Пятница, 23 июня 2006 года
Пия бесцельно ехала по городу. Возвращаться в Биркенхоф не хотелось, она боялась пустого дома и одиночества. Пии не в чем было винить Хеннинга, в конце концов. Это ведь она его оставила, а не наоборот. Как глупо с ее стороны просто так зайти в квартиру. И хотя слезы текли по ее щекам, она вдруг начала истерически хохотать. Какая идиотская ситуация! А вдруг сейчас Хеннинг отважился на повторную попытку с Лоблих?
В этот момент зазвонила ее трубка. Это был Хеннинг! Значит, второго раза не было. Пия игнорировала настойчивые звонки. Наконец он, кажется, понял, что она не ответит, и прислал ей сообщение. Из любопытства Пия нажала клавишу и увидела, что сообщение прислал не Хеннинг, а Лукас: «Вы не спите? Очень хотел бы поговорить с вами. Не могу уснуть. Лукас».
Лукас. Он и Кристоф Зандер сменяли друг друга в ее снах, а она ничего не могла с этим поделать. Поскольку Хеннинг отпал в качестве средства от одиночества, то Лукас показался ей неплохой альтернативой.
Через полчаса Лукас сидел за ее кухонным столом. Он был бледен, глаза тусклые, покрасневшие от слез. Для него Пия разбила и вылила на сковородку пару яиц и отрезала два ломтика хлеба, поставила перед ним тарелку и смотрела, как он с аппетитом ест, рассматривая каждый кусочек, прежде чем отправить в рот. Так едят только единственные дети, у которых нет множества братьев и сестер, среди которых всегда боишься остаться за столом последним. Лукас ел спокойно, и краска постепенно возвращалась на его лицо.
— Спасибо, — сказал он, вытерев последним кусочком хлеба тарелку дочиста. — Я помою.
— У меня посудомоечная машина. — Пия улыбнулась. — Побереги свою руку; болит, наверное?
— Ну, не буду мыть, — ответил Лукас. — А теперь я мог бы заняться напитками. Можно я что-нибудь смешаю?
— Да у меня мало что есть.
— Я взгляну?
— Пожалуйста.
Он открыл холодильник и бар и достал бутылку водки, томатный сок и бутылочку табаско.
— «Кровавую Мэри»?
— Почему бы и нет?
Пока он смешивал, колол лед и старательно пробовал, Пия зажгла сигарету. В обществе Лукаса она постепенно приходила в себя после шока от созерцания голой задницы Хеннинга промеж коленок чужой женщины. Как бы она ни пыталась убеждать себя целый год, но приходилось признать, что она не создана для одинокой жизни. Сначала Лукас рассказывал о планах, которые они строили вместе с Йо. Потом чокались и пили «Кровавую Мэри». Потом вторую, а потом и третью. Было чертовски вкусно, и тени страха съеживались и отступали.
— Йо хорошо разбирался в компьютерах? — спросила Пия.
— Да, довольно хорошо, — ответил Лукас. — Он и Франьо многое освоили.
— Но ты и Тарек лучше всех по компьютерной части?
— Я лучший, — сказал он без ложной скромности. — Меня ни разу не поймали.
— О, а Тарека ловили?
— Я думал, вы уже все имена пропустили через базы данных, — Лукас удивленно поднял брови. — Тарек пять лет назад написал «червя» и положил половину компьютеров во всем мире. «Майкрософт» предложил за его голову немалые деньги, и кто-то из приятелей его сдал. Он отсидел восемь месяцев, потом его выпустили с испытательным сроком.
Пия с трудом могла представить, что загорелый дочерна Тарек — хакер.
— Ты тоже занимался чем-то незаконным?
Лукас хмыкнул и пододвинул Пии еще один стаканчик.
— Все в прошлом. Я часто взламывал чужие компьютеры и написал с пятьдесят вирусов — троянов и «червей». Но ни разу не попался. Мне интересно находить бреши в системе защиты, но я не из тех, кто любит что-нибудь разрушать.
— Наверное, жутко сложно писать такие штуки?
— Для меня — нет, — заявил Лукас. — Я люблю вызов.
— «Открой свой мир ужаса», — процитировала Пия слова, написанные на плакате с панорамой.
Лукас перестал ухмыляться.
— Простите, что вы сказали? — спросил он.
— Этот слоган я сегодня у тебя прочитала, — объяснила Пия. — Он был на плакате с панорамой, которая висит у вас на стене. Что это значит?
— Ничего. Это слоган интернет-игры, которую недавно запретили.
Пия вдруг вспомнила, что ей недавно рассказывал Остерман. «Двойная жизнь» — запрещенная виртуальная игра. Так что там с «Двойной жизнью»?
— «Двойная жизнь», — произнесла она вслух.
— Вы знаете эту игру? — Лукас поболтал свой стакан.
