Опытная женщина с безупречной репутацией 10 страница

– Секретарей тоже не нужно. Я возьму их на м‑месте: одного австрийца и одного серба.

Генерал понимающе кивнул:

– Что ж, в этом есть резон. Вам виднее.

– А телохранителя мне д‑довольно одного. Человек проверенный, опытный. Он мне пригодится. Только…

– Что «только»?

– Он не в ладах с законом.

– Эраст Петрович, – взмолился Жуковский, уже от дверей. – Я ведь просил: не отнимайте время на пустяки! Государь ждет. Сообщите Эммануилу Карловичу имя вашего протеже, и всё будет улажено. Последнее: на вокзал, к месту нашей встречи, вас повезут отсюда, из гостиницы. Так что извольте за четверть часа до полуночи быть у себя в номере.

И дверь за его превосходительством с треском захлопнулась.

Молчаливый директор департамента сразу же поднялся со стула и ровным тоном произнес:

– Ну‑с, а теперь, когда генерал Sturm‑und‑Drang[13]с топотом умчался, мы поговорим спокойно и обстоятельно о бакинских делах.

Даже говоря что‑то шутливое, кислый Сент‑Эстеф никогда не улыбался.

– В отличие от Владимира Федоровича, я озабочен не вопросами европейской политики, а забастовкой. За тем и прибыл. Как бы там на Балканах ни обернулось, без нефти страна остаться не должна. Чревато.

Чем именно это чревато, Эммануил Карлович не пояснил. И так было понятно.

Фандорин перечислил меры, которые, по его мнению, требовалось принять: грозное внушение нефтепромышленникам, подготовка запасных команд на кораблях и резервных бригад на поездах.

– Поздно, – качнул головой директор, дослушав. – С бакинскими тузами я, конечно, встречусь, но это уже ничего не даст. Сегодня ровно в полдень внезапно забастовала вся нефтеналивная флотилия Каспия. Одновременно с этим стачку объявил союз железнодорожников. Что удивительно – без предварительного брожения и без предъявления требований. Доставка всех нефтепродуктов за исключением керосина остановлена. В царицынских терминалах и резервуарных парках имеется недельный запас. Вот срок, в течение которого забастовку необходимо прекратить. Хорошо хоть трубопровод казенный. Без керосина была бы просто катастрофа.

– Сегодня в полдень? – медленно повторил Фандорин. – И корабельные команды, и железнодорожники? Без предупреждения, безо всяких т‑требований?

– Именно так. Чувствуется твердая рука, единая воля и железная организованность. Вы давеча начали говорить, что, по вашему мнению, готовится какая‑то крупная акция? Его превосходительство вас перебил, а меня это весьма интересует. У вас есть конкретное предположение?

– Например, согласованная забастовка транспортников, – ответил Эраст Петрович. – Однако она уже произошла.

Директор скептически покачал головой, но Фандорин сменил тему:

– Человек, который понадобится мне на Балканах, преступник и находится в розыске.

– Преступления тяжкие? С политикой?

– Без политики, но весьма тяжкие. Там и убийства, в том числе, вероятно, должностных лиц, побег из тюрьмы и бог знает что еще. Вероятно, хватит на десять бессрочных каторг.

– Тогда это вне моей юрисдикции. – Сент‑Эстеф подумал, прищурился. – Могу выдать ему агентурный паспорт на вымышленное имя, однако по возвращении на территорию России ваш бандит будет арестован. Пусть лучше остается за границей.

Вообразить Кара‑Гасыма живущим где‑либо за пределами Баку было невозможно. Да он и не согласится.

– Условием моего участия в сербском расследовании будет высочайшее помилование для моего помощника.

– Опять‑таки не моя компетенция. Однако я уверен, что в случае успеха вашей миссии эту просьбу удовлетворят.

«Пусть только попробуют не удовлетворить. Но он прав: говорить об этом следует не с директором Департамента полиции».

– З‑акончу дела в городе, – сказал Эраст Петрович, вставая. – К полуночи буду у себя в номере. П‑прощайте.

* * *

На лестнице у Гасыма, как обычно, сидели какие‑то просители. На приветствие молча кивнули, проводили взглядами, в которых не было любопытства – вообще никаких эмоций.

Гочи сидел, чаевничал с седобородым стариком.

