XVIII. Маргоски или Маргоскина неделя 17 страница

Праздник Крещения Господня принадлежит к числу тех, которые больше других очищены от языческих наслоений, хотя и здесь имеются своеобразные обряды и обычаи, в которых христианская вера как бы переплетается с языческим суеверием. Из числа таких обычаев можно, например, указать на «освящение скота» самими крестьянами. Вот как совершается этот обряд в Орловской губернии. После обедни, которая на Крещение отходит рано утром, крестьяне расходятся по домам и поздравляют друг друга с праздником; потом один из членов семьи берет с божницы икону с зажженной перед ней свечой, другой — кадильницу, третий — топор, четвертый (обыкновенно сам хозяин) надевает вывороченную наизнанку шубу и берет миску с богоявленскою водою и соломенное кропило. Сделав эти предварительные приготовления, вся семья отправляется на скотный двор в следующем порядке: впереди, согнувшись, несет сын или брат домохозяина топор, острием книзу, так что оно касается земли; за ним кто-нибудь из женщин несет икону (по большей части Воскресения Христова), далее идут с кадильницей и наконец хозяин с чашею воды.

Шествие совершается торжественно, среди полнейшего молчания, причем процессия останавливается посреди двора, где разложен особый корм для скота: печеный, разломанный на куски хлеб, ржаные лепешки, сохраненные для этой цели от праздника Рождества Христова и Нового года, хлеб в зерне и немолоченные снопы ржи, овса и других хлебных растений, оставленные к этому дню с осени (оставляют обыкновенно по шести снопов каждого хлеба). Когда процессия останавливается, хозяйка выпускает из хлевов до тех пор запертую скотину, которая с недоумевающим видом бродит по двору и, наконец, накидывается на лакомую пищу.

Между тем процессия обходит вокруг скотины с образом, причем хозяин окропляет св. водой каждую голову крупного и мелкого скота в отдельности. Этот обход делается три раза, после чего топор крестообразно перебрасывается через скот, и участники процессии направляются обратно в избу. Определить истинный смысл этого обычая сами крестьяне не могут, и объяснения их разноречивы: одни говорят, что соблюдение этого обряда угодно Богу, другие уверяют, что обряд имеет в виду умилостивление домового, который-де не будет обижать скотину кормом, третьи, наконец, свидетельствуют, что таким путем скот гарантируется от падежа, так как всякие скотские болезни пресекаются топором, брошенным накрест. Но кажется, проще всего будет предположить, что обряд этот возник во времена отдаленной древности, когда храмов Господних было еще мало и когда благочестивые хозяева, по нужде, сами должны были исполнять обязанности священников, окропляя св. водой свою скотину. Тогда же этот, по основе своей христианский, обычай подвергся языческим искажениям и явился топор, пресекающий изурочье и напуск болезни на скотину, и вывороченная наизнанку шуба, как средство угодить бесам, которые все носят наизнанку. Таким образом, в данном обычае нетрудно установить все признаки того двоеверия, которое, как ржавчина, насквозь проело христианские обряды наших крестьян.

С той же целью — предохранить скот от болезней и от порчи колдунов и ведьм — крестьяне некоторых губерний (например, Орловской) считают за правило непременно приезжать, а не приходить на крещенские богослужения. На вопрос одного из наших корреспондентов, чем вызывается такой обычай, один крестьянин ответил так: «Да как же, в церкви на иконе написан Егорий на белом коне; значит, конь этот не простой, а вроде как святой будет, потому в церквах он стоит. Притом же сам Егорий, перед тем, как убить ему змею огненную, что людей жрала, освятил в речке воду и заехал в ту воду на коне, чтобы, стало быть, коня своего освятить, и чтобы змея уже никакой вреды — ни жалом, ни огнем — лошади его не сделала. Вот теперича и мы также: в реку, конечно, лошадь не загонишь, потому вода оченно студеная, так пусть хоть по льду пройдется и освятится малость — святая ведь вода-то на Крещение».