— На страничке Свении стоял линк на «Двойную жизнь», — пояснила Пия. — Мой коллега рассказал. Интерпол ищет сервер.
— Да, так и есть. — Лукас откинулся назад и внимательно рассматривал Пию. — Именно поэтому она так популярна. Мои друзья все еще играют.
Пия сложила в голове кусочек пазла.
— Дин Корсо и Борис Балкан?
— Точно. — Лукас весело улыбнулся. — Парни недавно в Бурге до смерти перепугались, когда вы упомянули их имена.
Вдруг что-то щелкнуло, и снова вылетели пробки. Пия встала и заметила, что выпила многовато. С трудом, ощупью она пробралась к шкафчику с предохранителями и хихикнула, споткнувшись о собственные туфли. Электричество наладить не удалось — через три секунды предохранители опять вылетели.
— Беда! — Пия вернулась назад. — Где-то у меня были свечи.
Лукас посветил зажигалкой. Пия выдвинула все ящики и нашла в одном упаковку плоских свечек, зажгла пару и поставила на стол.
— Уютно! — заключил Лукас и улыбнулся. У него был такой вид, что сразу вспомнились все попытки совращения.
— Думаю, лучше я отвезу тебя домой, — пробормотала Пия.
— После четырех «Кровавых Мэри» я не позволю вам сесть за руль, — возразил Лукас. — Ни в коем случае.
— Да, — согласилась Пия. — Я пьяна.
Все же она была рада, что он сейчас в ее доме. В его присутствии вылетевшие предохранители не представляли никакой угрозы.
— Я достану постельное белье, — сказала Пия. — Ты можешь спать на диване.
Кладбище Келькхайма знавало многолюдные похороны, но погребение Ганса Ульриха Паули их превзошло. Не хватило мест на огромной парковке, машины в эту жаркую пятницу стояли до самого виадука на Шмибахталь. На небе не было ни облачка, в сияющей синеве можно было утонуть. Боденштайн и Пия стояли в стороне и наблюдали поток прибывших отдать последний долг. За деревом неподалеку от могилы, куда опустили гроб Паули, ждал полицейский фотограф с камерой и телеобъективом, потому что Пия и Оливер надеялись, что убийца Паули придет на похороны. Штефан Зибенлист не подлежал аресту, его жена подключила к делу адвоката. Матиас Шварц снова обрел свободу перемещения, потому что на первом же слушании безнадежно запутался в показаниях. Полицейский, на которого он наехал, отделался переломом руки, сотрясением мозга и множественными ушибами, поэтому Шварцу инкриминировалось только нанесение тяжелых телесных повреждений, а это не причина заключать его в камеру.
Сразу за гробом шла Эстер Шмит с застывшим на лице подобающим выражением; сухие глаза без слез под темными очками. За нею шел весь коллектив колледжа и молодежь — постоянные посетители «Грюнцойга». Некоторые всхлипывали и держались за руки. Пия увидела Лукаса; на его здоровой руке, словно пьяная, повисла Свения Зиверс.
— Смотри-ка, красавчик Лукас быстро прибрал к рукам подружку своего погибшего друга, — заметил Боденштайн, в тоне его сквозила циничная ирония.
— Думаю, скорее они ищут утешения друг у друга, — попыталась защитить парня Пия, не понимая, с чего это ее шеф так ополчился на него.
— Скажите лучше, что и вы попали под очарование его юношеской красоты. — Боденштайн насмешливо взглянул на Пию. — Он не вскружил вам голову своими зелеными глазами?
— Чушь, — возразила она решительно.
В ее кармане опять завибрировал мобильный. Пия не отвечала. Наверное, снова Хеннинг, в тридцатый или сороковой раз.
— Не доверяю я этому парню, — гнул свое вполголоса Боденштайн. И каждое его слово неприятно отзывалось у Пии в голове. — Он такой безупречно милый, прямо актер. Напоминает мне пустой экран, на который каждый может проецировать то, что хочет видеть.
— Это не так, — услышала вдруг Пия собственный голос. — Вы же его совсем не знаете. Он очень несчастлив и одинок.
— Да ну?
— Его лучший друг мертв, наставник тоже. Родители постоянно в разъездах, и у них совсем нет времени на него.
Брови Боденштайна поползли вверх.
— В вас заговорило сострадание? Вот уж никогда бы не подумал!
— Мне рассказал доктор Зандер, — защищалась Пия. — Его тоже заботит судьба мальчика.
— Зандер в своих заботах, на мой взгляд, не переходит обычных границ, — сказал Боденштайн. — Он поддерживает воспитательно-образовательные меры отца Лукаса. По своему выстраданному отцовскому опыту могу сказать, что парни в возрасте Лукаса хотят чего угодно, но не заботы об их судьбе. И, с огромным удовольствием вызывая сострадание к себе, рассказывают, как они трагически разочаровались в этом мире и собственных родителях в частности.