– У меня к тебе дело, срочное, – хмуро сказал Фандорин.

– Э, у меня к тебе тоже срочный дело, – ответил Гасым. – Но всякий дело умеет ждать. Садись чай пить.

– Моё дело ждать не умеет.

Эраст Петрович выразительно поглядел на старика. Тот встал, поклонился, вышел.

– Невежливый ты, Юмрубаш. Зачем хороший человек выгонял? Я отвез твои артисты, до самый гостиница. Прихожу домой – меня люди ждут. Давно ждут. Старый человек, седой борода, говорить пришел. Ай, стыдно! Седой борода не для меня – для тебя пришел.

– Для меня? – Фандорин оглянулся на дверь. – А кто это?

– Старик какой‑то. Имя сказал, я не запомнил. Махмуд, Максуд. Не в имя дело! – Гочи махнул рукой. – Он важный вещь сказал. Радоваться будешь.

– Я? Чему?

– Он живой. Можно его снова убивать, – плотоядно улыбнулся Гасым.

– Кто живой?

– Дятел.

У Эраста Петровича неизящно отвис подбородок.

– Как это возможно?! И откуда старик вообще знает про Дятла?

– Седой борода знает, что я Дятел искал. Поэтому пришел. Говорит, видели сегодня Дятел. Она живая, здоровая.

– А т‑труп? С отрубленными руками…

– Я знаю? – пожал плечами гочи. – Мы с тобой кто‑то не тот убили. Обманула собака Шубин. Вот Седой борода, который ты прогнал (ай, стыдно!), врать не будет. Если сказал, что видели Дятел – значит, видели.

– Где видели? Когда? – спросил Фандорин, все еще не веря.

– Днем. В Черный Город. Около Насосная станция, где керосин качают.

– Что он там делал? Если это, конечно, был Дятел.

– Седой борода говорит, там около станция люди дорога чинили. Вроде рабочие, а сами не рабочие. Одна человек подошел к ним, долго шептала. Это Дятел была. Внук у старик ее знает. Пошел к дедушка сказал. Дедушка ко мне приходил. Потом ты пришел, дедушка прогонял. Ай, нехорошо.

Вот теперь Фандорин поверил. На Эраста Петровича внезапно сошло озарение.

«Для того чтобы нефтяная блокада стала полной, остается только одно: вывести из строя Казенный керосинопровод! Он не забастует, поэтому подпольщики собираются устроить там диверсию! Всё сходится. Дятел действительно жив!»

Мысли понеслись стремительно.

«Срочно сообщить Сент‑Эстефу! Но что он может сделать? Ему подчиняется только полиция, а она в Баку ненадежна. Нужны войска. Однако, если отправить на станцию подкрепления, этот спугнет Дятла. Он нанесет удар позднее, когда я уеду. Придумает что‑нибудь, изобретательности этому субъекту не занимать. Нет, надо его обезвредить раз и навсегда!»

– Мне нужно подумать, – сказал Фандорин.

– Иди, пиши. Твой тетрадка где всегда лежит. Но я тебе без тетрадка скажу. – Гасым постучал себя по лбу. – Дятел хочет керосиновый станция жечь. Ночью. Там много, очень много керосин, она хорошо горит. Был Черный Город – будет Красный Город.

И засмеялся, довольный своим остроумием.

«Гасым ошибается. Сгорит не только станция. Пожар распространится по всему трубопроводу, на сотни километров, до самого Батума. В этом и состоит замысел революционеров.

Как сохранить станцию в неприкосновенности?

Подкрепления не понадобятся. На станции и так многочисленная охрана. Расчет Дятла может строиться только на внезапности.

Что бы предпринял я на его месте?

Предположим, что у меня есть люди. Оружия и взрывчатки тоже достаточно.

Вероятно, довольно прорваться на территорию и забросать резервуары с керосином бомбами. Вспыхнет пожар, и дальнейшее произойдет само собой. Очень просто.

Вывод: все силы перевести на охрану периметра. Внутреннюю охрану можно снять, она ничего не решает.

Кроме того, следует прочесать прилегающую местность. К ночи боевики сосредоточатся где‑то неподалеку.

Всё это я могу сделать без чьей‑либо помощи. Мандат дает мне такие полномочия».

Фандорин с удовлетворенным вздохом отложил тетрадку, вернулся к Гасыму.

