Глава vii в которой так называемый преступник наказывается по всей строгости английского закона

Прежде чем перейти к описанию дальнейших приключений наших героев на стезе спиритуализма, будет небезынтересно узнать, что уготовил английский закон таким злоумышленникам, как Том Линден.

Торжествующие полицейские леди вернулись в участок на Бредли-сквер, где их с нетерпением поджидал пославший женщин на задание инспектор Мерфи. Это был жизнерадостный, пышущий здоровьем мужчина с румяным лицом и черными усами; с женщинами он держался приветливо, но несколько по-отечески, что не соответствовало ни его возрасту, ни исходящей от него мужской силе. Он сидел за столом, заваленным деловыми бумагами. — Ну как, девочки, можно поздравить? — поинтересовался он у вошедших женщин.

— Рыбка клюнула, мистер Мерфи, — ответила старшая. — Мы раздобыли нужные улики.

Инспектор взял со стола бумагу, где были перечислены вопросы, которые нужно было задать медиуму.

— Вы придерживались предложенной мной линии поведения? — Да. Я сказала, что мой муж погиб.

— А он что?

— Посочувствовал.

— Так и было задумано. Скоро ему придется сочувствовать самому себе. Он ведь не сказал, что вы одиноки и никогда не были замужем? — Нет.

— Очко не в его пользу. Суд несомненно это учтет. Что еще? — Путался в именах. Называл неведомо кого.

— Отлично.

— Поверил, что мисс Беллинджер — моя дочь.

— Превосходно. О Педро шла речь?

— Он подумал немного и сказал, что это имя ему ничего не говорит. — Жаль. Но все-таки он не догадался, что Педро — ваша овчарка. И то, что поразмышлял над именем, вернее, кличкой, неплохо. Суд это рассмешит, и он вынесет обвинительный приговор. А как там насчет предсказаний судьбы? Здесь вы тоже последовали моему совету?

— Да, я спросила про жениха Эми. Он не сказал ничего определенного. — Хитрый черт! Знает свое дело.

— Но прибавил, что в этом браке она будет несчастлива. — Вот это лучше! Из этого уже можно кое-что извлечь. Садитесь-ка и пишите по свежим следам рапорт. А потом почитаем его вместе и поразмыслим, как все представить в выгодном для нас свете.

— Хорошо, мистер Мерфи.

— Тогда мы сможем добиваться ордера на арест. Многое зависит от того, кто будет вести дело. Известно, например, что в прошлом месяце судья Даллерт оправдал одного медиума. Такой судья нам не нужен. Судья Лансинг сам спиритуалист. Зато мистер Мерлоуз — последовательный материалист. Нужно постараться, чтобы наше дело рассматривал именно он. Подсудимого должны признать виновным.

— Думаю, публика, присутствующая на процессе, поддержит нас. Инспектор рассмеялся:

— На самом деле все происходит наоборот. Мы стремимся защитить население от этих мошенников, но сами-то люди никогда не просят нас об этом. Жалобы на медиумов не поступают. Только мы, по мере своих сил, стараемся соблюдать закон. Пока он существует, его надлежит исполнять. Ну, за работу, девочки! Мне нужен рапорт к четырем часам.

— А вознаграждение будет? — спросила старшая, улыбаясь. — Всему свое время. Если штраф не превысит двадцати пяти фунтов, все пойдет в полицейский фонд, но, думаю, он будет побольше. Ладно, посмотрим, а сейчас идите.

На следующее утро перепуганная горничная пулей влетела в скромный кабинет Линдена:

— Сэр, там пришел офицер.

За ней, тяжело ступая, вошел мужчина в синей форме.

— Это вы Линден? — спросил он и, вручив сложенный вдвое листок, удалился.

Перепуганным супругам, которые всю свою жизнь только тем и занимались, что утешали страждущих, теперь было впору утешать друг друга. Мэри ласково обняла мужа, и они приступили к чтению безрадостного документа:

Томасу Линдену, Туллис-стрит, 40.

Согласно донесению инспектора полиции Патрика Мерфи, вы, Томас Линден, 10 ноября в своем доме предсказывали судьбу Генриетте Дрессер и Эми Беллинджер, тем самым обманывая подданных Его Величества и нанося им ощутимый вред. Вам надлежит явиться в полицейский участок Бардсли в следующую среду, 17 числа, к одиннадцати часам утра и держать ответ перед судом за содеянное.