Пия не хотела углубляться в эту тему. Лукас другой. Он ничего перед ней не разыгрывал! Или все же… «Обольститель», — подумала она и тряхнула головой, гоня эту мысль. Слова Боденштайна заронили сомнение, которое начало грызть ее изнутри и заставило вспомнить о разговоре с Лукасом в вечер убийства Йонаса. Почему он ни словом не обмолвился о вечеринке по случаю дня рождения своего друга? Почему он ничего не рассказал ей о споре между Свенией и Йо в субботу в Бурге? Вдруг ей стало не по себе. Она поежилась, подумав, что сказал бы Боденштайн, узнай он, что Лукас провел ночь в ее доме.
Через час все закончилось, и пришедшие на похороны ушли с кладбища. Лишь когда мимо них прошли Эстер Шмит в сопровождении Вольфганга Флетмана и еще пары верных друзей, Боденштайн понял, что они пропустили Свению.
— Не может быть! — Пия покачала головой. — Уж Лукаса я бы точно заметила. Наверное, они все еще у могилы.
Но у могилы полицейские встретили лишь кладбищенских рабочих, которые, несмотря на палящее солнце, работали быстро и уже заполнили землей почти всю яму.
— Я позвоню Лукасу.
Пия достала телефон и набрала его номер. Механический голос сообщил: «Вызываемый абонент в настоящее время находится вне зоны действия сети…» Конечно, он выключил трубку на время погребения.
— Поедем к Свении домой, — предложил Боденштайн. — Они наверняка там. Возможно, красавчик Лукас утешает ее более эффективно.
Пия ничего не ответила на это саркастическое замечание. Ей стало ясно, что у Боденштайна ничего нет против Лукаса. Возможно, симпатия к парню несколько искажает ее восприятие реальности, или же Боденштайн просто не может пережить, что Лукас так отлично выглядит, и работает принцип «в каждом курятнике должен быть только один петух»? И чем больше она над этим размышляла, тем больше склонялась именно к последнему объяснению. Тем не менее заноза сомнения прочно засела где-то в глубине души.
Мобильный телефон Лукаса был отключен, а Свения исчезла. Ни его, ни ее дома не было.
— Где же они оба могут быть? — Боденштайн взглянул на Пию. — Вы ведь хорошо знаете Лукаса.
Пия почувствовала, как краснеет. И лишь когда поняла, что Боденштайн сказал это без задней мысли, просто констатируя факт, то расслабилась.
— Может, он в своей фирме в Мюнстере, — предположила она.
Но и там их не было. Не было и в «Грюнцойге». И в садоводстве Захариаса в Шмибахтале. Пии вообще было непонятно, как Лукас и девушка могли куда-то уехать, ведь у Лукаса не было машины. Во всяком случае, она никогда не видела его машины. Она снова набрала его номер, и он наконец ответил.
— Ты не знаешь, где Свения? — спросила Пия, прислонившись к крылу «БМВ» Боденштайна. Ее шеф ушел к домику внизу, где был убит Йонас.
— Нет, — ответил Лукас. — Мы вместе были на погребении, потом она захотела домой.
— Сейчас ее там нет. Как вы вообще ушли с кладбища? Я не видела, как вы выходили.
— Я уехал с Тареком, а Свения — на своем мокике.
— А где ты сейчас?
— А вам зачем? Хотите меня видеть?
— Нет, я должна работать. — Пия посмотрела, где ее шеф.
— А позже? — Он понизил голос. — Мы увидимся позже? Вчера вечером было так хорошо. Правда.
Боже! Во что она втягивается?
— Опять играешь в «обольстителя»? — мимоходом спросила Пия.
Пару секунд Лукас молчал.
— Зачем вы это сказали? — Он был уязвлен. — Прошлой ночью я вел себя абсолютно прилично.
Пия пожалела о своих словах. Он прав. И она сама была рада, что Лукас с ней. Несправедливо сваливать все на парня.
— Я ничего такого и не думала, — быстро сказала она. — Но нам действительно надо серьезно поговорить со Свенией. Где она может быть?
— Может быть, у Тони, — предположил Лукас.
— Действительно, я об этом не подумала. Спасибо!
— Пожалуйста. — Лукас тихо рассмеялся. — Между прочим, наша домработница на две недели уехала к себе на Урал, и у меня теперь есть машина. Я могу сегодня вечером приехать к вам, если вы не против. Вдруг у вас опять вылетят предохранители и вам станет слишком неуютно в одиночестве.
Пия оторопела. Как он догадался? Разве она ему говорила, что ей не нравится оставаться дома одной? Пия увидела, что Боденштайн поднимается по лугу, и не стала отвечать на замечание Лукаса.