Из числа других крещенских обрядов и обычаев можно указать на особый вид гаданий и на смотрины невест, приуроченные к этому дню. Гадания на Крещение, в общем, те же, что и на Новый год, и на Святки. Исключение составляет лишь так называемое гаданье с кутьей, состоящее в том, что гадальщицы, захватив чашку горячей кутьи и скрыв ее под фартуком или платком, бегут на улицу и первому попавшемуся мужчине швыряют в лицо кутьей, спрашивая его имя. Еще более оригинален другой вид специально крещенского гадания: в сочельник, после заката солнца, девушки нагие выходят на улицу, полют снег, кидают его через плечо и затем слушают — в которой стороне послышится что-нибудь, в ту сторону и замуж выдадут.

Обычай устраивать на Крещение так называемые дивьи (девичьи) смотрины принадлежит к числу вымирающих. Он сохранился лишь в самых глухих местах, где еще не исчезли предания старины и где браки устраиваются с патриархальной простотой, по выбору родителей. Смотрины происходят либо в церкви, во время литургии, либо на городской площади, где катаются матери с дочками, а мужской пол стоит стеной и производит наблюдение. «Все невесты,— рассказывает наш вологодский корреспондент,— наряженные в лучшие платья и разрумяненные, выстраиваются в длинный ряд около «ердани». При этом каждая старается выставить напоказ и подчеркнуть свои достоинства». Между невестами (называемыми также «славушницами») прохаживаются парни, сопровождаемые своими родительницами, и выбирают себе суженую. При этом, как водится, заботливая родительница не только внимательно рассматривает, но даже щупает платья девиц и берет их за руки, чтобы узнать, не слишком ли холодны руки у славушницы. Если руки холодны, то такая невеста, хотя бы она обладала всеми другими качествами, считается зябкой и потому не подходящей для суровой крестьянской жизни. (Славушницы выходят на смотрины обязательно с голыми руками, без рукавиц).

V. Сретение Господне

Сретение Господне (2 февраля) не считается в крестьянской среде большим праздником. Очень часто крестьяне, в особенности неграмотные, даже не знают, какое событие вспоминает в этот день православная церковь, а самое название праздника — «Сретение» объясняет таким образом, что в этот день зима встречается с летом, т. е. начинают ослабевать морозы и в воздухе чувствуется приближение весны.

Приписывая Сретению лишь значение календарного рубежа, крестьяне соединяют с этим днем множество земледельческих примет: «На Сретеньев день снежок — весною дожжок»,—говорят они, гадая о будущих дождях. Капель в этот день предвещает урожай пшеницы, а ветер — плодородие фруктовых деревьев, почему садовники, пришедши от заутрени, «трясут деревья руками, чтобы были с плодами». Если в Сретеньев день тихо и красно, то летом будут хороши льны и прочее. По погоде этого дня судят также об урожае трав, для чего бросают поперек дороги палку и наблюдают: если снег заметет ее, то и корм для скота «подметет», т. е. травы будут дороги. Наконец, в Сретеньев день хозяйки начинают усиленно кормить кур, чтобы были носки.

Что касается религиозных обычаев, связанных с этим днем, то их, на всем пространстве Великороссии, почти не существует, лишь кое-где (например, в Вологодской губернии), крестьяне обходят свои дома с иконою Сретения Господня или Спаса, причем когда икону приносят в дом обратно, то вся семья, с домохозяином во главе, падает ниц и вопиет: «Господи Боже наш, войди к нам и благослови нас».

VI. Власьев день

При распределении даров благодати между святыми угодниками христианской церкви, значительная доля ее досталась св. великомученику Власию. Ему поручено было покровительство и защита всего живого, служащего в помощь и пригодного на потребу человека, еще с тех первоначальных времен, когда на простом созвучии имен (Власий приравнивался языческому Велесу) можно было укрепить веру доверчивых и успокоить подозрения сомневающихся. Впоследствии, по мере того как народная жизнь, во всех своих проявлениях, развивалась, благодатной силы Велеса оказалось недостаточно, понадобилось участие иных добрых сил, новых помощников и покровителей.

