Владимир Лебедев, Анатолий Москаленко 5 страница

В Зоне наступила осень. Вся честная сталкерская братия вздохнула с облегчением. Наконец! Наконец-то можно перестать потеть в своей броне, как ломовые лошади. Даже льющие почти беспрерывно дожди еще не успели осточертеть. Самое время активизироваться, что незамедлительно и исполнила данная компания.

Кондор выбрал на этот раз пункт, за веткой железной дороги, в местности, прозванной Джапа. С этим, неуместным здесь названием, была связана одна давнишняя занятная история.

Как-то раз, американцы, присутствующие здесь на правах наблюдателей, решили подшабашить. С их базы, на огромной вертушке была завезена в Зону группа японских толи ученых, толи, просто, туристов в составе двенадцати человек. Эт какие же деньги надо было отвалить, чтобы военные, американские военные, согласились на такую аферу! Ну и, наивные в своем идиотизме, крутолобые янки, выдали японцам по автомату и приставили для охраны только одного проводника из местных ходоков, в прошлом лингвиста.

Высадили эту толпу в наименее опасном и практически чистом от аномалий квадрате. Через пять часов их должны были забрать. Но туристам хватило и этих нескольких часов, чтобы натворить ерунды. Пока проводник отлучился на разведку безопасного пути для этого шалмана, приказав им не двигаться с места ни на шаг, они учудили вот что. Сталкер, когда приспичит по нужде, что делает? Он обкидывается гайками со всех сторон — вот тебе и сортир. А этим жертвам культурного общества надо было создать Условия. Хотя бы кусты. Стеснялись они. И решили парами посетить ближайший «санузел». Ушла первая пара — пропала. Через десять минут пошла их искать вторая пара. Пропала. Затем третья и так, пока на пятачке, где приказано было ждать, не остались два, уже изрядно паникующих японца. Когда они тоже намылились в кусты на поиски товарищей, подошел проводник. Естественно, с вопросом «Где все?». Выслушав ответ, он долго матерился на всех известных ему языках и от нехватки матюгов шипел, как кипящий чайник, и собрался уже сам лезть в кусты, как пропащие поперли оттуда всей дружной толпой. В кустах сидел контролер. Увидев толпу зомби вместо доверенных ему туристов, проводник сделал ноги по-быстрому, бросив оставшихся двоих до кучи. С тех пор и бродили по этой местности стадом узкоглазые зомби с крутыми камерами на шеях. А квадрат тот стали называть Японией. Для удобства произношения сокращенной до Джапа.

Через некоторое время она заполнилась аномалиями и перестала быть безопасной. Японских зомби всех отстреляли, а название прижилось, родив массу шуток на этот счет. Теперь, вместо «иди в баню», говорили «иди к японцам», фразы, типа «японский летчик» и «японский городовой», приобрели совсем иной смысл, а местность эту называли иногда, по ассоциации, другим, очень подходящим русским словом.

Вот в Джапу и направил их стопы Кондор. По его данным, там, после очередного выброса, набралось такое разнообразие аномалий, что можно артефакты собирать, как грибы после дождя.

При наличие опыта и удачи, конечно.

На что они и надеялись.

До места добрались с обычными приключениями: пара патрулей, стайка вездесущих собак да небольшой ассортимент аномалий, ничего особенного.

Залегли на небольшой насыпи и в бинокли осмотрели заброшенную территорию. До полуразрушенных складов и гаражей, которые являлись целью их похода, было метров триста. Тишина накрывала эти метры мутным облаком тумана. Лишь сухие листья кустов, растущих вдоль насыпи, шуршали на слабеньком ветру, который лениво гонял их облетевших собратьев по растрескавшемуся бетону дороги.

— Ну что, рванем? — полным энтузиазма голосом Колобок обратился к Кондору. — Вроде тихо все.

Старший напарник все еще не отрывал глаз от бинокля, водя им по сторонам.