— Я позвоню тебе, ладно? — быстро сказала она.
— Обещаете?
— Да, обещаю. До связи!
Боденштайн и Пия уже садились в машину, потому что у Зандера никто не открыл дверь, но тут подъехал зеленый пикап из гаража «Опель-Цоо», и из него вышел Зандер. Боденштайн заметил радостную улыбку, которой осветилось лицо доктора при виде Пии Кирххоф.
— Здравствуйте, — крикнул он и подошел ближе. — Вы ко мне?
— Здравствуйте, доктор Зандер, — ответил Боденштайн. — Собственно, мы разыскиваем Свению Зиверс. И надеялись, что она у вашей дочери.
— И что, ее здесь нет?
— В доме вообще никого нет, — сообщил Боденштайн.
— Я могу позвонить Тони, — предложил Зандер. Он выглядел так, будто работал на стройке. На его ботинках, джинсах и рубашке засохла грязь. — Я выгляжу несколько непрезентабельно, — извинился он за свой внешний вид, будто прочитав мысли Боденштайна. — Сейчас в зоопарке все вверх дном. Сегодня сбежала антилопа импала и свалилась в пруд, который используется как источник питьевой воды.
— И поэтому вам пришлось купаться вместе с ней, — заметила Пия.
— Кто-то ведь должен был достать животное. — Он рассмеялся. — Но освежиться было даже приятно.
— Приятнее, чем мороженым? — спросила Пия слегка кокетливым тоном, который заставил Боденштайна насторожиться.
— Эффект охлаждения наступает значительно быстрее, — со смешком ответил Зандер.
Боденштайн переводил взгляд с директора зоопарка на свою коллегу, а потом вдруг посмотрел на зеленый пикап и среди прочего хлама заметил в нем старый деревянный поддон.
— Вы всегда ездите на этой машине? — спросил он ни с того ни с сего.
— Что? — Зандер посмотрел на него недоуменно. — Вы имеете в виду пикап?
Боденштайн кивнул.
— Время от времени, — Зандер, казалось, слегка смутился. — У нас три таких пикапа. Когда они в зоопарке не нужны, то иногда езжу на одном домой.
Боденштайн заметил вопрошающий взгляд, который Зандер адресовал Пии, а также ее недоуменное пожатие плечами, которое означало, что она понятия не имеет, чего хочет шеф.
— Я бы отправил эту машину на криминалистическую экспертизу, — сказал Боденштайн директору зоопарка.
— Что касается меня, я не против, — ответил тот. — А что вы хотите выяснить таким образом?
— Тело Паули лежало на деревянном поддоне, прежде чем оказалось на лугу, — пояснил Боденштайн, наблюдая, как вытягивается лицо Зандера.
— Минуточку, — произнес директор зоопарка. — Вы хотите сказать, что я как-то причастен к смерти этого парня?
Боденштайн задумчиво посмотрел на него.
— Я совершенно не представляю, — спокойно ответил он, — чем вы занимались во вторник вечером на прошлой неделе.
Лицо Зандера стало злым.
— Я был в Лондоне, — ответил он. — Мой самолет приземлился в половине десятого, потом я приехал на такси домой, распаковал чемодан, принял душ и приблизительно в двенадцать ночи лег спать. У меня сохранилась квитанция таксиста и авиабилет. Если мои дочери устраивают вас в качестве свидетелей, можете спросить у них.
Последнее предложение прозвучало саркастически.
— Кто еще может пользоваться машиной? — спросил Боденштайн.
— В принципе любой из моих сотрудников, — ответил Зандер. — Насколько я знаю, у всех есть водительские права.
— Сколько человек работает у вас?
— Кроме меня, сорок три.
— Вы можете выяснить, кто пользовался машиной?
Зандер мрачно посмотрел на Боденштайна.
— Может, сначала ваши люди выяснят, лежало ли вообще в этом фургоне тело, прежде чем я стану тратить свое время?
— Хорошая мысль, — холодно ответил Боденштайн. — Тогда мы заберем машину.
Зандер пожал плечами, потом достал ключ от автомобиля и протянул его Пии.
— Я сообщу, если моя дочь знает, где Свения, — сказал он. — Хорошо?
— Само собой разумеется. — Боденштайн кивнул. — И не принимайте мои подозрения близко к сердцу. Ничего личного. Просто мы должны отрабатывать каждый след.
— Уже понял, — Зандер отвернулся. — Приятного вечера!
Сидя за рулем зеленого пикапа, Пия как раз проезжала табличку с указанием границы города, когда ей позвонил Зандер и сообщил, что Антония с обеими сестрами в Фрайбаде. Она понятия не имеет, где Свения, и три дня уже ее не слышала.
— Мне жаль, что мой шеф с вами так разговаривал, — сказала Пия.
