Глава 9. Не пытайтесь повторить это дома 2 страница
Когда же работу закончили и я окончательно переехал в Ореховый Дом, то решил здорово набраться и таким образом отметить новоселье. В маленькой комнатке у меня стоял красивый круглый восточный деревянный стол с замысловатой резьбой и стеклянным покрытием. Со временем он превратился в центральное место всевозможных вечеринок, но ту первую ночь мы с Иззи просидели с одной включенной лампочкой на темно-красной бархатной кушетке. Стоит ли говорить, что я не смог встать на правильный путь.
Вскоре после переезда я снова встретил свою бывшую подружку Салли (Sally). В этом доме моя спальня располагалась довольно высоко, на втором этаже, и представляла собой черную как смоль комнату, так как освещал ее только лампа, стоящая рядом с подушкой. Вокруг изголовья кровати стояли коробки, набитые журналами, также в одной из них валялся пульт дистанционного управления телевизором, который стоял на шкафу в футе от кровати. Светильник, находившийся рядом с кроватью, был антикварным, с абажуром цвета семги, дававшим очень мягкий свет, который мне так нравился. Как бы там ни было, я очень хорошо помню эту ночь. Я лег спать раньше, чем обычно, и внезапно проснулся со странным предчувствием. Я включил светильник, чтобы осмотреться, и увидел ее. Салли сидела в изножье кровати, но я видел лишь силуэт на стене и не сразу узнал ее. Было страшно. В тот период своей жизни я прикупил себе несколько пушек, но тогда при мне их не оказалось, и я несказанно рад этому: если бы я положил их поближе к себе, вероятно, я бы выстрелил в нее; она очень меня напугала.
Попасть внутрь дома было непросто; ей пришлось перепрыгнуть через забор и спуститься по крутой лестнице, потом ей посчастливилось найти мой запасной ключ под ковриком перед дверью – который я, разумеется, навсегда убрал оттуда после случившегося. Ей было плохо, поэтому я разрешил ей переночевать у меня, а утром я отвез ее на Лаурель Каньон (Laurel Canyon) и высадил на углу Сансет. Это была не последняя наша встреча, но больше она ни разу не заходила ко мне домой подобным образом. Все, что я о ней слышал – что она тусовалась где-то в Л. А. и попала в передрягу. В самый последний раз я видел ее в Нью-Йорке, где она крутилась около Майкла Элига (Michael Alig, человек, стоявший у истоков всей современной клубной культуры. Первый в мире человек, придумавший, так называемые, тематические вечеринки. – прим. Nusha) и печально известной компании из Limelight (бар, где работал Андре «Ангел» Мелендес, убитый Элигом и его приятелем Робертом «Фризом» Риггсом 17 марта 1996 года (причина убийства – долг «Ангела» за наркотики). Бар был закрыт федеральными агентами еще до убийства Мелендеса - прим. Nusha). Я слышал, что позже она вернулась в Англию. И очень счастлива сейчас.
Очень трудно быть человеком, который крутиться на задворках общества, если только ты не музыкант или еще кто-нибудь, у кого есть цель ошиваться там. Все остальные становятся лишь беспомощными игроками и выбывают из этой среды. Большинство девушек, встречавшихся с нами, были этакими невинными цыпочками, чьи жизни навсегда круто изменились после встречи с одним из нас, независимо от продолжительности отношений. Тогда мы были неким вакуумом, который сначала засасывает, а потом выплевывает людей; в этом смысле множество людей вокруг нас потерпели неудачу. Некоторые умерли, не потому, что мы им что-то сделали, а от побочного эффекта нахождения в непосредственной близи со славой. Людей притягивала наша пресловутая странная жизнь, они понимали ее неправильно и тонули в нашей пучине.
