It` s another working day

«Ты можешь получить миллион прямо сейчас!» - Эндрю Уикхем вовсе не шутил, делая такое сногсшибательное предложение. Однако оно не изменило жизнь трех парней в одночасье. Прошло более полугода сплошных финансовых затруднений и прочих напастей, прежде чем хрустящие купюры рекой потекли к нашим миллионерам, все подробности жизни которых впоследствии можно было прочесть в норвежской прессе.
Что Уикхем не обманул, стало ясно несколько недель спустя после прослушивания в Синдхеме. В отличие от других звукозаписывающих компаний, появлявшихся в студии «Рандеву» с каменными лицами, сразу же после прослушивания безмолвно исчезавших в крайней задумчивости, Уикхем раззвонил во все колокола в своей компании Worner Bros. За его восторженным обещанием миллиона последовало вполне конкретное предложение о заключении контракта.

За столом переговоров восторженный тон сменился на более умеренный. Началось перетягивание каната. Вместо миллиона теперь фигурировали семьдесят тысяч, а кроме того название группы требовали заменить на другое. Терри Слейтер знал все эти уловки как свои пять пальцев, а потому совсем не волновался. Тем не менее потребовалось несколько изнурительных раундов, прежде чем маневры менеджера принесли свои плоды. Только после того как пришлось надавить, упомянув о любопытных телефонных звонках от многочисленных конкурентов, лед тронулся.

Уже с самого начала Слейтер дал понять, что не собирается торговаться. Он не просил ничего большего, чем требовалось группе, чтобы как следует разогнаться. И только когда стало ясно, что компания готова платить, можно было начинать настоящие переговоры.

Через четыре месяца всевозможные предложения и контр-предложения кочевали туда-сюда через Атлантику, прежде чем было достигнуто полное согласие в отношении 60-страничного документа, который должны были подписать обе стороны. Огромные суммы денег ушли только на то, чтобы держать в страхе хитрых лис из Warner. Помощь адвокатов оказалась хорошим капиталовложением. Слейтер и a-ha одержали первую победу.
Контракт пришел в Лондон вместе с поздравлениями лос-анджелесских адвокатов Worner Bros. Уже с самого начала компания была вынуждена отказаться от прав на издание записей, когда Слейтер продал песни ATV-Music–лейблу, который нынче принадлежит Майклу Джексону. Стремление Warner связать a-ha контрактом на выпуск восьми альбомов также не увенчалось успехом: компании пришлось довольствоваться лишь четырьмя. И все в таком же духе. Слейтеру удалось даже выбить дополнительные деньги на создание видеоклипа. В целом договор, подписанный a-ha прямо перед Рождеством накануне 1984 года, должен был стать самым выгодным из всех тех, что раньше любой другой дебютирующей команде удавалось выудить у всемогущего концерна.
Замысловатые детали толстенного контракта были известны лишь немногим. Участники группы, во всяком случае, не имели возможности разобраться в ворохе юридической терминологии, которой был напичкан документ. Для них осень ознаменовалась отнюдь не заманчивым блеском золотых монет. Им пришлось довольствоваться своим скромным еженедельным бюджетом, который привел бы к краху даже самую нетребовательную норвежскую домохозяйку. Но с наступлением декабря Джон получил заслуженный отдых от своих обязанностей кормильца. Чек на сумму 1 050 000 фунтов стерлингов теперь можно было обналичить, но прежде Рэтклифф, будучи вне себя от радости, сделал с него копию, абы та служила живым напоминанием о более суровых временах.
С той солидной экономической поддержкой, которую компания Warner Bros. оказала a-ha, объединение «T.& J.Management» могло себе позволить начать крупномасштабный поиск внимательного и опытного продюсера. Современная студия звукозаписи - это в определенной степени нечто вроде трассы со множеством препятствий, состоящих из компьютеров, движущихся рычажков и мигающих панелей, и тебе необходим самый надежный проводник, чтобы преодолеть эту дистанцию. Яркий и энергичный поп-саунд, который a-ha cумели выжать из жалкой восьмиканальной аппаратуры студии «Рандеву», теперь без потерь должен быть переведен на цифровой 24-или даже 48-канальный монстр. Нужно будет лишь усовершенствовать техническое качество и динамику записей. Готовые версии уже сами по себе довольно хороши, поэтому тут - не переусердствовать. Ведь умному и талантливому продюсеру виднее, как группе лучше действовать на практике, а неумелы музыкальный «плотник» может отправить еще совсем непрочную шхуну и прямиком на дно.
Первой крупной рыбой, клюнувшей на приманку, оказался Колин Тёрстон, который сделал себе громкое имя в Англии, спродюсировав первый большой хит «New song» нового синтезаторного феномена Говарда Джойса. Тёрстон славился тем, что управлял электронными агрегатами с завидным изяществом. И раз уж a-ha собрались использовать новые инструменты, его посчитали подходящей кандидатурой. Однако, поначалу согласившись, Тёрстон все же сорвался с крючка. Сегодня никто в группе не жалеет об этой потере.