— Он прав. — В голосе Зандера не было обиды. — Если выяснится, что в машине побывало тело Паули, то у меня возникнет проблема. Я не знаю, кто именно мог кататься на этой машине, и не думаю, что мне об этом добровольно расскажут. Мои сотрудники знают, что я не люблю, когда машины используют для личных нужд.
— Тогда я поговорю с людьми. Совершенно официально, — ответила Пия.
— Против этого я ничего не имею. И вы получите мороженое, если разгорячитесь.
Пия почувствовала, как он улыбается, и тоже улыбнулась.
— Это хорошее предложение, — сказала она. — А главное, мне не придется прыгать в пруд для антилоп.
Зандер рассмеялся.
— Когда у вас сегодня кончается рабочий день? — спросил он невзначай.
Пия почувствовала, как у нее екнуло сердце.
— Это зависит от того, найдем ли мы Свению, — ответила она. — Если нет, то я могу освободиться хоть сейчас. А что?
— С понедельника мы показываем посетителям новые вольеры, конечно, без зверей, — ответил он. — Может, захотите посмотреть вместе со мной?
— Это было бы здорово, — радостно откликнулась Пия. — Я уж и не надеялась на настоящий пятничный вечер.
В отделе по борьбе с экономическими преступлениями все занимались лихорадочной разборкой информации, которую утром передал Остерман. Они и прежде получали многочисленные сигналы о том, что Бок добывает свои заказы не вполне честным путем, но до сих пор у них не было ни одного полновесного доказательства, чтобы начать официальное расследование. Все изменилось с появлением электронной переписки, которую Пия привезла от Лукаса, и теперь у Бока могли возникнуть серьезные трудности.
— Захариас снова дома? — осведомилась Пия. Она уже доставила пикап в мастерскую и попросила криминалистов из ночной смены осмотреть машину побыстрее. — Мы должны отслеживать все контакты и мобильный телефон Бока, надо поставить прослушку. Он будет опасаться, что тесть разболтал все его секреты.
— Хорошая идея, — согласился Боденштайн. — Позвоните государственному прокурору.
— А может, это сделает кто-нибудь другой? — Пия немного смутилась. — Если ничего особенного не предвидится, я бы лучше на сегодня закончила работу.
Боденштайн удивленно посмотрел на нее, поскольку во время расследования она никогда не просила о свободном вечере.
— Рыбка уже клюнула? — осведомился Остерман мимоходом, и Пия сердито посмотрела на него.
У Боденштайна моментально проснулось любопытство.
— Я оставлю включенным телефон, — сказала Пия. — Если объявится Свения…
— Нет, нет, — прервал ее Боденштайн. — Идите спокойно. Если найдется девочка, я с ней поговорю. Я побуду тут сегодня.
Пия знала, что, едва она закроет за собой дверь, шеф сразу же насядет на Остермана, выясняя, что тот имел в виду. Но ей было все равно. Она радовалась первому свободному вечеру за десять дней и еще больше тому, что проведет этот вечер в обществе Кристофа Зандера.
Последние посетители покинули зоопарк час назад, и теперь обширная территория принадлежала только зверям и сотрудникам. Зандер и Пия начали обход с только что построенного административного здания, с просторным холлом внизу и кабинетами дирекции наверху. Наверху также находился ресторан, через панорамные стекла которого через пару недель гости смогут наблюдать за жирафами, зебрами, импалами и гну, свободно разгуливающими в новом вольере «Африканская саванна». От этого вольера Зандер провел Пию к новому павильону жирафов. Он рассказывал о том, какие возможности откроются перед зоопарком с появлением новых вольеров и стойл. Пия внимательно слушала и поражалась, с каким воодушевлением и явной гордостью он рассказывал о достигнутом. Глядя на него, она заметила, что невольно сравнивает его с Хеннингом, причем ее бывший супруг явно проигрывал.
Они прошли по дорожке ниже «Африканской саванны», мимо свободолюбивых сурикатов и свернули на Тропу философов, что вела от горы Кронберг в Кенигштайн и пересекала весь зоопарк.
— Вы всегда хотели стать зоологом? — поинтересовалась Пия.
— Биологом, — поправил Зандер. — Да, наверное, всегда. Это у меня от родителей. Они были…
Зазвонил телефон Пии. Она извинилась и ответила. Вопреки ее опасениям это звонил не Боденштайн и не Хеннинг, а Лукас.
— Привет, Лукас, — сказала Пия, чтобы Зандер знал, с кем она говорит. — Ты выяснил, где находится Свения?
— Нет. Я всех обзвонил, но никто не знает. А где вы сейчас?
— Пока в дороге, — неопределенно ответила Пия. Во-первых, Лукасу совершенно не обязательно знать, чем она занята, а во-вторых, она не хотела, чтобы у Зандера возникло впечатление, что у нее с этим мальчиком слишком доверительные отношения.