В русском православном мире, в помощь земледельцам, явились св. мученики Борис и Глеб, пчеловодам — Зосима и Савватий соловецкие, сберегателем домашней птицы — Сергий Радонежский и т. д. Все они явились в дополнение к тем святым, которые перешли из греческой церкви и завещаны древней Русью: св. Георгий Победоносец — для рабочего скота, а с ним св. Афанасий и Кирилл (2 мая). Для всякой птицы, идущей в пищу, услаждающей слух и истребляющей вредных насекомых и т. п.,— покровителями служат сорок мучеников, утопленных за веру в Севастийском озере (исключительно для гусей — Никита-мученик); для овец св. Анисим (15 февраля) и вровень с Егорием, в одинаковую с ним силу значения и почитания,— защитники лошадей св. муч. Флор и Лавр (в народном языке часто сливающиеся в одно имя Флор-Лавр или еще чаще «Фролы»). Празднование Егорьева дня и Фролов отличается особым чествованием, так что в этом отношении святые эти затмевают не только меньших угодников, но и столь почтенного, по первородству и древнему преемству, как св. Власий.

В настоящее время присвоенная честь и то значение, которое приписывалось Власию в доисторическую эпоху, сохранились более в народном календарном языке, чем в церковных празднествах и обрядах. Власия зовут «бокогреем» и «сшиби рог с зимы» за то, что память этого греческого великомученика падает на 11 февраля, т. е. на то время, когда зимние холода часто становятся более мягкими и морозы уже не столь велики. Солнце начинает сильно пригревать, и в тамбовских краях говорят, что «с Власьева дня полоз саней покатится и корова бок греет», что значит, в переводе на общепонятный язык, что следы шагов и полозьев, остающихся в феврале на снегу, начинают «лосниться», а это и называется «полоз покатится». Замечают также, что выпущенная на прогулку скотина, ввиду того, что на дворе еще очень холодно, старается встать так, чтобы солнышко ударяло на нее. Те же тамбовцы на Власьев день стараются вообще не работать, в расчете предохранить свой скот от падежа.

Молитвы во время самой эпидемии обращаются, помимо всех других святых, прямо к Власию: «Св. Власий, дай счастья на гладких телушек, на толстых бычков, чтобы со двора шли — играли, а с поля шли — скакали». Эта вера цельнее убереглась в черноземной России, где давние выселенцы из коренной и срединной Руси, удаленные от влияния Москвы и Киева и дошедшие до полного отчуждения на окраинах государства, до сих пор являют образцы полного двоеверия. В коровниках и хлевах ставят образ св. Власия. Запасаются подобными иконами от владимирских ходебщиков, на случаи общих молебнов, как, например, в первый день выгона скота в поле и в особенности в день Преполовения и во время падежа скота. С иконою св. Власия обходят без священника больных: овцу, барана, лошадь и корову, связанных хвостами и выведенных на деревенскую площадку. По обходе зараженных, гонят их за село, в овраг, и там, в память языческих обрядов, побивают животных камнями и припевают: «Мы камнями побьем и землей загребем, землей загребем — коровью смерть вобьем, вобьем глубоко, не вернешься на село». Затем на трупы набрасывают усердно столько щепы и соломы, чтобы сделать костер, способный спалить всех четырех жертвенных животных без остатка. Так поступают в Чамбарском уезде (Пензенская губерния).

В резкую противоположность этому обычаю, на глухом севере, например в Кадниковском уезде Вологодской губернии, чествование Власьева дня знаменуется многолюдным молебствием, съездом целых волостей и бесчисленными молебнами (простыми и водосвятными) в промежуточное время между заутреней и обедней. Это празднество сопровождается также следующим местным обычаем: на особые столы, а за недостатком их, прямо на церковный пол, кладутся караваи ржаного хлеба, который священники кропят святою водою и хозяйки скармливают скотине. «Власьев день» (пишут оттуда) — праздник по всем приходам на три дня и больше. Варят пиво, покупают водку, приглашают всю родню — словом, празднуют широко и разгульно. В обилии вологодских жертвенных хлебов, таким образом, до некоторой степени, богатая храмами северная лесная Русь сберегала родственное племенное сходство с малоцерковной черноземной украйной Великороссии.

