Белые дорожки и белые костюмы
В Англии было полно гашиша, дури и колёс, но, когда мы были хедлайнерами в лос-анджелесском “Forum’е” осенью 1971-го года, я познакомился с кокаином. Я сказал одному из роуди: “Что-то я чувствую себя уставшим”.
Он ответил: “Отчего бы тебе не занюхать дорожку кокса?”
“Не, не хочу я ничего такого делать”.
Он был американцем, так что был в курсе всего этого. И сказал: “Ты будешь в порядке. Просто занюхай перед выходом”.
Я нюхнул и подумал, как здорово! А теперь пройдем на сцену и сыграем! Так оно и было. Кромешный ад! На сцене я ощущал себя офигительно, и, конечно, в следующий раз у меня уже было немного порошка перед выходом на сцену. А потом я делал это всё чаще и чаще. Так это обычно и случается.
Чтобы предпринять нечто особенное во время выступления в “Whisky a Go Go” на бульваре Сансет Стрип (Sunset Strip), Патрик Михан предложил: “Почему бы не надеть что-то другое? Белые костюмы, цилиндры и трости!”
Мы арендовали белые костюмы и буквально мгновения спустя они были покрыты грязью. Большинство людей возвращают такие вещи полностью чистыми и на вешалках, так что народ в прокате, верно, подумал о нас: “А кто это такие?”
В тот вечер на нас пришли посмотреть Beach Boys, но я даже не знал, как они выглядят. Я вышел из гримёрки, кто-то подошёл ко мне и спросил: “Можно мне зайти, увидеть остальных ребят?”
“Нет, посторонним в гримёрку нельзя”.
Потом я был слегка сконфужен, когда выяснил, что он был из Beach Boys.
L.A., кинозвёзды, солнечная погода - всё это произвело на нас впечатление. Закончилось всё презентабельными вечеринками, где мы нагляделись на кучу звёзд кино, вроде Тони Кёртиса (Tony Curtis) и Оливии Ньютон-Джон (Olivia Newton-John). Но в любом случае мы были под коксом, впрочем, как и многие из них. Проплывавших мимо...
Думаю, это был самый конец третьего американского турне, когда мы впервые выступали в “Hollywood Bowl”. У меня не осталось кристально чистых воспоминаний по поводу этого шоу, так как в его завершении я свалился в изнеможении. Я упал в обморок из-за упадка сил. Помню только последнюю песню и ууух, трах-бабах, всё. Доктор, осмотревший меня, сказал: “Садись на первый же самолёт до Англии и прямиком домой, просто отдохни”.
Я был на грани нервного срыва, поэтому мне прописали валиум в больших дозах. Я целыми днями был словно грёбанный зомби. Мне действительно было необходимо просто отдохнуть. Всё это из-за нашего образа жизни, постоянно в турах, без сна. И из-за наркотиков, я так полагаю. Биллу диагностировали гепатит и его положили в больницу. Он все время таскал с собой ржавый нож, и, когда как-то вскрывал им моллюсков, то порезал руку. Он говорит, что порезался или ножом, или о раковину. Будучи вегетарианцем, Гизер не мог достать и половины еды, которая ему была нужна, а комбинация этого обстоятельства с наркотой сделала его ужасно тощим. У него образовались камни в почках и он тоже оказался в больнице. Мы все разваливались на части. Оззи, наверное, вёл самый нездоровый образ жизни из нас, но он единственный оставался на ногах.
Все мы очутились в нокдауне, а Оззи?
Он был здоров, как бык.
Воздушные силы Элвиса
1972 год мы начали с 19-дневного британского турне с командой Гленна Корника (Glenn Cornick) Wild Turkey. Они были у нас на разогреве, так как Патрик Михан объединился с Брайаном Лейном (Brian Lane), и они вместе управляли делами группы. Лейн был менеджером Yes, вот почему в следующем туре они оказались с нами в одной обойме; тридцать два шоу по Штатам и Канаде, начиная с марта, тур под названием “Iron Man”. Мы и Yes: это была очень странная комбинация. Я уверен, что они нас ненавидели, потому что, по их мнению, они были искусными музыкантами, а мы простыми работягами. Иногда они с нами разговаривали, а в другой раз могли пройти мимо, не замечая. Очень странные. Годы спустя мы наладили отношения, но лишь по прошествии долгого времени. А на сцене они были забавными. Если кто-то ошибался, то в ход шли шашки наголо. Мы думали, что это с ними? Музыка, кто-то слажал и что? Хорошо, что они были не в нашей группе. Мы ошибались каждые две минуты. Но ситуация была такова, что это они были у нас в поддержке, выходили со всем своим виртуозным материалом, а потом мы начинали свои “буууу”, “кланк”, “ззззз”. Они небось задавались вопросом: “Блядь, и что мы тут забыли?”
