Глава 9. В назидание обжорам

А я рассказывал вам о том, как жил в шкафу? Это сущая правда.

Я жил вместе с матерью и сестрой, лучшей мамашиной подругой и ее дочерью, а также со всеми остальными, с кем крутили тогда шашни эти две главы семьи. Мы арендовали жилище за чертой города Ватерлоо, старый сельский дом на клочке земли, за которым годами никто не ухаживал. Там была еще пара пристроек, силосная башня и окружная дорога, по которой мне приходилось часами наматывать десять скоростей, поскольку мы жили совсем не близко от города. Так или иначе, у меня не было своей комнаты с того момента, как родилась моя сестра. И когда моя матушка сказала, что в новом доме для меня найдется отдельная комната, я был вне себя от счастья, наконец-то, у меня будет свой гребаный угол. Почти четыре года я делил жилище с четырьмя другими малолетками, которые были младше меня. Я достиг той точки, когда мне нужно было собственное пространство. Немного уединения. Мне вешали лапшу на уши, что это не совсем то, что мне подходит по площади, но я хотел слышать только о комнате, причем моей. Так что, упаковывая вещи, я уже представлял себе, что буду делать: развешу по всем стенам плакаты Iron Maiden, и поставлю радио прямо у кровати, чтобы слушать альбомы Джорджа Карлина (американский комик в сольном юмористическом жанре, писатель, музыкант, известный скандально-обличительными выступлениями – ред.) на сон грядущий. Подросткам хорошо лишь тогда, когда они одни в своей норке. Я был готов совершить бегство из детской комнаты прямо в святые пенаты старшей школы.

Представьте мое удивление, когда я одним махом взлетел на последний этаж, распахнул тяжелую дверь и увидел, где мне придется жить. Да, это был чулан в конце лестницы без света и электричества. Даже если я повешу свои плакаты, я их не увижу. Мне придется купить батарейки, чтобы слушать радио, и они будут постоянно разряжаться. Кроме того, мне придется приглушать музыку, так как все в доме будут слышать ее, ведь я теперь живу под самой крышей. Здесь было холодно и темно, и конца и края не было видно пыли, паукам и запахам, которые скапливались в этом мрачном затхлом месте. Из-за такой невезухи, да и по целому ряду других причин, я становился нервозным и вспыльчивым. Меня так часто надували, что я просто начал сторониться собственного дома.

Именно тогда я открыл для себя кайф от стимуляторов и кокаина. Мне не хотелось спать и возвращаться к своим. Я лишь хотел все время бежать. Меня никогда не было дома, мне вообще было наплевать, кто и где я. Все, что я хотел, это затусоваться еще где-нибудь, чтобы забыться и почувствовать пульс жизни. Вскоре я стал весить всего сто фунтов, и у меня вокруг глаз появились круги потемнее, чем сектантская месса. Я таскал на себе грязные джинсы и жил в норах, то высмеивая жизнь, то плача о смерти. Каждый день от меня отворачивались друзья. Я медленно терял свой рассудок.

Уже позже, когда мне было шестнадцать, я очнулся в мусорном контейнере, без рубашки, с окровавленным лицом. Ботинок у меня не было, и находился я в двадцати милях от дома. Денег тоже не было, никуда не уехать, и я понятия не имел, как попал сюда. Нетрудно догадаться, такое происходит от перебора кокаином на вечеринке, где ты никого не знаешь, и никто не знает и не хочет знать тебя – изгоя, покинутого и побитого. Солнце обжигало лицо, посылая сигналы, что я был полным идиотом прошлой ночью. Я был бледен и слаб. Внезапно до меня дошло - так чувствовал себя Бела Лугоши (американский актер венгерского происхождения, известный исполнением роли графа Дракулы – ред.). Я провалялся в мусоре довольно долго, собирая и сортируя в памяти то дерьмо, которое приключилось со мной, прежде чем у меня появилась мысль добраться до дома. Я был упакован в обертку стыда, как нарциссический Рождественский подарок, молясь, чтобы никто не узнал о прошлой ночи. Вскоре после этого я принял решение вернуться в Де-Мойн. Для малолетнего придурка-наркомана лучше звоночка не представить. Если хотите объяснить свою дурную зависимость, думаю, вам не найти более подходящего слова, чем ненасытность.