— Вот это и интересно. Смотри и учись, салага, потом спасибо скажешь, — Кондор передал Колобку свой бинокль, более мощный и навороченный, чем у него — Глянь влево. Видишь куст, метрах в ста?

— Вижу, куст как куст, кривой и облезлый, в Зоне все кусты такие.

— А почему он кривой, ветра нет, место, где он растет — ровное? А?

Колобок присмотрелся внимательнее, действительно, куст накренен в сторону, как будто его тянут туда за ветви. В той стороне, куда кренило чахлую растительность, бетон как бы продавлен и основательно раскрошен.

— Вижу теперь, там гравиконцентрат. Значит, той стороной не пойдем.

— Смотри вправо. На грузовик.

Неприятно, конечно, когда тебя, взрослого мужика, тычут носом, но Кондор имеет право, тут не поспоришь. «Учиться, учиться и еще раз учиться!» — такой, еле читаемый от старости лозунг Колобок видел внутри одного здания в Мертвом городе, наверное, это была школа. Он послушно перевел взгляд на грузовик.

— Оба-на! И как я не заметил?! — грузовик, похожий на какое-то древнее чудовище, изящно стоял только на одной задней паре колес. Кабина просто висела над землей, не имея никакой опоры. На месте второй пары колес воздух колыхался, как в жару над раскаленной крышей.

— Ну, туда мы тоже не пойдем, тогда прямо, — Колобок вернул старшому бинокль.

— А прямо никогда не ходи, как раз здесь тебя все пакости и поджидают. Это такой закон морфологии. Давай гайки кидать.

Тюбик, решивший тоже как-то поучаствовать в компании, достал из кармана разгрузочного жилета горсть гаек и болтов и, размахнувшись, веером посеял за насыпь. Хорошо кинул, далеко. Гаечки стайками разлетелись в стороны. Те, что летели вправо, вели себя согласно общепринятым законам физики, попадали на землю и остались лежать, послушные обычному земному притяжению. Улетевшие влево, примерно на середине пути утроили скорость полета и с глухим чмоком дружно всосались в бетон где-то за кривыми кустами. Не хилая грави-ловушка. К такой подойдешь ближе, чем можно, утянет за считанные секунды, хоть упирайся, хоть цепляйся за что-нибудь.

Колобок один раз наблюдал подобную картину. Зазевавшийся новичок с круглыми от ужаса глазами, безуспешно хватался пальцами за жухлую траву, но неумолимо быстро катился к страшной смерти в крепкие объятья. И долго стоял потом в ушах звонкий хруст костей. Пацан не успел даже вскрикнуть. А они стояли и смотрели, в тупом бездействии, потому что ничего уже не успеешь, никак не поможешь. Так что ход влево категорически отпадает. Впрочем, вместе с направлением «прямо», так как летящие по прямой гайки вообще исчезли, блеснув на прощанье оранжевыми искрами.

Прямо по курсу располагалась аномалия «стенка». Это невидимая такая штука, в несколько метров шириной, с одной стороны в нее гайка влетает, а с другой осыпается пеплом. Вместо гаек частенько оказывались невнимательные собратья сталкеры. «Стенки» последнее время попадались такие мощные, что добивали вверх даже до вертолетов.

— Двигаем вправо, — скомандовал Кондор и, пропустив вперед Тюбика, начал спускаться с насыпи, Колобок — замыкающим.

Бродяги осторожно, след в след, прошли эти триста метров за Тюбиком, который продолжал проверять дорогу нехитрым сталкерским способом, а Кондор осматривался и указывал Колобку на признаки наличия ценных «побочных эффектов образования аномалий», как по-научному назывались артефакты.

Через пару часов такого продвижения, добрались до гаражей. В некоторых из них стояли проржавевшие насквозь автомобили каких-то древних марок, таких уже и не помнит никто. Уродливые на редкость.

Прочесав гаражи, собрали полный контейнер. Можно топать теперь обратно. В предвкушении навара и распива по этому поводу полулитра в баре. Хотя радоваться еще рано.