– Ночью снова будем Дятел ловить? – спросил тот, жуя лепешку. – На станция пойдем?

– Ты мне там не п‑понадобишься. Да и нельзя тебе. Жандармы, особый режим. Увидят – сразу арестуют.

Эраст Петрович не стал называть истинную причину, по которой решил не брать с собой помощника. С волшебной бумагой генерала Жуковского можно было провести на режимный объект хоть Али‑бабу и сорок разбойников, но люди Дятла наверняка ведут наблюдение за станцией. Кара‑Гасым – личность в городе известная. Узнают, насторожатся. Такого медведя не загримируешь.

– Теперь мне нужно п‑поспать. Ровно два часа. Я лягу в самой дальней комнате, пусть ко мне никто из твоих посетителей не суется.

– Свой кинжал на порог положу. Никто не перешагнет. Спи спокойно, Юмрубаш.

Вытянувшись на ковре, Фандорин принял позу тотальной расслабленности.

«Всё, что можно было сделать, сделано. Всё, что нужно будет сделать, сделаю. А сейчас отключиться. Два часа блаженной пустоты».

Разговор с чертом

Дятел жевал пустой мундштук. Курить здесь строжайше воспрещалось. На белом кафеле темнела собственная тень – то густела, то светлела. Это мигала лампа под потолком. Скоро, наверное, перегорит.

– Что, приятель, – мысленно сказал Дятел силуэту, – охота входит в финальную фазу? Едет, едет, едет к ней, едет к любушке своей?

– Фандорин‑то, а? – хохотнул Черт. – Да, ловко ты его.

Дятел посмотрел на часы. С писаниной Краб управится сам, бумажки заполнять можно и одной рукой. Минут десять еще, пожалуй, есть. Нужно войти в правильное настроение, максимально собраться. Малейшая ошибка может всё погубить.

Для того он и отлучился в уборную. Чтобы побыть одному.

– И поболтать с закадычным приятелем, правда? – шепнул Черт. – Теперь Слон от нас не уйдет.

Тупое животное немного встревожено, оно покачивает ушами, помахивает хоботом, но уверено, что настоящей опасности нет. Самое уязвимое место гигантской туши надежно защищено, сильно пугаться нечего.

Как во всяком большом деле, самое главное было – найти ахиллесову пяту: точку, удар по которой сразит насмерть, казалось бы, непобедимого врага.

Точка эта – Баку. Современные великие державы, сами того не заметив, стали топливными наркоманами. Без энергоресурсов государство моментально задохнется, как организм без кровотока.

В России два источника энергии: уголь и нефть. С углем сделать что‑либо трудно, его копают во многих местах. С нефтью проще. Почти девяносто процентов добывается на одном пятачке – на Апшеронском полуострове, который отделен от остальной страны Кавказскими горами и морем. Нефтепродукты поступают всего по трем артериям: по Каспию кораблями, по суше железнодорожными составами и по керосинопроводу.

Железная дорога встала. Договориться с эсдеками‑меньшевиками было непросто, но в конце концов пришли к общему знаменателю.

Эсеры, которые контролируют Каспийскую танкерную флотилию, поломались‑поломались, но тоже согласились присоединиться к общему хору.

А нынче ночью произойдет иллюминация на бакинской Насосной станции. Огненная волна прокатится на восемьсот километров. Во многих местах выведет из строя железную дорогу, вдоль которой проложен трубопровод.

Товарищи в Донбассе и Сибири начнут всеобщую стачку угледобывающей промышленности. Шахтеры пока колеблются, им сейчас стали неплохо платить, но когда начнется всеобщая буза, возобладают пролетарская солидарность и неистребимый дух пугачевщины, присущий русскому народу.

Страна останется без нефти, мазута, машинных масел, а затем и без угля. Но важнее всего – останется без керосина. Встанут станки и транспорт – это еще ладно. Однако если в домах погаснет свет (а на восемьдесят восемь процентов освещение в России керосиновое), наступит эпоха Великой Тьмы.

Газеты начинают беспокоиться

На темных улицах городов вырастут баррикады. Их заполнят рабочие остановившихся заводов.

На темных просторах крестьянской страны вспыхнут помещичьи усадьбы.

В темных казармах зашевелятся разагитированные солдаты.

