него вообще не было никаких стремлений играть на басу.
Мой первый профессиональный концерт был в баре Эла (Al's Bar), с группой друзей моего папы. Мой папа очень гордился моей любовью к гитаре и всегда хвастался своим друзьям обо мне. Я не знаю, что случилось с их гитаристом, Тони уговорил их взять меня вместо него. Я уверен, что они волновались по поводу того, справлюсь ли я. Но я вышел и смог с ними сыграть: это был двенадцатитактный блюз и стандартные блюзовые аккорды каверов The Stones, которые я хорошо знал. Я выпил бесплатного пива после этого, как настоящий профессионал.
Было несколько гитаристов в моем кругу друзей из колледжа. Я познакомился с парнем по имени Адам Гринберг (Adam Greenberg), который играл на барабанах, и мы нашли парня по имени Рон Шнайдер (Ron Schneider), играющего на басу и мы назвали свое трио Tidus Sloan. Я до сих пор понятия не имею, что означает то название... Думаю, что я услышал это от парня по имени Филипп Дэвидсон (Phillip Davidson) (о котором речь пойдет немного позже). Однажды ночью Филипп бормотал бессвязно во сне, я запомнил из любопытства его слова.
"Tidus ally sloan te go home", сказал Филип. По крайней мере, мне так послышалось.
"Что?" спросил я его.
"Tid us all de sloans to ghos hum," сказал он. Или так мне казалось.
"Эй, Филип, что ты хочешь сказать?"
"Я говорю тебе, to tidus these sloans ta grow fome,” сказал он. "Tidus
sloans, иди домой."
"Хорошо, чувак", сказал я. "Круто".
Думаю, что он хотел, чтобы я велел всем девочкам в его доме идти домой, но решил, что Tidus Sloan, может быть довольно крутым названием группы, мать твою.
ЧАСТЬ 3
TIDUS SLOAN БЫЛ ПРОСТО ИНСТРУМЕНТАЛЬНОЙ группой, потому что мы так и не нашли вокалиста и меня, конечно, не собирался петь сам. В основном потому, что у меня нет личностных характеристик лидера; для меня по настоящему сложно прийти и говорить с людьми вообще. Все, что я хочу делать – просто играть на гитаре и чтобы меня оставили в покое. В любом случае, Tidus Sloan играли ранний Black Sabbath, ранний Rush, ранний Zeppelin, и ранний Deep Purple, без вокалов — мы были ретро прежде, чем это стало ретро.
Мы репетировали в гараже Адама, сводя с ума его маму. Она и соседи постоянно жаловались, ясное дело на то, что для соседей, проживающих рядом, мы слишком громко играли. Его маму звали Шерли (Shirley), и я карандашом набросал карикатуру на нее: женщина орет во все горло, стоя в дверях комнаты "Это слишком громко и я больше не выдержу!". Пол комнаты на картине завален пивными банками, а на кровати валяется парень с длинными волосами, задумчиво играющий на гитаре.
Моя карикатура Шерли стала вдохновением для моей первой татуировки, хотя изображение, которое я выколол чернилами на своей руке, не имеет ничего общего с ней — в моем варианте у нее волосы как у Никки Сикса и огромные сиськи, в то время как настоящая Шерли предпочитала бигуди и была старой и толстой — хотя также с большими сиськами. Я сделал эту татуировку в шестнадцать лет; она находится на моей правой руке, и под ней надпись Слэш. Адам объяснил мне позже, что причиной частых вспышек гнева Шерли был я сам: я только что приобрел Talkbox у мачехи Марка Мансфилда, который является звуковым усилителем, позволяющий музыканту изменять звук любого инструмента, пропуская его через рот по трубе, прикрепленной к инструменту. Очевидно, эти звуки напоминали Шерли ее покойного мужа, который умер от рака горла пару лет назад. Он должен был говорить через искусственную голосовую коробку, и мои звуки были слишком болезненны для нее. Конечно же, я прекратил использовать Talkbox в ее доме.
Были и другие гитаристы и группы в моем колледже, например Трэйси Ганс (Tracii Guns) и его группа Pyrhus. Я завидовал ему одно время, пока не приобрел электрогитару; у Трэйси был черный Лес Паул (Les Paul) и усилитель Peavy, и я никогда не забуду, как мечтал о совместной игре с ним. Мы могли бы выяснить про каждую другую группу в районе, и были бы определенно конкурентоспособны среди них.