Документ датирован 10 ноября.

Подпись — Б. Дж. Уитерс.

В этот же день Мейли и Мелоун, встретившись в редакции, тщательно изучили это послание, а затем отправились вместе к опытному адвокату Саммервею Джонсу, относящемуся серьезно к спиритическим явлениям. Он слыл также большим любителем охоты верхом с собаками, отлично боксировал и когда появлялся в затхлых судебных помещениях, то, казалось, с ним вместе врывался свежий воздух. Читая документ, он удивленно поднял брови. — Бедняга влип, — наконец произнес он. — Хорошо еще, что вначале прислали повестку. Могли бы сразу заявиться с ордером на арест. Обычно они так и поступают: уводят человека с собой, сажают на ночь в кутузку, а наутро судят. И никакого тебе защитника. Судью, конечно, выбирают из католиков или материалистов. Согласно же указу главного судьи Лоренса — первому указу, если я не ошибаюсь, который он подготовил, вступив в эту должность, — деятельность медиума или колдуна является противозаконной вне зависимости от результата. Защите просто не на что опереться. По сути, все это — преследование по религиозным мотивам плюс полицейский шантаж. Простым людям от этого указа ни холодно ни жарко. А что он им дает? Если они не хотят ничего знать о своем будущем, то просто не идут к медиуму. Подобные законы — абсолютный идиотизм и позор для нашего правосудия. — Я напишу об этом, — сказал Мелоун, в котором снова взыграл кельтский темперамент. — Не расскажете ли вы подробнее о таких законах? — Есть два закона, один хуже другого, и оба существовали задолго до того, как мир впервые услышал о спиритизме. Закон о колдунах был принят при Георге Втором; он настолько нелеп, что к нему прибегают только в крайних случаях. Есть еще Закон о бродяжничестве от 1824 года, направленный против странствующих цыган и никогда не предназначавшийся для подобных дел. — Адвокат порылся в бумагах. — Самое неприятное то, что оба эти закона можно связать между собой. Вот послушайте: Лица, занимающиеся предсказанием судьбы или прибегающие к другому способу или средству вводящим в обман и наносящим ущерб подданным Его Величества, считаются мошенниками и бродягами….. И так далее. В соответствии с этими законами можно было бы задушить все раннехристианское движение, к чему так стремились римляне.

— Хорошо еще, что львов нет под рукой, — сказал Мелоун. — Зато шакалов хватает, — отозвался Мейли. — Вполне в духе времени. Но что же нам все-таки делать?

— Если бы я знал, — задумчиво протянул адвокат, почесывая затылок. — Безнадежное дело.

— Черт побери! — воскликнул Мелоун. — Не можем же мы так просто сдаться. Ведь он же честный человек!

Мейли крепко пожал журналисту руку.

— Не знаю, считаете ли вы уже себя спиритуалистом, — сказал он, — но вы именно тот человек, который нам нужен. Среди нас много малодушных, которые чуть ли не молятся на медиума, когда дела идут хорошо, и покидают его при первых же признаках беды. Слава Богу, среди нас есть и стойкие приверженцы, такие, как Брукс, Родвин, сэр Джеймс Смит. Человек сто-двести наберется.

— Вот как! — обрадовался адвокат. — В таком случае можно попытаться отделаться штрафом.

— А как насчет королевского адвоката?

— Он не станет выступать. Предоставьте защиту мне: полагаю, я это сделаю не хуже другого, а расходы снизятся.

— Мы согласны. И знайте, за нас многие.

— А мне ничего не остается, как поднять вокруг процесса шум, — заявил Мелоун. — Я верю в здравый смысл англичан. Среди них бывают и тугодумы, и просто недалекие люди, но основа у них крепкая. Если им открыть глаза, они не потерпят несправедливости.

— Что ж, попробуйте сделать слепых зрячими, — скептически отозвался адвокат. — Я, со своей стороны, тоже обещаю сделать все возможное. Поживем — увидим.

