Там, в отблестках воды, манит сказочно 5 страница

Паулина Карловна – Кого-кого играл? Жанну д’Арк? Это как?

Ковалев – Да случайно вышло…Исполнительница роли Жанны ногу сломала прямо на спектакле, оступилась, а никто другой текста не знал, кроме меня. Вот я и вышел на сцену в роли Жанны д’Арк…

Паулина Карловна – Боже мой! Еще артистов нам не хватало! Ты слышишь, Софочка, как он заливает? (Ковалев делает движение к двери). Стоять, кому я сказала!

Софья Поликарповна – Так я звоню, Паулиночка?

Паулина Карловна – Звони! Пусть он в милиции расскажет про Жанну д’Арк , Бабу-Ягу, про Папу Римского…

Ковалев (пятясь к двери) – Какого папу? Смотрите! Кто-то в окно лезет! (обе женщины разом вскрикнув, повернулись к окну)

Где?

(Ковалев бегом спешит к двери, быстро открывает ее и убегает прочь по лестнице)

Софья Поликарповна – Караул! Держите вора! Паулиночка, стреляй! (Паулина Карловна, не целясь, стреляет вослед Ковалеву)

Картина третья

(в зале Арт-галереи Нина Сухинина поправляет вывешенные картины, сверяет с текстом, находящимся в ее руках, этикетки, придирчиво осматривает всю экспозицию. Вбегает Константин)

Константин – Нина, нам надо поговорить!

Нина (резко) – Мы обо всем поговорили в суде! Чего ты еще хочешь? Послезавтра нас разведут – и все! Какие еще претензии?

Константин – Зачем так спешить?

Нина – А затем, что пора закончить эту мыльную оперу! Чем дальше – тем больше узнаю о твоей мерзкой и мелочной сущности!

Константин – Что ты такое говоришь? Я же люблю тебя! Ну, произошла некая неприятность – я-то не виноват! Ты только и знаешь, что поддакиваешь своей матери, а меня и слышать не хочешь.

Нина – Да потому что мама-то права во всем! (в зале появляется Ковалев. Он невдалеке осматривает картины, периодически бросая взгляды на громко спорящих Нину и Константина).

Нина – Ты же совсем забыл, что у тебя есть дом! И благо дело, если бы пропадал на работе – тебя там тоже редко видят! А видят тебя на лошадиных бегах, на приемах разных, да в казино! И не одного, заметь! А всякий раз с разными …мамзельками!

Константин – Какими еще мамзельками? Это мои сотрудницы – пресс-секретарь или помощница. Это чисто деловые встречи!

Нина – Знаю я твои деловые встречи!

Константин – Все твои предположения совершенно беспочвенны и бездоказательны!

Нина – Да мне ничего никому не надо доказывать! Все! Хватит! Гуляй дальше, хоть с кем!

Константин – Нина… (пытается взять Нину за руку, она резко отталкивает его, тогда Константин резко хватает Нину за плечо)

Нина – Что ты себе позволяешь?

Константин (резко) – Нет, ты меня выслушаешь! (снова пытается захватить рукой Нину)

Ковалев (неожиданно перехватывает руку Константина) – Поосторожнее размахивать руками!

Константин – Чего? А ну-прочь отсюда! Отпусти руку!

Ковалев (настойчиво) – Дама не хочет с Вами разговаривать, неужели непонятно?

Константин – Да ты кто такой? Я с женой разговариваю!

Нина – А не надо со мной разговаривать!

Константин – Ах, так! Ты уже успела себе нового ухажера завести?

Нина – А тебе какое дело? Кого хочу – того завожу!

Константин – Стерва! Ты еще пожалеешь! (Ковалеву) И ты пожалеешь! (быстро уходит)

Нина (отдышавшись) – Как вас зовут, спаситель?

Ковалев – Андрей. Андрей Николаевич.

Нина – А я – Нина. Нина Эммануиловна. Пока Сухинина. Но скоро сменю фамилию мужа на свою, прежнюю.

Ковалев – Очень приятно. Разводитесь?

Нина – А! Не будем об этом. Кстати, что Вы здесь делаете? Сюда же нельзя заходить – мы готовим новую выставку.

Ковалев – А я нигде не увидел вывеску с ограничением входа – вот и зашел. И, простите, невольно стал свидетелем вашего…разговора.