Зато на севере, в среде более раннего заселения страны, с примечательной последовательностью и в явной неприкосновенности, сберегались на окраинах всех древних лесных городов храмы во имя священномученика Власия, намеренно строившиеся некогда на главных городских выгонах (в Вологде, Костроме и др.). Там же, где власьевские церкви вошли в срединную черту городов (как в Москве, Ярославле и пр.), они служат лишь мерилом и показателем постепенного роста городского населения. Вместе с тем, все эти города представляют собой однородные картины — в дни, посвященные церковному празднованию св. великомученика Победоносца Георгия и св. муч. Флора и Лавра, с тем приметным различием, что в первом случае главная роль принадлежит женщинам, во втором — исключительно мужчинам. На этих двух праздниках и сосредоточивается, собственно, всенародное молитвенное настроение в пользу тех домашних животных, которые составляют основу и главную поддержку всего домашнего строя жизни и деревенского быта. По смыслу этого закона и самые празднества являются выдающимися, обставленными доступной торжественностью и очень яркими проявлениями слепой и твердой веры в могущественную помощь святых защитников и покровителей. Эти два праздника, по их распространенности, мы имеем полное право назвать именно всенародными и всероссийскими.

VII. Касьян немилостивый

В ряду св. угодников, чтимых православным народом, Касьян занимает совершенно исключительное место — это нелюбимый святой, «немилостивый». В некоторых местах, как например в Пензенской губернии Саранского уезда, он даже не считается святым и не признается русским, а самое имя Касьян слывет как позорное. В Вологодской же губернии (Кадниковского уезда) Касьяна считают как бы «опальным» святым и рассказывают о нем следующую легенду: «Св. Касьян сначала был светлым ангелом, почему Бог не имел нужды таить от него свои планы и намерения. Но затем святой этот соблазнился на обещания и уловки нечистой силы и, перейдя на сторону дьявола, шепнул ему, что Бог намерен свергнуть всю сатанинскую силу с неба в преисподнюю. Однако впоследствии Касьяна стала мучить совесть, он раскаялся в своем предательстве и пожалел о прежнем житье на небе и о своей близости к Богу. Тогда Господь внял мольбам грешника и сжалился над ним, но, из осторожности, все-таки не приблизил его к себе, а приставил к нему ангела-хранителя, которому и приказал заковать Касьяна в цепи и бить его по три года тяжелым молотом в лоб, а на четвертый отпускать на волю».

Но не это отступничество от Бога послужило источником охлаждения православных темных людей к Касьяну, а главным образом его «немилостивое» отношение к бедному народу. Вот что говорит на этот счет другая легенда, записанная в Зарайском уезде Рязанской губернии.

«Однажды Касьян вместе с Николаем Чудотворцем шел по дороге, и встретился им мужичок, который увязил воз в грязи.

— «Помогите,— просит мужичок,— воз поднять».

А Касьян ему: «Не могу,— говорит,— еще испачкаю об твой воз свою райскую ризу, как же мне тогда в рай прийти и на глаза Господу Богу показаться?»

Николай же Чудотворец ни словечушка мужику не ответил, а только уперся плечом, натужился, налег и помог воз вытащить. Вот пришли потом Николай-угодник с Касьяном в рай, а у Николая-то вся как есть риза в грязи выпачкана.

Бог увидал это и спрашивает: — «Где это ты, Микола, выпачкался?»

— «Я, говорит Николай,— мужику воз помогал из грязи вытаскивать».

— «А у тебя отчего риза чистая, ведь ты вместе шел?» — спрашивает Господь Касьяна.

— «Я, Господи, боялся ризу запачкать».

Не понравился этот ответ Богу, увидал Он, что Касьян лукавит, и определил: быть Касьяну именинником раз в четыре года, а Николаю-угоднику, за его доброту, два раза в год».

Хотя эта легенда пользуется на Руси самым широким распространением, но все-таки есть места, где ее не знают. Так, в Новгородской губернии (Боровичский уезд) крестьяне несколько иначе объясняют тот факт, что день Касьяна празднуется только раз в четыре года (29 февраля). «Св. Касьян,— говорят они,— три года подряд в свои именины был пьян и только на четвертый год унялся и праздновал своего ангела в трезвом виде — вот почему и положено ему быть именинником через три года раз».

Сообразно с такой оценкой нравственных свойств Касьяна, установилось и отношение к нему: крестьяне не только не любят, но и боятся этого святого.

«Касьян на что взглянет — все вянет»,— говорят мужики и твердо верят, что у Касьяна недобрый взгляд: если он взглянет на скотину — околеет скотина, взглянет на лес — засохнет лес и погибнет, взглянет на человека — будет тому человеку великое несчастье. Применительно к такому пониманию, в народном языке сложилось даже несколько поговорок, характеризующих «глаз» Касьяна. Про угрюмого, тяжелого и несообщительного человека говорят, что «он Касьяном смотрит». Про человека, способного сглазить, замечают: «Касьян косоглазый, от него, братцы, хороните все, как от Касьяна — живо сглазит, да так, что потом ни попы не отчитают, ни бабки не отшепчут».