И вот наступило то роковое утро, когда Линден оказался на скамье подсудимых, лицом к лицу с аккуратно и даже несколько щеголевато одетым мужчиной средних лет, мощные челюсти которого заставляли тут же подумать о несчастных зверьках, угодивших в мышеловку. Это был полицейский судья Мелроуз. Его приговоры в отношении гадалок и прочих предсказателей отличались особой суровостью, хотя во время перерывов он с особым интересом просматривал их спортивные прогнозы: судья обожал скачки, и на ипподроме уже примелькался его желтовато-коричневый пиджак и щегольская шляпа. По тому, как угрюмо посмотрел он на лежащие перед ним бумаги, а затем на обвиняемого, было ясно: судья не в духе. Миссис Линден сидела в непосредственной близости от мужа, стараясь, улучив момент, погладить его по руке. Зал был переполнен: сюда пришли многие клиенты медиума, чтобы выразить ему сочувствие.

— Есть ли защитник у обвиняемого? — спросил мистер Мелроуз. — Да, ваша честь, — ответил Саммервей Джонс. — Могу я до начала заседания сделать одно заявление?

— Если считаете нужным, мистер Джонс.

— Я убедительно прошу вас вынести одно постановление до рассмотрения дела. Мой клиент — не бродяга, а уважаемый член общества, имеющий свой дом и исправно платящий налоги и сборы. Его обвиняют по четвертому пункту Закона о бродяжничестве от 1824 года, который так и называется: Закон о наказании праздношатающихся лиц, нарушителей общественного покоя, мошенников и бродяг. Из текста видно, что закон направлен против расплодившихся тогда в великом множестве цыган и прочего сброда, не подчинявшихся общепринятым нормам поведения. Прошу Вашу честь принять постановление о том, что мой клиент не относится к категории лиц, подлежащих наказанию по этому пункту.

Судья покачал головой:

— Боюсь, мистер Джонс, что судебная практика значительно расширила толкование этого Закона. А теперь попрошу судебного поверенного, выступающего от лица комиссара полиции, представить суду доказательства преступления обвиняемого.

Плотный человек с бакенбардами неуклюже вскочил со своего места и хрипло выкрикнул:

— Приглашается Генриетта Дрессер!

Пожилая чиновница выросла на свидетельском месте мгновенно, как из-под земли — рвения к службе ей было не занимать. В руках она держала раскрытую записную книжку.

— Вы служите в полиции?

— Да, сэр.

— Как мне известно, вы следили за домом обвиняемого еще за сутки до вашего визита?

— Да, сэр.

— Сколько людей вошло в дом?

— Четырнадцать, сэр.

— Ага, четырнадцать. И с каждого обвиняемый берет, если не ошибаюсь, гинею?

— Да.

— Семь фунтов в день! Неплохо, если учесть, что многие честные труженики довольствуются пятью шиллингами.

— Но это были торговцы! — выкрикнул Линден.

— Прошу не перебивать! Вы и так натворили всего предостаточно, — строго оборвал судья.

— Итак, Генриетта Дрессер, — продолжал обвинитель, поправляя пенсне, — что же случилось с вами в доме обвиняемого?

Женщина зачитала свой отчет, который в целом правильно отражал события. Она одинока, но медиум поверил, что у нее есть муж. Он путался в именах и был явно в замешательстве. Медиуму назвали имя Педро, но он не догадался, что это кличка собаки. Наконец его спросили о будущем ее так называемой дочери, и он предсказал, что ее ждет несчастливое замужество. — У вас есть вопросы, мистер Джонс? — спросил судья. — Вы пришли в дом подсудимого как страждущий человек, ищущий утешения? И он пытался помочь вам?

— Можно сказать так.

— Вы выражали при этом глубокую скорбь?

— Пыталась.

— А вам не кажется, что вы лицемерили?

— Я исполняла свой долг.

— Не показалось ли вам, что обвиняемый излучал какую-то особую психическую энергию? — задал вопрос обвинитель.

— Нет, он производил впечатление вполне обычного человека. Следующей пригласили Эми Беллинджер. Она тоже держала в руке записную книжку.

— Ваша честь, позвольте поинтересоваться, допустимо ли, что свидетельницы зачитывают свои показания? — спросил у судьи Джонс. — А что тут такого? — возразил судья. — Нам ведь нужны факты. — Нам-то нужны. А вот мистеру Джонсу, по-видимому, нет, — вмешался обвинитель.

— Это сделано с явной целью, чтобы свидетельства обеих женщин совпадали, — сказал Джонс. — Я утверждаю, что их показания тщательно подготовлены и выверены.