Нина – Ну, ладно! Спасибо Вам, что вмешались! А то мой, надеюсь, бывший муж, совсем уже совесть потерял. А сейчас мне надо работать, извините.

Ковалев – А можно я еще побуду, посмотрю. Я тихонько, мешать не буду.

Нина – Хорошо, побудьте. Только, пожалуйста, никаких вопросов и приставаний. Договорились?

Ковалев – Хорошо, хорошо! (продолжает осматривать выставку, изредка наблюдая за Ниной).

(Нина продолжает расклейку этикетажа к картинам. Затем, подставляет стремянку к высоко висящей картине, и пытается взобраться).

Ковалев – А, давайте я помогу!

Нина (неуверенно) – Ну, если Вам не трудно…

Ковалев – Да, нормально! Я сейчас! (Ковалев взбирается на стремянку, поправляет картину, Нина ему показывает, как надо установить полотно).

Нина – Ну, вот, хорошо! Спускайтесь!

(Ковалев спускается вниз). Вам, что, нечем заняться, раз Вы согласились мне помочь?

Ковалев – Да, собственно, я сейчас в отпуске, решил заглянуть в галерею – давно не был. Поэтому – да, время свободное есть.

Нина – Тогда, может, поможете мне принести еще 2 картины из соседнего помещения – а то наш работник сегодня не вышел на работу, видимо, опять загулял.

Ковалев – Командуйте! Я готов! (Нина с Ковалевым уходят в соседнюю комнату).

(В зале снова появляется Константин. Он, воровато, оглядевшись, прячется за стоящее в кадке большое раскидистое дерево-цветок. Возвращаются Нина и Ковалев, неся в руках 2 картины).

Нина – Отдохните, Андрей Николаевич! Давайте присядем! (Ковалев и Нина присаживаются на банкетку, стоящую посреди зала).

Нина – Ну, как, понравилось наше фондохранилище?

Ковалев – Да, впечатляет! Я и не знал, что у вас такая большая коллекция живописи.

Нина – И не только живописи! У нас и скульптура, и изделия народных мастеров, и ковры, да много чего! Вам так нравится живопись?

Ковалев – Да, я поклонник русских художников. Нравится Репин, Крамской, Куинджи, многие художники-передвижники… Я как-то был в доме-музее Репина под Питером, в Комарово. Еще больше проникся его творчеством. Как же велико его искусство! Я просто окрыленным вышел после этого посещения!

Нина – Как Вы хорошо говорите… Хотите, я приглашу Вас на открытие вернисажа?

Ковалев – Спасибо! Обязательно приду! А когда?

Нина – Послезавтра, в 18.00.

Ковалев – Буду! А сейчас – показывайте, куда крепить эти картины?

(Нина и Ковалев направляются к противоположной стороне от дерева, за которым спрятался Константин. Воспользовавшись моментом, Константин убегает незамеченным из-за своего укрытия)

Нина – Ну вот, все почти и сделали! Спасибо Вам, Андрей Николаевич! Пора и домой!

Ковалев – Можно, я Вас провожу?

Нина – Да не надо, я люблю пройтись одна до дома.

Ковалев – А Ваш бывший? Вдруг опять начнет преследовать?

Нина (раздумывая) – Ладно, согласна. Пойдемте, я оденусь, и отправимся в путь.

Картина четвертая

(Нина и Андрей стоят на смотровой площадке. Вечерний город сияет огнями и шумом проезжающих мимо машин)

Нина – Вот, рассказала Вам почти все про искусство передвижников!

Ковалев – Очень занимательно. Признаюсь, многого я и не знал. Но вы говорите, что сами рисуете?

Нина – Да, по образованию я – художник. Как говорят, неплохой. Только последние годы что-то не пишется. Замужество, потом папа умер, новая работа в Арт-галерее – все закрутилось почти одновременно. А тут еще проблемы с мужем… В общем, до творчества руки пока не доходят. А потом, кураж должен быть! А его-то как раз и нет.

Ковалев – Не жалеете?