Следующий кандидат в продюсеры был далеко не однодневкой. Алан Тарни не прыгал выше головы и делал ставку главным образом на внушительных солистов, как, например, Лео Сейер и Клифф Ричард. Кстати, для последнего Тарни написал мегахит «We Don't Talk Anymore». Его продукция была проста, добротна и внеконъюнктурна, что так привлекало a-ha. К тому же Алан оказался очень простым парнем: привезя трех норвежцев домой на спортивном автомобиле, он разрешил им спокойно «опустошить» свой шикарный загородный особняк. Ему понравилась их музыка, но ни о каком сотрудничестве не могло идти и речи. Изматывающая продюсерская работа с дуэтом Lotus Eaters отбила у Тарни всякое желание тратить свои силы на какую-либо группу.

Третья попытка наконец-то принесла ощутимый результат. Кэптен Сэнсибл из группы The Damned как раз недавно имел успех с песней «Glad It`s All Over», написанной и спродюсированной опытнейшим Тони Мэнсфилдом, который так же открыл миру Мэри Уилсон и группу Naked Eyes. У Мэнсфилда была шесть свободных недель в начале лета, которые он согласился провести в студии с a-ha а 35 тысяч фунтов стерлингов плюс проценты с продаж. Требования Мэнсфилда были далеко не детскими, но сними согласились.

Этого мелкорослого курчавого еврейчика, будто бы выхваченного из театральной постановки «Венецианского купца» периода барокко, не полюбить было невозможно. По-мальчишески озорной Тони, в свои мытых фланелевых рубашках, вытертых вельветовых штанах и стоптанных, как у дворника, коричневых башмаках вовсе не казался уважаемым звездным продюсером.

Однако, и он был уязвим. Когда-то Тони играл в той же группе, что и Тревор Хори, до того как последний предал его, и создав вначале дуэт Buggles, позднее приобрел суперизвестность благодаря свое новому «электронному детищу» - группе Frankie Goes to Hollywood. У Мэнсфилда было непреодолимое желание отомстить бывшему соседу и другу детства. Он хотел отобрать у Тревора Хорна роль этакого компьютеризированного Фила Спектора (Фил Спектор –(род. 1940)-один из самых влиятельных продюсеров 1960-70-х гг.,создатель новой техники звукозаписи «Wall of Sound»(«стена звука»). В 1989 г.Введен символический «Зал славы рок-н-рола» восьмидесятых и студийного волшебника из страны Оз.

A-ha страстно жаждали играть, но продюсерские хлопоты снова стали причиной задержек с записью пластинки. Вокалист Naked Eyes взял, да и заболел, вследствие чего у Тони Мэнсфилда затянулась работа по продюсированию их нового альбома. Только в середине июня они у него появилось время, чтобы засесть в студии с a-ha, которые в период ожидания настолько хорошо подготовились к записи, насколько это было возможно, несмотря на почти уже лопнувшее терпение.

При существующих обстоятельствах – одной ногой в нищете, а другой в роскоши – Полу, Магне и Мортену, не стоило большого труда найти повод поссориться. Одной из животрепещущих проблем стал вопрос о том, какие песни должны войти в альбом. Прожив (более или менее добровольно) в студии «Рандеву» целую осень и зиму, a-ha могли похвастаться довольно внушительным количеством демо-записей – всего более тридцати. На пластинке же хватит места лишь для десяти песен. Черные тучи нависли над норвежской колонией на Гленроза-стрит: a-ha предстояло сделать мучительный выбор.