Их клавишник, Рик Уэйкман (Rick Wakeman), не особенно дружил с ними, так что он тусил с нами столько, сколько мог. Рик нам нравился, думаю, ему было бы интересно поиграть с нами, но он был не совсем тем, кто нам нужен, он был слишком хорош для того, чего мы хотели. Нам нужно было что-то примитивное, простое “ду-ду-ду”. Это совсем не было похоже на музыку Yes.
Во время предыдущего тура, как-то на одну ночь Элвис остановился в том же отеле, что и мы. Мы смогли увидеть, как он входит со всей своей охраной и поднимается на верхний этаж. Нас пригласили на выступление Элвиса. У меня была одна цыпочка в тот вечер и я сказал, чтоне пойду. Потом я сожалел, что не пошёл тогда на его шоу, а больше уже никогда и не довелось.
В этом турне мы летели из Лос-Анджелеса в Вегас и обратно на самолете, принадлежавшем Элвису. По-настоящему чудной: все сиденья были покрыты шкурами леопарда, очень стильно. Стюардессы вышли с тарелками разноцветных сэндвичей. Я воскликнул:
“Чёрт меня подери. А это что?”
“Ну, это разноцветный хлеб”.
“Ааа!”
Должно быть это было что-то из того, что нравилось Элвису. Но самолёт был отличный. Мы им попользовались, но вели себя хорошо, оставили всё в целости и сохранности, и конечно, были очень вежливыми. То есть я хочу сказать, потому что он же принадлежал Элвису!
29 Ослеплённые снегом
Достаточно много времени ушло у нас на написание и отработку материала для альбома “Volume 4”. Не то, чтобы стало сложно придумывать песни, просто паб был всего в миле, поэтому мы начинали предлагать идеи, а в ответ было: “Ааа, ооо...”
А затем все уходили в паб пропустить по стаканчику.
Я говорил себе: “Я не пойду, я останусь, посижу и попробую придумать что-нибудь”. Я играл немного, час или два, а они возвращались и подмазывались: “Ну как, у тебя получилось что-то?”
Круто, да? Я ощущал настоящее давление.
Когда нам предложили поехать и записаться в Штатах, идея пришлась всем по душе. Это был способ избежать английских налогов, да и расценки в студиях были дешевле. Но что ещё более важно, мы думали, что это было бы классно, уехать куда-нибудь и попытаться найти другие вибрации. Мы отправились в Лос-Анджелес в мае 1972-го. Патрик Михан был знаком с Джоном Дюпоном (John Dupont) из “Dupont Company”, осветители, краски и всё такое. Большая, просто огромная компания. Мы арендовали у него дом в Бел-Эйре (Bel-Air). Это было отличное местечко с чуть ли не бальным залом, выходящим к бассейну. С волшебным видом на L.A. и произведениями искусства. Жили мы все вместе. Группа, Михан и две девушки-француженки, помогавшие по хозяйству и доставшиеся нам вместе с домом.
Вибрации в Америке были на славу. “Record Plant”, где мы записывались - это была не студия, а целая страна искусства, намного лучше того, к чему мы привыкли. Мы решили, что сами будем продюсировать “Volume 4”. Не потому, что мы были сыты Роджером Бейном или что-то такое, думаю, он был хорош. Но к тому времени мы столько проработали в студии, что чувствовали в себе умение, как сделать всё самим. Я слышал, что Роджер исчез и с тех пор больше ни с кем не разговаривает. Я этого не понял и хотел бы знать почему так вышло.
Патрик Михан тоже решил стать продюсером. Не знаю, с чего это. Он побывал там в аппаратной и, полагаю, думал: “О, добавим-ка туда и моё имя”. Раз или два, может, он произносил: “Что, если мы попробуем...?” и это был весь его вклад в производство.