В колледже я начал тусить со всеми музыкантами, кого мог найти. Было несколько парней моего возраста и более старших, повернутых на Deep Purple, чуваков, настолько глупых, что по уровню развития они были близки моим одноклассникам. Самым классным из них был вышеупомянутый Филипп Дэвидсон (Phillip Davidson): мало того, что он неумышленно придумал название моей первой группе, но у него был Stratocaster (марка гитары), иметь которую было очень круто, и его родителей никогда, казалось, не было дома. Он жил в разбитом доме в Hancock Park, который весь зарос сорняками, и мы могли там тусоваться весь день и всю ночь. Мы были подростками, собирающими пивные вечеринки; никаких родителей, только Филипп и его два брата наркомана.
Мне всегда было интересно, где его родители; все было как в мультфильме «Peanuts» (Арахис), одни дети и никакой власти взрослых. Для меня это была тайна – я всегда думал, что его родители могут прийти домой в любой данный момент, но этого никогда не случалось. Казалось, что только меня одного это беспокоит; Филипп упомянул своих родителей, которым принадлежал дом, но их, будто не существовало в действительности. Они не могли скрываться где-либо; это был одноэтажный дом с тремя спальнями. Насколько мне было известно, они могли быть похоронены на заднем дворе, и никто не видел их могил, потому что задний двор зарос высокой травой.
Филипп обычно бродил из комнаты в комнату, с косяком или сигаретой в руке или и с тем и другим, рассказывая истории, которые были бесконечными потому, что он действительно медленно говорил. Он был высоким долговязым парнем с настоящей козлиной бородкой, с длинными темно-рыжими волосами, и веснушками; и он выглядел настоящим наркоманом, каким и был на самом деле. Я имею в виду, что иногда он хихикал, иначе это было бы не столь очевидно. Его глаза казались постоянно закрытыми — как свойственно наркоманам.
Может быть Филипп и играл Хендрикса (J. Hendrix) и многое другое на своем винтажном Страте (Strat), но я никогда ничего не слышал. Я даже не слышал, чтобы он играл со всеми. Всякий раз, когда я был у него, помню только записи Deep Purple, включенные на его стерео. Он был настолько пустым (burned out), что было неприятно тусоваться с ним. Я всегда вижу лучшее в людях; их гребаные проблемы не имеют значения. Но Филипп? Я напрасно ждал великих событий, хотя бы маленькую искру, чтобы зажечь пламя, которое никто никогда не видел. Я ждал два года подряд, но так и не дождался этого. Абсолютно ничего. Но, у него был настоящий Стратокастер (Stratocaster).
Мне не нравится комбинировать кокаин и гитару.
УЧИТЫВАЯ ВСЕ ЭТО, TIDUS SLOAN был довольно успешен для группы средней школы. Мы играли в школьном амфитеатре и на многочисленных школьных вечерниках, включая мой собственный день рождения. Когда мне исполнилось шестнадцать, Марк Мансфилд устроил вечеринку для меня в доме своих родителей на Голливудских Холмах и моя группа собиралась играть. Мелиса, моя подруга, подарила мне на день рождения грамм кокса, и той ночью я извлек ценный урок: мне не нравится комбинировать кокаин и гитару. Я вынюхал несколько дорожек кокса непосредственно выступлением, и я едва мог взять ноты; это действительно сбивало с толку. Такое случалось еще несколько раз, с тех пор как я совершил эту ошибку: Всё звучало не так, как надо, я не мог достигнуть того драйва, и на самом деле мне было совсем не до игры. Было похоже, что я никогда прежде не играл на гитаре, или так же неуклюже как я впервые встал на лыжи.
Мы сыграли примерно три песни, затем я ушел. Я учился заблаговременно избегать всяких неожиданностей после концерта. Я могу пить и играть, но я знаю свою норму; и что касается героина, мы поговорим об этом позже, потому что это – отдельная тема разговора. Однако я уяснил для себя, никогда не брать эту привычку с собой в тур.