Большая часть записанного материала была создана достаточно давно, кое-что – аж по времена Bridges. И прежде всего Пол и Магне, так долго прожившие бок о бок с этими песнями, считали, что пришло время сосредоточиться на более новом материале. Поэтому для пластинки были отобраны лишь свежие вещи, что привело к перекосу композиторского участия в их создании. Поздняя зима и весна 1984 года были необыкновенно творческим периодом в жизни Пола, вдохновленного романтическими отношениями с Лорен. Магне, который обычно писал почти примерно половину всего репертуара a-ha, наоборот, практически иссяк в тот же самый период, находясь в Лондоне не в своей тарелке и скучая по Хейди. В результате на новой пластинке соавторство Магне значилось всего лишь в трёх песнях, в то время, как Мортен, будучи самым непродуктивным "строгальщиком", удостоился упоминания аж в двух. И хотя Магне был согласен с принципами отбора песен, он испытывал определённую горечь из-за того, что его музыкальные поиски так ни к чему и не привели. Он достал гитару и решил дать волю вдохновению.
Пришло время попробовать свои силы в студии с продвинутым оборудованием. Выбор пал на Eel Pie Studios, удобно расположившуюся на роскошной набережной Темзы. Студия Ил пай была оснащена по полной программе, разумеется Пол, Магне и Мортен вместе с Тони Мэснсфилдом ворвались именно туда в июне 1984 года, студия находилась в процессе реконструкции. Поэтому большая часть пластинки была записана в тесной и тёмной аппаратной. В силу обычного "везения" очаровательным любимчикам Warner здесь досталась куда меньшая комнатушка, чем даже Рандеву.

В один из ясных июньских вечеров под весёлое щебетание птиц Терри Слейтер припарковал своё авто перед студией "Ил Пай" на Рейнлаф-Драв в Туикенхеме. Сгорая от нетерпения увидеть, как ребята надрываются у микрофонов, он подобно урагану пронёсся через дворик.
Магне, склонившийся над бильярдным столом, раздражённо покосился, когда Терри осторожно приоткрыл дверь, ведущую в зимний сад. Еле слышный щелчок всё же испортил поединок, и, преследуемый ледяным взглядом бильярдного героя, Терри, дрожа от страха, удалился в студию. Аппаратная была пуста - по крайней мере, на первый взгляд. Однако из тёмного угла время от времени доносился глухой металлический звук. При ближайшем рассмотрении Терри заметил Мэнсфилда, сидящего на корточках перед маленьким телевизором, по которому показывали нечто страшно напоминающее карту Альп. В руках у него была консервная банка, по которой он периодически ударял барабанной палочкой. Это занятие вызывало у него довольное хихиканье каждый раз, когда телевизионная карта выдавала новые и всё более невероятные горные образования.
Терри аж в пот бросило. Студийная сессия стоимостью тысяча крон в час подходит к концу, а тут сидит вот этот хихикающий дикарь и лупит по консервной банке, а никого из a-ha в комнате не видно!

- Где Мортен и Пол? - крикнул Терри.

- Откуда я знаю? Может, на крыше, - не отрывая глаз от экрана, пробрюзжал Мэнсфилд,подобно учёному, которого оторвали от работы.
-Какого чёрта!? Разве у вас сейчас не долбаная сессия?
Терри изо всех сил хлопнул дверью. Совершенно верно: на крыше, на террасе, выходящей к реке, он обнаружил Пола, вальсирующего со своей любимой Лорен. Мортен был внизу, на берегу, и пускал "блинчики" по водной глади. Бильярдный фантом так и не сдвинулся с места и продолжал стоять, уткнувшись носом в сукно стола.

Все без исключения получили приказ собраться в зимнем саду на чрезвычайный совет. Терри хотел узнать, какого чёрта они все не в студии и не корпят над инструментами. Они что, решили, что здесь клуб для проведения досуга? И куда вообще смотрит сумасшедший Мэнсфилд?

- Он сэмплирует, Терри.

- Чего?

- Собирает разные звуки и обрабатывает их на Фэйрлайте. Можно, например, записать плач ребёнка, а потом воспроизвести его на клавишных. Мы как раз сейчас ждём, когда он закончит баловаться.

Новшества высоких технологий весьма озадачили Терри. Сам он в своё время работал в студии с братьями Эверли, стоял перед теми же микрофонами и жизнерадостно орал под акустическую или бас-гитару, а продюсер тем временем забирался с ногами на пульт и посасывал пивко. Методы же Мэнсфилда скорее напоминают лабораторные испытания, нежели запись пластинки.

Мэнсфилд, в свою очередь, не желал, чтобы Терри стоял у него над душой во время програмирования звуковых компьютеров. Через несколько дней на менеджера a-ha был наложен студийный карантин. Сосед Терри в Хэшире может поведать о том, как за эти четырнадцать дней он перекопал свой огород без счёта раз.