— Естественно. Ведь полиция сама занималась этим делом, — сказал судья. — Не вижу повода для вашего недовольства, мистер Джонс. Слушаем вас, свидетель.

Молодая женщина повторила слово в слово показания старшей коллеги. — Вы задавали вопросы, касающиеся вашего жениха? Но ведь у вас его нет? — спросил Джонс.

— Нет.

— Значит, вы все время лгали?

— С благой целью.

— Вы считаете, что цель оправдывает любые средства?

— Я действовала согласно инструкции.

— Вы получили ее заранее?

— Нам дали соответствующие указания.

— Мне кажется, — вмешался судья, — что служащие полиции предельно ясно представили дело. У вас есть свидетели со стороны защиты, мистер Джонс?

— В зале суда присутствуют многие их тех, Ваша честь, кому помог дар подсудимого. Здесь находится женщина, которую, по ее словам, он спас в то утро от самоубийства. Другой человек был убежденным атеистом, не верящим в будущую жизнь. Но приобретенный с помощью подсудимого духовный опыт полностью изменил его представления о мире. Перед вами могут выступить известные ученые и писатели, которые подтвердят наличие у подсудимого экстрасенсорных способностей.

Судья покачал головой:

— Вам должно быть известно, мистер Джонс, что такого рода свидетельства не принимаются во внимание. Как гласит постановление лорда Главного Судьи, законодательство страны не признает существование спиритизма, ясновидения и прочих подобных вещей, а если с их помощью у населения выманиваются деньги, то такой род деятельности считается преступным. Поэтому показания ваших свидетелей не будут учтены судом и приведут лишь к излишней трате времени. Но я готов выслушать все ваши соображения, которыми вы соблаговолите поделиться с нами теперь, когда обвинитель уже высказался.

— Хотелось бы обратить внимание Вашей чести на то, что согласно этому указу можно осудить и святого, ведь и ему надо на что-то жить и, следовательно, откуда-то получать деньги.

— Хочу напомнить вам, мистер Джонс, — сурово ответствовал судья, — что апостольские времена миновали, а королевы Анны нет в живых. Такого рода аргумент не делает чести вашему уму. Если вам нечего прибавить, то продолжим заседание.

Ободренный словами судьи прокурор произнес небольшую энергичную речь, размахивая пенсне с таким пылом, что, казалось, хотел сокрушить все претензии невидимых духов. Он красноречиво описал нищету рабочего класса, контрастирующую с роскошью бездельников, обманом вымогающих у трудящихся их жалкие гроши. Если бы эти лжепророки хоть обладали подлинным даром! Так ведь нет. Эти две женщины, безукоризненно выполнив свой профессиональный долг, ничего не получили за свой деньги, кроме нелепой болтовни. А кто может поручиться, что так же не обошлись и с другими доверчивыми людьми? Этих паразитов становится все больше, они извлекают выгоду даже из горя родителей, потерявших детей, — пора, давно пора устроить показательный процесс и примерно наказать одного, чтобы устрашить других. Пора этим мошенникам заняться честным трудом, пусть неповадно им будет обманывать простых людей!

Мистер Джонс тоже был на высоте. Начал он с того, что еще раз подчеркнул, что оба закона совершенно не подходят к данному случаю. (Это мы уже слышали, — рявкнул судья.) Заслуживает осуждения и способ добывания информации. Ее предоставили агенты-провокаторы, которые, коль скоро совершено преступление, должны считаться его подстрекателями и соучастниками. Денежные штрафы часто использовались в прямых интересах полиции.

— Надеюсь, мистер Джонс, вы не подвергаете сомнению честность работников полиции?!