Я знаю, что сейчас общепринято употребление слова ненасытность применительно к обжорству и всякому чрезмерному потреблению. Однако для меня, смысл этого слова варьируется от вседозволенности до невроза навязчивых состояний всех уровней. Значений у этого термина гораздо больше, чем я думал, когда начинал работать над этой главой - от скупердяев до “вонючих задниц”. Но, если подумать, в этом есть определенный смысл. Фуршеты придуманы для обжор. Лотереи – также для них. Коллекционеры марок – вездесущие проглоты. Это глупенькое существо в мозгу, которое жаждет, чтобы любая прихоть воплотилась в реальности и каждое желание было удовлетворено, и есть ненасытность. Неважно, что это, еда, наркотики, вещи или просто удобства, но вы можете обнаружить, что вы – прожорливое животное, даже если считаете, что у вас выдержки хоть отбавляй. Думаю, что все - обжоры в душе, но снаружи не заметить, что кто-то из нас настолько “мелочен”.

Если бы вы заглянули в словарь в поисках значения слова “ненасытность”, вы бы удивились, насколько прост ответ: чрезмерное употребление еды или напитков. Но если бы вам захотелось найти альтернативу, высветился бы интересный маленький подтекст. Среди определений слова “проглот” значатся: 1. Тот, кто ест и пьет в избытке; 2. Человек с жадным стремлением к чему-либо; 3. Животное росомаха, в Европе. Итак, проглот пытается заполнить пустоту чем-нибудь, или всем, чем угодно. Выражаясь метафорически, он, скорее всего, хочет держать зверя на расстоянии, скармливая ему все, что его душе угодно. Но вот в чем загвоздка: обжоре всегда чего-то не хватает. Никаким хлебом или вином не наполнить гигантские пустоты в ненасытных просторах человеческой души. Это есть во всех нас. Как моргание. Это не грех, но вещь весьма серьезная, чтобы управлять ею с осторожностью.

Если честно, я никогда не был сторонником сухих, тоталитарных определений. Я предпочитаю толковые словари: широкий выбор синонимов к исходному слову. Определенно мне больше нравится выискивать 360 вариантов из одного. Если не смотреть на вещи с разных углов, никогда не увидишь целого с трехмерной точностью. В то время как человек или человечество, если вам нравится быть компьютером, вот уже целую вечность ищет правды, мой интерес заключается в поиске пути. Если вы не знаете, куда идти, то как, черт возьми, вы узнаете, где вы, когда, наконец, окажетесь там?

Поэтому ненасытность, в моем понимании, это много разных вещей. Это насилие и капитализм. Это садизм и мазохизм. Это злоупотребления и волокита. Это арахисовое масло и шоколад по пятницам, а затем ураган беспробудного пьянства по субботам. Если вы достаточно жадны и упрямы, вам грозит перегрузить свою систему таким количеством желаний, что она треснет и сгорит от ощущений. Обжора это и свинья и голубь. Посмотрите в зеркало, друзья, обжоры очень похожи на нас с вами. Нас миллион, и мы считаем миллиарды. Мы – поколение, которому всегда мало. А почему нет? Нам, между прочим, приходится иметь дело с чувством вины за прошлое, настоящее и будущее. Никто не доверяет следующей смене, поэтому все забирают свое кофе и чашки домой после работы. Кто поверит соседу, у которого дела идут лучше?