И ведь правда, была огромная разница между тем, как Терри и Everly Brothers записывали свои пластинки тогда, в шестидесятые, и прогрессивными методами работы, которыми пользовались теперь Тони Мэнсфилд и a-ha для получения наилучшего звука в суперсовременной студии "Ил Пай". В настоящее время студия звукозаписи представляет собой не просто место, где ставят магнитофон, и ты выкладываешься на все сто.Сегодняшняя студия - это уже инструмент сам по себе. И играет на нём продюссер.

Мэнсфилд взялся за свою новую работу с бешеным рвением, и его предложения к a-ha посыпались как из рога изобилия. Вскоре стало ясно, что в песне его больше интересует ритм, а не мелодия. В музыке a-ha Мэнсфилд увидел основу для сложных интересных ритмов, которым нужно было лишь придать немного сочности - и можно иметь грандиозный успех в таких клубах, как "Данстерия" в Нью-Йорке, куда уже пришло новое поколение законодателей стиля жизни восьмидесятых, готовых распушить перышки и пуститься в пляс. Тони Мэнсфилд уже видел своё имя сверкающими буквами на Бродвее и бульваре Сансет.
Для достижения желаемого эффекта танцевального безумия песни нужно было тщательнейшим образом заново выстроить с самого основания. Каждая отдельно взятая дорожка, которая могла включить в себя всё - от изящных цимбал до мощной синтезаторной полифонии, - должна была звучать самостоятельно. Если коренастый Мэнсфилд расправлял плечи и, словно воинственный индеец, начинал пританцовывать, сидя на своём массивном продюссерском стуле, под мощную барабанную партию или хрупкую акустическую гитару, это было верным знаком того, что танцевальность, а вместе с ней и успех достигнуты.
Большая часть альбома a-ha была создана на суперпродвинутом инструменте под названием Fairlight. Это такой полностью програмный аппарат, подключённый к клавишным. На нём можно воспроизвести любой мыслимый звук: либо посредством информации, заложенной в программе, либо путём сэмплирования - записи живых звуков, которые затем подвергаются электронной обработке.

Разумеется, такой навороченной машиной невозможно овладеть в одно мгновение. Тем не менее Пол и Магне довольно быстро получили определённое представление о наиболее очевидных талантах Fairlight. Особенно Магне: он, со своим игривым любопытством, вовсе не боялся монстра, а, напротив, относился к нему как к любой другой видеоигре. Из практических соображений большую часть ведущего аккомпанемента вначале внёс в компьютер сам Мэнсфилд. Он знал Fairlight как свои пять пальцев и особо нежно относился к этому маленькому аппарату с огромными возможностями.

Мэнсфилд так сильно стремился использовать свою игрушку при записи всего музыкального материала, что даже пропустил голос Мортена через стерильный желудок Fairlight в припеве композиции The Blue Sky. Полученный удивительный результат потом, правда, частично удалось исправить в окончательном варианте микса, но определённые разногласия между ним и a-ha уже стали очевидными.

Тони Мэнсфилд был просто помешан на всяких компьютерных и электронных штучках. Его одержимость чрезвычайно заразила относительно неопытных артистов, и они восприняли все нововведения как манну небесную. A-ha чертовски устали от того, что их музыкальные идеи не реализуются сполна из-за ограниченных технических возможностей студии "Рандеву". Да оно и понятно - после такой промозглой, изматывающёй зимы встреча с цифровыми соблазнами - это было для ребят всё равно что норвежцу найти дешёвый спирт на юге. A-ha впали в неистовство, опьянённые чистым звуком, а Тони Мэнсфилд, будучи ответственным продюссером, присоединился к ним. Их похмелье потом ещё сильно аукнется в офисах Warner Bros.

Но пока в студии на берегу Темзы всё шло относительно гладко. Тони Мэнсфилд не боялся возразить a-ha, если что-то резало слух. Его особая любовь к ритмичности вторглась и в область поэзии, чего автор текстов Пол Ваактаар по достоинству оценить не мог. По просьбе Мэнсфилда Пол написал несколько новых строчек для песен, но не везде учёл аллегорическую реакцию продюссера на ритм.