Военно‑промышленной клике придется забыть об империалистической войне – кинутся спасать собственную шкуру. Но не спасут. Слон самодержавия, трехсотлетний одряхлевший исполин, не устоит на своих тумбообразных ножищах. Рухнет, издохнет.

И тогда всеобщая стачка прекратится. Свет воссияет вновь, озаряя бескрайнюю страну, наконец освободившуюся от рабства.

– Не зря операцию назвали «От тьмы к свету», – сказал Дятел собеседнику.

Черт не был бы чертом, если б в ответ не ввернул шпильку:

– Ты всю жизнь в подполье, в темноте. Сможешь ли ты жить на свету? Не ослепнешь? – В голосе Лукавого зазвучали вкрадчивые нотки. – Может, и о семье задумаешься? Тебе скоро сорок, молодость тю‑тю. Скажи мне, человек‑остров, а не превратиться ли тебе в полуостров, когда закончится борьба?

– Не подкатывайся, тварь! – свирепо оборвал искусителя Дятел. – Сначала нужно завалить Слона.

И подумал – даже от Черта тайком: когда свершится великое общее Дело, можно будет заняться личным счастьем. Насыпать перешеек к другому острову. А потом, глядишь, создать целый архипелаг.

После того как издохнет Слон, всё это станет возможно.

Бой с ракообразным

Фандорин подъехал к Насосной станции на извозчике. Был он в накладной бороде и очках, на голове – инженерская фуражка с околышем горного ведомства.

Предосторожность оказалась не излишней. Хотя уже стемнело, площадка перед воротами и пропускным пунктом была залита электрическим светом. Вокруг же не горело ни одного огонька: производственные корпуса, нефтяные вышки, резервуары, склады казались безжизненными. Забастовка превратила Черный Город в безлюдную пустыню.

Охраняли керосинопровод без дураков: шлагбаум с часовым, прожекторные вышки, вдоль стены – патрули, находившиеся в пределах видимости один от другого.

Эраст Петрович назвался караульному начальнику.

– Так точно, ваше превосходительство. Вас ожидают.

– Где у вас мусорная к‑корзинка?

Он отодрал фальшивую растительность, очки сунул в карман. Поручик не удивился: был предупрежден, что действительный статский советник явится в камуфляже.

Перед выездом Эраст Петрович позвонил Сент‑Эстефу. Сказал, что ночью на станции ожидается диверсия, но предпринимать ничего не нужно. Людей там достаточно, а контроперацию возглавит лично он, Фандорин. К господину директору было две просьбы: дать начальнику охраны нужные распоряжения и прислать форменную одежду.

– И всё? – нервно спросил Эммануил Карлович. – Вы шутите! Я немедленно еду на станцию.

– Ни в коем случае. Это насторожит д‑диверсантов.

Сент‑Эстеф вздохнул и смирился.

– С Богом! Я буду у аппарата.

Дежурный командир охранения капитан Васильев выполнил полученные по телефону инструкции в точности.

– Никаких изменений в обычном распорядке до прибытия вашего превосходительства не производилось. О диверсии знаю только я и мой помощник капитан Симонашвили. Известно ли, в чем именно состоит замысел преступников? Что это будет: штурм, подкоп, атака бомбистов?

– Не з‑знаю. На какое время назначено нападение, тоже неизвестно. Поэтому не будем медлить. Проведите меня по территории, потом пойдем внутрь.

Осмотр выявил то, что и требовалось установить: здесь много небольших построек – подсобок, сарайчиков, будок, складских помещений. Если в расположение проникнет небольшая группа боевиков, спрятаться ей будет нетрудно.

Инженеры во дворе станции

«Как проникнет? А черт ее знает. Однако не собирается же Дятел в самом деле штурмовать объект, который охраняется целым батальоном жандармов, в лоб? Значит, придумал что‑нибудь хитрое. Возможно, он и его люди уже где‑то здесь. Ждут удобного момента или назначенного часа».

– Хорошо. П‑покажите, где находятся уязвимые места станции.

– У нас тщательно продуманы меры противопожарной безопасности, – на ходу объяснял капитан. – Все покрыто толстым слоем невоспламеняемого лака. Трубы, по которым поступает с заводов керосин, снаружи огнеупорны. Единственная зона, где опасно любое возгорание и тем более взрыв, это насосный зал. Но вы сейчас увидите, как строго он охраняется.