Стивен и Дафф приобрели себе дома неподалеку от мого, всего лишь через Малхолланд Драйв (Mulholland Drive), на Лаурель Каньон со стороны Вали (Valley). Они жили на противоположных концах одной улицы. Как я понял, Стив строил свою версию домашней жизни вместе с несколькими цыпочками, а Дафф и его будущая жена, Мэнди (Mandy), вместе поселились в своем доме. Дафф всегда отлично вел домашнее хозяйство, поэтому никогда не был таким расточительным, как я. Я жил менее чем в двух милях от этих ребят, но мы редко встречались; уверен, если бы они были наркодилерами, мы бы встречались гораздо чаще.
Хорошенько все обдумав, я решил, что мне придется немного очиститься перед тем, как мы вновь сможем репетировать. Дафф не хотел ничего со мной писать, когда я находился под кайфом, и я не могу осуждать его за это. Когда в Л. А. вдруг стало туго с наркотиками, это превратилось в большой геморрой, а мое подсознание требовало хоть чем-нибудь заменить тягу к наркотикам. Тогда я запирался в своем доме и прибегал к помощи Доктора Столи (Dr. Stoli – так Слэш называет «Столичную» - прим. Nusha) и его помощников, ну и таким образом отвыкал от наркотиков.
Как-то раз я был под кайфом, и мы с Даффом снова начали разбирать наши вещи и решили составить график репетиций. В то время мы составили его, так и не получив подтверждения от Эксла. Единственное сообщение от него я официально получил от нашего менеджмента, конкретно от Дуга Голдштайна (Doug Goldstein), который регулярно общался с Экслом.
Неважно, что мы были не вместе; Стивен, Дафф и я начали джемовать в Mates, в нашем любимом местечке. Иззи находился не в той форме, чтобы присоединиться к нам: он очень много времени проводил в доме у Билла и, как и я, пошел по темной дорожке. Он очень часто приходил на репетиции, но мы никогда его не ждали. В конце концов, мы пытались быть продуктивными; я понятия не имел, чем занимался Эксл, так как мы не общались, возможно, из-за того, что кое-то из нас вышел из-под химического контроля.
Я снова начал пьянствовать. Я ехал домой после репетиции пьяным в хлам, распугивая людей на Лаурель Каньон. Я ехал со скоростью 90 миль в час (около 145 км/ч – прим. Nusha) на своей маленькой Honda CRX; и если бы врезался куда-нибудь, то запросто бы умер. Я благодарен Богу за то, что никого не сбил, не был арестован и не умер – кое-то наблюдал за мной, видел, как часто я попадал в руки смерти и всегда возвращал меня к жизни.
В одну особо выделяющуюся ночь я развернулся на Лаурель Каньон рядом Кирквуд (Kirkwood), главной дорогой по отношению к моей улице Волнат Драйв. На углу Волнат остановился парень, он собирался выполнить поворот налево и выехать на Кирквуд. Он находился довольно далеко, на моей полосе, но мне казалось, что он стоит у меня на пути. Вместо того, чтобы остановиться или сбросить скорость, я со всей дури врезался в его машину – я сделал это нарочно.
Я пытался сдать назад и уехать, но наши машины сцепились вместе; я разбил ему заднее крыло со стороны водителя, а передняя часть моей машины зацепилась за его машину. И только тогда до меня дошло, что, вероятно, мне не стоило этого делать.
Я сидел там, пытаясь сдавать назад и ломать все вокруг; я вдребезги разбил бампер своей машины, потому что он сильно пострадал от столкновения с машиной того парня. Пока я занимался бампером, этот чувак вышел из машины и подошел к моему окну.
«Чего тебе надо?» - спросил я, искоса поглядывая на него с минуту.
Чувак явно набрался, он был очень растерян, а теперь еще и смущен мною.
«Ты чертовски пьян», - сказал он; причем его речь была немного невнятной.
«Нет, я не пьян», - ответил я. «Это ты чертовски пьян».
Я закурил сигарету, и мы понемногу стали осознавать, что оба достаточно пьяны, и вызывать полицию было бы не лучшей идеей.
«У тебя есть страховка?» - спросил парень. – «У меня нет».
«Послушай… Я не могу позволить себе проблемы с законом», - ответил я.