Нина – Как не жалею? Конечно, жалею. Вот, развешиваю картины и вижу, что в моем авторстве эта работа была бы другой. Ну, это и естественно… Берусь иногда что-то набрасывать, идеи какие-то записываю. Цикл работ в будущем хочу посвятить отцу. Словом, к творчеству, надеюсь, еще вернусь. Только вот толчок нужен. Внутренне какое-то созревание должно произойти. Пока я холодная и безразличная. Одинаковая каждый день. Как на автомате: встала, умылась, позавтракала, пошла на работу, затем домой. И так день за днем…

(Андрей и Нина присаживаются на скамейку. помолчали)

Нина – С Вами легко, Андрей. Я давно ни с кем так долго откровенно не говорила…И почему-то не боюсь совершенно незнакомого человека! (смеется)

Ковалев – А чего меня бояться? Я вполне адекватный мужик, и женщин не обижаю. Ну, почти не обижаю.

Нина – А что – был опыт?

Ковалев – Личный опыт, конечно, был. Он разный. Сейчас я свободен. В поиске ли я? Наверное. Хотя чувство к человеку возникает, как правило, незапланированно. На то оно и чувство.

Нина – По-моему, вы какой-то разочарованный, или обиженный. Я ошибаюсь?

Ковалев – Скорее, разочарованный. Ошибок и сам я сделал немало, и женщины тоже не прибавили особого оптимизма. Пока. А так… Да все нормально! Вот, познакомился с Вами, и рад, что Вы такая искренняя, своеобразная. И красивая.

Нина – Это комплимент?

Ковалев – Это правда. Мне тоже с Вами легко. Нравится, как Вы смеетесь.

Нина – Как смеюсь?

Ковалев – Как-то необычно, со слезами.

Нина (улыбаясь) – Не знаю, почему со слезами получается. Но так всегда бывает, когда я от души довольна, или действительно смешно. Это глупо, наверное, со стороны выглядит?

Ковалев – Это заразительно! Вам не говорили, что вслед за вашим смехом тоже хочется улыбнуться и засмеяться?

Нина – А почему же Вы тогда не смеетесь?

Ковалев – Но я же улыбаюсь, глядя на Вас!

Нина – Какой же Вы хитрый, Андрей!

Ковалев (смеется) – Вот уже и хитрый! Не замерзли? (накидывает на Нину пиджак)

Нина (вставая) – Спасибо. Я место это очень люблю. Сюда, в детстве, мы с отцом приходили, особенно в выходные дни. Я часто брала с собой мольберт и рисовала. Вид здесь удивительный! А папа сидел на этой скамейке и читал. Он отдыхал здесь от своей ответственной работы… Я нередко себя вижу маленькой… Во сне ли, или когда иду домой по улицам, или когда мечтаю о чем-то…Мне кажется, что маленькой хочется быть тогда, когда тебя обижают, когда хочется, чтобы кто-то защитил, оберег от неприятностей…

Ковалев – А я думаю, что это все от одиночества…

Нина – Может, и от одиночества…Хотя я никогда одинокой и не была – некогда было! В школе и в институте я успевала и учиться хорошо, и общественной работой заниматься. Все чего-то организовывала, всех собирала, увлекала. Кстати, в институте у нас образовался такой неформальный кружок, своего рода интеллект-клуб. Чаще всего мы собирались в Красном уголке нашего общежития, а иногда и у кого-то в комнате. Каких только тем не обсуждали! И «ответственность художника перед обществом», и «поиск своего «я» в искусстве», и «вопросы свободной любви». Только политику не трогали – потому что никто ею не интересовался.

Ковалев – Так уж и никто?

Нина – Представьте, это правда! Мы какие-то аполитичные были. Ни на первомайскую демонстрацию, ни, тем более, на ноябрьскую демонстрацию, вообще не ходили.

Ковалев – Как же Ваш отец реагировал? Он все-таки в Министерстве работал.

Нина – Папа был прежде всего профессионал. Он никого из начальников дома не обсуждал. Ничем не возмущался, молча делал свою работу. Такой удобный тип чиновника: всегда «за», ни слова возражений, никогда не опоздает, никогда не подведет. Конечно, это старая закалка с еще сталинско-брежневских времен.

Ковалев – И мать так же аполитична?