Сначала надо дойти до периметра, не попавшись ни мародерам, ни фанатикам по зачистке Зоны, ни военным, а это задачка посложнее отстрела мутантов и обнаружения ловушек.

На сваленных рядом с гаражами полуистлевших шинах решили сделать привал. Сели отдохнуть и перекусить. Ноги у Колобка ныли от усталости, а натруженные плечи настоятельно требовали освобождения от тяжелого рюкзака. Кондор был, как обычно, мрачен, а худющий Тюбик — бодр и весел. Через несколько минут сосредоточенного чавканья, старшой нарушил молчание:

— Тут еще подвал есть, — внимательно разглядывая содержимое банки и тщательно пережевывая разогретый паек, произнес Кондор — может проверим? Раз уж дошли сюда.

— Да ну его, в подвал лезть, вдруг там зомбяки прячутся.

— Вряд ли, Тюбик, жмуриков давно здесь не осталось. Один ходок видел, как зомби снимает что-то камерой. За этими кадрами целую охоту устроили, ну и перебили всех япошек, — Колобок облизал ложку и сунул ее в карман. — Здесь теперь никто не обитает. Люди сюда забредают нечасто, зверью питаться нечем. Поэтому никакую тварь мы здесь не встретили.

В принципе, Колобок был согласен с предложением старшого, раз уж приперлись, зачем оставлять то, что можно забрать. Конечно, хочется выбраться из неприятной местности быстрее, но бросать хабар — не резон. К тому же время у них еще осталось, успеют и в подвал слазить и к сумеркам дойти до базы военных, где планировали остановиться на ночлег и сбагрить собранное. У Кондора там свои люди имелись. Так и решили.

Кондор остается охранять тылы и снарягу, а он с Тюбиком спускается в подвал гаража.

Лестница, ведущая вниз, в темный провал подземелья, сохранилась намного лучше, чем разрушенные стены и крыша гаражей. Тюбик шел впереди, светя мощным фонарем и кидая гайки, Колобок, пригнувшись, с винтовкой наперевес, следом.

Когда они, не встретив на пути никаких препон, спустились в подвал, и Кондор не мог слышать их разговор, Тюбик заговорил шепотом:

— Слышь, Колоб, тебе наш старшой не кажется мрачнее обычного?

— Да нет, вроде всегда такой. А что?

— Я слышал, он в карты проигрался по-черному. Деньги ему позарез нужны. Много…

— Так мы и хабара собрали не хило, — они уже осмотрели небольшое помещение, ничего не найдя ни опасного, ни интересного и теперь двигались к выходу.

— Вот и я про это, зачем ему на троих делить?

— Стой, дай подумать…

Подумать он не успел. В подтверждение подозрений Тюбика, их разговор оборвал звук, такой знакомый каждому сталкеру металлический звук скачущих по бетону гранат.

— Колоб, ложись!

Рвануло, дай боже.

Мощный фонарь, который был у Тюбика в руках, конечно, разбился и они оказались в полной темноте.

Когда в ушах перестало звенеть, Колобок смог подняться на ноги и стряхнуть с головы каменное крошево. Выплюнув хрустнувшую на зубах пыль, он включил маленький карманный фонарик и увидел, что выход из подвала наглухо завален крупными обломками перекрытия.

— Ё-мое! Где ж ты был со своими догадками раньше, а? Тюбик, где ты, ты живой?

— Братан, у меня проблемы… — еле слышно похрипел напарник.

Колобок рванул на голос, подсвечивая себе фонариком. Мечущийся тонкий лучик осветил огромный кусок кирпичной кладки, бывшей когда-то стеной лестницы, придавивший поясницу товарища. Тюбик лежал лицом вниз и беспорядочно шарил руками, будто искал что-то в пыли на полу.

Сердце аж зашлось от страха за друга, такую глыбу одному не поднять, даже не сдвинуть. И ноги напарника уже не спасти. Да что уж ноги… все, конец им пришел. Они здесь замурованы, без еды, практически без воды и никто не знает, что они пошли именно сюда. ПДА не работают, слишком много арматуры и труб в подвале.