Справедливости ради надо сказать, что американская мечта идет бок о бок с рекламой пресыщения, которая влечет нас к безграничным запасам излишеств. От ресторанов со шведским столом до магазинов с 99%-ыми скидками, мы везде пообещали пухнущим как на дрожжах барахольщикам и одуревшим от пьянства бездельникам, что стоит обладать всем неограниченно и по дешевке. Единственная проблема в том, что счет, который вы не можете оплатить, приходит позже с процентной ставкой, которая бьет вам под зад, пока вы стоите, разинув рот. Вы можете ждать, пока судьба явится собственной персоной, но к тому времени придет голод, и придется искать спасения где-то еще. Обжорство похоже на солнечный ожог или ломку суставов. Если жадность это слишком, то ненасытность вне всяких пределов. Это честно и поэтично, хотя, возможно, бессмысленно: мы жрем, пока наши животы и мозги не раздуются. Пиршество для тела и души. Если наши глаза видят дальше наших животов, тогда какими огромными кажутся эти гребаные животы?

Я должен быть честным: нет более Американского греха, чем обжорство, будь он в смертном списке или нет. Посмотрите вокруг себя. Граждане Соединенных Штатов самые жирные люди в мире. Мир удивляется, почему Калифорния уходит под воду. Да потому что она не может нести весь этот вес. У американцев серьезные проблемы с весом, всем остальным странам далеко до нас, и от этого становится еще смешнее, поскольку ни одна из национальностей не пытается выставить себя в более выгодном свете, чем американцы. Мы жадны до еды, но в то же время слепо следуем туда, куда направляют нас рекламные ролики, и обзаводимся домашними ручными спортивными тренажерами. Видите ли, я понял, что грехи делают людей дураками, а не угрожают им смертной карой. Тупые американцы – жирные, ленивые, нервные ублюдки, но ведь Господь запретил называть их жирдяями и лентяями. К тому же, американцы, по большому счету, больше всех других одержимы жаждой власти и богатства. На всех радиоволнах раздаются щедрые обещания, что все достижимо, стоит лишь этого захотеть. Это объясняет многое о нашей стране.

Вот, что я сейчас понял. У обжор много всяких хитрых имен, и это говорит о том, как укоренилось обжорство в нашей культуре. Мы все подсознательно принимаем тот факт, что нам, несчастным ублюдкам, всего мало. Мы воображаем себе легкость событий, чтобы забыть, насколько они на самом деле тяжелы. Чувство, которое вонзает жало в такое поведение, называется эгоизмом. Вы, должно быть, ушли с головой в себя, если сверх меры пичкаете себя всяким дерьмом и копите барахло, которое вам не нужно. Еще раз, вопрос заключается в том, насколько вы убедили себя поверить Большой Лжи, которая говорит: все, что вы делаете, благородно и самоотверженно. Это не имеет ничего общего с реальностью. Мы – пыльные сундуки, набитые до отказа сокровенными желаниями. И если мы все хотим насытиться плодами труда, зачем клеймить позором это желание? Скажу, что мы все обнимаем зверя и движемся дальше. Но меня никто не слушает – мои губы не двигаются, когда я думаю. Мне нельзя доверять.

Мне? Для меня ненасытность это развлечение. Телик, фильмы, комиксы, вообще книги – я поглощаю все это, как иссушенное тело воду. Но моя истинная страсть это музыка. Я плавал в океане музыки всю свою жизнь, еще до того как осознал, что сам имею музыкальные способности. На меня снизошло благословение быть рядом с музыкой с самого детства. И это продолжается по сегодня: я ненасытный фанатик с багажом знаний не только о музыке как таковой, но также по истории всех жанров, которые люблю. Я хочу знать все о композиторах и рок-звездах, которые сформировали мою собственную музыкальную личность. Замечательно то, что я узнаю что-то новое каждый день, это и приятная музычка в миксах, и вдохновляющая лирика, и ощущения за пультом, когда записываются песни. Я нахожу путь сквозь тьму при помощи “моих маленьких друзей”, с большинством из которых я не знаком. Но они помогли мне вырасти и объяснили, что я должен выразить свои переживания в мелодиях и текстах. Мне не хватает музыки в забегаловках: дайте мне сигарету и микрофон, и я буду петь всю ночь напролет.

