На этом фоне развернулась череда дворцовых переворотов 1725-62 и сказочных карьер, прерываемое время от времени прорывами необузданного народного демократизма.
Царствование Екатерины II, занявшей петербургский трон после очередного дворцового переворота в 1762 и дозволившей своим фаворитам-гвардейцам покончить с ее свергнутым мужем-сумасбродом Петром III, было отмечено усилением геополитической мощи российского государства - по выражениям императрицы, “грозного в самом себе” и основанного на “хорошей и точной полиции”. К концу жизни Екатерины (1796) Россия расширила свои границы до естественных пределов Великой Русской равнины, сведя исторические счеты с Крымским ханством и Польшей и присоединив в результате успешных войн с Турцией и разделов Речи Посполитой Курляндию, Литву, Белоруссию, Правобережную Украину, Северное Причерноморье, Приазовье и Предкавказье (Северная Осетия, Кабарда, горная Чечня). Кроме того, территория империи охватила калмыцкие степи, Горный Алтай и раздвинулась на тихоокеанском севере вплоть до Курильских о-вов и Аляски. Численность населения империи с этими приобретениями возросла почти вдвое, значительно возрос природно-ресурсный потенциал. Обширные причерноморские степные пространства с плодородным черноземом составили Новороссийский край, ставший регионом земледельческой колонизации и заколосившийся вскоре пшеничными полями. Россия стала превращаться в “житницу Европы” - крупнейшего экспортера хлеба, для его вывоза был основан в Крыму порт Одесса (1794), где возникла вторая после Петербургской российская биржа. Колонизацией Новороссии и Крыма руководил фаворит Екатерины Г.А.Потемкин-Таврический, организатор Черноморского флота и морской базы в Севастополе. По почину самой императрицы, еще в 1762-63 издавшей широковещательный манифест о привлечении иностранцев для колонизации русских земель и учредившей Канцелярию опеки иностранцев, Потемкин призывал селиться в Новороссии и Крыму наряду с русскими немцев, шведов, греков, сербов, армян, евреев. Для обеспечения спокойствия в колонизуемом Причерноморье Екатерина и Потемкин положили в 1775 конец существованию нижнеднепровской казачьей вольницы - Запорожской Сечи; эта мера была связана и с желанием унифицировать имперскую административную структуру (ранее, в 1764, с той же целью было упразднено украинское гетманство), и со стремлением ликвидировать основу для новых массовых народных возмущений, подобных Пугачевскому восстанию (1773-75), усмиренному “екатеринискими орлами” - тем же Потемкиным и будущим генералиссимусом Суворовым.
Петр III за несколько месяцев своего пребывания на престоле издал ряд указов, предопределявших полновластие российских дворян над своими крепостными - прежде всего Манифест о вольности дворянства, освобождавший дворян от обязательной государственной службы и устранявший зависимость от нее прав на владение крестьянами. Акты злополучного супруга проложили русло внутренней политики Екатерины - максимум государственного благоприятствования дворянству, максимум угнетения дворянами крепостных. “Золотой век” дворянства и “апогей” крепостного права стали лицевой и изнаночной сторонами “просвещенного абсолютизма” Екатерины. Сенатскими указами 1765 и 1767 помещикам было разрешено отдавать крестьян на каторжные работы, а крестьянам - жаловаться на помещиков. В 1783 крепостное право было распространено на южные районы империи - Украину, Дон и Кавказскую губернию. Своим сановникам и фаворитам Екатерина уже в первый месяц царствования стала раздавать в частную собственность казенные крестьянские поселения; позднее наиболее влиятельные придворные получили огромные земельные имения в Новороссии и Поволжье. Развитие товарного земледелия, выгоды хлебного экспорта и полнота власти дворян над крепостными обусловила резкое возрастание отработочной ренты - барщинными стали три четверти помещичьих крестьян, причем продолжительность барщины могла достигать целой недели. Сын и преемник Екатерины Павел I издал в 1797 указ о трехдневной барщине, воспрещавший принуждать крепостных к барской запашке более 3 дней в неделю. В ряде районов помещики лишали крестьян земельных наделов и переводили на месячину - барщину с выдачей ежемесячного натурального пайка. Выращенный крепостными хлеб шел на экспорт преимущественно в Англию, нуждавшейся в импорте продовольствия с связи с процессами промышленного переворота и урбанизации. Англия стала главным торговым партнером России, и разрыв с ней дипломатических отношений сумасбродом Павлом подтолкнул дворянство к очередному цареубийству в 1801.