Самый нелепый концерт Tidus Sloan состоялся на церемонии Бат-Мицва (a bat mitzvah – еврейский ритуал: девочка, достигшая возраста 12 лет и одного дня и считающаяся духовно ответственной за свои поступки перед Богом, обязана выполнять все заповеди — мицвот, предписанные еврейской религией для женщины) в какой-то безлюдной глубинке. Адам, Рон, и я зависали в La Brea Tar Pits однажды ночью и встретили одну девочку, которая предложила нам пятьсот долларов, чтобы сыграть на вечеринке ее сестры. Увидев, что нас это не очень-то заинтересовало, она начала перечислять имена многих известных людей, друзей ее "семьи", которые там будут, в том числе Мика Джаггера (Mick Jagger). Мы сохраняли свой скептический настрой, но в течение следующих нескольких часов она убедила нас в уникальности этой вечеринки, лучшей в Лос-Анджелесе. Так что мы запихали свое оборудование и так много друзей, сколько могло втиснуться в пикап нашего друга Мэтта и отправились, чтобы отыграть концерт. Вечеринка проходила в доме, расположенном примерно в двух часах езды от Голливуда — приблизительно час и сорок пять минут, дольше, чем мы ожидали; это заняло много времени, так что мы даже не знали, куда мы приехали. Когда мы свернули с шоссе, мне показалось невероятным, что в этом доме будет суперкрутая вечеринка с участием многих звезд Лос-Анджелеса: это был маленький, старомодный, домик бабушек и дедушек. Там были чистые виниловые чехлы на мебели, синий пушистый ковер в гостиной комнате, и семейные портреты на стенах и фарфор. Слишком мало свободного места, чересчур много мебели.
Мы приехали накануне вечеринки и спали в их гостевом домике. Это было гостеприимная, но ужасная идея, и по правде говоря, эта весьма приличная еврейская семья была действительно потрясена нашим визитом. Мы настроили свое оборудование той ночью на веранде, где они расставили столы и стулья, и маленькую сцену для завтрашних выступлений. Затем мы употребили всю выпивку, привезенную с собой. Мы пьянствовали потихоньку в домике для гостей, но, к сожалению, наши запасы закончились, и пришлось идти в дом семьи, чтобы взять несколько бутылок. В результате мы смешали свою водку и виски, с Manischewitz (еврейское вино), и ликерами, которые предназначались для вечеринки — для нас, для хозяев, и для многих гостей, которые появились на следующее утро.
Всю ночь наша группа и наши друзья безобразничали в гостевом домике настолько, что превосходит все подобные эпизоды времен Ганзов, которые я могу припомнить. Вся ванна была в блевотине; я сидел на раковине с девочкой, когда раковина отвалилась от стены, вода разбрызгивалась повсюду, пока мы не закрыли кран. Было похоже, что мы специально все крушили, но в основном это было только побочным эффектом. Приятно осознавать, что я не принимал участие в самом противном безобразии: блевание в тушеное мясо. Это традиционное еврейское блюдо было оставлено кипеть на медленном огне в домике для гостей, чтобы быть готовым на следующий день. В один момент тем вечером, один из наших друзей снял крышку, блеванул в кастрюлю, и закрыл крышкой, не говоря никому, — и выключил пламя (turning off the heat). Я не могу передать словами, на что это похоже, когда просыпаешься на полу с неистовой головной болью, с осколками стекла, прилипшими к моему лицу, и горячий аромат блевотины в тушеном мясе, висящий в воздухе.
К сожалению, наши ужасы продолжались для этой бедной семьи. Мы выпили всю свою выпивку и всю выпивку, украденную из главного дома предыдущей ночью, так что когда мы начали репетировать утром, мы стали таскать выпивку из бара на улице. Затем, когда на вечеринку стали подтягиваться родственники, мы играли довольно громко, и никто не знал, что делать и говорить, хотя поступило несколько предложений.
Очень вредная сухонькая старушка подошла нас покритиковать.
"Эй, молодой человек, это слишком громко!", сказала она, косясь на нас. "Ты мог бы выключить все это? Некоторые из нас пытаются разговаривать!"
Бабушка была могущественной, у нее были очки в черной оправе и костюм от дизайнера и, хотя была невысокого роста, она обладала совершенной властью. Она спросила нас, знаем ли мы какие-нибудь "известные" песни и мы приложили все усилия, чтобы услужить ей. Мы исполнили все известные нам каверы Deep Purple и Black Sabbath. Перед сценой стояли стулья, но было довольно ясно, что кроме нескольких шести - и восьми летних, на вечеринке были сплошь пьяные гости, стоящие далеко от сцены. Фактически, гости вели себя, как будто снаружи шел дождь, потому что когда я оглянулся, то понял, что они столпились в углу, будто не было никакой другой возможности сбежать с веранды от звуков нашего выступления.
Мы раздражали гостей, так что мы попытались привлечь их медленными композициями: мы исполнили хэви-металл версию "Message in a Bottle" (песня Стинга). Это не сработало, так что мы попытались играть подряд все другие популярные песни, которые знали; мы несколько раз играли "Start Me Up" (песня Rolling Stones), без вокала. Все было бесполезно; наш получасовой инструментальный марафон не имел успеха. От отчаяния мы сыграли"Feelings"Морриса Альберта (Morris Albert) в интерпретации Джима Хендрикса. Что также не помогло, поэтому эта композиция стала нашей лебединой песней и мы покинули этот ад.
ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ НЕОЖИДАННО, НО еще задолго до формирования своей группы, я начал регулярно работать, чтобы заработать денег, необходимых для игры на гитаре. У меня был газетный маршрут, начиная с девятого класса, который был довольно обширен; я объезжал от Wilshire и La Brea до Fairfax и Beverly. Это происходило по воскресеньям; я должен был вставать в шесть утра, если не мог убедить свою бабушку отвезти меня. У меня было две огромные сумки, висящие с двух сторон на руле, так что слишком сильный наклон в любую сторону грозил мне падением. В конечном счете, я поменял эту работу на более интересную, в кинотеатре Fairfax.
Количество времени, отведенное мною на работу и количество времени, посвященное изучению гитары, было одновременным открытием для меня: в конце концов, я узнал почему. Я сунул свой нос в жернов (to the grindstone). Предполагаю, что это был общим вкладом моих родителей: творческий потенциал моего папы и деловая хватка моей мамы. Я мог выбрать самый сложный способ решения проблемы, и всегда был достаточно непреклонен, добиваясь результата. Этот внутренний двигатель помог мне выжить в те моменты, когда всё было против меня, и я нашел в себе силы на борьбу с самим собой.
Работа была тем, в чем я мог сосредоточиться и преуспеть, независимо от того, нравится ли она мне или нет, потому что я был готов надрывать свою задницу день и ночь ради наличных денег для моего увлечения. Я работал в Business Card Clocks, маленькой часовой фабрике с заказами по почте (a small mail-order clock factory). С сентября по декабрь каждый год я мог собирать часы для праздничных подарочных корзин нескольких компаний. Я вкладывал увеличенное изображение их визитной карточки, в середину укладывал часы, обкладывал деревянной рамкой, упаковывал в коробку и все. Я делал это тысячу раз. Нам платили по часам, и я был единственным человеком, сошедшим с ума; Я приходил в шесть утра, работал день и ночь, пока не засыпал на рабочем месте. Не думаю, что это было юридически законно, но меня это не беспокоило: я хотел заработать как можно больше денег за сезон.
Это была отличная работа, которой я хранил верность в течение довольно многих лет, хотя в результате расплатился за это: мой босс, Лэрри, заплатил мне персональным чеком, так как я не был официально трудоустроен в его компании, и он никогда не сообщал о моей зарплате налоговым органам. Так как меня не было в его кадровых книгах, то я не видел причины платить налоги на мой доход. Но несколько лет спустя, когда я зарабатывал деньги с Ганзами, позвонила налоговая полиция (IRS), требуя все те задолженности по выплате налогов, плюс проценты. Я не мог поверить во все это, правительство поймало меня за мою работу на фабрике часов. Я узнал позже, как это случилось: IRS аудировал Лэрри и допрашивал его об определенной сумме денег, которая оставалась без объяснений в течение нескольких лет, так что он был вынужден признаться в том, что это было выплачено его служащему, мне. IRS разыскал меня и заморозил мои доходы, счета, и активы: любые деньги, которые я вносил в банк, были немедленно депонированы, чтобы покрыть мой налоговый долг. В тот момент я был разорен уже долгое время, чтобы прекратить все это немедленно: вместо оплаты долга, я предпочитал, чтобы работу в Ганзах мне оплачивали дорожными чеками, которые мог оставить себе. Но мы получали за все совсем немного.
Другая работа была в Hollywood Music Store, магазине музыкальных инструментов и нот на Fairfax и Melrose. Чем больше я пытался заработать себе на жизнь, решая, чем бы я на самом деле хотел заниматься в жизни, было множество спорных моментов. Вот один из них: парень, который обычно приходил в гитарный отдел магазина и наяривал там целыми днями. Он снимал "новую" гитару со стены так, будто раньше никогда её не видел, и играл на ней много часов подряд. Он настраивал её, фигарил на ней, и, таким образом, он околачивался там и играл, казалось, много лет. Я уверен, что такие типы встречаются в каждом музыкальном магазине.