Между прочим, я открыл для себя, что в деле развития истинного знатока музыки существует много этапов. Первый – это раннее коллекционирование записей, когда вы еще детьми подбирали пластинки у себя дома. Припоминаю, что слушал почти все у своей бабушки, от Statler Brothers (американская кантри-группа – ред.) до Black Sabbath, последних, благодаря моему дяде Алану. Моя матушка любила мотаун (разновидность стиля соул – ред.) и диско, поэтому у меня появились Jackson 5, и The Village People (американская группа в стиле диско – ред.) все время крутились в моей голове. Добавьте сюда немного Beach Boys и Beatles, и вы поймете, что я рос в обнимку с мажорными аккордовыми последовательностями и гармониями, кружась на Чертовом колесе своей судьбы. Дети естественным образом воспринимают веселые мелодии, потому что их звучание передает ощущение счастья; дети хотят играть и улыбаться, поэтому им нравится петь на Рождество и Дни рождения. Крохотный паучок заползает во внутреннее ухо, и оттуда в подсознание. Не сопротивляйтесь, это же здорово!

Второй этап формирования музыкальных вкусов начинается с общения с родственниками и няньками, присматривающими за малышней, которых я называю Синтексами (гибрид электрогитары и синтезатора – ред.). А если у вас есть старшие братья и сестры, вы начинаете постигать современную музыку почти подсознательно. Поскольку у меня не было никого из родных постарше, я обязан своим воспитанием кузинам и сиделке Анне. Я послушал все от Sex Pistols до Def Leppard, и осознал, что становлюсь поклонником рока до мозга костей. Эта музыка была грубой и опасной, поэтому я влюбился в нее так, что с нетерпением ждал большего. Помимо тех первых групп, я познакомился с Motley Crue и Ratt, The Damned и Адамом Антом и, разумеется, с Journey. Мне было восемь, когда MTV впервые зазвучало по радио, открыв шлюзы перед волной поп-музыки. Майкл Джексон, Джоан Джетт, Пэт Бенатар – список весьма странный, но он был всем для меня очень долгое время. Я впервые выступил перед собственной “аудиторией”, когда мне стукнуло десять, исполняя для своих дядек и теток песню Journey “Разными путями” в спартанской обстановке нашей гостиной в Индианоле, Айова. Что, черт возьми, я понимал тогда? Мне было всего десять!

Третью стадию я считаю наиболее важной: открытие своей музыки. Видите ли, до этого на вас влияла музыка других людей, которая, в общем-то, замечательная, но в определенный момент она перестает разговаривать с вами. Нужно что-то, что было бы вашим. Вам необходимо быть вместе со своим поколением, с которым вы делите общие проблемы. Это также означает, что вам нужна собственная музыка. Тогда-то метал ворвался в мою жизнь. “Masters of Puppets” был и все еще является лучшим из всех альбомов. Для меня он стал поворотной точкой. Я жадно впитывал любую металическую музыку, которая оказывалась у меня под рукой: Slayer, Anthrax, Megadeth, Testament, даже скейт-трэш вроде D.R.I. и Suicidal Tendencies. Наконец, я у меня появился свой собственный стиль. Я слушал так много, что начал пугать окружающих.

Если вы случайный слушатель, вы, как правило, не доходите до третьей стадии. Вы бродите вместе с остальным стадом, цепляясь за последние шлягеры или прочую попсовую заразу, вспоминая о тех временах, когда музыка не была такой злой и громкой. Если вы похожи на меня, то вы, спотыкаясь, проходите еще несколько шагов в своем развитии. Четвертый этап это, как бы, взросление молодой агрессивной энергии. Спустя некоторое время мне стало тесно в рамах обычного метала, и я возвратился к своим панк-корням и познакомился с направлением, которое родилось в Сиэтле, Миннеаполисе и еще кое-где. От Cure до Nirvana, альтернативная музыка – в свое время ее называли “школьное радио” – раскручивала маховик мирового помешательства и вскрывала гнойный нарыв мейнстрим-рока и пошлой поп-музыки. Alice In Chains и Soul Asylum подтолкнули меня к будущему, в котором было больше Дилана, чем Дио, и я резвился в нем, как собака во дворе, полном аппетитных косточек. Можно было придать мрачности любую форму. Вообще, можно было делать все, что душе угодно. Все запреты были сняты.