Самостоятельное продюсирование сводилось к тому, что каждый начинал: “Хочу, чтобы мой бас сделали громче”, или “Хочу это”, “Хочу то”, но это сработало хорошо. Только позже, начиная c “Sabbath Bloody Sabbath”, я начал совать свой нос глубже.
Запись заняла шесть недель, а может даже два месяца. Во время этого процесса мы установили кое-какую аппаратуру в доме в Бел-Эйре, где и написали последние вещи. Там была другая атмосфера, все были сконцентрированы и стояла задача: “Необходимо это доделать”.
Мы всё ещё маялись дурью и по-дурацки прикалывались, но идеи и песни появлялись быстро. Возможно, этому способствовали также и горы кокаина. А этого добра у нас было вдоволь. Его привезли в запечатанной коробке размером с колонку, набитой пакетами, покрытыми воском. Вы сдираете воск, а внутри чистый, фантастический порошок, просто целые горы порошка. Это было как у Тони Монтаны (Tony Montana) в фильме “Человек со шрамом” (“Scarface”). Вываливаешь кучу на стол, разрезаешь её и нюхаешь немного, ну, вообще-то довольно много. Уорд брал дозу, потом и подтягивались остальные музыканты, много женщин и новых “друзей”, появившихся в доме. Все делали по нырку. Одним солнечным днём мы сидели в комнате с телевизором вокруг стола с вываленным на него кокаином и травкой. В доме повсюду были установлены кнопочки. Билл решил, что они служат для вызова прислуги и нажал на одну, но это была тревожная кнопка для вызова грёбанной полиции Бел-Эйра. Всего несколько минут спустя я встал и увидел в окно около семи или восьми полицейских машин на подъезде к нам. Я заорал:
“Быстро, полиция!”
Все зашлись: “Ха-ха-ха!”
“Я серьёзно, это полиция!”
Снова: “Ха-ха-ха!”
Я буквально взял в охапку одного из них и сказал: “Взгляни!”
И наконец: “Оой, это полиция!”
Мы живо сгребли весь кокс и дурь со стола. У каждого в комнате были свои собственные заначки, так что мы ломанулись туда занюхать как можно больше перед тем, как смыть остатки в унитаз. После чего мы сказали одной из домработниц: “Быстрее, открывай им дверь!”
Она так и сделала, и, конечно, полиция зашла внутрь. Мы сидели в зале, притихшие, с широко раскрытыми глазами. Они спросили: “Что тут происходит?”
“Ммм, да ничего... А что?”
Можно смело говорить, что мы были не в своей тарелке. Они захотели узнать, что мы тут делаем и мы рассказали, что сняли дом и т.д. и т.п. Это был сущий ад. Если бы нас обыскали, то закончилось бы всё очень печально. Но они ушли после того, как мы объяснили, как ошибся Билл.
Мы были сильно взбудоражены. Естественно, после этого пошло: “Вот блядь! Ничего не осталось, чувак! Скорее, звоните этому парнишке снова. Зовите его опять!”
Записываясь на “Record Plant”, мы были более серьёзны. Держа под контролем происходящее в студии, мы могли больше экспериментировать. Первые три альбома были все под одну гребёнку, на самом деле. Но на “Volume 4” мы начали внедрять что-то другое. Я нашел в зале пианино и поигрывал на нём после миллионов дорожек кокса. Я никогда раньше не играл на пианино и начал учиться этому делу именно там и именно тогда, в те несколько недель. Представьте себе, я не ложился всю чёртову ночь, вынюхивал дорожку кокса, играл немного, другую дорожку кокса, играл, и так, наверное, продолжалось шесть недель. И во время этого занятия я придумал “Changes”. Оззи подошёл и сказал: “О, мне это нравится” и начал петь. У нас был мелотрон и Гизер начал на нём играть в качестве аккомпанемента, что-то вроде оркестровки. Вот так оно и получилось. Мы решили записать песню. Вообще-то я был сильно смущён, потому что когда мы записывали её на “Record Plant”, пришёл Рик Уэйкман и спросил: “Кто это на пианино тут играет?”
Я подумал, о нет, сейчас он скажет: ”Это хрень какая-то”.
Но ему понравилось.
Полагаю, мы могли попросить кого-то вроде него сыграть на клавишных, но и Гизер, и я хотели сделать это сами. Мы оба только обучались этому, так что для нас это был вызов.