Стремление титулованной знати к повышению доходности своих имений не ограничивалось усилением барщины и экспортом хлеба. Расширились вотчинная промышленность - особенно непосредственно связанное с хлебопашеством винокурение (установленная Елизаветой Петровной (1754) дворянская монополия на винокурение была закреплена Екатериной Уставом о винокурении) и суконная мануфактура, обеспеченная госзаказом. Привилегии барства были закреплены Екатериной в “Жалованной грамоте дворянству”(1785), но императрицу заботили и перспективы “среднего рода людей” (etat mitoyen) в России. Целый ряд мер должен был раздвинуть рамки свободного предпринимательства: начав с отмены в 1762-63 монополий “указных фабриканов”, Екатерина издала в 1775 Манифест о свободе торговли и заведения промышленных “станов”; гильдейское купечество был освобождено от рекрутской повинности и подушной подати; дельцы-старообрядцы могли селиться в Москве и не надевать позорных беретов; различные льготы немецким колонистам-земледельцам позволили установить тесные хозяйственные связи между Уралом и центральной Россией. В 1765 Екатерина учредила Вольное экономическое общество, а 1785 издала “Жалованную грамоту на права и выгоды городам”, структурировавшую все городское население по 6 разрядам и определившую порядок избрания городских дум для заведывания местными делами. Купечество было разделено на 3 гильдии, а цеховым-ремесленникам дано право выбирать своего главу для представительства в городском управлении. Однако, несмотря на заботы Екатерины о развитии и росте “среднего класса людей”, городской класс в России никогда не достиг ни того благосостояния, ни того социального влияния, которых достигла буржуазия западноевропейских стран.
В 1769 Екатерина учредила ассигнационные банки в Санкт-Петербурге и Москве, слившиеся в 1786 в один государственный ассигнационный банк. В провинциальных городах были учреждены разменные конторы. Банк принимал вклады и осуществлял учет векселей, но главной его функцией была эмиссионная. В обеспечение казна положила 1 млн. руб., и на эту сумму были выпущены кредитные билеты, разменные на металлические деньги. Ассигнации имели большой успех, доставляя облегчение после медной монеты; но, когда войны с Турцией привели к росту расходов, правительство стало выпускать ассигнации уже в отрыве от разменного фонда. К концу царствования число выпущенных ассигнаций превысило 156 млн., а их курс упал до 68 коп. серебром. К 1810 было выпущено ассигнаций еще на 422 млн. руб., и рубль ассигнациями равнялся уже серебряному двугривенному (20 коп.). Обесценившиеся ассигнации вытесняли звонкую монету за границу. Внук-любимец Екатерины II, воспитанник швейцарца-республиканца Лагарпа Александр I вступил на престол с намерением широких преобразований. Он начал с отмены пыток и замены изживших себя петровских коллегий 8 министерствами. “Поставляя в едином законе начало и источник народного блаженства”, Александр учредил “комиссию о составлении законов”, во главе которой в 1809 поставил статского советника М.М.Сперанского. Сперанский имел в виду заимствовать некоторые из норм гражданского кодекса Наполеона, и это было использовано враждебной реформатору - “поповскому сыну”, “выскочке” - петербургской знатью, завистливой и озлобленной введенным по инициативе Сперанского временным налогом на владельцев крепостных душ. В 1812 император внезапно повелел выслать Сперанского под надзор полиции в Нижний Новгород, а затем предписал “отправить сего вредного человека под караулом в Пермь”. Единственным результатом деятельности Сперанского остался образованный в 1810 Госсовет, разделенный на 4 департамента, одним из которых был департамент государственной экономии.Сперанскому не удалось упорядочить российские финансы, и едва ли это можно было сделать в условиях, когда страна вела войны в нескольких направлениях - с Ираном, Турцией, Швецией и, наконец, с наполеоновской Францией. Успешное завершение этих войн принесло России Финляндию, Бессарабию, Дагестан, Ингушетию, Северный Азербайджан и герцогство Варшавское, переименованное в Царство Польское (царем считался русский император). В 1815 по инициативе Александра I на Венском конгрессе державами-победительницами Наполеона был учрежден “Священный союз”, вскоре ставший оплотом европейской реакции. Реакционное направление возобладало и во внутренней политике Александра, проникшегося мистическими настроениями и передоверившего гражданское управление мрачному генералу А.