И это привело меня к последнему этапу: творчество и сочинение собственной музыки. Я писал и исполнял свои задумки задолго до этого, в основном я подражал тому, что слушал. Я был вопросом и ответом с акустической гитарой и характером. Но когда я услышал “Would” в исполнении Alice In Chains, я понял, что могу сделать намного больше и я хочу этого. Я был невероятно голоден в душе, которая хотела петь и жить. Всю свою жизнь я искал шанс выпустить на волю свою музу. Наконец, я нашел его. И больше я никогда не оглядывался назад. Моя ненасытность заполнила весь музыкальный ландшафт, следя за каждым зигзагом и поворотом этой безумной дороги, от P Funk и Public Enemy до The Rolling Stones и Roxy Music. Майк Паттон увлек меня всевозможными вокальными стилями. Дэвид Ли Рот и Стивен Тайлер говорили мне, веселись и улыбайся. Благодаря Генри Роллину я захотел писать тексты и кричать. Боб Дилан пробудил у меня желание быть гением. Джонни Кэш показал пример, как надо сидеть на углу улицы и курить, исполняя грустные песни. И только Джеймс Хетфилд научил меня быть собой. Я ненасытный ребенок, у которого музыка вечности течет по венам. Мне всегда хочется большего. Я всегда хочу сделать еще что-нибудь. Для меня не существует пределов и границ – я расталкиваю толпу и сношу преграды. Я еще не слышал идеальной песни, но, может, это потому, что я еще не написал ее. Я прекрасно понимаю поклонников и знаю, что невозможно положить предел вашим способностям, как невозможно положить предел тому, что вы любите. Я всегда говорил, что сердце чувствует лучше, чем голова, когда речь идет о музыке, к которой вы привязаны. Если вам удастся сойти с пути своих предрассудков, вы сможете познать вселенную музыки. Я давно перестал сдерживать себя, и вознаграждение действительно стоило того.

И это привело меня к последнему этапу: творчество и сочинение собственной музыки. Я писал и исполнял свои задумки задолго до этого, в основном я подражал тому, что слушал. Я был вопросом и ответом с акустической гитарой и характером. Но когда я услышал “Would” в исполнении Alice In Chains, я понял, что могу сделать намного больше и я хочу этого. Я был невероятно голоден в душе, которая хотела петь и жить. Всю свою жизнь я искал шанс выпустить на волю свою музу. Наконец, я нашел его. И больше я никогда не оглядывался назад. Моя ненасытность заполнила весь музыкальный ландшафт, следя за каждым зигзагом и поворотом этой безумной дороги, от P Funk и Public Enemy до The Rolling Stones и Roxy Music. Майк Паттон увлек меня всевозможными вокальными стилями. Дэвид Ли Рот и Стивен Тайлер говорили мне, веселись и улыбайся. Благодаря Генри Роллину я захотел писать тексты и кричать. Боб Дилан пробудил у меня желание быть гением. Джонни Кэш показал пример, как надо сидеть на углу улицы и курить, исполняя грустные песни. И только Джеймс Хетфилд научил меня быть собой. Я ненасытный ребенок, у которого музыка вечности течет по венам. Мне всегда хочется большего. Я всегда хочу сделать еще что-нибудь. Для меня не существует пределов и границ – я расталкиваю толпу и сношу преграды. Я еще не слышал идеальной песни, но, может, это потому, что я еще не написал ее. Я прекрасно понимаю поклонников и знаю, что невозможно положить предел вашим способностям, как невозможно положить предел тому, что вы любите. Я всегда говорил, что сердце чувствует лучше, чем голова, когда речь идет о музыке, к которой вы привязаны. Если вам удастся сойти с пути своих предрассудков, вы сможете познать вселенную музыки. Я давно перестал сдерживать себя, и вознаграждение было действительно щедрым.