«Будем считать, что ничего не случилось», - сказал парень.
«Заметано».
Мы осмотрели наши машины; тот чувак уехал, а я разогнал свою малышку настолько быстро, насколько смог. Я поставил машину в гараж и ненадолго присел. От осознания того, что могло произойти в том столкновении, мое сердце бешено забилось. Настал момент истины: последствия того несчастного случая могли бы стать для меня концом всего.
Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, что если мы и дальше собираемся оставаться группой, то нам, Иззи и Даффу, Стивену и мне, нужно писать новую музыку и заинтересовать Эксла, чтобы вернуть его обратно в творческий процесс. У нас было несколько песен в разработке, но нам пришлось притормозить и сосредоточиться. Мы все уже были в работе: снова приходило то самое возбуждение; возвращался настоящий голод и оживал огонь. Мы хотели сделать музыку Ганзов своим главным приоритетом.
Мы продолжали репетировать, а однажды все вместе написали несколько песен; мы приехали в дом к Иззи на Валли Виста (Valley Vista) и Сепульведа (Sepulveda) в Валли, чтобы попытаться написать хоть что-то и посмотреть, о чем же он думал. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять это: я умывался в ванной, когда заметил слой пыли толщиной в два дюйма (около 5 см – прим. Nusha) на душе и ванне. Ею давно не пользовались – Иззи находился слишком далеко. Даже Эксл появился в тот день, и несмотря ни на что, мы начали работать над песней, которая позже стала называться “Pretty Tied Up”. Помню, Иззи принес тарелки и ручку метлы, а еще несколько струн и мы соорудили из них ситар (старинный индийский музыкальный инструмент – прим. Nusha). Стоит ли говорить, что Иззи был под неимоверным кайфом.
Мы практически его не видели; однажды ночью он сильно испугался, и это привело его в порядок. Чем бы это ни было, но Иззи получил такую встряску, что даже не мог говорить об этом. Он сказал лишь, что его отец, приехавший из Индианы, забрал его домой и вот почему и где он очистился. Кстати, он так и остался чистым с тех пор.
Остальные продолжали работать; у нас уже появился кое-какой материал и мы вновь связались с Экслом; он сообщил, что они с Иззи решили написать следующий альбом в Индиане. Не пронимаю, почему; они оба уехали оттуда как только смогли перебраться в Л. А., и я ни разу не замечал, чтобы они подумывали вернуться. В любом случае, наша ситуация была настолько непредсказуемой, что я не собирался ехать в пшеничные поля без гарантии того, что мы хоть что-нибудь будем там делать.
Они намеревались увезти нас подальше от соблазнов Л. А., и я уважал их решение. Эксл хотел вытащить нас куда-нибудь, где бы мы остались одни и сосредоточились на нашем творчестве. Я хотел того же, но не хотел уезжать далеко от мегаполиса, поэтому, в конце концов, мы остановились на Чикаго. Он находился недалеко от Индианы, поэтому Иззи мог присоединиться к нам, когда ему было лучше, или с легкостью вернуться обратно, если чувствовал, что может сорваться.
Мы с Дугом Голдштайном съездили в Чикаго, чтобы подобрать место для житья и репетиций. Мы остановились на Cabaret Metro, известнейшему рок-клубу в северной части города: в подвале дома находилась концертная площадка – отдельный клуб, называвшийся Smart Bar, а наверху располагался театр. Он был прекрасен; мы заняли весь театр и когда наша работа подходила к концу, внизу нас уже ждал самый крутой бар города. Для житья мы сняли двухблочный жилой дом из коричневого кирпича на Кларк Стрит (Clark Street), рядом с поездами надземной железной дороги.
Мы переехали туда все вместе, включая наших техников, Адама Дея (Adam Day) и Тома Мейхью (Tom Mayhew), менеджера и нового охранника Эрла (Earl). Дафф, Стивен и ребята из нашей команды поселились внизу, а Эксл, Иззи, Эрл и я жили наверху. Для меня такое положение вещей было великолепным, потому что в моем расположении находилась большая часть комнаты – Экслу потребовалось более месяца, чтобы присоединиться к нам, а Иззи не провел там и часа. Экслу требовалось время, чтобы решить, доводить ли начатое до конца, что, несомненно, сохраняло некую интригу. В целом же, все, чем мы занимались, было непривычно для нас, но это было только начало.