Да уж, полная Джапа. Он проживет не намного дольше товарища.

Колобок сел рядом с напарником, прислонившись спиной к завалу.

— Что, Колоб, нам кирдык? — тихо спросил Тюбик.

— Ага.

— Мне хорошо, я уже ног не чувствую.

— Чего ж хорошего?

— Мне недолго осталось.

— А… Тебе всегда везло. Почему-то.

— Это потому что ты легкомысленный, всегда ломишься куда-то вперед, не подумав.

— А ты молчаливый чересчур. Не мог раньше сказать про Кондора, не полезли бы в подвал, ничего б не случилось.

— Скажешь тут, я этого джина носатого боюсь до дрожи. Он смотрел на меня всегда, как удав на кролика.

— Ну и не зря боялся. Как он, падла, продумал то все… — Колобок хлопнул себя по коленям. — И мы хороши, братцы кролики. Ухи развесили.

— Мда…

Они помолчали немного, вслушиваясь в шорох все еще осыпающегося завала.

— Тюбик, тебе больно? — спохватился Колобок.

— Больно. Не очень.

— А чего молчишь, у меня хоть аптечка при себе осталась. Сейчас уколю тебя.

— Ну давай, уколи.

Свет фонаря упал на лицо друга, покрытое мелкими капельками испарины, блеснувшими в луче. «Как же, не больно ему…» — думал Колобок — «…геройствует тут».

У Тюбика был один недостаток, а может и достоинство — патологическая скромность. Спокойный и рассудительный узбек никогда не возмущался, не просил ничего, зря не вступал в разговор и всячески старался никого не беспокоить, но за друга готов был порвать мутантов зубами и отдать почку. За это его уважали одни и терпеть не могли другие, несправедливо принимая скромное молчание за злобную скрытность. Колобок любил этого бродягу, как родного, да всегда втихаря радовался тому, что их свела судьба. Такого друга у него никогда не было и теперь никогда не будет, эт точно.

После того, как он сделал укол обезболивающего в холодную руку напарника, фонарь пришлось выключить, батарейки скоро сядут, надо экономить заряд. Темнота и тишина вокруг давили почти физически, наваливаясь тяжелой толщей.

— Колоб, расскажи что-нибудь, а то я счас завою, — укол, видать, подействовал, так как голос у Тюбика немного оживился.

— А что тебе рассказать? Хочешь сказку?

— Угу, про Колобка, — они тихонько похихикали над получившимся каламбуром. — Давай, как ты попал в Зону. А потом я про себя.

Значит, напоследок, о самом сокровенном. Обычно сталкеры берут за правило, ни слова о жизни вне Зоны. По крайней мере, ни слова правды. Но сейчас не тот случай, можно и пооткровенничать.

— Ладно. Ну, значит, дело было так…

И Колобок долго, подробно, рассказывал напарнику свою «историю любви». Как-то, уже несколько лет назад, поехал он в гости к школьному другу, на море. Отдохнуть, повидаться, предаться холостяцким летним утехам. И встретил там «свою» женщину. То, что это его женщина, он понял сразу, с первого взгляда на высвеченную солнцем рыжинку в длинных каштановых волосах и точеную, женственную фигурку. А когда она блеснула на него ясной задорной зеленью глаз из-под темного бархата ресниц, то он пропал навсегда. Набравшись невиданной смелости, пригласил красавицу на свидание. И, о чудо, она, смеясь, не отказала. Потом уже он увидел кольцо на безымянном пальце, оценил аромат дорогих духов и заметил, что приехала она на крутом кабриолете, небрежно припарковав его у кафе. Она была немного старше и отдыхать умела. Для отдыха ей нужны были море, солнце и восторженный поклонник. Он дополнил комплект. Ей было с ним весело.

Две недели пролетели, как один миг.

Она уезжала, он был в трансе.