В песне "he Blue Sky" - размышления Пола о дешёвом кафе с тем же названием на Уэстборн-Гроув в районе Бейсуотер, где он обычно протирал штаны во времена, когда кошелёк позволял взять на обед лишь овощной суп,- изначально содержалось следющее высказывание: "I'm dying for a cigarette in the coffee-lounge"(мне ужасно хочется затянуться сигареткой в этом кафе). Услышав эту строчку, Мэнсфилд ударился головой о пульт. Он побоялся, что намёк на злоупотребление никотином сделает песню непопулярной, особенно в США. Поэтому в окончательной версии Пол изменил слова и получилось следующее: "I'm dying to be different in the coffee-chop"(Мне ужасно хочется отличиться от других в этом кафе). Страх Мэнсфилда не угодить танцующей аэробику средней американской публике с белозубой улыбкой уступал разве что страху перед мафией. Он был уверен, что Warner спустит на него всех собак, если его продукция придётся не по вкусу. "Если эта пластинка провалится, мы все будем ходить в колодках по Бруклинскому мосту", - таким было его убеждение, которое он не так часто мог огласить.

С композицией "The Blue Sky" возникли и другие проблемы. В погоне за популярностью родилась безумная идея. Всех говорящих по-норвежски друзей и родственников, заходивших в студию, попросили быть полезными в качестве благодарности за бесплатную еду и возможность поиграть на пин-бол автомате. Так с помощью микрофона в узкой студийной комнатушке собрали обрывки норвежской болтовни, которые затем прокрутили на повышенной скорости и наложилина инструментальную запись. Тогда подумали, что в таком виде песня станет лакомым кусочком для пересытившейся молодёжной элиты, тусующейся в "Данстерии". Похоже, здравый смысл всё-таки кое-кого начал покидать.
Однако хуже всего была жара, невыносимая жара. Милый зимний садик Таунзенда летом нагрелся до адской температуры какой-нибудь южной теплицы - от такого микроклимата одуреть можно было! В довершение всего с полной силой дала о себе знать обычная для этого времени аллергия Мортена и Магне. И то, что Пола и Мэнсфилда поразила та же самая хвороба, не сильно усугубило ситуацию - ну разве что сделала её типичней.
По мере того как нехватка денег и времени ощущалась всё острее, рабочие дни становились всё длиннее и длиннее, пока вся эта подавленная компания не осознала, что нельзя так пренебрегать своим здоровьем. Они проводили в "Ил Пай" до двадцати часов в сутки, и вовсе не казались странными эти полуобнажённые герои с плакатов, что в плавках бродили по студии-"парилке" с потными лицами и красными, воспалёнными глазами.

В самые мучительные ночные часы Магне, например, можно было обнаружить храпящим в одном из гитарных футляров, подобно морскому волку, который потерпел кораблекрушение да так и заснул на обломках своего судна. Мортен вспоминает, как в одну из таких бесконечных ночей он рухнул на пол во время записи вокала к песне "Train of Though". Тогда Джон поднял его и усадил обратно на место. Оказалось, что после долгих попыток взять ноту измотанный аллергик так вошёл в образ, что заснул и свалился со стула.

Надорванные глотки требовали пищи. С наступлением сумерек студийный оператор Тони (но не Мэнсфилд) отправлялся на закупку заказанных продуктов, и те, кто не желал слушать концерты собственного брюха, были вынуждены с благодарностью потреблять уйму неудобоваримой "быстрой еды". Тони оказался отнюдь не гурманом.

Зато он был помешан на Beatles, гораздо больше, чем Пол и Магне. Однажды Пол стал играть битловскую "Across The Universe" и, к несчастью, взял не тот аккорд. Так его тут же прервал этот оператор-эпилептик: "Джон Леннон не так это играл!!!" Верзила битломан был смертельно оскорблён необразованным гитаристом-выскочкой. Прошло несколько часов, прежде чем Полу удалось реабилитировать свой имидж настоящего фаната Beatles.

Вообще же мелкая команда, которую Пит Таунзенд собрал в своей студии, оказалась удивительной. С работой звукоинженера, например, мастерски справлялась крепкая девица-рэперша, вечно накачанная пивом и одетая на манер грузчика. Джулс была далеко не красавицей - скорее ей придавали определённый шарм её мальчишеские ухватки.
Встреча с самим шефом получилась не очень приятной, особенно для Магне. За прошедшие недели он, разумеется, установил тесный контакт с находившемся в зимнем саду легендарным пинбол-автоматом - вероятно, тем самым, на котором играли во времена записи рок-оперы "Tommy". Случалось так, что после долгих раундов машина отказывалась работать и получала за это смачные затрещины. Вот во время одной из такой карательных процедур Пит Таунзенд ворвался в зимний сад. Первым, кого он увидел, был Магне - тот сидел по-турецки на накренившемся игровом автомате. Таунзенд на секунду изменил курс, выпалил несколько злобных ругательств в стеклянную стену и убежал прочь. Больше они его не видели.