«Глаз Касьяна» считается настолько опасным, что в день 29 февраля крестьяне не советуют даже выходить из избы, чтобы не случилось какого-нибудь непоправимого несчастья; в особенности опасно считается выходить до солнечного восхода (в Орловской и Рязанской губерниях крестьяне стараются даже проспать до обеда, чтобы таким образом переждать самое опасное время).

К этой характеристике св. Касьяна в Вологодской губернии прибавляют еще одну черту, которая рисует этого святого врагом человеческого рода. Здесь существует легенда, что Касьяну подчинены все ветры, которые он держит на двенадцати цепях, за двенадцатью замками. В его власти спустить ветер на землю и наслать на людей и на скотину мор (моровое поветрие). В Вятской же губернии к этой легенде присовокупляют, что сам Бог приказал образ св. Касьяна ставить в церквах на задней стене, т. е. над входною дверью.

При таком воззрении народа на св. Касьяна не мудрено, что високосный год повсюду на Руси считается несчастным и опасным, а самый опасный день в этом году — Касьянов.

VIII. Плющиха

Под таким названием известен в народе день св. Евдокии, празднуемый 1 марта. Название это связывается с переменами, происходящими в это время в природе: от теплой погоды снег начинает подтаивать, оседать и как бы сплющивается. В некоторых местах св. Евдокия называется также «свистуньей», потому что в это время начинают дуть и свистать весенние ветры, а в старину народ именовал ее «весенницей», так как эта святая женщина заведовала у Бога весною. У нее хранились ключи от весенних вод: захочет «весенница» — рано пустит воду, не захочет или прогневается — задержит, а то так и морозы напустит. Оттого в доброе старое время крестьяне боялись св. Евдокии и 1-го марта никогда не работали.

Но зато теперь в день св. Евдокии деревенская Русь не устраивает никаких религиозных торжеств и ничем не отличает этот день в ряду второстепенных церковных праздников. Только бабы обязательно приходят в церковь и заказывают молебны перед иконой Евдокии, так как эта святая считается покровительницей овец. Зато в календарном отношении с днем Евдокии связывается много примет, предвещающих хорошие урожаи, хорошую погоду и пр. «На плющиху погоже — и все лето пригоже»,— говорят крестьяне.— «Отколь ветер на плющиху подует, оттоль придет и весна». Но в то же время крестьяне сознают, что в начале марта погода еще бывает капризна, и вместо весеннего тепла разражается иногда метелью. «На Евдокию еще собачку в сидячку снегом заносит»,— говорит народ о таких капризах погоды.

Однако эти случайные вспышки зимы уже никого не обманывают, все знают, что св. Евдокия — предвестница весны и что весеннее солнце скоро возьмет свое. В некоторых деревнях женщины и дети начинают даже «кликать весну», для чего влезают на крыши или на пригорок и поют приличествующие случаю песни (веснянки). Точно так же во многих местах крестьяне приносят в этот день из лесу сучьев, топят избы, «чтобы весна была теплая», скидывают с кровли снег, а вечером примечают: если на крышах сосульки долгие, то и лен будет хороший, в особенности куделью. Вообще крестьяне верят, что на Евдокию «Капельницу» все подземные ключи закипают, а бабы с этого дня начинают белить холсты.

IX. Сороки

День сорока мучеников Севастийских (9 марта) носит на языке народа название «сорок», а иногда «куликов». В этот день, по воззрению крестьян, прилетают из теплых стран сорок птиц и первая из них — жаворонок. «Бывает,— уверяют опытные старики-крестьяне,— что прилетают жаворонки и раньше, да только те непутящие: прилетит и смерзнуть может. А уж тот жаворонок, который на сороки прилетит, тот настоящий, он не сдохнет».

Сороки с полным основанием можно назвать детским праздником: еще накануне женщины месят из ржаной муки тесто и пекут «жаворонков» (в большинстве случаев, с распростертыми крылышками, как бы летящих, и с хохолками), а утром, в день праздника, раздают их детям. Кроме того, утром же одна из женщин делает на дворе сорок соломенных гнездышек и в каждое кладет по яичку из теста (это делается отчасти для того, чтобы куры не ходили по чужим дворам, а неслись дома, отчасти же с целью потешить ребят).