За время, проведенное с ней, Колобок, а тогда совсем молодой, коренастый блондин по имени Артем, выяснил, что муж у нее дивно богат, хоть и нелюбим, и не променяет она свою обеспеченную жизнь ни на какой рай в шалаше. И он задал ей вопрос, круто изменивший его жизнь навсегда. Он спросил ее, а будь он богат, она стала бы его женщиной? На что она ответила «Да, конечно, ты мне нравишься».

Зона была самым быстрым, относительно честным способом разбогатеть.

Он бросил все, дом, пожилых родителей, работу и с головой ухнул в осуществление своей мечты.

Попав в Зону, он, конечно, переоценил свои приоритеты. Зона затянула его, как и многих таких же искателей, заманила адреналином и чисто мужской романтикой. Но Колобок совсем не жалел об этом и уже не рвался воплотить заветную мечту в реальность. Хотя, иногда, вспоминал с тоской яркие солнечные искры в глубине зеленых глаз.

— Ну, вот и вся история. Развлек?

Тюбик молчал. Колобок потряс товарища за плечо.

— Что-то мне хреново, друг, — совсем тихо прошептал напарник.

Колобок подсел еще ближе и сжал обмякшую ледяную кисть руки.

— Колоб, давай помолимся. Ты своему богу, я своему.

— Тюбик, не надо так, мне страшно.

— Вот и молись, может, хоть ты выберешься, а я попрошу за тебя тоже.

Напарник тихо бормотал что-то на своем родном языке.

И Колобок начал вспоминать, как бабушка читала над ним «Отче наш», когда он, маленький болезненный мальчик, лежал с воспалением легких и сгорал от высокой температуры. И его губы теперь сами шептали слова, никогда им не произносимые, выкапывая из недр памяти заветные строчки. И волосы на руках вставали дыбом от страха за друга, от страха остаться одному в темноте и от страха близкой, как никогда, смерти.

Он не заметил, как просидел в таком ступоре несколько часов, раз за разом повторяя молитву. Очнулся Колобок от того, что дико замерз, сидя на бетонном полу, затекшая спина ныла и больно впивалась в бок торчащая из обломков арматура. Тюбик затих. Пульса не было.

Он немного поплакал над другом и стал вслух вспоминать их совместные ходки. Весело им было вместе. И грустить приходилось только по погибшим немногочисленным товарищам. Потом долго обсуждал с молчащим Тюбиком, кто будет по ним поднимать стакан не чокаясь. А затем развил целую дискуссию, нарочито громко разговаривая с напарником, стараясь заглушить невозможную тишину в их личном саркофаге.

— Знаешь, Тюбик, ведь в Зоне у каждого своя религия, своя вера во что-нибудь, свой храм внутри где-то. Конечно, у некоторых этого храма и вовсе нет, не нужен он им. А у меня есть, наверное. Мы с тобой были совсем неплохие люди. Зла никому не делали, даже не желали. Ну, есть у меня грешок, я родителей бросил одних, каюсь. Старенькие они у меня уже. Скучаю по ним, жуть как. Вот, если выберусь, точно, обещаю, брошу все и вернусь к ним.

Э-эх, как хочется выбраться. Мне ж только двадцать семь лет. Вся жизнь впереди.

Была.

Ты за меня попросил, я знаю, за себя не успел, а за меня попросил. Натура у тебя такая. Ну почему добрых людей так мало, а? Был бы Кондор добрым человеком, не угробил бы нас. Из-за карточного долга, двоих. И как он спать будет после этого. А давай ему в кошмарах станем сниться. Всю жизнь. Во прикол будет…

Колобок ненадолго замолчал, обдумывая поступок Кондора. И как он прозевал такое предательство с его стороны. Ведь подставлял их Кондор всю дорогу, гранаты не дал, себе оставил. Сейчас все ранее не замеченные нестыковки в поведении старшого всплывали в памяти, выстраиваясь в совершенно логичную цепочку. Кондор слишком хорошо знал расположение аномалий вокруг гаражей, знал, где находится подвал. И в глаза не смотрел. Вероятно, он планировал заранее, что избавится от них в случае удачного сбора хабара.