А.Аракчееву, председателю военного департамента Госсовета. Аракчеев с 1815 стал начальником военных поселений, цель организации которых он и царь видели в уменьшении зависимости от крепостников-помещиков при комплектовании армии и уменьшении расходов на ее содержание. Система поселений состояла в том, что территории, населенные государственными крестьянами, переходили в ведение военного ведомства; к “коренным жителям” - хозяевам-поселянам - добавлялись солдаты-постояльцы (по двое к каждому хозяину); первым вменялось попечение о вторых и при этом “твердое знание всего касающегося до военной экзерции”. Солдаты в свободное от военных учений время должны были употреблять “для навыку по хозяйственным делам”. Военные поселяне корчевали леса, осушали болота; в поселения привлекались представители прикладной науки - инженеры, архитекторы, землемеры; К полевым работам стали применять военные нормы: за плугом ходили “тихим шагом”, молотьбу производили под команду капрала “по темпам”. Николаю Павловичу от брата «достался» министр финансов Е.Ф.Канкрин, сумевший упорядочить денежное обращение в Российской империи, чему предшествовал выпуск по образцу далекой Колумбии и после консультаций со знаменитым ученым-путешественником А. фон Гумбольдтом монет из малоизвестного тогда благородного металла платины - "тяжелого серебра".
Применение метода обнаружения россыпного золота, изобретенного уральским горным мастером Львом Брусницыным, привело не только к выходу России на 1-е место в золотодобыче (до 1848 г.), но и к открытию близ Екатеринбурга богатых платиновых рудников. Из уральской платины по инициативе Е.Ф.Канкрина и стали с 1828 г. чеканить первые в мире платиновые монеты - достоинством в 3, 6 и 12 рублей. Их общий выпуск составил 4 251 843 рубля и содействовал успеху денежной реформы, хотя после отставки в 1844 г. Е.Ф. Канкрина придворные интриганы и английские коммерческие агенты (заинтересованные в вывозе сырой платины из России) через нового министра финансов уговорили царя прекратить эксперимент. Но Е.Ф. Канкрин уже провел ( 1839-1843) многоступенчатую операцию по замене ассигнаций кредитными билетами, разменными на серебро, установив для России, таким образом, серебряный монометаллизм. Платиновые монеты были не единственными самобытными деньгами на территории Российской империи в первой половине XIX века. Во владениях Российско-Американской компании, созданной с дозволения Павла I для северного пушного промысла по оба берега Тихого океана, для оплаты рабочих использовались кожаные деньги-"марки" разного цвета достоинством от 10 копеек до 25 рублей. Устойчивость русского серебряного монометаллизма была подорвана неудачной Крымской войной (1853-1856). Одной из причин поражения было почти единодушно признано отсутствие железных дорог, сооружению которых упорно противился консерватор Е.Ф. Канкрин. И железнодорожное строительство стало предметом особой заботы правительства во время раскрепостительных "великих реформ" Александра II.
Великие реформы открыли простор деловой активности. Железнодорожное строительство, создание частных коммерческих банков, акционерное учредительство выдвинули на общественную арену различного рода финансовых дельцов, аферистов, биржевых игроков, вообще любителей легкой наживы. Современники отмечали “братание на бирже русского купца с европейским спекулянтом” (Ф.М.Достоевский), появление “железнодорожных Монте-Кристо” (С.Ю.Витте) - прибалтийских немцев Дервиза и фон Мекка, еврея Полякова, крещеного еврея Блиоха, русского простого мужика-толстопуза с большим здравым смыслом Губонина и др. С отменой крепостного права в обращение хлынули громадные капиталы от выкупных платежей, искавшие себе выгодное помещение в сфере промышленности и торговли.