Когда жаворонки поспеют, дети берут их и громадной гурьбой, с криками и звонким детским смехом, несут куда-нибудь в сарай или под ригу — закликать жаворонков. Там они сажают своих птиц, всех вместе, на возвышенное место и, сбившись в кучу, начинают что есть мочи кричать: «Жаворонки, прилетите, студену зиму унесите, теплу весну принесите: зима нам надоела, весь хлеб у нас поела». В некоторых местах (например, в Орловской губернии) эта детская песня заменяется другой: «Уж вы кулички-жаворонки, солетайтеся, сокликайтеся. Весна-красна, на чем пришла? На сошечке, на бороночке, на лошадиной голове, на овсяном снопочку, на ржаном колосочку, на пшеничном зернышку-у-у!..»

Эта песня поется несколько раз. Затем ребятишки разбирают своих жаворонков и с той же песней бегут по деревне. Так продолжается до самого обеда: деревня полна детских песен, детского крика, детского смеха. Набегавшись вволю, ребятишки опять собираются в одно место и начинают есть своих ржаных птиц. Едят обыкновенно всю птицу за исключением головы, которую малыши берегут каждый для своей матери. Кончается празднество тем, что ребятишки целуются между собой, поздравляют друг друга с весенним праздником и разбегаются по домам.

А дома каждый мальчик отдает голову жаворонка матери со словами: «На-ко, мама, тебе голову от жаворонка: как жаворонок высоко летел, так чтобы и лен твой высокий был. Какая у моего жаворонка голова, так чтобы и лен такой головастый был».— Так протекает этот прекрасный детский праздник в Орловской губернии. В Пензенской же жаворонки пекутся и для взрослых, которые по этим птичкам гадают. Прежде чем посадить жаворонков в печь, закладывают в каждого какую-нибудь вещицу: кольцо, щепку, копейку. Каждая из этих вещей имеет символическое значение: кольцо, например, обозначает свадьбу, щепка — гроб, копейка — деньги и т. д. Но в других губерниях взрослые предоставляют жаворонков в исключительное распоряжение детей, сами же занимаются более гаданиями о будущем урожае, стараясь по погоде, какая была на Сороки, определить погоду весны и лета. Если, например, на Сороки было морозное утро — то, значит, жди весной сорок «утренников».

X. Масленица

Устанавливая Сырную неделю, с ее полускоромной пищей, православная церковь имела в виду облегчить крестьянам переход от мясоеда к Великому посту и исподволь вызвать в душе верующих то молитвенное настроение, которое заключается в самой идее поста как телесного воздержания и напряженной духовной работы. Но эта попечительная забота церкви повсеместно на Руси осталась гласом вопиющего в пустыне, и на деле, наша Масленица не только попала в число «праздников», но стала синонимом самого широкого, безбрежного разгула. В эту неделю наш скромный и набожный народ как бы разгибает свою исполинскую спину и старается в вине и веселье потопить все заботы и тяготы трудовой будничной жизни. Насколько при этом бывает неудержим народный разгул, можно судить уж по одним эпитетам, которыми наделил народ Масленицу. Она называется «веселой», «широкой», «пьяной», «обжорной», «разорительницей». Сверх того, ни одна неделя в году не изобилует так происшествиями полицейского характера и не дает такого значительного числа мелких процессов у мировых судей.

Празднование Масленицы почти повсюду начинается с четверга, хотя работы во многих местах прекращаются уже с понедельника, так как крестьяне, озабоченные наступающим праздником обжорства, разъезжают по соседним базарам и закупают всякую снедь. По общему отзыву наших корреспондентов, закупки такого рода бывают, применительно к крестьянскому бюджету, очень велики: семья среднего достатка в 5–6 душ затрачивает от 5 до 10 рублей на водку, рыбу, постное масло, гречневую муку и всякие сладости. А если к этому прибавить еще расходы на обновки бабам и девушкам, то будет вполне понятно, почему Масленица называется «разорительницей».