Мистер Джонс заявил в ответ, что полицейские тоже люди, их стремление действовать себе во благо вполне естественно и что все эти дела высосаны из пальца. От самих граждан никогда не поступали жалобы на медиумов и просьбы о защите. В каждой сфере деятельности есть нечестные люди, и, если кто-то заплатил гинею медиуму, оказавшемуся жуликом, он находится в том же положении, что и человек, купивший на бирже акции липовой компании. В то время как полиция тратит время, посылая к медиумам своих агентов, проливающих крокодиловы слезы по якобы почившим родственникам, повсюду безнаказанно вершатся жестокие злодеяния. А иной раз законники закрывают глаза на свои же правила. Насколько ему известно, ни один пикник, ни одно торжество работников полиции не обходится без гадалки или хироманта. Адвокат напомнил суду, как несколько лет назад Дейли мейл. объявила поход против разного рода предсказателей. На одном судебном разбирательстве защитник вызвал для дачи свидетельских показаний владельца газеты, покойного лорда Нортклиффа, великого в своем роде человека, и доказал, что в другом печатном органе, принадлежащем тому же хозяину, есть постоянная рубрика хироманта, причем гонорар за публикации делится поровну между предсказателем и редакцией. Мистер Джонс подчеркнул, что этими экскурсами в прошлое он ни в коей мере не ставит целью опорочить память достойного человека, а только приводит пример абсурдности таких законов. К какому бы выводу ни пришел сейчас суд, неоспоримо одно: многие разумные и уважаемые члены общества относятся к спиритизму как к замечательному проявлению духовной энергии, способной помочь людям. И разве не прискорбно, что в наш материалистический век закон с такой силой обрушивается на то, что могло бы способствовать возрождению человечества? Что же касается лживых заявлений свидетельниц и того, что медиум их не распознал, то следует знать, что для получения правильных результатов должны быть истинные предпосылки: обман же неизбежно создает путаницу. Это непреложный закон спиритизма. Если члены суда хоть на время попытаются встать на спиритуалистическую точку зрения, им самим покажется смешным ожидать, что высшие духовные силы снизойдут до того, чтобы отвечать на вопросы двух корыстных и лицемерных обманщиц.

Такими были основные позиции речи защитника, которая исторгла у миссис Линден слезы, а судебного клерка погрузила в глубокий сон. Судья же, ничтоже сумняшеся, подвел итог.

— Ваша речь, мистер Джонс, направлена против закона, отменить который я не в силах. Более того, я его представляю и, должен заметить, поддерживаю. Люди, подобные обвиняемому, всходят на теле больного общества как грибы-паразиты, и всякая попытка сравнивать этих вульгарных личностей со святыми людьми прошлого, находя у них те же достоинства, должна решительно пресекаться всеми здравомыслящими людьми.

Что касается вас, Линден, — добавил он, сурово глядя на обвиняемого, — боюсь, что вы неисправимы: предыдущие взыскания никак на вас не подействовали. Поэтому и приговариваю вас к двум месяцам принудительных работ без права замены их штрафом.

Миссис Линден издала горестный вопль.

— Прощай, дорогая, не терзай себя, — проговорил медиум, не спуская с нее глаз.

Минуту спустя его уже увели в камеру.

Саммервей Джонс, Мейли и Мелоун встретились в холле, и Мейли вызвался проводить домой убитую горем женщину.

— Что он такого сделал? Ничего, кроме добра, — рыдала она. — Во всем Лондоне не найдешь человека лучше.

— И пользы от него больше, чем от любого другого, — добавил Мейли. — Да все церковное руководство во главе с архиепископами не сможет убедительнее доказать наличие Высшего Разума или быстрее привести к вере атеиста.

— Позор! Какой позор! — горячился Мелоун.

— А как вам понравилось определение вульгарные личности? Смешно, — сказал Джонс. — Неужели он думает, что первые апостолы отличались отменными манерами? Ладно, теперь уж ничего не поделаешь. Я сделал все, что мог. Надежды почти не было — предчувствия меня не обманули. Только потеряли время.

— А вот и нет, — сказал Мелоун. — В зале суда были репортеры, и многие из них совсем не дураки. Они напишут о свершившейся несправедливости, и зло станет достоянием гласности.

— Вряд ли, — заметил Мейли. — Пресса безнадежна. На ней лежит большая ответственность, но журналисты об этом как будто не догадываются. Уж я-то знаю. Не раз обжигался.

— Я, во всяком случае, напишу все как есть, — сказал Мелоун. — И, надеюсь, другие тоже. В прессе работают более независимые и умные люди, чем вы думаете.

Но прав оказался все-таки Мейли. Проводив домой миссис Линден и оказавшись снова на Флит-стрит, Мелоун купил Плэнет. Раскрыв газету, он увидел набранный крупным шрифтом сенсационный заголовок: ШАРЛАТАН В ЗАЛЕ СУДА

Собаку принимают за человека

Кто такой Педро?

Заслуженное наказание

Журналист скомкал газету.

«Неудивительно, что спиритуалисты обижаются,» — подумал он. — «У них есть все основания.»