Строительство железных дорог в 1860-70-е, по замыслу министра финансов Рейтерна, изложившего свои взгляды в записке царю в 1866, должно было обеспечить Россию транспортной сетью для подвоза основного экспортного продукта - хлеба - к балтийским и черноморским портам. Увеличение экспорта должно было обеспечить активный торговый баланс и поступление валюты для инвестиций в промышленность. Сам прибалтийский немец по происхождению, выросший в Юрьеве (Дерпте), крестник Барклая-де-Толли, Рейтерн предоставлял прибыльные концессии на железнодорожное строительство прибалтийским немцам и евреям, имевшим хорошо налаженные связи с международными финансовыми рынками. Он утверждал, что железная дорога во владении частного лица, в том числе иностранца, будет не хуже служить государственным интересам, чем казенная. Необходимостью дополнительных средств для ж.-д. строительства Рейтерн мотивировал продажу Соединенным Штатам Аляски в 1867 за 7,2 млн. $. Продажа была организована Рейтерном в обстановке чрезвычайной секретности, и кроме него, из высших сановников в дело были посвящены только канцлер кн. Горчаков и морской министр адмирал Краббе; прочие были поставлены в известность через несколько дней после подписания договора в Вашингтоне.
Линия Рейтерна находила противодействие со стороны московского славянофильского купеческого лобби. Славянофилы А.И.Кошелев, И.С.Аксаков, Ф.В.Чижов и другие ожидали “великих перемен” от железных дорог для отечественной промышленности при условии их ориентации на потребности внутреннего рынка с центром в Москве. Иван Аксаков в исследовании “Украинские ярмарки” (1858) писал о богатых перспективах соединения Украины железнодорожной связью с центром и востоком страны. Кошелев настаивал, что не Петербург с его эксцентричным географическим положением и близостью к границам, а Москва - древнее средоточие экономических связей государства - должна стать главным ж.-д. узлом страны, расширяя внутренний рынок за счет привлечения богатых ресурсов окраин. Чижов - редактор журнала “Вестник промышленности”, организатор и сопредседатель Общества содействия русской промышленности и торговле - предлагал “призвать всю Россию” для ж.-д. строительства, учредив Народный акционерный банк, который выпуском крупных и мелких акций втянул бы в оборот даже мелкие сбережения, припрятанные в кубышках. Часть прибыли от ж.-д. предпринимательства Чижов считал важным вкладывать в развитие металлургической и каменноугольной промышленности, указывая, что недоразвитие этих отраслей вынуждало Россию импортировать ж.-д. оборудование и каменный уголь, который в ее недрах имелся в избытке.
Славянофилы не ограничились декламациями. Чижов организовал акционерное общество для строительства железной дороги от Москвы к Троице-Сергиевой Лавре, удлиненной затем до Ярославля и Вологды; одновременно он инициировал создание Архангельско-Мурманского пароходства по Белому морю и Ледовитому океану и, наконец, добился перехода под контроль почвеннического лобби Московско-Курской железной дороги.
После отмены крепостного права сократилось производство в отраслях, где ранее господствовал принудительный труд на посессионных и вотчинных мануфактурах - особенно в горнометаллургической и суконной промышленности. Живая рабочая сила, которая прежде одна выносила на себе тяжесть добывающей и обрабатывающей промышленности, значительно поднялась в цене, значительно поднялась в цене, что содействовало усилению внимания предпринимателей к технологическому переоснащению, к внедрению механических двигателей, машин и усовершенствованных орудий. При наличности свободных капиталов и недостатке необходимых знаний, русская промышленность, особенно земледельческая, оказалась переполненной массой техники, не нашедшей применения ввиду несоответствия местным хозяйственным условиям. Развитие системы путей сообщения и либерализация торговой политики (таможенные тарифы 1857 и 1868) обусловили рост масштабов как внутреннего, так и внешнего товарообмена, вовлекая Россию в орбиту мирового капиталистического хозяйства, подверженного периодическим кризисам перепроизводства. Мировой экономический кризис 1873 - превосходивший остротой и глубиной все предыдущие и вызванный перегревом экономики Германии и Австрии вследствие биржевого ажиотажа после франко-прусской войны 1870-71 - отразился и на России, где нашел почву в увлечении строительством новых фабрик и дорог и учредительской горячкой (в 1869-73 было основано около 300 акционерных обществ). Кризис поразил главным образом текстильную промышленность, рост продукции которой быстро превысил покупательную способность сельского населения (90% всех жителей страны); обороты на Нижегородской ярмарке сократились более чем на 20%. Тяжелая промышленность, обеспеченная государственными заказами, пострадала от кризиса гораздо меньше. Спад в экономике продолжался четыре года; с 1877 начался новый подъем, стимулированный правительственными заказами в связи с русско-турецкой войной на Балканах. Войну вела реформированная российская армия, использовавшая железные дороги, паровой флот, магазинное оружие и другую передовую технику. Промышленному подъему способствовал и перевод в 1877 уплаты ввозных таможенных пошлин на золото. Ввиду обесценения бумажного кредитного рубля это означало фактическое повышение пошлин на 40-50%. В результате повысилась конкурентоспособность российских товаров, иностранным предпринимателям стало выгоднее помещать в Россию капиталы, создавая новые промышленные предприятия. Приток иностранных капиталов сильнее втягивал российскую экономику в сеть мирового рынка и в процесс циклических колебаний.