Нина – А мама всегда была на виду. Она же начинала как драматическая актриса, раз даже снялась в каком-то кинофильме, чуть-ли не в главной роли. Но потом серьезно и долго болела. А как ей получше стало – устроилась главным администратором в Центральный концертный зал. У нее очень много знакомых и друзей среди артистов. А к политике мама вообще равнодушна. Она может только поохать, когда где-то что-то случается. А так – всегда была занята семьей, мной и папой, ну, и собой, конечно же. Так что одинокой я себя как-то не очень представляю.

Ковалев – А муж Ваш, Константин?

Нина – Когда папа меня познакомил с Константином, он был начинающим чиновником в департаменте у отца. Поначалу Костя был очень интересным собеседником. Он все время старался меня чем-то удивить, куда-то увезти. Помню, ездили мы в горы, на Урал, с друзьями на машинах. Я даже после нарисовала несколько пейзажей, так меня вдохновила местная природа. Константин и шашлык вкусный готовил, и ухаживал за мной, как за принцессой, и стихи читал под звездами… Я здорово над ним поначалу подшучивала, но он справился с испытаниями! А вот по душам мы с Костей так толком ни разу и не поговорили. Мне всегда было важно с человеком общаться душевно, как бы сверять свои чувства и мысли. И это должен быть очень близкий человек. Вот папа был таким. Он, по сути, был одиноким человеком. Мама, вечно шумная, яркая, любила компании. А отец дома хотел лишь одного – тишины и покоя. И еще, чтобы ему никто не мешал отдаваться любимому занятию – коллекционированию картин, нумизматики, антиквариата. А отдыхал папа чаще со мной. Я тоже дома больше молчу, и компании к себе домой, практически, не приводила. Так и отдыхали дома вдвоем: я что-то рисую, или читаю, а папа занимается с каталогами, с кем-то консультируется по телефону… А после смерти папы Константин сразу изменился. Стал резким по отношению ко мне и к маме. Появился командирский тон, нетерпимость, требовательность. Начал вдруг почти каждый день пересчитывать коллекции папиных картин и антиквариата. Маме это очень не понравилось! Я ему тоже несколько раз говорила, чтобы не лез, не его ведь это… А уж когда дорогой перстень пропал – все, терпению пришел конец!

Ковалев – Что, из-за этого богатства?

Нина – При чем здесь богатство? Просто, как оказалось, давно все уже выгорело. Вдруг, глядя на суетящегося, какого-то нервного Константина, я поняла, что никогда его и не любила. Где тот Костя, который за мной так красиво ухаживал, клялся в любви? Он незаметно превратился в человека, который и меня стал считать просто дорогой вещью, неодушевленной… А, ладно, хватит!

Андрей, Вы все обо мне, да обо мне спрашиваете, а о себе почти ничего не рассказали.

Андрей – А что рассказывать-то? Был женат. Дважды. Один раз официально, другой – гражданским браком. Но обе попытки оказались неудачными.

Нина (вскрикнув) – Ой, смотрите, Андрей, какие необычные облака окружают город! А вон – маленький просвет, он почти исчез, его все время пытаются закрыть эти темные тучи. Как будто черные силы пытаются заслонить весь белый свет…

Андрей – Вы, как художница сейчас живописуете такими сочными красками…

Нина – А вы разве этого не видите?

Андрей – Облака, как облака…

Нина – Скажите, Вы меня легкомысленной считаете?

Андрей – С чего Вы это взяли?

Нина – Ну, как? Развожусь с мужем, который при должности, положении, чего-то непонятного ищу по жизни, а надо бы сидеть и наслаждаться тем, что имею… Так Вы подумали?

Андрей – Нина, Вы сейчас как бы на перепутье: старое бросаете, а новое не знаете, с чего начать. От этого и метания, и поиски…

Нина (смеясь) – Да Вы психолог! Так легко все разложили. А если не так все просто?

Андрей – Я и не говорю, что все просто…

Нина – Давайте начистоту! Скажите, я Вам нравлюсь?

Андрей – Нравитесь.

Нина – Почему же Вы так плохо за мной ухаживаете? Могли бы на чай или на кофе пригласить…

Андрей – А правда, чего – это я? Нина, приглашаю Вас в кафе!

Нина – Нет уж, поздно! Раз я первая об этом сказала, то я и приглашаю Вас на чай… ко мне домой! Это рядом! Мама тоже будет рада!

Андрей (нерешительно) – К Вам? Домой?