— Сволочь он, Тюбик. Вот выберусь назло ему отсюда, найду гада. Отомщу за тебя, друг.

Молиться, говоришь… Только и остается молиться. Просить спасенья. Больше ж не на кого надеяться. Я буду просить у всех сразу. Так, с кого начать…

Он прочитал еще несколько раз «Отче наш» и так как больше молитв не знал никаких, начал сочинять сам.

— Если бы я был древним египтянином, к кому бы я обращался? Правильно, Тюбик, к Ра. А еще у них был Анубис, Гор, Сет, Изида. Больше не помню. И почему я плохо в школе учился? Помню, еще Тор был, но, кажется, главным у скандинавов. А у славян — Ярило, солнце. Очень хочется снова увидеть. Дальше. На востоке: Будда, Кришна, Конфуций, хотя, он, кажется, и не бог, а просто прислоненный к ним святой дядька. У греков и римлян — целая плеяда. Зевс — главный бог, или Хронос… — и он продолжал перечислять всех, кого смог вспомнить, не забывая повторять им свою низменную просьбу. Он истово просил найти ну хоть какую-нибудь причину оставить его в живых. Ему как никогда, яростно хотелось жить.

Колобка лихорадило от возбуждения и усталости, он давно потерял счет часам. Измученный всем пережитым, с сорванным до шепота голосом, решил сделать перерыв и поспать. Из валяющихся обломков ящиков бедолага соорудил себе настил, заполз на него и уснул, провалился в мутную дрему.

Разбудила его мелкая настырная дрожь пола, которая заставляла дробно стучать друг о друга обломки досок, на которых он лежал. Воздух вибрировал, отдаваясь во всем теле и слышно было, как снаружи нарастает гул, проникая сквозь толстые стены.

— Вот только выброса нам и не хватало для полного счастья, — посетовал Колобок, обращаясь к потолку.

Гул нарастал, медленно приближаясь к апогею. Колобок свернулся калачом на досках, зажав голову, грозящую взорваться, руками. Так близко от центра Зоны он первый раз переживает выброс. Ощущеньице — ничего себе. Перед глазами плясали разноцветные круги, а уши заложило до боли в скулах. Бушевало несколько часов. Окончание выброса ознаменовалось диким грохотом где-то совсем рядом и приливом свежего воздуха в подземелье, где были замурованы сталкеры. Наступила тишина.

Когда он решился открыть глаза, то увидел заваленный бетонными и кирпичными обломками вход и напарника под самым большим из них. А должен был увидеть кромешную темноту. Что-то изменилось в подвале. Стало почти светло, а воздух заметно посвежел.

Колобок осторожно поднялся на ноги и осмотрелся. В дальнем от него углу подвала в потолке зияла довольно большая дыра, а на полу лежали мелкие обломки того, что когда-то было толстым перекрытием. Очень мелкие обломки, почти пыль.

Дабы подтвердить возникшие у него подозрения, Колобок достал из кармана такую родную теплую гаечку и бросил в сторону дыры. Гайка резво ускакала прямо к центру и зарылась в пыль. Точно, так он и подумал. После выброса, образовалась новая грави-ловушка, пока не очень сильная. Хорошо, что не переместилась обнаруженная еще Кондором мощная гравитационная аномалия, а то был бы уже не Колобок, а тонкий блин. Да, без разницы. Выйти все равно нельзя. Хотя, можно дождаться следующего выброса, и вдруг ловушка переместиться еще куда-нибудь… нет, с такой дырой в потолке следующий выброс не пережить, размышлял сталкер.

Колобок решил сходить и осмотреть аномалию, просто, чтобы как-то развлечься.