Коридор, которым они шли, сделал поворот и вывел к двери. Над нею поблескивала странная металлическая дуга. Часовой с «маузером» на поясе отсалютовал начальнику и молча протянул руку.

Васильев стал расстегивать кобуру.

– Это техническая новинка, металлодетектор. Если кто‑то пытается пронести внутрь металлический предмет весом более ста граммов, срабатывает сигнал тревоги. Поэтому огнестрельное оружие нужно сдавать. Даже мне. Мало ли что? Произойдет самопроизвольный выстрел, рикошет. Страшно вообразить. В насосном зале у охраны только короткие кинжалы в кожаных ножнах.

Оба сдали часовому пистолеты, капитан отстегнул шашку.

Пошли дальше – сверкающим, ослепительно белым проходом. Если б не всепроникающий резкий запах керосина, можно было бы подумать, что это сверхсовременная клиника или научная лаборатория.

С каждым шагом всё громче звучало мощное уханье, будто неподалеку шумно дышал запыхавшийся исполин.

– Здесь сердце всей керосиновой индустрии. К нему, как кровеносные сосуды, сходятся трубы от всех перерабатывающих заводов, – с чувством объяснял капитан, видимо, гордясь своей службой. – Мощный Ваттовский насос загоняет поступающий керосин в трубу и толкает жидкость так, что она несется со скоростью 10 метров в секунду. На следующей станции, которая в пятидесяти километрах керосин снова подкачивают. И так далее до самого Батума. За год отсюда уходит почти миллион тонн. Мы даем свет всей России и половине Европы!

Он открыл стальную дверь и перешел на крик – ритмичное уханье стало оглушительным.

В противоположном конце просторного зала поблескивал боками огромный чан высотой почти до потолка, то есть никак не короче десяти метров. По верхней части стен и просто по воздуху к резервуару тянулись трубы – по ним в насос поступал керосин.

– Внутри ходит многотонный поршень, называется «ныряло»! – крикнул Васильев, показывая на гигантскую бочку. – Двигатель электрический, у нас собственная подстанция! Если прекратится подача тока, насос просто остановится. Но если хоть одна искорка попадет вон туда, в воздухозаборник… Видите, над верхней площадкой лестницы?

Но Фандорин смотрел не наверх – он оглядывал зал.

В насосном зале

Два техника в синих халатах, сидя на корточках, возились в углу. Двое часовых – у каждого на поясе кинжал – стояли по обе стороны железной лесенки, на которую показывал начальник охраны.

– И никто из посторонних сюда попасть не м‑может?

– Никак нет.

– Другой доступ кроме коридора, которым мы прошли, имеется?

– Нет.

Эраст Петрович еще раз внимательно обвел взглядом помещение.

– Сколько у вас в наличии людей, капитан?

– На дежурство заступили первая и третья роты. Это по табелю 358 человек.

– Как распределено охранение?

– Согласно инструкции. Четыре взвода охраняют здание насосной станции. Два взвода расположены на территории, на вышках и на проходных. Еще два взвода, разбившись на полуотделения, патрулируют внешний периметр. Мышь не проскочит, ваше превосходительство.

– Нам мало, чтоб м‑мышь не проскочила. Ее нужно поймать… – Фандорин направился к выходу, капитан за ним. – Мы не будем сидеть и ждать, когда преступникам заблагорассудится на нас напасть. Нанесем опережающий удар. Расстроим их планы. Понадобятся все ваши люди. Внутри опасаться некого. Основная наша задача – защитить п‑периметр.

– Согласно инструкции, я не имею права ни при каких обстоятельствах оставить без охраны насосный зал.

– Сколько это человек: двое внутри и один у металлической рамки? Пускай, – небрежно махнул Эраст Петрович. – На месте также останутся дозорные на вышках и караул у проходной. Всех остальных – за ворота. Поставьте сплошное оцепление по всей стене. Сколько для этого понадобится людей?

Начальник прикинул:

– Это 420 метров. При дистанции в три метра – 140 человек, то есть три с половиной взвода.

– П‑превосходно. Прочих разделите на две группы. Одну возглавьте сами, вторую поведет ваш помощник. От ворот растянетесь в две цепи и прочешете прилегающую местность по всему радиусу: одна группа двинется влево, другая вправо. Задание понятно?