Он же, напротив, не смог уберечься от последнего привета от музыкантов. Когда отведённое в студии время подходило к концу, и всем стало понятно, что значительная часть материала останется недоделанной, Магне оставил записку секретарю в главном офисе студии на втором этаже, где обычно скандалил Таунзенд. Тон ответа был по-сержантски чёток, а сообщение - будто бы взято из архивов бывшего хиппи: "дать норвежским артистам столько студийного времени,сколько нужно. Бесплатно! Пит".

Команда, собравшаяся в студии, должна была пенять прежде всего на себя и на суровую судьбину за то, что работа над записью пластинки пошна наперекосяк. Опасные поездки Менсфилда на машине по дремучему лесу как нельзя лучше иллюстрируют этот процесс. Иногда случалось так, что после изматывающих суток Мэнсфилд с командой просто-напросто покидали Ил-Пай прямо во время студийной сессии и, добравшисть до ближайшего бара, пили пиво с грушевой настойкой за тысячу крон в час - такова была арендная плата за студию. Как-то раз поздно вечером Тони до такой степени ошизел от работы, что просто взял да и затащил Пола, Мортена, Магне и Джона в паб на несколько часов пустой болтовни.
А однажды посреди ночи Мэнсфилд вихрем нёсся домой на своём спортивном автомобиле, который в тот момент был в хорошем состоянии... Очнувшись, он увидел дерево, свалившееся на сиденье. Машина оказалась слвершенно разбитой, но сам Тони, как ни странно, не пострадал. С полицейскими мигалками на хвосте он как угорелый припустил домой и добрался туда уже к рассвету.

Во второй половине дня Мэнсфилд вернулся на своё место в "Ил Пай". Предыдущая ночь стала кошмаром, а вечером у него намечалась гулянка с друзьями. Перед студией стоял взятый напрокат автомобиль, который два дня спустя был "припаркован" в гаражную стену...

На втором этаже дома №2 по Гленроза-стрит стоял не меньший шум, чем в студии. В трёх скромных комнатах не было ни одного спокойного уголка, ни одной свободной кровати. На родине, в Норвегии, наступила пора летних каникул, и, подобно перелётным прицам, друзья с родственниками хлынули на юг, дабы получше рассмотреть новоиспечённый поп-феномен. Летние гости были достаточно разнородны: от таких дотошных типов, как авторы этой книги, до так необходимых врачевателей душ, как Хейди и Лорен. Колличество поситителей, однако, оставалось постоянным всегда :кто-то уезжал домой, а новые уже стучались в дверь, и в любое время в этой ставшей теперь тесной лондонской квартире яблоку негде упасть.

Ведение такого большого домашнего хозяйства представляло огромную проблему. После завершения "схватки" в студии Ил Пай a-ha приползали домой только часов в десять-одиннадцать утра и обнаруживали холодильник пустым, без единой крошки чего-нибудь годного на завтрак. Гости-нахлебники располагались тем временем на всём свободном пространстве на полу, сытые и довольные, и упаси боже, чтобы страдающие сенной лихорадкой мертвенно-белые поп-звёзды с опухшими лицами и воспалёнными мозгами разбудили их в столь ранний час.
Щедрое июльское солнце освещает целые вереницы похожих друг на друга кирпичных домов, и перед глазами предстаёт одна квартирка, за которую агент по недвижимости не дал бы и ломаного гроша. Матрасы сняты с кроватей, дабы обеспечить всю честную компанию спальными местами, а откормленные квартиранты лежат в этой непроходимой чаще из рюкзаков, спальных мешков и грязных носков.