ЧАСТЬ 4
КОГДА Я СТАЛ СТУДЕНТОМ МЛАДШЕГО КЛАССА КОЛЛЕДЖА, ТОГДА мне удалось послушать множество отличных хард-роковых записей, и учиться на них: ранее творчество Cheap Trick, Van Halen, Ted Nugent, AC/DC, Aerosmith, и Queen. В отличие от большинства моих гитарных пэров (учителей) я никогда не стремился подражать Эдди Ван Халену (Van Halen). Он был лидером среди гитаристов, так что все пытались играть так, как он, но ни у кого из них не было его чувства — и они не пытались это понять. Его звук был настолько личным, я не мог представить себе как приблизиться к нему, или попытаться, или даже захотеть. Я освоил несколько блюзовых приемов Эдди, переслушивая его записи, приемы (lick – гитарный пассаж, короткая импровизация), которые никто не регистрировал как свой музыкальный стиль, потому что не думаю, что он когда-либо должным образом оценивался по своему огромному значению для ритма и мелодии. (Вероятно, речь идет о стиле гитарной игры Ван Халена «тэппинг», когда гитарист извлекает мелодию на струнах напротив грифа, а не как обычно, над гитарной декой - Прим. Тимофеевой Л.). Так что в то время, когда все остальные бились над хаммерами (hammers-ons - восходящее легато, игровой прием) и слушали "Извержение" ("Eruption" – песня Van Hallen), я только слушал Van Halen. Я всегда наслаждался индивидуалистическими гитаристами, от Стиви Рэй Воена (Steve Ray Vaughn) до Джефф Бэка (Jeff Beck), от Джонни Винтера (Jonhny Winter) до Альберта Кинга (Albert King), и, несмотря на то, что я учился, наблюдая за их техникой, впитывание чувственности их игры имело для меня большее значение.
В любом случае, все изменилось, когда я перешел в среднюю школу. В 1980 году, английский панк нашел свое место в Лос-Анджелесе и стал чем-то чрезвычайно смешным, что не имеет никакого отношения к его корням. Это было быстрым, диктованным модой, заявлением, которое невозможно было игнорировать: внезапно каждый подросток, думаю, стал носить рваные рубашки, подтяжки, и бумажники на цепях, сделанных из скрепок для бумаг или английских булавок. Я никогда не понимал, что это было грандиозное дело; это был совершенно иной поверхностный выпуск западно-голивудской сцены, которая вращалась вокруг the Rainbow, the Whisky, Club Lingere и the Starwood (клубы Лос-Анджелеса на Бульваре Сансет).
Я никогда не видел музыкальной ценности в лос-анджелесском панке, потому что я не считал его настоящим. Помимо Germs (панк-группа, возникшая в Лос-Анджелесе в 1977 г., вокалист – Darby Crash через два года умер от передоза, что делало эту группу схожей с Sex Pistols) были крутые группы, и у них было много подражателей, которые, на мой взгляд, не умели играть и были полным дерьмом. Единственные стоящие группы, по-моему, были X и Fear (лос-анджелесские панк-группы конца 70-х гг.) — и все. Я уважал факт, что смысл панка, с точки зрения музыканта, заключался в неспособности играть очень хорошо, и не считать это дерьмовым. Но у меня была проблема с фактом, что все на сцене эксплуатировали эту эстетику абсолютно неправильно — есть различие между плохой игрой и преднамеренной ужасной игрой.
Придя из Лондона и Нью-Йорка, панк-рок произвел впечатление, и настолько был извращен в Лос-Анджелесе, что действительно способствовал появлению кучки крутых клубов, Cafe de Grand был лучшим из них. Это было самое большое тусовочное место, чтобы увидеть настоящие ужасные панковские концерты, и не только там — the Palladium славился жуткими панк-концертами также. Я видел там Ramones, и никогда не смогу их забыть — это было мощно настолько, как серфинг на большой волне. За некоторым исключением, лос-анджелесский панк был столь же патетическим как огромные очереди из позеров, выстраивающихся возле «Старвуда» (Starwood - лос-анджелесский клуб) каждый уикенд.
В то время, я наконец-то достиг того возраста, чтобы считаться взрослым парнем. Моя жизнь прошла среди подростков, тусующихся с взрослыми ребятами, теперь я стал таким же, мечтая делать те крутые вещи, чем занимались они. Теперь, когда я стал, кем мечтал быть, панковское движение и его действительно ужасная мода разрушили все. Я только что стал достаточно взрослым, чтобы оценить и обладать всем материалом, который был создан до этого, и тут все стало превращаться в полный отстой.
С момента моего рождения до 1980 года, все было довольно стабильно. Это было время, основанное на рок-н-ролле, несмотря на появление симпатичных, мелодичных рок-групп: Foghat, Styx, Journey, REO Speedwagon и мн.др. С 1979 и 1980 гг., за исключением Van Halen, все двигались в особом направлении, что привело к некоторым возмущениям, и то, во что я более или менее верил, было постепенно уничтожено ультрасовременностью.
Я хотел играть на гитаре в группе, которая внушала ту степень преданности и
волнения.