— Можно, я приеду к вам вечером?
— Я думаю, это не очень хорошая идея, — сказала Пия. — Я не могу сейчас разговаривать. Спасибо, что перезвонил.
— Минутку! — вставил Лукас, прежде чем она закончила разговор.
— Да?
— Я сделал что-то не так? Вы сердитесь на меня?
— Нет. Просто у меня сейчас слишком мало времени.
— Хорошо. Если что-нибудь услышу о Свении, я вам сообщу.
Некоторое время Пия и Зандер шли молча.
— Разве не поразительно, что Лукас создал успешную компьютерную фирму? — спросила она наконец.
— Компьютерную фирму? — Зандер посмотрел на нее с удивлением. — Он рассказывал мне что-то об интернет-кафе.
— Нет, это нечто гораздо большее, — возразила Пия. — Лукас мне все показал и рассказал, это впечатляет. У них настоящая фирма с оборудованием, они делают веб-сайты и предоставляют своим клиентам программы, благодаря которым те сами могут управлять своими сайтами.
— Ого! — Зандер остановился.
— Странно, что вы ничего об этом не знаете. Лукас сказал, что вы с пониманием отнеслись к тому, что он закончил эту комедию с практикой в зоопарке.
— Он так сказал? — уточнил Зандер.
— Да, примерно так. Кроме того, он рассказал, что вложил деньги своего отца в фирму, а вовсе не отдал их Паули.
— Похоже, он вам доверяет, — заявил Зандер. — Это хорошо. Меня он считает просто тем, кто исполняет просьбы его отца. Меня очень радует, что он пошел собственным путем. Надеюсь, что сложности с психикой не перечеркнут все его планы.
— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила Пия.
— Лукас пережил в детстве несколько тяжелых утрат, — пояснил Зандер. — Он был лишен домашнего тепла, которое необходимо каждому ребенку. Нужны ведь не только одежда, еда, образование и крыша над головой.
Они прошли дальше, мимо загона с антилопами куду и гонными кенгуру. Зандер достал связку ключей и отпер ворота, которые с Тропы философов снова вели на территорию зоопарка.
— Наверное, вы знаете, о чем говорите, — сказала Пия. — Тони рассказала мне, что вы потеряли жену.
— Пятнадцать лет назад, — подтвердил Зандер, немного помолчав. — И день за днем проводил с тремя маленькими дочерьми.
— Как это случилось? — тихо спросила Пия.
— Инсульт. Ничто не предвещало. Карла пролежала в коме два месяца, а потом умерла. — Зандер глубоко вздохнул. — Это случилось за неделю до того, как мы должны были улететь в Намибию, как давно уже хотели. После ее смерти все планы рухнули, и я остался в Германии. Это было совсем непросто, но, думаю, я хорошо справился с девочками. — Он улыбнулся, но улыбка сразу погасла. — У меня хорошие отношения с дочерьми. И даже когда Анника два месяца назад сообщила мне, что беременна, это не стало катастрофой. Возможно, поэтому Лукас и Свения охотно у нас бывают.
— Свения кажется мне такой несчастной, — сказала Пия.
— Да. Некоторые думают, что достаточно просто материально обеспечивать детей. — Голос Зандера зазвучал жестче. — С Лукасом так же. Я знаю мальчика с девяти лет. Уже тогда у него были проблемы.
— Какие?
— Он выдумывал себе друзей и собственный мир. В одиннадцать лет отец впервые отправил его к психиатру вместо того, чтобы просто больше уделять ему внимания.
— Вы думаете, Лукас болен? — спросила Пия. Ей стало не по себе, вновь ожили сомнения.
— От него всегда слишком многого ждали, — сказал Зандер. — Он всячески пытался компенсировать это давление, устраивая скандалы, чем бы ни занимался: спорт, курение, наркотики, секс. Пару лет назад у него был нервный срыв, после которого он бросил школу. Это его способ противостоять отцу, при этом он хотел лишь любви и признания. Собственно, Лукас очень несчастный мальчик.
— Его отец должен гордиться, — заметила Пия. — Лукас делает на компьютере невероятные вещи.
— В глазах ван ден Берга это просто пустая трата времени, — возразил Зандер. — Его отец принадлежит к другому поколению. Лукас должен изучить банковское дело, отслужить в армии, получить высшее образование. В зоопарке он работает только потому, что отец полагает, будто это должно научить его дисциплине.
— Я думаю, надо быть невероятно дисциплинированным, чтобы писать компьютерные программы, работая днем в зоопарке, вечером в бистро, и руководить при этом компьютерной фирмой.
Постепенно Пия начала понимать Лукаса. Он отчаянно жаждал признания, настоящей искренней привязанности, которая не зависела от его внешнего вида.
— Он, наверное, не рад своей красоте, — сказала она.