Нина – А чего Вы так боитесь? Пойдемте, пойдемте! (смеясь, берет Ковалева под ручку и уводит)

ЗАНАВЕС.

КОНЕЦ I ДЕЙСТВИЯ.

Действие второе

Картина пятая

(В квартире Штейнц. За обеденным столом сидят Нина, Андрей и Паулина Карловна. Они пьют чай)

Паулина Карловна (увлеченно) – Вы ешьте пирог, Андрей Николаевич, не стесняйтесь! Вот я и продолжаю… Когда с этого грабителя в женском одеянии спала юбка – все и открылось! Это был мужчина!

Ковалев – Как – мужчина?

Паулина Карловна – Мужчина, переодетый в женщину!

Ковалев – И что ему надо было?

Паулина Карловна – Он говорил, что захотел пошутить, и таким образом познакомиться с Ниночкой, дескать ее поклонник… из самодеятельного театра.

Ковалев – Почему – из самодеятельного театра?

Паулина Карловна – Так он же сам рассказал, что играл там разные роли – от Жанны д’Арк до Папы римского!

Нина (укоризненно) – Мама!

Паулина Карловна – Именно так! Словом, если бы не моя отличная физическая подготовка и умение пользоваться оружием (это оружие от мужа осталось), мы с Софочкой, неизвестно еще, были бы живы! А ты мне все не веришь! (всхлипывая)

Нина – Прямо цирк какой-то!

Паулина Карловна – Кому цирк – а у кого-то с сердцем плохо было! Еле Софочку откачала! Да и сама-то не помнила потом ничего! Сейчас только в память и прихожу! Точно тебе говорю – это за коллекцией приходили!

Нина – Дверь не надо всем подряд открывать, тогда и проблем не будет!

Паулина Карловна – Теперь что, мне прикажешь, как замурованной, в этих стенах сидеть? Нет уж! Сдай ты это добро все в хранилище какое-нибудь, а лучше – продай!

Нина – Мама, прошу тебя, не начинай снова! Коллекция должна быть неприкосновенной, так папа завещал. Придет время, может, и передадим ее в музей. А пока – нет!

Ковалев – А вы не думаете, что, возможно, этот посетитель действительно влюблен в Нину Эммануиловну?

Паулина Карловна – Оригинальный влюбленный! Нина, а ты не знаешь случайно этого «поклонника – артиста»?

Нина – Ну откуда же я его знаю? Да и вообще, давайте сменим тему, сколько можно об одном и том же?

(помолчали, пьют чай)

Паулина Карловна (заинтересованно) – Андрей Николаевич, а с Ниной вы давно знакомы?

Нина (твердо) – Мама, с Андреем Николаевичем мы знакомы уже… несколько часов.

Паулина Карловна – Как – часов? Ты же по телефону сказала, что он твой школьный товарищ!

Ковалев – Э…Мы действительно познакомились только сегодня. Я… знакомый школьного товарища Нины Эммануиловны… (Нина благодарно кивает Ковалеву)

Паулина Карловна – А я поняла, что это Вы – школьный товарищ…

Нина – Мама, ну какая разница?

Паулина Карловна (строго) – А разница в том, что неизвестного мужчину с первых часов знакомства порядочные девушки в свой дом не приводят! (раздраженно встав, она уходит в соседнюю комнату)

Ковалев (вставая) – Я пойду, Нина Эммануиловна.

Нина (резко) – Нет, сидите! Я сейчас! (уходит вслед за матерью. Слышится их громкий разговор. Через несколько минут Нина возвращается. Следом за ней приходит смущенная Паулина Карловна. Ковалев в это время нервно ходит по комнате).

Паулина Карловна (тихо, вытирая слезы) – Вы извините меня, Андрей Николаевич! Совсем нервы сдали. Не хотела Вас обидеть…

Нина (ласково) – Мама, давай лучше споем гостю что-нибудь задушевное.

Ковалев – А можно?

Паулина Карловна (сдержанно) – Не знаю, получится ли…Я давно не играла и не пела…

Нина – Споем нашу любимую песню, а, мама?

Паулина Карловна – Ну, ладно!

(начинает играть на фортепиано, Нина и Паулина Карловна вместе поют песню)

«Праздник стучится в двери»*

День оказался трудным,

А ночь еще трудней.

Быть человеку нужным

Хочется стать скорей!