Если композиция “Changes” была необычной, то “FX” была определённо запредельной. Мы были почти голышом, когда писали её. Когда вы находитесь в студии четыре часа и курите дурь, у вас едет крыша. Мы принялись играть, пританцовывая, наполовину раздевшись, занимались глупостями. Я ударил о гитару своим крестом, вышло “бумм!”, и мы такие: “Ооо!”
“Бумм!”
“Ааа!”
Все протанцевали мимо гитары, ударяя по ней. Мы просто дурачились. Мы и не помышляли использовать этот трек, но когда на него наложили дилей, мы подумали, о, да, ммм, и включили его в пластинку. Я всегда столько труда вкладываю в каждую вещь, вношу различные изменения во все места, а тут на альбом попал трек, получившийся случайно из-за того, что парочка обдолбанных людей била по моей гитаре. Настоящий прикол! Если бы у нас было видео этого безобразия, было бы потрясающе.
Или нет.
“Laguna Sunrise” в действительности была вдохновлена восходом солнца над Laguna Beach. Я был там со Споком, одним из ребят из нашей команды, который к тому же был отличным гитаристом. Мы провели там всю чёртову ночь, когда ко мне пришла эта идея на акустической гитаре. Мы также пытались добавить в неё немного оркестра. Я такого раньше никогда не делал, мы никогда ещё до этого не использовали оркестр. Я не умел записывать музыку на бумагу, а Спок умел, так что мы попытались всё переложить в ноты, чтобы оркестр мог это сыграть: “Это что тут за точка? Хорошо, оставь её”.
Мы пришли в студию, и, конечно, оркестр не принял нашу писанину. Им нужно было, чтобы все партии были правильно прописаны, и, когда мы нашли того, кто смог это сделать, они были великолепны. В концовке “Snowblind” мы также использовали оркестровки. А потом они были и в “Spiral Architect” на “Sabbath Bloody Sabbath”. И в “Supertzar” на “Sabotage”, где кроме меня, сыгравшего утяжеленную партию гитары, были хор и арфист. Я делал подобное, чтобы привнести другое звучание в нашу музыку.
Билл был близок к тому, чтобы не дожить до завершения процесса записи. Мы рыскали вокруг дома как-то вечером и в гараже нашли краски Дюпона. Мы прихватили с собой тюбики-распылители золотой краски и лака. Вернулись в дом, а там Билл, как дурак, мочился прямо на пол. Мы спросили: “Можно мы на тебя побрызгаем?”
Конечно он ответил: “Да.”
Мы сорвали с него всю одежду, обрызгали его и он полностью покрылся позолотой. Мы взялись за лак, и покрыли Билла и им также. Было чертовски смешно. Билл лежал, весь сияющий, а потом он начал издавать странные тихие звуки. А затем его начало рвать и он зашёлся в жестоком припадке.
О, грёбанный ад!
Мы позвонили в скорую, соображая, как, к чёрту, объяснить, что тут происходит.
“Что с парнем?”
“Ну... он типа лежит тут и он... позолочен”.
И потом, чтобы звучать серьёзно: “И он ужасно болен”.
“Извините, так что у него не так всё-таки?”
“Хм... его обрызгали золотой краской, и он на полу, голый”.
Они приехали и устроили нам справедливую отповедь: “Идиоты. Вы хоть понимаете, что могли убить человека?”
У него всё было в золоте: задница, борода, полный набор. Очевидно, что все поры были забиты и он мог умереть от этого. Они заставили нас показать флаконы от краски, которой мы его обрызгали, и от лака тоже. Они прочли надписи и были серьёзно обеспокоены, а потом вкололи ему что-то. А мы тем временем стояли, как нашкодившие мальчики, спрашивая: “С ним всё будет в порядке?”
Мы бросились обратно в гараж, нашли какой-то растворитель и попытались снять с него позолоту так быстро, как только смогли. Пришлось потрудиться, чтобы вычистить его. Идея-то была повеселиться, но обернулось всё с точностью до наоборот.
Запись “Volume 4” прошла замечательно. У нас был дом Дюпона, светило солнце, там был бассейн, женщины, всё что угодно. И кокс, горы кокса. Время выдалось таким увлекательным, что нам не хотелось, чтобы оно заканчивалось.