Тем не менее, мне было все равно, что мы только что переехали всей группой, не считая двух ребят, которых тогда с нами не было, потому что мы с Даффом превратились в этаких увлеченных приятелей-алкоголиков, а километры баров на North Clark Street стали нашей новой средой обитания – разумеется, мы не ходили по ним пешком. В то время в мое суточное потребление входила бутылка «Столичной» объемом полгаллона (около 2 л – прим. Nusha) плюс разная еда, которую я ел во время ночных развлечений. Утром я просыпался и наливал в одноразовый стаканчик 85% водки, добавлял лед и немного клюквенного сока. Я называл это завтраком чемпионов. Дафф был из этой же лиги, поэтому, уверен, он готовил освежающий напиток и помещал его в лед еще перед тем, как лечь спать, и накрывал его подушкой, таким образом, лед сохранял напиток холодным, пока Дафф спал, а утром, благодаря своей прохладе и свежести, он становился предметом первой необходимости.
Каждый день я сидел на полу, маленькими глотками употребляя свой завтрак, пялясь в телевизор, и ждал, когда остальные ребята соберутся и будут готовы к репетиции. Как правило, мы джемовали в Metro после обеда, иногда по вечерам, а потом проводили ночи снаружи и внутри баров. Там мы более или менее развлекались, писали рифы и биты наших песен. Мы были очень сосредоточены на своей работе, но никак не могли закончить хотя бы одну нашу идею без присутствия всех игроков.
Я понял, что для каждого важно существовать во все времена – и наш продюсер, Брендан О’Брайан (Brendan O’Brien) настаивал на этом во время записи последнего альбома Velvet Revolver Libertad. Тогда каждый из Ганзов был сосредоточен – даже Эксл – но у нас отсутствовали навыки работы в группе, и мы понятия не имели, как управлять рабочей ситуацией. Желание было огромным, но нам требовался наставник. Если хотя бы один из нас не приходил на репетицию, мы все равно работали, и это была одна из многих вещей, возвращавших нас к тому, чтобы играть правильно. К примеру, мы с Даффом постоянно напивались в хлам и считали это нормальным, потому что никогда не смешивали выпивку с работой, но после репетиции мы выходили из-под контроля, и из-за этого потеряли Иззи. Тогда он больше не мог вести такой же образ жизни, да и сейчас его позиция не изменилась. В те времена мы не осознавали этого, а если бы даже и осознавали, вероятно, нас бы это не волновало – все, что мы знали – то, что он не приходил на работу, а мы не могли принять этого. Уверен, у Эксла тоже имелись причины заниматься своими делами. Между нами отсутствовало нормальное обсуждение этих вопросов, и в результате мы получили серьезное непонимание. Мы просто никогда не обсуждали наши интересы, ни разу не разговаривали о том, как приспособить правила игры под каждого из нас, вместо этого мы продолжали идти по пути прошлого, полагая, что глобальные перемены привели к столь серьезному внутреннему напряжению.
Вместо появления нового способа решения проблем, они нарастали как снежный ком. Хороший менеджер мог бы резко изменить ситуацию, но у нас его не было. В этом деле Дуг и наш менеджмент оказался бесполезным, казалось, что им не хотелось выделить время для решения этого вопроса. Алан все еще находился под арестом, а Дуг проводил с нами 24 ч в сутки, ничего при этом не предпринимая, но всячески нам способствуя. Он считал, что, вероятно, мы сами знаем, как разобраться с этим дерьмом самостоятельно. И мы разбирались; в творческом плане мы были полностью предоставлены сами себе… но только когда мы все жили как единое целое, проживая пять похожих друг на друга жизней. Сейчас мы стали группой, которой пришлось открыть свое дело, мы упустили много возможностей, энергия покинула нас. Никто не виноват, просто мы уже сделали все самое лучшее, что могли.