Развитие российского капитализма вширь. Экономическая отсталость России, недостаточность внутренних накоплений, явное недоразвитие среднего класса обусловили крупные масштабы государственного вмешательства в экономику, правительственного надзора за учреждением и деятельностью крупных промышленных предприятий и банков. В промышленном комплексе Петербурга первое место принадлежало металлопромышленности, особенно транспортному машиностроению. В годы Крымской войны для перевооружения армии и флота в Петербурге был выстроен ряд крупных машинострительных предприятий - Невский и Балтийский судостроительные заводы, механические заводы Нобеля, Сан-Галли и др. Росту петербургской фабричной индустрии способствовали благоприятное экономико-географическое положение столицы как главного морского порта страны, казенные заказы, приток иностранного капитала (его доля в промышленности Петербурга вдвое превосходила аналогичный показатель по стране в целом). Переплетение связей петербургского предпринимательства с западноевропейским капиталом усилилось после сооружения к началу 1860-х гг. Петербургско-Варшавской железной дороги, связавшей столицу с Прибалтикой и Польшей.
Идея славянофилов о транспортном обеспечении внутреннего национального рынка нашла продолжение на следующем этапе ж.-д. строительства, в 1880-90-е гг., закреплявшего, помимо прочего, территориальную экспансию России в Средней Азии. Чижовский “Вестник промышленности” еще в самом начале 60-х гг. не раз писал, что среднеазиатские ханства - “драгоценные для нас страны”, рынок сбыта для российских промышленных товаров и источник ценного сырья, особенно хлопка. Славянофилы с восторгом отнеслись к завоеванию Средней Азии, встретив с распростертыми объятьями покорителя Ташкента генерала Черняева, после того, как он неожиданно попал в опалу. С 1880 началось сооружение Среднеазиатской железной дороги для подвоза хлопка к московским текстильным фабрикам.
В 1880-е гг. ж.-д. строительство сыграло важную роль в создании новой топливно-энергетической базы российской промышленности и транспорта - переходе с древесного на минеральное топливо, связанном с развитием каменноугольной и нефтяной промышленности. Зачинателем нефтяного дела в России стал В.А.Кокорев, устроивший в 1859 нефтеперегонный завод в Баку. Однако подлинный размах российская нефтепромышленность получает с 70-х гг. благодаря деятельности братьев Нобель - Роберта и Людвига. Основанный их отцом завод в Петербурге переключился на выпуск нефтяного оборудования, к 1876 был построен в Баку завод по производству керосина - главного нефтепродукта на мировом рынке того времени, в 1879 было учреждено Товарищество “Бранобель”; к этому времени братья располагали построенным в Швеции первым в мире нефтеналивным судном (идея Л.Нобеля) - прообразом будущих танкеров, первыми в России трубопроводом и вагоноцистернами , складами нефтепродуктов в Поволжье (Царицын). Технически одаренные и образованные инженеры, опытные и жесткие дельцы, Нобели хорошо понимали выгодность сосредоточения в одних руках всех отраслей нефтебизнеса (бурение скважин, нефтепереработка, транспортировка, сбыт). К выгоде Нобелей было и приобретение Россией после войны с Турцией черноморского порта Батуми. После строительства железной дороги Бату - Батум (1883) Батуми стал пунктом экспорта нобелевского керосина в Европу. Доля в нефтяном предприятии братьев Нобель их брата, “динамитного короля” Альфреда, составила фонд будущих Нобелевских премий.