Он загреб с пола горсть бетонных осколков и обкидал ловушку со всех сторон. Только потом подошел на безопасное расстояние. Снаружи был день, свет проникал через почти полностью разрушенную крышу гаража и хорошо освещал рваные края отверстия. С одного края вниз головой свешивался полуистлевший труп, на который они с Тюбиком натыкались, когда осматривали гаражи. Труп крепко был придавлен ржавым остовом грузовика, поэтому гравиконцентрат не смог затянуть его в дыру. А на трупе — разгрузочный жилет, в котором могло остаться чего-нибудь полезное, съестное например, сухие пайки могли храниться годами.

Есть Колобку хотелось страшно, а так как он не желал умирать и не собирался смиряться со своей участью погребенного заживо, поесть хотелось вдвойне. Чтобы сохранить силы. Для чего-нибудь.

Только как стащить жилет и не отдать его грави-ловушке? Вот задача. Колобок посмотрел вокруг, стараясь не попадать взглядом на тело напарника. Из обломков торчали различной длины арматурины. Он стал качаться на каждой из них и нашел более-менее поддающуюся. Выламывать металлический прут пришлось несколько часов. Но Колобок никуда не спешил. И его усилия, наконец, увенчались успехом. Арматура, с загнутым крюком на конце, должна была достать до мертвеца.

Следующие пару часов он осторожно прыгал вокруг жилета, пока не стащил его ниже. Затем рывком выдернул ценный «артефакт» из поля грави-ловушки. В жилете нашел много всякой бесполезной ерунды, а из еды оказалась одна только шоколадка, правда в вакуумной упаковке и вполне съедобная.

Колобок съел ее, не отходя, от дыры на свободу. Такую близкую и такую недосягаемую.

Он решил еще раз хоть краем глаза глянуть на уже вечереющее небо и, задрав голову, увидел кое-что более важное, чем кусок покрытого бурыми тучами небосвода Зоны. У трупа висела гроздь гранат на поясе. Под жилетом ее не было видно. Вот это клад! Колобок не мог поверить своим глазам. Гранаты! В самом деле!

Осталось стащить их, таким же макаром, как и жилет. Только вот длины арматурины не хватит достать до пояса.

Колобок лихорадочно соображал. Потом притащил оставшийся целым ящик к самой границе бетонных осколков, не затянутых в ловушку. Влез на него и попытался дотянуться.

Почти, почти, вот, уже зацепил, тянет… В это момент хлипкий ящик под ногами Колобка с треском развалился и он со всего маху упал на бетонный пол, основательно приложившись к нему затылком.

Очнулся он уже под утро, когда рассветное солнце только только собиралось вступить в свои права на освещение этого куска Земли. Голова дико трещала от боли, на затылке выросла огромная шишка, но крови не было, можно жить дальше. Сотрясение мозга — это мелочи в сравнении с остальными неприятностями Колобка.

Чего он лежит то? На холодном полу. Отбитые мозги отказывались быстро соображать. А, вспомнил… О, гранаты! И рукой нащупал кусок арматуры на полу.

Приподняв грозящую отвалиться голову, он увидел на крюке край пояса, а на нем заветные гранаты. Получилось! Хвала небесам!

Колобок подполз и засунул пару гранат между, как показалось, менее крупными кусками завала, дернул чеку и быстро отбежал, зажав уши в самый дальний угол, противоположный ловушке. Взрыв сотряс стены и барабанные перепонки Колобка.

В завале образовалась щель, вполне достаточная, чтобы в нее пролез один незадачливый сталкер. Что он и сделал, попрощавшись с другом, и пообещав вернуться и похоронить его, как положено. Выбравшись из подвала, свежеспасенный вздохнул полной грудью и, потрясая винтовкой, воздел руки к небу.

Утреннее солнце, первым, пробившимся сквозь тучи малиновым лучом, заглянуло Колобку в глаза.

— Эй, кто там за главного, спасибо! — кричал он солнцу.