После изнурительных часов, проведённых ночью в студии, Пол обычно ставил хит Джимми Хендрикса All Along The Watchtower и врубал на полную катушку ужасную допотопную систему, доставшуюся им в наследство от Джона Рэтклиффа. Как правило, шум приводил народ в движение. Сначала из застывшего положения пытается выйти шведская девушка, спящая на короткой софе, - несомненно это Гисела из отеля, с которой они познакомились ещё во времена первой поездки в Лондон. Из-под обеденного стола выползают две жалкие фигуры. Точно, это Хокон Харкет и Хеннинг Крамер Дал, отвратительные, с отёчными глазами. А вот и подружка Гиселы Сюсанна уже несёт им чай, дабы остановить поток ругательств. В коридоре Магне в полуобморочном состоянии наступает на мирно дрыхнущих сестёр Лорен - Дебору и Памелу. Из спальни Пола и Мортена появляются младший брат и кузина последнего.
Каждое божье утро жильцы этой квартиры без какой-либо очереди и порядка устраивали настоящие состязания в беге до ванной, единственной комнаты, закрывавшейся на замок, а соответственно, единственного места, где появлялся хоть какой-то намёк на личную жизнь в то злополучное лето. В квартире часто проживало человек десять "туристов" плюс сами a-ha, и неудивительно, что Пол с Лорен, равно как и Магне с Хейди, проводили в ванной максимальное колличество времени утром и вечером. Среди кучи вещей, грязного белья, недоеденных порций рыбы с картошкой-фри и трёхнедельной немытой посуды любовь была вынуждена соблюдать строгую диету, и то, что она выдержала всё это, говорит о многом.

Тем временем стало очевидно, что давление на Магне, Пола и Мортена начало принимать бесчеловечные формы. Двадцатичасовые студийные сессии с Мэнсфилдом, приближавшие всех к пропасти, могли и быка свалить с ног. Кроме того, все трое были настолько общительны, что им вовсе не хотелось выглядеть негостеприимными в глазах своих любимых, друзей и родственников. Аллергия, жара, стресс и бессонница превратила потенциальный материал для постеров и журнальных обложек в статистов из какого-нибудь третьесортного фильма "Я был живым зомби".
Такая вот жизнь ещё даже не загоревшихся звёзд уже стала подрывать их здоровье.

Когда же август начал наступать на пятки июлю, для a-ha под предводительством Тони Мэнсфилда настал судный день.Эндрю Уикхем всё чаще требовал, чтобы ему показали полученный результат, но благодаря сумасшедшей дипломатичности Джона Рэтклиффа, подкреплённой условием договора, удавалось убедить вице-президента Warner Bros, что главное сейчас - дать команде возможность работать.

Всё равно рано или поздно конфронтация должна была наступить. Нужно было предъявить предварительные результаты!
Известие о том, что добрая половина готовых хитов должна быть предъявлена спонсорам на Уордор-стрит в ближайшие несколько дней, обрушилось подобно фугасной бомбе на уже и без того зловонную студию. Само сабой, здесь давным-давно понимали, к чему всё клонится, но это сообщение застало всех врасплох, и абсолютно сырой, недоработанный музыкальный материал превратился теперь в реальную угрозу. Из тех шести-семи песен, над которыми велась работа, почти у всех на плёнку были записаны лишь основные темы.

У ребят оставался лишь один уик-энд, чтобы совершить невозможное: записать четыре песни, да ещё так, чтобы у Warner Bros появилась охота продолжать инвестирование. И если раньше работа была долгой и изнурительной, то теперь она стала абсолютно бесчеловечной. Без сна, без свежего воздуха, без пауз на раздумье, только непрерывная каторга в условиях дикой жары. Конструкции, возведённые Мэнсфилдом с такой скурпулёзностью, теперь - когда половина каркаса уде была сооружена !- предстояло разобрать до основания и собрать заново по кусочкам как можно лучше. А поскольку Мэнсфилд отличался особой склонностью к танцевальным ритмам, все силы были брошены на песни, допускавшие ритмическую обработку, а вовсе не те, что Уикхем выделил в качестве своих фаворитов в демо-варианте, - музыку,подарившую группе контракт.
И если Джон Рэтклифф всё-таки стал частью бессмертного коллектива в студии "Ил Пай" спустя некоторое время после того, как Мэнсфилд попросил его воздерживаться от нервных комментариев, то на Терри Слейтера в буквальном смысле был наложен карантин: запись в студии - это дело продюссера,а не менеджера!

Когда вечером накануне встречи с представителями Warner Терри вошёл в студию, всех охватило мрачное предчувствие. Вскоре оно было озвучено. Плёнка с записью песни "The Blue Sky" ещё даже не успела перемотаться, как разъярённый менеджер горестно вздохнул в аппаратной: "Мы в глубоком дерьме, ребята, и когда оно выплывет наружу,мы все будем под ним!"