Нам пришлось переехать туда без Эксла, и мы считали его отсутствие неуважительным, и эта неуважительность переросла в грандиозную враждебность, поэтому когда он все-таки объявился, кое-кто из нас просто взбесился. Мы были неконтролируемой группой, которая лишь отдаленно напоминала единое целое и растеряла способность правильно организовать свою работу: всю нашу жизнь мы никак не могли прийти к согласию. Мы даже не предпринимали попыток начать по-взрослому заниматься делами. Я не называю это глупостью или беспечной оглядкой назад, но Никто из нас не остановился, не выбрал момента, чтобы спросить кого-нибудь или себя: «Как дела? Что нам нужно, чтобы собраться вместе, начать работать и наслаждаться?» Нам необходимо было подумать об этом на свежую голову; даже если кто-то один не работал, мы все равно должны были стараться. Но мы этого не сделали. Помимо того факта, что наш менеджмент плевать хотел на наведение порядка, самым значительным катализатором распада группы стал недостаток общения между ее участниками.
Признаюсь, я был упрям, я не хотел каждый день чувствовать себя подчиненным каким-то идиотам. Я считал всех нас равными друг другу, поэтому добросовестно пытался что-нибудь предпринять, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, но у меня не было всего необходимого, чтобы понять чего ждет Экскл, или терпения, чтобы сидеть и разговаривать с ним. Как и в любых других отношениях, когда кое-кто начинает зацикливаться на твоих недостатках, становится трудно оставаться чутким. К тому же мой охранник находился в прискорбном положении. Исходя из всегоэтого, легче всего было просто наслаждаться летом в Чикаго, потому что бары были весьма приветливыми.
В свободное время, которого у нас имелось более чем достаточно) мы с Даффом делали все возможное, чтобы оставаться в форме. Я взял с собой один из моих ВМХ-ов, на котором разъезжал между квартирой и местом для репетиций, прыгал везде, где только мог, и гонял по тротуарам. У меня здорово получалось. Иногда мы с Даффом даже ходили в спортзал, как правило, после наших утренних коктейлей из водки. Мы приходили в один из тех огромных общественных спортзалов Христианской ассоциации молодых людей (YMCA, организация, поддерживающая общественные ценности через программы укрепления духа, ума и тела (спорт, тренинги, обучение), ориентированная на работу с молодёжью – прим. Nusha) вместе с нашим охранником Эрлом, чтобы потягать железо. Мы занимались прямо в джинсах, выполняя подходы в перерывах между перекурами – они придавали нам сил. После занятий мы обычно здорово проводили время в спортбаре, потягивая коктейли. И неважно, насколько взрослее мы стали по возвращении домой или сколько пластинок мы продали или сколько концертов отыграли; в Чикаго мы были никем. Для наших барных покровителей мы были всего лишь парой обычных Джо Смитов, а в Америке Джо Смитов не больше, чем в спортбаре на North Clark Street.
Каждую ночь мы развлекались в Smart Bar (основан в 1982 году, кому интересно, вот оф.сайт - www.smartbarchicago.com, прим. Nusha), очень крутом заведении, но его рок-сообщество намного отличалось от лос-анджелесского. Шел 1990 год, и в этом месте было полно техно и индастриал музыки, как у Ministry или Nine Inch Nails. Мы не особо общались с местными, потому что держались в стороне от различных типов, но, как бы там ни было, мы все же обзавелись небольшим кругом друзей. Мы подцепили дюжину цыпочек; они чем-то напоминали портретную галерею, но точно помню, что встречался только с одной. Ее звали Меган (Megan) и ей было 19. Меган жила вместе с матерью и младшим братом на окраине неподалеку; она была милой, энергичной девушкой с экзотической внешностью и большой грудью.