ЭПИЛОГ

Уходил Колобок от места своего «погребения», где провел три бесконечно долгих дня, по следам Кондора. Он шел и представлял, какое у того будет лицо, когда они встретятся. Речь готовил, очень хотел посмотреть в глаза этому ублюдку. Но его ждало некоторое разочарование. Где-то на середине пути к базе, куда двигался старшой, Колобок наткнулся на кучу объеденных собратьями собачьих тушек и один, почти начисто обглоданный труп человека в окружении горок стреляных гильз. По валяющимся недалеко знакомым рюкзакам, нетрудно было догадаться, кого здесь настигла кара небесная. Сытая стая грелась на солнышке в нескольких сотнях метров. Колобок их не заинтересовал.

— Ха, а втроем мы бы отстрелялись, — сообщил он останкам Кондора и, подхватив на плечо свой рюкзак и связку контейнеров, потопал дальше, насвистывая и подбрасывая в руке гаечку.

С базы за периметр его доставили армейским джипом со всеми удобствами, с такими деньгами можно было и вертолет вызвать. Колобок никогда и не представлял себе, какие суммы можно выручить за собранный хабар, ему всегда доставались жалкие проценты. Если бы их ходка окончилась без трагедии и они поделили бы все поровну, ему с Тюбиком вырученных денег вполне хватило б на вольготную жизнь в течение нескольких месяцев.

В госпитале, лучшем военном госпитале, где Колобок лечил застуженные почки, сотрясение мозга, контузию и остатки нервного потрясения, он встретил своего одноклассника, к которому когда-то ездил отдыхать на море. Он теперь был дипломированный хирург. Тот ему рассказал, что с родителями Колобка все в порядке, здоровы. И, хотя слышать они не желают про своего сына, бросившего их стареть одних, все стены дома увешаны фотографиями, которые он присылал с периметра.

А еще, старый знакомый рассказал Колобку о той, о которой он старался забыть все эти несколько лет, из-за которой кинулся в Зону сломя голову и пережил столько всего. Живет она сейчас одна, воспитывает сынишку. Богатый муж ее бросил, когда увидел у новорожденного сына дико оттопыренные уши, которых ни у кого в их семьях отродясь не было. А сынишка умница, веселый и смышленый, мать в нем души не чает, зовут его Артем.

И спустя несколько лет, рядом с отстроенным заново родительским домом, где живет бывший сталкер Артем Борисович с зеленоглазой красавицей женой и обожаемым сынишкой, вырос небольшой белостенный храм.

Всем богам сразу.

Вячеслав Хватов

ИЗГОЙ

Я достал из одного из многочисленных накладных карманов английскую булавку и кое-как скрепил разодранный рукав. И вроде бы цепляться при выходе из автобуса было не за что, но гармошка дверей распорола дешевую ткань куртки, отхватив при этом приличный кусок.

Ладно. Вечером залатаю прореху, а сейчас и так сойдет. Надо догонять группу, а то проводник, на которого скинулись все двенадцать новичков, уже бодро вышагивает на дальнем конце конечной остановки, остальные вновь прибывшие семенят за ним, словно стайка желторотых птенцов за мамашей, а я стою тут раскрывши хлебало.

К вечеру, истоптав тропинки, известные лишь одному нашему «Сусанину», мы вошли в деревню новичков. При этом никакого периметра, в привычном его понимании, группа не пересекла. Где-то в густых зарослях леса пару раз наткнулись на остатки забора из колючей проволоки, да и только.

В местный бар со смешным названием «Выпивоха» отправились только четверо. Остальные разбрелись по развалюхам, которые домами назвать язык не поворачивался.

Наш квартет разместился за свободным столиком в самом темном и сыром углу забегаловки. На моей родной Луганщине в таком месте не стал, наверное, сидеть и самый последний бомж. Склизкая столешница похоже не знала тряпки со дня своего изготовления, а пахло чем-то средним между плесенью и блевотиной.

Есть мне сразу расхотелось, и поэтому я решил, хряпнуть двести грамм, чтобы заглушить боль в стертых до крови ногах, и отправиться на боковую в местные апартаменты.