— Да, насколько я знаю, — кивнул Зандер. — Пару недель назад он спросил меня, что ему делать, чтобы девушка отнеслась к нему серьезно, а не западала лишь на его внешность или на деньги его отца. Это тяжелая проблема для парня.
— И что вы ему посоветовали? — Пии стало интересно.
Зандер ответил не сразу. Он рассматривал в вольере рысей, которые с наступлением сумерек вышли из своих убежищ и теперь недвижно сидели, глядя в пространство.
— Прежде всего он должен прекратить немедленно тащить каждую девчонку в постель. — Тон Зандера был абсолютно нейтральным, но Пию бросило в жар. — Я попытался ему объяснить, что большая ошибка путать секс с любовью.
— Секс все портит, — сказала Пия.
— Что, простите? — Зандер удивленно уставился на нее.
— Это мне сказал Лукас, и он прав. — Пия чувствовала, как стучит сердце, ее кидало то в жар, то в холод. Она стояла наедине с мужчиной, который с первой встречи запал ей в душу, и говорила с ним о самых интимных вещах запросто, как о погоде.
— Почему? Почему секс все портит? — спросил Зандер.
От взгляда его темных глаз у нее слабели коленки.
— Нет. — Она не отвела взгляда. — Секс не то же самое, что любовь. Этот урок я усвоила довольно болезненным образом. Я была глубоко потрясена, обнаружив, что моя вера в большую любовь питается иллюзией.
— То есть? — спросил Зандер.
— Ее просто нет. Это только сказка.
Кристоф Зандер смотрел на нее внимательно и задумчиво.
— Это было бы очень грустно. — Он снова наблюдал за рысью. — Мы с Карлой знали друг друга со школы. Это не было чем-то, подобным удару молнии, или любовью с первого взгляда, но это было хорошо. За последние пятнадцать лет я не встретил ни одной женщины, которая хотя бы приблизительно интересовала меня настолько же.
Когда он внезапно обернулся, Пию бросило в жар. Солнце скрылось за Таунусом, темнело. Из ближнего леса доносился пряный запах смолы и дикого чеснока. В сумерках черты лица Зандера были почти неразличимы.
— Но познакомившись с вами, я подумал, что, возможно, жизнь дает мне второй шанс.
У Пии перехватило горло. Она не могла ответить и была потрясена и одновременно встревожена. Ей даже вспомнились остермановские рыболовные шуточки. Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Зандер сделал шаг по направлению к ней, потом еще один. И в тот момент, когда она подумала, что сейчас он обнимет ее, зазвонил его мобильный.
— Простите, — сказал он с сожалением, — но это кто-то из девочек.
— Нет проблем. — Пия скрестила руки и направилась к диким кошкам, около которых и остановилась. Краем уха она слышала, как Зандер говорил, что ему должны переслать эсэмэску, а он сообщит об этом в полицию. Она посмотрела на него, но не приблизилась. То, что могло только что между ними произойти, все еще оставляло надежду.
— Тони получила от Свении эсэмэску, — сообщил Зандер.
Пии потребовалось несколько секунд, чтобы сосредоточиться на деле, которое уже отодвинулось от нее. Чуть позже он прочитал вслух: «Привет, Тони, прости, что внезапно исчезла, но сейчас ничего объяснить не могу. Сообщаю, что со мной все в порядке, не беспокойся. Свения».
Пия откопала свой мобильный и позвонила Боденштайну.
— Мы должны немедленно определить местонахождение ее телефона, — сказала она шефу, — и переговорить с ее родителями.
— Я позабочусь об этом, — ответил Оливер. — Перешлите мне сообщение. Встречаемся перед домом родителей Свении.
Анита Перкусик была тощей особой с обесцвеченными волосами, помятым жизнью лицом и морщинистой кожей в декольте, которая выдавала долгое злоупотребление солярием. Боденштайн оценил биологический возраст мамы Свении — перевалило за сорок.
— Наверное, ночует у своей подружки, — сказала она низким прокуренным голосом, когда Боденштайн сообщил об исчезновении ее дочери. — Иногда она забывает сообщить мне об этом.
Анита прошла на кухню и зажгла сигарету.
— Мы подозреваем, что ваша дочь была свидетельницей убийства, — добавил Боденштайн.
— Что? Кого убили?
— Ганса Ульриха Паули, учителя друга Свении. — Пия удивлялась, как может мать так мало знать о собственной дочери. — Свения хорошо его знала. Ему принадлежало бистро в Келькхайме, где они с Тони часто бывали.
— Вы в чем-то обвиняете Свению? — Женщина оперлась о гранитную рабочую поверхность кухонного стола и моргнула, поскольку дым попал ей в глаза.
— Нет, мы просто хотели поговорить с ней.