Я завел с нею короткие якобы дружеские отношения; днем погрузившись в рутину репетиций, а ночью отрываясь с ней. Это произошло как раз в тот момент, когда появился Эксл, и настроение сразу же изменилось. Несмотря на возмущение, мы были рады его видеть, потому что никто не хотел усугублять ситуацию разборками с ним по поводу его отсутствия. Мы сразу же начали работать, и он даже приходил на репетиции, но мы никогда не были до конца уверены, в какие дни это произойдет. Если мы решали, что все вместе начнем репетицию в 4 или 6 часов вечера, то он мог явиться к 8 или 9, а то и вообще не приходил. Когда же Эксл присутствовал на репетициях, то, как правило, возился с пианино либо сидел и слушал наши наработки. С учетом обстановки, мы решили разработать несколько хороших тем: “Estranged”, “Bad apples” и “Garden of Eden”.
К тому же я считал наше время, проведенное в Чикаго, потраченным впустую, что стало предметом спора между мной и Экслом. Казалось, он думал, что мы вполне нормально работали, а я один все разрушил. Я бы мог почувствовать разницу, если бы он все время находился там, но даже после восьми недель – причем шесть из них мы провели без него – я ощущал, что у нас нет материала, который можно было бы показать; я был расстроен и не готов ждать, когда мы наконец сможем работать все вместе. Среди нас царила слишком темная атмосфера, не располагавшая к творчеству. Еще мы фривольно распоряжались своими деньгами, что я не мог проигнорировать: мы перенесли всю работу на Средний Запад (Midwest), но не сделали ничего, кроме нескольких законченных песен и горстки сырых идей, многие из которых в последствии просто выкинули из головы.
Я пытался остаться там только из-за того, что Эксл приехал в город, но два случая положили конец моему пребыванию в Городе Ветров (Windy City, Город ветров - о Чикаго – прим. Nusha). Первый произошел ночью, когда мы вернулись домой после пьянки в честь праздника итальянской кухни, устроенного на тротуаре перед нашим домом. Я получил возможность наблюдать за беспорядком сверху, потому что, повторюсь, я настоял на проведении всей ночи лежа на крыше автомобиля, на котором мы ездили от бара к бару. Наш любимый ресторанчик итальянской кухни располагался справа на углу и, вероятно, Эксл выбросил весь обед группы на головы нескольких человек, которые каким-то образом узнали, что мы живем в этом доме и забрасывали его вопросами с улицы. (Кстати сказать, не этот случай вдохновил нас на создание названия The Spaghetti Incident; оно произошло от одного из исков против кое-кого из нас, которые заявил Стивен в ходе судебного разбирательства – о котором мы поговорим позже – после своего увольнения. Не помню, чего он требовал…уверен, Эксл и на него когда-то вывалил тарелку спагетти. Полагаю, эта тема тех лет).
Как бы там ни было, после того, как Эксл выкинул наш обед на зевак, он решил разнести ко всем чертям нашу кухню и перебил все стеклянные предметы в доме. И, как мы узнали через несколько дней, во время его бешенства приезжал Иззи; он ехал на машине из Индианы. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что происходит на улице; он сразу же развернулся и уехал обратно, даже не заходя в дом.
Полагаю, кое-кому из нас стоило бы заметить, что Эксл как-то несчастлив и начать действовать уже после первого случая, но мы тогда не придали этому значения и позволили ему поступать по своему усмотрению. Кто знает, может быть, если бы мы выслушали, что он хочет делать, и немного бы подчинились, возможно, он бы не сходил с ума до такой степени. Но кто же мог догадаться, почему он был настолько несчастен? Он приехал сюда в ужасном настроении, и, казалось, что раньше он находился в очень депрессивном месте. Но, чтобы быть честным, скажу, что я в тот момент больше переживал за Стивена, чем за Эксла: он был огромной проблемой, он принес тонны несчастий, а его выходки стали неприятными. По началу я не замечал этого; он прятал кокаин в холодильнике в комнате под лестницей, где мы жили.