Еще во времена Петра I в Донецком бассейне был открыт каменный уголь, и “отец отечества” предсказывал, что “зело сей минерал полезен будет”. При Потемкине около основанного в 1775 селения Кривой Рог была открыта железная руда. Но эти минеральные ресурсы лежали втуне до 1860-х гг. когда англичанином Дж. Юзом были основаны первые горнодобывающие предприятия в украинских степях. Горнозаводское дело на Украине стало быстро развиваться, открывая широкие перспективы обогащения для предприимчивых людей, в том числе для выпускников Московского Технического училища и Петербургского Горного института. Уже в 1874 горнопромышленники Юга России провели свой первый съезд - первый отраслевой съезд российских промышленных предпринимателей. Ввод в действие в 1885 Екатерининской железной дороги, соединившей каменноугольные шахты Донбасса с железорудным Криворожьем, подвел прочную базу для развития южнорусской горнометаллургической промышленности.
Железные дороги - “первостепенное орудие государственности” - способствовали утверждению в России крупного капиталистического производства,
Нефтеносный Бакинский район, каменноугольный Донбасс и железорудное Криворожье стали главными полюсами экономического роста Юга России, превратившегося к концу XIX в. в ведущий промышленный регион страны. Развитие этого региона дополнялось возникновением марганцевой промышленности, центром которой стала Чиатура в Грузии, и свеклосахарным производством в Киевской, Харьковской, Подольской и Херсонской губерниях. Юг России смыкался с Юго-Западом империи - Привислинским краем. Польше Россия более всего была обязана репутацией “тюрьмы народов”, но польские земли в составе Российской империи благодаря доставляемому российскими губерниями обширному внутреннему рынку стали одним из наиболее развитых индустриальных районов в Восточной Европе. Речь Посполитая, интегрированная как аграрная периферия в систему мирового рынка, была отсталой страной с крайней степенью эксплуатации крепостных земледельцев, принуждаемых к многодневной барщине в фольварках, страной упадка городской промышленности и торговли, где не было даже очагов капитализма. Введение Кодекса Наполеона во время французской оккупации в 1808 привило в польских землях правовые ростки капиталистических отношений. В Царстве Польском, связанном в 1815 личной унией с Российской империей, имевшем конституцию, собственную армию и собственную валюту, стала развиваться капиталистическая мануфактура. В 1828 возник Польский банк, необычный разнообразием функций - одновременно эмиссионный, ссудный, депозитный, ипотечный и промышленный. Он основывал фабрики, горнодобывающие предприятия, занимался сельским хозяйством и ж.-д. строительством. Польша стала мастерской для обработки немецких полуфабрикатов, которые большей частью беспошлинно ввозились в Польшу, здесь подвергались окончательной обработке и в качестве польских готовых изделий беспошлинно ввозились в Россию. Потребности русской армии в обмундировании во время Крымской войны, механизация оборудования (ткацких станков и веретен) в 1850-е гг., открытые территориальной среднеазиатской экспансией России восточные рынки для польского текстиля обеспечили быстрое развитие польской текстильной промышленности, свыше 3/4 продукции которой находило сбыт в России и на Востоке. Россия была емким рынком сбыта и для других ведущих отраслей польской промышленности - каменноугольной и металлической. Домбровский бассейн в Польше обеспечивал пятую часть потребляемого Россией угля. Из всей российских губерний польские были наиболее обеспечены железными дорогами. Прогресс Юга России отодвинул промышленное значение горнозаводского Урала, развитие которого тормозили вековые последствия господства крепостной фабрики - организационная (сохранение полукрепостнической системы “временнообязанных” мастеровых) и техническая (древесное топливо и архаичная колесно-водяная система энергообеспечения). Для подъема южнорусской промышленности большое значение имела «система Витте». В 1889 Витте был назначен директором Железнодорожного департамента Министерства финансов, а в 1892 сменил циника Вышнеградского («недоедим, но вывезем») на посту министра финансов. Витте полагал, что содействие промышленности со стороны государства должно выражаться в России не столько в регламентации, сколько в “положительной помощи в каждом отдельном случае - нравственной и материальной - там, где частный почин или невозможен, или слишком слаб”. Экономическая политика Витте была нацелена на ускоренное промышленное развитие России и завоевание прочных позиций на рынках Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Форсировать индустриализацию страны Витте предполагал за счет 1) привлечения иностранных капиталов в виде займов и инвестиций, 2) накопления внутренних ресурсов с помощью казенной винной монополии и усиления косвенного налогообложения, 3) таможенного ограждения русской промышленности от иностранной конкуренции и поощрения русского экспорта.