Впрочем, крестьяне, при всей их сдержанности и бережливости, не тяготятся этими расходами, так как на Масленицу приходится принимать гостей и самим ходить в люди и, стало быть, нужно и угостить прилично, и одеться по-праздничному, чтобы соседи не засмеяли. Сверх того, Масленица — любимый праздник у крестьян, когда вся православная Русь, от мала до велика, веселится до упаду и когда широкая русская натура любит развернуться вовсю.

В Масленичную неделю, более чем скромная, физиономия русской деревни совершенно преображается. Обыкновенно тихие, безлюдные улицы полны подгулявшего, расфранченного народа: ребятишки, молодежь, старики — все высыпали из душных хат за ворота и всякий по-своему празднует широкую Масленицу. Одни катаются на тормазках и салазках или с хохотом «поздравляют блины», опрокидывая в снег пьяного мужика, другие с надсадой орут песни и пошатываясь плетутся вдоль деревенской улицы, третьи в новых нагольных тулупах сидят на завалинках и, вспоминая свою юность, глядят на оживленные группы, столпившиеся у качелей, и на всю горластую шумную улицу, по которой взад и вперед снуют расфранченные девушки, подгулявшие бабы, полупьяные парни и совсем пьяные мужики.

Всюду весело, оживленно, всюду жизнь бьет ключом, так что перед глазами наблюдателя, в какие-нибудь пять минут, промелькнет вся гамма человеческой души: смех, шутки, женские слезы, поцелуи, бурная ссора, пьяные объятия, крупная брань, драка, светлый хохот ребенка. Но все-таки в этой панораме крестьянской жизни преобладают светлые тона: и слезы, и брань, и драка тонут в веселом смехе, в залихватской песне, в бравурных мотивах гармоники и в несмолкающем перезвоне бубенцов.

Так что общее впечатление получается веселое и жизнерадостное: вы видите, что вся эта многолюдная деревенская улица поет, смеется, шутит, катается на санях. Катается особенно охотно: то там, то здесь из ворот вылетают тройки богачей с расписными, увитыми лентами дугами или выбегают простенькие дровни, переполненные подвыпившими мужиками и бабами, во всю мочь горланящими песни. От этих песен изнуренные, костлявые, но разукрашенные ленточками и медными бляхами крестьянские лошаденки дрожат всем телом и, под ударами захмелевших хозяев, мчатся во весь дух вдоль деревенской улицы, разгоняя испуганные толпы гуляющих.

Никогда не достается так крестьянским лошадям, как в дни Масленицы. Обыкновенно очень сердобольные к своей скотине, крестьяне берегут и холят лошадей больше, чем собственных ребят, но на Масленицу, под пьяную руку, всякая жалость к скотине пропадает. На худых, заморенных клячонках делают десятки верст, чтобы попасть на так называемые «съездки», т. е. грандиозные катания, устраиваемые в каком-нибудь торговом селе. До какой степени бывают велики эти «съездки», можно судить по тому, что, например, в селе Куденском (Вологодской губернии и уезда) лошадей на кругу бывает от 600 до 800.

Еще с утра из всех окрестных деревень съезжается сюда молодежь и останавливается или у родных, или в тех домах, где есть «игровые» или знакомые девушки. А часам к трем пополудни начинается катанье. Катают, как водится, всего охотнее молодых девушек, причем девушки, если их катает кучер из чужой деревни, должны напоить его допьяна и угощать гостинцами. Много катаются и бабы (причем из суетного желания похвастать, подвертывают сзади шубы, чтобы показать дорогой мех, и никогда не надевают перчаток, чтобы все видели, сколько у них колец). Но всех больше катаются «новожены», т. е. молодые супруги, обвенчавшиеся в предшествовавший мясоед, так как обычай налагает на них как бы обязанность выезжать в люди и отдавать визиты всем, кто пировал у них на свадьбе.

Есть предположение, что Масленица в отдаленной древности была праздником, специально устраиваемым только для молодых супругов: для них пеклись блины и оладьи, для них заготовлялось пиво и вино, для них закупались сласти. И только впоследствии этот праздник молодых стал общим праздником. Не беремся судить, насколько это предположение справедливо и как велика его научная ценность, но, несомненно, что нечто подобное в старину было. По крайней мере, на эту мысль наводит существование множества Масленичных обрядов и обычаев, в которых центральное место предоставляется «новоженам». Сюда, например, относятся так называемые «столбы».