– Так точно, – неуверенно ответил Васильев. – Но тогда получится, что внутри почти никого не остается.

– Станция будет герметично запечатана внешним охранением. У ворот к‑караул. Сам я тоже останусь внутри. Присоединюсь к той группе, которая обнаружит противника и вступит в бой. Если до сего момента мы делали вид, что ни о чем не подозреваем, то теперь решающий фактор – скорость. Давайте сигнал тревоги, командуйте «В ружье!». Всё быстро, всё бегом! Сейчас двадцать два сорок девять. Ровно в одиннадцать и ни на секунду позже операция по прочесыванию должна начаться. Исполняйте!

Офицер был настоящий, четкий. Получив ясный приказ, проявлять сомнения перестал. Достал свисток, дунул в него особенным образом, три раза. Через две или три секунды из разных концов территории донеслись такие же трели. Мгновения спустя повсюду раздались командные крики, топот сапог, лязг оружия.

Фандорин стоял во дворе перед воротами, со строгим видом глядя на часы, но думал не про начало операции, а про то, что к полуночи в «Националь» никак не вернется.

«Ничего. Поезд предназначен персонально для меня, никуда не денется. Генерал Жуковский тоже не барышня, подождет. К тому же Сент‑Эстеф несомненно доложил ему, чем я занят».

Сердце начало биться быстрее. Азарт, предвкушение охоты, острый аромат риска – не это ли и есть настоящая жизнь?

«А может, и успею к полуночи», – подумалось Эрасту Петровичу, когда ровно в одиннадцать из‑за ворот донеслось:

– Цепь, быстрым шагом вперед!

И еще раз, чуть в стороне, с грузинским акцентом:

– Цэп, быстрым шагом вперед!

Во дворе никого не было. Лишь у проходной, перед калиткой, врезанной в ворота, темнели две фигуры: часовой и караульный начальник.

«Пора!»

Шагом на вид неторопливым, но на самом деле очень быстрым Фандорин, как бы прогуливаясь, дошел до ближайшей постройки (кажется, это была электростанция, про которую поминал капитан). Уйдя с освещенного места, Эраст Петрович скинул с себя всю верхнюю одежду и сделался почти совершенно невидимым. На новоиспеченном действительном статском советнике остался облегающий черный костюм «крадущихся». Закрывать лицо маской Эраст Петрович не любил, поэтому просто провел по нему ладонью, окрашенной специальным раствором – и кожа потемнела.

Даже если кто‑то сейчас внимательно следил за двором, нипочем не заметил бы бесплотный силуэт, проскользнувший вдоль стен ко входу в главный корпус.

По пустому коридору Фандорин передвигался еще быстрее, без единого звука.

«Они уже здесь!»

На полу под рамой металлодетектора ничком лежал часовой, из‑под него растекалась темная лужа. «Маузер» остался в кобуре – убийца или убийцы его не взяли. И понятно почему: знали, что сработает сигнализация.

«Хотят не только произвести диверсию, но и унести ноги. Значит, будет бомба с часовым механизмом».

Эрасту Петровичу гул сирены тоже был ни к чему, поэтому он сунул «веблей» в ячейку. Побежал дальше.

Очень было любопытно, каким же все‑таки образом Дятел сумел проникнуть в сию святая святых.

Приоткрыв дверь насосного зала, Фандорин получил ответ на свой вопрос.

«Ах, вот оно что. Ловко…»

Два тела в синих мундирах лежали на полу; две фигуры в синих халатах сидели на корточках и что‑то сосредоточенно делали – за их спинами было не разглядеть, что именно.

«Так мы, стало быть, техники. Сняли охрану, что было нетрудно, и теперь собираем взрывное устройство. Нуте‑с, а кто из нас Дятел?»

Несомненно тот, который отдавал приказания, сверяясь по какому‑то листку. Левую руку человек держал в кармане. Всю работу выполнял второй.

Из‑за шума, производимого насосом, главарю приходилось кричать. Эраст Петрович слышал почти каждое слово.

– …Теперь кнопку до упора. Завести рычажок на двенадцать поворотов…

– Не так быстро! – ответил исполнитель. – Не успеваю! Вот теперь готово. Что дальше?

Старший сказал что‑то неразборчивое, при этом показывая вверх. Тогда второй поднялся и побежал к лесенке. В одной руке он сжимал какую‑то черную коробку, другой брался за поручни.