Мы тусили вместе и разделяли друг с другом некоторые проблемы, но не понимал, почему Стивен обычно надирался больше всех. У него только лишь начинали блестеть глаза и он сказал: «Эй, чувак…масленка», - и указывал на холодильник.
«Да, хорошо, Стиви. Конечно», - ответил я. Я подошел к холодильнику, достал выпивку и пошел обратно, не зная, что ответить. Я не думал, что он на самом деле хотел, чтобы я заглянул в масленку. Он был чертовски пьян, поэтому я не воспринял его слова всерьез.
«Ты видишь?» - спросил он, дико оскалившись. Он продолжал показывать на холодильник и говорить: «Масленка».
«Да, чувак, я вижу», - ответил я. «Это самый лучший холодильник из всех, что у нас есть. И масленка реально красивая».
«Масленка»
«Так, Стивен… что ты пытаешься сказать?»
Внезапно Том Мейхью понял, в чем дело: Стивен битком набил эту масленку кокаином.
В тот момент у меня не было шансов, но я понял, что нас полностью разоблачили. Не имело значения, какой контроль я пытался установить или что думал каждый из нас, стало очевидно, что Стивен просто безнадежен. Вскоре после того, как группа уехала из Чикаго, мы стали все меньше и меньше общаться; после возвращения в Л. А., он полностью изолировался от нас. Мы были тесно связаны как группа, но за время нашего двухгодичного тура, между мной и Стивеном как людьми появилась большая дистанция, которая переросла в нечто плохое.
Одной из нескольких вещей, которая у нас, как у группы, была общей, являлся всеобщий интерес к альбому Faith No More “The Real Thing”. Он стал фоновой музыкой всего нашего путешествия. Он постоянно звучал из разных стереосистем в нашем доме.
Но это всего лишь лирическое отступление, сейчас о причинах моего отъезда. Последней каплей стала придирка к девушкам, которых пригласили к нам домой однажды ночью. Моя девушка Меган ушла, и я остался в кровати один. Позже ночью я услышал какую-то возню; голоса нескольких людей, доносившиеся из комнаты Эксла. Вообще Эксл проводил большую часть времени в одиночестве; как правило, болтая с кем-то по телефону. Та ночь располагала к встречам.
Моя комната находилась в начале здания, от комнаты Эксла ее отделяла гостиная и длинный коридор, похожий на вагон. В общем, я пошел посмотреть, в чем там дело. Я увидел нашего телохранителя Эрла, Тома Мейхью, Стивена и Эксла в компании двух беззаботных девчонок со Среднего Запада, которых они пригласили к нам.
Мы стали веселиться вместе, было уже очень поздно, стало понятно, что эти девушки переспят с каждым из нас. Они были готовы отсосать каждому в комнате, что мне казалось вполне понятным, но они не захотели трахать нас. Не знаю почему, но Эксл безумно взбесился. У девушек была вполне понятная причина поступать таким образом, но Эксл настаивал на обратном. Этот спор продолжался не больше минуты и закончился миром, но внезапно Эксл взорвался. Он с жестокостью набросился на них, чем сильно шокировал нас. Это было уже слишком. Отец одной из девушек оказался известным офицером Чикагской полиции, и это стало последним ударом…в общем-то, что я и говорил. Утром я собрал вещи и через несколько дней вылетел Л. А., Меган полетела вместе со мной.
Ганзы были такой группой, которая в миг могла развалиться на несколько частей; но это было только половиной возбуждения. Когда у нас находилось общее дело, оно в меньше всего похоже на счастье. Чем больше времени мы проводили по отдельности, тем больше атмосфера творчества превращалась в воспоминания, чем в реальность; нехватка общения и незнание того, что же на самом деле происходит с остальными, мешали нам хоть как-то изменить положение вещей.