Важным звеном финансовой политики Витте было введение им государственной винной монополии (1894). Винокурение оставалось в частных руках, однако сырой спирт приобретала казна. Очистка спирта и изготовление водки производились на частных заводах по заказам казны и под наблюдением акцизного надзора. Продажа спирта, вина (не касалось виноградного вина, также как и пива) и водочных изделий составляла исключительное право государства. Торговля водкой запрещалась во время крестных ходов, а в воскресные дни до окончания литургии. Доход от винной монополии составлял до 30% государственных доходов (в 1912 - 874 из 3106 млн. руб.).
Переход России на золотой стандарт обеспечил обильный приток иностранных капиталов в ее промышленность. В период промышленного подъема 1909-1914 55% всех капиталовложений в народное хозяйство составили составили иностранные; доля иностранного капитала в совокупном торгово-промышленном и кредитном капитале страны достигла 43% , а в отраслях тяжелой промышленности приблизилась к 60%. Основная часть иностранных инвестиций (70%) приходилась на горнозаводское дело Юга России и сыграла решающую роль в создании новой металлургической базы страны в этом регионе, который дал в 1913 67% выплавленного в России чугуна и 60% стали.
Еще большую роль иностранный капитал сыграл в возникновении российских предприятий в ведущих отраслях второй технологической революции - электроэнергетике, электротехнике и химической промышленности. Европейским (а в химии - и мировым) лидером в этих отраслях была промышленность Германской империи, и германские капиталы стали “фактическими хозяевами” российской энергетики и электротехники, производства минеральных удобрений и других сложных химических продуктов (Зив В.С. Иностранные капиталы в русских акционерных предприятиях. Вып. 1. Пг., 1915). “Всеобщая компания электричества”, “Сименс и Гальске”, “Шукерт” и другие германские фирмы обеспечивали электроэнергией промышленность Привислинского края, Петербурга, Москвы и Юга России вплоть до Баку. Непосредственно связанные с материнскими компаниями, филиалы германских фирм в России действовали в России согласованно и широко, все принципиальные решения в области производственной и финансовой политики принимались в Берлине. В короткие сроки было создано широкое производство номенклатуры электротехнических изделий - от проволоки до генераторов; строительство первых в России электростанций, постепенное развертывание энергетических сетей и, следовательно, перевод промышленных предприятий и коммунального хозяйства (освещение и транспорт) на более прогрессивный вид энергии были делом германского и в меньшей (значительно) степени - бельгийского и французского капитала. В 1908-13 происходило быстрое наращивание в России филиалами 14 германских фирм производства и торговли красителями, лекарствами и другими продуктами химической и фармацевтической промышленности.
Развитие электротехники, энергетики и связи придало новые стимулы производству меди. Архаичная медеплавильная промышленность Урала не могла выдержать конкуренции с предприятиями, создаваемыми на иностранные капиталы. Заводы, основанные в Грузии германской фирмой “Сименс и Гальске” в 1900 уже давали свыше трети всей меди, производившейся в России, но в 1908-13 их обошли предприятия сначала французского, а затем англо-американского “кавказских” меднопромышленных обществ. На англо-американские капиталы недалеко от Батуми был построен образцовый комплекс по производству меди, включавший плавильный завод, обогатительные фабрики и другие объекты.