Дятел стоял спиной, по‑прежнему держа руку в кармане. Смотрел то на листок, то на сообщника. Тот тоже не оглядывался – лез себе и лез.

«Пожалуй, сумею взять обоих».

Фандорин двинулся вперед.

– Видишь кожух? Нет, левее смотри! – командовал Дятел. – Там возле верхнего сальника должен быть воздушный регулятор!

– Есть, вижу! – донеслось сверху.

– Присоединяй магнитное крепление! Помнишь, как?

Черная тень стояла уже в одном шаге от распорядителя, а тот ничего не чувствовал, не слышал. Фандорин приноровился взять Дятла за шею, когда тот, задрав голову, громко спросил:

– Слушай, Дятел, а пяти минут нам хватит? Мало ли, у ворот провозимся. Переставь на семь.

«Значит, Дятел – тот, другой?».

Это меняло приоритеты.

– Ничего, Краб. Успеем! – ответил верхний, чем‑то лязгая. – А не успеем – черт с нами. Две минуты – лишний риск!

«Надо, чтобы он спустился. Иначе живьем не получится».

Вместо того чтобы отключить человека с листком, как планировалось вначале, Фандорин крепко взял его сзади за руки, шепнул в ухо:

– Продолжай инструктировать, Краб. Пикнешь – убью.

И подтолкнул оцепеневшего боевика вперед, для вящей убедительности сжав болевые точки на запястьях. Тот охнул, послушно засеменил.

– Стоять!

Они оказались прямо под железной лестницей. Теперь сверху их было не видно. Краб тяжело дышал, но вел себя смирно.

– Крикни ему: «Тут какая‑то путаница. Не могу разобрать. Спустись на минуту», – шепнул Эраст Петрович и сжал пальцы сильнее.

Вместо ответа подпольщик рванулся вперед, одновременно лягнув Фандорина каблуком по голени. От боли на миг потемнело в глазах, но растерялся Эраст Петрович не от этого. Левая рука Краба мистическим образом будто бы удлинилась, а потом вовсе отделилась от тела. Ошеломленный, Фандорин ослабил хватку.

Тогда диверсант окончательно высвободился. В руке у Эраста Петровича остался протез в кожаной перчатке.

Краб оказался одноруким!

Но удивляться было некогда. Блеснул нож.

Фандорин узнал замах – точно так же, от левого плеча к правому, рассекающим ударом, бил человек под вагоном.

Едва успев отпрянуть, Эраст Петрович был вынужден пятиться и дальше. Калека отлично владел холодным оружием. Все время чередовал приемы, атаковал, не давал ни секунды передышки.

– Давай, Дятел, давай! – кричал он. – Я его держу! Ставь три минуты! Нет, две! И беги, беги!

Краем глаза (поднять голову не было возможности) Фандорин увидел, как по одной из труб, проходящих под потолком, двигается тень.

Упругий, мягкий звук. Спрыгнул на пол.

Нападет со спины? Это было бы превосходно.

Проклятье! Хлопнула стальная дверь.

Уходит!

Наконец удалось перехватить руку нападавшего. Но у ракообразного сила в единственной клешне была фантастическая – вырвался.

Эраст Петрович разозлился, что столько времени тратит на инвалида. А мина вовсю тикает, и Дятел удирает!

«Делать нечего. Прощай, Краб. Не хочешь жить – твое дело».

Отскочив назад, Фандорин выхватил «дерринджер». Пистолетик весил меньше ста грамм, хитрый металлодетектор на него не среагировал.

У «дерринджера» есть множество недостатков: всего один патрон, крошечный калибр, убить противника наповал можно лишь при точном попадании в глаз. Но имелось и одно преимущество, в данных условиях бесценное. Им Эраст Петрович и воспользовался.

Хлопнул негромкий выстрел, пуля угодила туда, куда требовалось – в сверкающее яростью око. Если б стрелять из оружия с большой убойной силой, был бы риск, что свинец пройдет навылет и начнет рикошетить непредсказуемым образом. А тут никаких опасений: товарищ Краб повалился замертво, и пулька застряла у него в черепе.

Молнией, через две перекладины на третью, не касаясь перил руками, Фандорин взлетел по лесенке.

Несколько мгновений сосредоточенно смотрел на циферблат часовой мины, определяя, какой она системы.