На творческом уровне вещи между нами изменились радикально. Песни для Use your illusion I и II Ганзы сочиняли одинаковым способом: начинали с идеи, которую приносил кто-нибудь из нас, а затем дорабатывали ее. Эксл, как правило, занимался текстами; он прекрасно чувствует мелодию, поэтому тексты неплохо сочетались с манерой сочинения песен Иззи, Даффа, ну и моими; создать великолепные гитарные партии было довольно легко, поэтому за очень короткое время у нас появлялись воистину гениальные песни. Между Экслом и Иззи существовала удивительная химия, потому что Эксл знал, как превратить один из простеньких набросков Иззи в великолепную, законченную и гармоничную, богатую мелодией и текстом песню. Замечательный пример тому – “Patience”: Эксл на самом деле полностью поднял эту песню Иззи до чего-то большего. У меня была сильная мелодия и рифы, которые я привязал ко всему остальному. Через какое-то время я начинал писать самую сущность песни с гитарным хуком (хук - вид музыкальной фразы, прим. Nusha), которую Дафф дополнял шикарной линией баса, или я придумывал связующую партию и кусочек припева, и это вдохновило Эксла на написание потрясающего текста.
Когда мы с Иззи приносили песню группе, то, как правило, слова в ней присутствовали частично или полностью, но когда Эксл пел их по-своему…она по настоящему становилась нашей. Вернуться к этому было легко, но к 1990 году мы растеряли общее вдохновение, чтобы творить. Желание собраться вместе и писать песни объяснялось одной вещью: оно походило на повседневную работу. Так круто вдохновляться взаимным сотрудничеством. Нам было очень трудно прийти к этому. По началу мы работали над этим, и, в конце концов, добились результата; все было замечательно и пришло к нам довольно быстро, но все, чем мы занимались, по сути являлось скучной рутинной работой.
Когда я вернулся в Л. А. из Чикаго, то очень разочаровался в группе. Я вновь приехал в Ореховый Дом вместе с Меган. Не знаю, о чем я тогда думал – ведь мы были знакомы совсем немного, но тем не менее она приехала вместе со мной. Остальные ребята из группы, за исключением Иззи, который все еще находился в Чикаго, только через день или два поняли, что я уехал. Они тоже начали собираться назад, но в конце концов Эксл в течение двух недель со дня моего отъезда оставался там. Учитывая, что он был взбешен окончанием нашей с ним «творческой передышки», то он не занимался написанием текстов в приготовленном для наших репетиций месте. Как я понял, он тратил это время на сон и разгром дома, вымещая таким образом свою злобу, а еще он через наш менеджмент, как правило, через Дуга, присылал мне сообщения с упреками. Обычно Дуг звонил мне, как будто бы он работал у Эксла мальчиком на побегушках, и, не могу сказать, что я автоматически верил всему из того, что ему приходилось говорить, но я отвечал настолько честно, насколько было возможно и надеялся, что он передаст Экслу всю правду о причинах моего отъезда. И все же, не считаясь ни с чем, Эксл оставался там еще какое-то время и, думаю, посылал сообщения каждому из нас.
Между мной и Экслом сложились очень интересные отношения любви и ненависти, которые проявлялись всегда. Большую часть времени мы походили на рыбаков, которые практически не разговаривают друг с другом пока ловят рыбу. Потом наступал период, когда между нами царило полное взаимопонимание, когда он приходил ко мне поговорить обо всем, что переполняло его голову. После всего этого наступил растянувшийся надолго период, когда мы находились по разные стороны какого-то невидимого препятствия, о котором даже толком не разговаривали. В течение нескольких месяцев до этого мы снова начали писать песни, у Эксла и Эрин возникли серьезные проблемы во взаимоотношениях, и мы с ним много раз глубоко обсуждали это. Все, через что им пришлось пройти, было очень серьезным: вот например, как-то раз после Чикаго мне пришлось приехать домой к Эрин, чтобы унять ссору, возникшую между ними. У каждой пары бывают внутренние разборки, но если есть хоть одна вещь, на которую я никогда не решусь заявить права, то это внутренние разборки между ними. Что ж, я был другом обоих, поэтому я не очень смог им помочь. Несмотря на все дерьмо, творящееся с Ганзами, мы оставались коллегами по группе и просто друзьями. Если Эксл нуждался во мне, то я всегда был рядом.