Иностранные капиталы выполняли миссию, ожидавшуюся Витте: модернизировали российскую промышленность. Но факт их господства вызывал неоднозначные оценки. Во 1-х, он свидетельствовал о неспособности российских промышленников эффективно использовать достижения российских же естествоиспытателей и изобретателей. Например, электротехника и химия были едва ли не витриной мировых достижений русской научно-технической мысли : достаточно вспомнить синтез анилина Н.Н.Зининым или “русский свет” на Всемирной выставке в Париже в 1878 и имена электротехников Лодыгина, Яблочкова, Шпаковского, Чиколева и др., химиков Бутлерова, Коновалова, Кучерова, Каблукова, не говоря уж о Менделееве. Но электрическая и химическая промышленность России были почти целиком обязаны германскому капиталу. Во-2-х, хотя в большинстве случаев экспорт капиталов в Россию не преследовал цели развить добывающие отрасли ее промышленности для снабжения сырьем хозяйства стран-инвесторов, прецеденты добычи грузинской марганцевой руды и алтайской платины исключительно на вывоз в Германию были достаточно тревожны. В целом же вопрос о степени зависимости российской экономики от иностранного капитала не был прояснен ни экономистами того времени, ни позднейшими историками. Особое место среди российских регионов принадлежало Сибири. В Иркутске - средоточии торговли между Россией (изделия обрабатывающей промышленности), Китаем (чай) и Сибирью (пушнина) - рано сложилось богатое сильное купечество, со связями в Москве и Петербурге. Губернаторство двух выдающихся деятелей - Сперанского и Муравьева-Амурского - обеспечило хороший подбор чиновников, в т.ч. с университетским образованием. Ссыльные нескольких поколений - декабристы, поляки, петрашевцы, народники - способствовали культурной шлифовке иркутского предпринимательства. Выход декабристов на поселение совпал по времени с началом в Сибири интенсивной золотодобычи, в которой на первый план выдвинулись первогильдейские купцы Иркутска. Золотые россыпи в Сибири были открыты в 1827, а в 1838 было официально разрешено промышлять золото частным лицам - дворянам, потомственным почетным гражданам и купцам 1-й гильдии. Через 5 лет на территории Иркутской губернии был открыт богатый Витимско-Олекминский золотоносный район, где иркутские купцы захватили лучшие позиции. Принося миллионные состояния, золотопромышленность оживила всю хозяйственную жизнь края, а баснословные доходы и облагораживающее влияние ссыльной интеллигенции создали основу для просвещенного иркутского меценатства. Особенно знамениты были сыновья “золотого барона” пароходовладельца Михаила Сибирякова - Александр (1849-1933) и Иннокентий (1862-1899).
Однако к концу XIX в. золотопромышленность по своему значению в экономике Сибири уступает место маслоделию. Промышленное маслоделие в России возникло в 1860-е в Вологодской и Ярославской губерниях вблизи старинных торговых путей, ведущих в центр России и за границу. Русские маслоделы почти сразу стали ориентироваться на западный потребительский рынок; изобретение в 1880-е сепаратора (сливкоотделителя) дало значительный импульс отрасли, у истоков которой в Сибири стоял предприниматель из г. Кургана “дедушка” А.Н.Балакшин (организовавший свою коммерцию на семейно-патриархальной основе). Огромные пространства Сибири сдерживали сбыт, а, следовательно, и производство масла. В 1899 г. Сибирь в целом еще уступала по числу маслодельных заводов (334) Ярославской (380) и особенно Вологодской (650) губерниям, но начало движения по Великой Сибирской железной дороге и появление вагонов-холодильников изменили ситуацию. К 1913 в Сибири уже около 3 тыс. маслодельных заводов (на Вологодчине - более 1000), а Россия среди мировых экспортеров масла с 7-го места перешла на 2-е (после Дании). Оборудование для маслоделен поставляло петербургское товарищество “Альфа-Нобель” с отделением в Омске, а главным местом вывоза сибирского масла в Европу стала Рига. Основным покупателем была Англия, главные позиции в торговле сибирским маслом захватили датские фирмы. С ними конкурировал основанный в 1907 г. Балакшиным Союз сибирских маслодельных артелей, имевший две штаб-квартиры - в Лондоне и Копенгагене. “Сибирское маслоделие дает золота вдвое больше, чем вся сибирская золотопромышленность”, - заявил после одной из поездок в Сибирь П.А.Столыпин.