В результате плёнка с четыремя песнями потеряла свою оригинальность и мальчишескую непосредственность. Красивейшие мелодии просто были пропущены через компьютер и превращены в стерильную смесь быстрых ритмов и грохочущих аранжировок. Всё шло к тому, что a-ha станет лишь очередной расходной статьёй в налоговой декларации.
На карту была поставленна судьба группы и самого Джона. Он пожертвовал всем ради проэкта, который вот-вот должен был принести прибыль. В случае же провала его ожидала дурная слава и разорение. Поэтому он проявил редкую способность быстро и верно мыслить в катастрофической ситуации.

Рэтклифф вспомнил о своём давнем друге Шеффилде. Не сможет ли он проявить благосклонность и дать ребятам возможность бесплатно попользоватся своей студией в обмен на деньги и рекламу, если результат будет успешным?

Этот план был незамедлительно воплощён в жизнь. В следующий уик-энд он запихнул Пола, Магне и Мортена в автобус, а сам поехал на своём спортивном автомобиле, загрузив его пивом и гитарами. Они заранее договорились не прыгать выше головы и использовать лишь весь потенциал инструментов и возможности студии.

У a-ha было лишь несколько часов, чтобы поправить своё шаткое положение в этой студии, больше походящей на общественный туалет.Р этклифф свирепствовал в студии и почти что стал четвёртым участником a-ha.
Когда с наступлением хмурого утра Мортен и Магне уже спали как убитые после ужасных рабочего дня и ночи, Джон всё ещё копошился возле пульта с банкой пива. На этот раз он действительно одержал настоящую победу. Впоследствии же подобное станет его крупным поражением.
Игривая и жизнерадостная Love Is Reason, написанная Магне, сделала своё дело. С помощью простейших подручных средств им удалось вернуть музыке тот облик, в каком её хотел увидеть Уикхем. Теперь Джон полностью контролировал весь творческий процесс, что не могло не огорчать всех остальных. Звукозаписывающая компания сделала Джона ответственным за конечный продукт, и не время было выставлять конфликт на всеобщее обозрение.

Вот так и продолжались эти мятежные дни в студии. Полу наконец удалось добиться того, чтобы песни звучали вполне в духе a-ha. Не прекращались конфликты Джона с Мортеном по поводу искуственного звучания вокальных партий. Всё это ужасно напрягало его, но Джон продолжал работать как одержимый. В результате нужные изменения были внесены, мэнсфилдовские методы потерпели полный крах.
Однако конечный материал всё равно не устроил Терри. Единственная песня, которая его радовала в версии Мэнсфилда - это Hunting High And Low. Слейтер не разделял мнение Рэтклиффа о том, что искусственное звучание должно спасти пластинку. После визита Терри в студию прошло пять невыносимо напряжённых часов, прежде чем Джон понизил голос и был в состоянии здраво мыслить.

Приём на Уордор-стрит едва ли мог быть хуже. Магнитофон в офисе Уикхема оказался таким же паршивым, как и настроение: работала всего лишь одна из дребезжащих колонок, и, казалось, Рэтклифф дожлен был с благодарностью принять саму возможность представить хотя бы еле слышную моно версию песен. Но несколько минут спустя он вырвал из магнитофона пластинку и скрылся за дверью.

Через некоторое время он как ураган обрушился на компанию ATV-MUSIC. От хороших манер бизнесмена не осталось и следа, когда Джон ворвался в офис Питера Корниша с охапкой hi-fi-прибамбасов. Не здороваясь и не спрашивая разрешения, он повтыкал вилки во все розетки и обрушил звук колоссальной силы на бедную голову онемевшего Корниша:

- Ну скажи хоть что-нибудь!

- Фантастика...

Рэтклифф заполучил так необходимую ему сейчас поддержку. Теперь он уже не имел права останавливаться. В офисе Warner Bros зазвонил телефон, а на другом конце провода Рэтклифф, передав трубку немногословному Корнишу, всё бормотал: "Ну скажи, скажи ему!"

Демонстрация снова переместилась на Уордор-стрит. Без особого успеха. Приём по-прежнебу был холодным. Но теперь пришёл конец терпению Рэтклиффа. Теперь он изрыгал непристойности, прижимал голову вице-президента к громыхающей колонке и орал во всю глотку: "Тебе должно это понравиться, чёрт бы тебя побрал, ты должен полюбить это!"
Через неделю во время ежегодного конгресса Warner Уикхема чествовали за его многообещающаю находку. Вложенные средства сполна окупились, участники проэкта могли спать спокойно. Той же осенью всех удивил арт-директор Джефф Эйрофф: он открыл для себя a-ha. На этот раз в архивах Warner в Бёрбанке. На этот раз навсегда.