— Ваша дочь беременна, — вмешалась Пия. — А ее друг Йонас, возможно, являющийся отцом, был убит в понедельник вечером.
— Что? — Анита Перкусик чуть не выронила сигарету. — Йонас мертв?
Боденштайн и Пия переглянулись.
— Да, — сказал Боденштайн. — А ваша дочь вам не рассказывала?
— Нет, — буркнула мать Свении. Она сунула сигарету в пепельницу и опустилась на одну из табуреток. Известие о смерти Йонаса, похоже, потрясло ее больше, чем беременность и исчезновение собственной дочери.
Повисло молчание.
— И что я теперь должна делать? — спросила мать Свении в растерянности и при этом с вызовом. — Чего вы от меня хотите?
— Где может быть Свения? — осведомился Боденштайн. — В последнюю неделю она не работала. Пару часов назад она написала своей подруге эсэмэску, но ее мобильный отключен, поэтому мы, к сожалению, не можем определить его местоположение.
Фрау Перкусик лишь беспомощно махнула рукой.
— Вы вообще знаете что-нибудь о Свении? — Пия не могла смотреть на полную безучастность этой женщины. — Ваша дочь еще несовершеннолетняя. Вы нарушаете свой долг, не осуществляете за ней надлежащий надзор.
— Послушайте, — сказала Анита Перкусик. — Мой муж — сотрудник аэропорта, а я вкалываю с утра до вечера, чтобы оплатить Свении мопед, компьютер, МР3-плеер и все остальное, что она хочет иметь, чтобы быть наравне со своими богатыми друзьями. Но единственное, что я за это получаю, — неблагодарность и сморщенное лицо.
— Мы можем осмотреть комнату Свении? — попросил разрешения Боденштайн.
Женщина поднялась, прошла в комнату дочери и зажгла свет. Постель не прибрана, платья раскиданы, а запах такой, будто не проветривали уже несколько дней. Пия села за письменный стол девушки и включила компьютер. Ничего не произошло. Она заглянула под стол и выяснила, что содержимое компьютера удалено. Жесткого диска не было. Пия показала это шефу.
— Фрау Перкусик! — позвал Боденштайн.
Мать появилась в дверях с новой сигаретой в руке.
— Свения вела дневник?
— Только в своем компьютере. И в Интернете. Этот… блоф или что-то там…
— Блог, — подсказала Пия.
— Точно. Блок.
— Свения могла отправиться к родственникам? — уточнил Боденштайн. — Есть ли место, где она любит бывать в отпуске или, может, ездила с классом? Как насчет ее родного отца?
— О нем ничего не известно, — ответила фрау Перкусик. — Моя мама живет в Берлине. Я представить себе не могу, что Свения отправилась к ней. А тем более отпуск, поездки с классом… Нет, я ничего не знаю.
В комнате девочки они не нашли ни фотоальбома, ни писем, ни записочки, ни билета на концерт, ни каких-нибудь других памятных вещей, которые столь охотно хранят юные девицы. Эта комната могла принадлежать кому угодно, так мало в ней было личного. Это было странно.
— Свения изменилась за последнее время?
— Понятия не имею. Она почти не разговаривала со мной.
— Почему?
— Откуда я знаю почему!
Пия достала пару фотографий из своей сумки и среди прочих снимки с веб-сайта Свении, где она была вместе с мужчиной. Анита Перкусик рассматривала фотографии, от отвращения сморщив лицо.
— Откуда это у вас? — спросила она.
Боденштайн объяснил.
Женщина посмотрела внимательнее и нервно сглотнула.
— Вот ведь свинья, — пробормотала она и вернула фотографии Пии.
— Вы узнаете мужчину? — осведомилась Пия.
— Нет.
Анита Перкусик развернулась, прошла в гостиную и села на кожаный диван. Боденштайн и Пия последовали за ней.
— Фрау Перкусик, — начал Боденштайн проникновенно. — У вашей дочери большие проблемы. Если вы узнали мужчину на фотографии, вы должны сказать нам, кто он.
— Я его не узнала.
Женщина сложила руки в замок на коленях и смотрела перед собой. Пия заметила в комнате фотографии в серебристой рамке. На одной была Свения, смеющаяся прямо в объектив. Девочка с тех пор сильно изменилась. Потом взгляд упал на свадебное фото.
— Когда вы поженились? — поинтересовалась она.
— Три года назад. А что?
— У вас довольно молодой муж.
— И что? Мне тридцать восемь, это тоже еще не старость, — резко ответила фрау Перкусик.
— Какие отношения у Свении с приемным отцом? Как его зовут?
— Иво. Думаю, они хорошо понимают друг друга.
Боденштайн и Пия переглянулись. Анита Перкусик знала гораздо больше, чем хотела сообщить. Но почему она ничего не рассказывала? Кого она хотела защитить? Что могла утаить?