Ближе к концу нашего пребывания там мы как-то раз излишне перестарались с вечеринкой. Мы были дома и слонялись туда-сюда. Началось всё со швыряния нескольких вещей, а закончилось шлангом от оросительной системы, из которого мы брызгали друг в друга. Оззи покрасился в разные цвета, в полном беспорядке. А потом зазвенел дверной звонок. Это был владелец дома, Джон Дюпон. Оззи открыл, весь мокрый, с лицом в краске. Дюпон начал: “Что тут, чёрт возьми, происходит?”
Он вошёл, внутри был полный бардак. Я стоял со шлангом и выдал: “А. Здравствуйте. Приятно познакомиться”.
Он наехал на Патрика Михана и мы должны были заплатить ему. Ситуация была разрешена с помощью денег. Будто он не получил достаточно, этот Джон Дюпон.
Но все эти безумства происходили от того, что мы были там счастливы. Мы репетировали, придумывали идеи, сочиняли песни день и ночь напролёт, ходили в бар “Rainbow” или куда-то ещё и закатывали вечеринки.
Этим периодом мы наслаждались так, как больше никогда в жизни, и песни вроде “Snowblind” наглядно свидетельствуют, что так получилось в том числе и благодаря определённому наркотику. Вот почему на обложке альбома мы написали: “Хотели бы поблагодарить великую компанию “COKE-Cola”.
Просто небольшой благодарный кивок тем, кто нас обеспечивал поддержкой.
Я снимал дом в Бел-Эйре пару лет назад, когда мы работали над альбомом Heaven And Hell “The Devil You Know”. Дом Дюпона находится на Страделла Роуд (Stradella Road) и так как я много ходил пешком, то проходил мимо него каждое утро. Очевидно, сейчас им владеет Жаклин Смит (Jaclyn Smith) из “Ангелов Чарли” (“Charlie’s Angels”) и я всматривался внутрь, пытаясь увидеть её хоть мельком.
Но так и не увидел.
Капитан у вас чокнутый...
Во время выступлений по США летом 1972-го мы путешествовали на частном самолёте. Мы летели куда-нибудь, останавливались там на пару дней ради концертов поблизости, а затем летели куда-то ещё и делали ровно то же самое. Если это было возможно, то мы останавливались во Флориде, чтобы поваляться денёк на пляже. Полёты на частных самолётах были идеей Михана. Мы уже пользовались ими в 1971-м году во время тура в поддержку “Paranoid”. В марте того года мы проводили турне по Штатам с Fleetwood Mac и они летели с нами. Оззи сидел спереди, а все мы болтали в конце салона. Неожиданно самолёт нырнул вниз со резким звуком: “Вруууум!”
Оззи взялся за управление. Не знаю с какого перепугу пилот позволил ему сделать это! Я чуть не обкакался. Адский ад! А Оззи, конечно же, посчитал это уморительным. Все заорали от страха, а он взял и снова проделал этот фокус: “Ууу-хуу!”
А Биллу много и не надо с его боязнью полётов. Они приводили его в ужас и он принимал валиум, чтобы решиться на полёт. Вскоре, вместо перелётов он предпочёл перемещаться автотранспортом. У него был дом на колёсах марки “GMC” и его брат, Джим, возил его с одного концерта на другой. Время от времени им приходилось останавливаться в одном из тех мест, где можно было опорожнить содержимое туалета. В один из дней Джим нажал на кнопку, которая, как предполагалось, должна была запустить сброс всего дерьма, но ничего не произошло, поэтому Билл решил забраться под днище и взглянуть, что там не так. У него было коротковолновое радио, как у водителей фур, он и на сцену с ним выходил, со всем этим бредом вроде: “Нарушитель один-девять, въезжай, Бульдог, десять-четыре”. Так что Билл был под фургоном, выдавая: “По поводу дерьма - отрицательно, Джим, отрицательно насчёт дерьма. Ничего не происходит, безрезультатно”.
Он там усердно занимался этим делом, а потом его брат снова нажал кнопку и всё дерьмо и нечистоты вывались прямо на него. Чваарк!
От Билла раздавалось: “У меня тут порядок по поводу дерьма, Джим, порядок с дерьмом”.
Джим отогнал автобус вперёд, а позади виднелись очертания Била на земле и кучи дерьма вокруг. Вся морда покрыта этим делом, и он сам выглядел, как порождение Чёрного Отстойника. Это был один из классических случаев.
Билл был в своём репертуаре.