У ненасытности случаются яркие вспышки, но ее темные стороны могут быть гибельными. Оскорбленная жена, которая отказывается уходить от своего мучителя-мужа, становится голодной до страха, поскольку ее бескрайнее самоотрицание превращает ее в мишень. Это ложный рефлекс; я не говорю, что это правильно. Я лишь говорю, что это происходит слишком часто. Совсем другое дело, если она дает сдачи, убегает или убивает своего муженька. Эта женщина впоследствии не может до конца насытиться жизнью и счастьем, она проводит остаток жизни с ощущением солнечного света внутри вместо ожидания града ударов и жестокостей. В эпилоге карма сама обрушивается на обидчика. Для него больше не существует смертных грехов.

Мне трудно разобраться во всей этой греховной чепухе, потому что на ней уже поставили клеймо, не дождавшись последствий. То есть, что хорошего в зверском голоде, если вы не можете утолить его? Спросите себя: голодны ли вы, если не знаете, что хотите есть? Можно ли страдать, не зная за что? Нам насильно скармливают эту дерьмовую мораль с самого первого вздоха. Люди судят друг друга, и им не нужна причина, лишь бы был козел отпущения. Мы целимся друг в друга с момента появления человечества как вида. Логично, что у нас все опять заканчивается голодом. Какое нам дело? Каждый из нас живет в своем аду. У каждого своя боль. Неужели это отвлекает и дает передышку? У нас что, нервы и впрямь на пределе, раз мы ковыряемся в людском эмоциональном мусоре, чтобы найти что-нибудь, что возвысит нас над другими. Кто же захочет остаться одиноким в этом мире; особенно один на один со своими несчастьями.

Наркоманы и алкоголики не только жаждут химии, которую принимают, но и предвкушают будущий эффект. Это сильнее любого голода. Угнетение и самообман еще больше усиливают трепет и стремление к удовлетворению. Обкуриться или надраться равносильно празднику или старинному обряду воссоединения с “богом”. Видения и молнии это тяжелое действие зелья. Если эти вещи помогают вам быть “богом”, почему вы не хотите быть им все время? Привыкание, тяга и терпимость организма могут развиться очень быстро. Вот вы уже пьете и колитесь больше, и все еще ищете “нужные” объяснения. Зависимость может погубить лучших из нас; столько талантов пришло и ушло. Не только ненасытность убивает их, но и упадок духа, и я имею в виду не только буквальный, но и метафорический смысл этой фразы. Депрессия это мрачное одинокое место. Это просто дыра. Аллегория очевидна.

У меня были проблемы с алкоголем какое-то время. Я выпивал две или три бутылки Jack Daniel’s в день. Мне просто хотелось оставаться тупым, пьяным и забыть обо всем, чем я занимался, чтобы сделать что-то другое. Я ни на миг не остановился, чтобы задуматься: может быть, я делаю все это, чтобы спрятаться о того, к чему я не готов повернуться лицом. К счастью, на меня это не повлияло губительно, даже когда я вытворял глупости в передаче “Поздно ночью с Конаном О'Брайеном”, но со временем темнота накрывала меня. Вскоре на подобном шоу Джея Лено (телеведущий, актер-комик – ред.) меня попросили сыграть “Bother” (песня Stone Sour с дебютного альбома 2003 года – ред.) в сопровождении струнного квинтета, о котором я никогда не слышал, перед аудиторией в 35 миллионов человек. Да, я нервничал. Я не подготовился. Да, я засадил бутылку виски, чтобы справиться с этим. Так что моя страсть к алкоголю, передряги и жизненные вызовы дали мне яркий опыт, о котором я уже почти ничего не помню. Я сожалею об этом, но у меня слишком мало времени на сожаления. Но тот случай засел у меня в голове. Я стоял перед аудиторией национального масштаба, совсем один, и пел под гитару. Я должен был смаковать тот момент. Вместо этого я сохранил только картонную табличку “Вечернее шоу” со своим именем, которую повесили на дверь мой гримерки. Я даже не помню, как встретился с Джеем Лето, хотя все утверждают, что такое было. Не знаю, хорошо я выступил или нет. Я видел съемку, но все равно ничего не могу понять. Я только помню, что купил футболку Skid Row, в которой и выступал. Все остальное – сплошной провал в памяти. Тогда прозвенел первый звоночек, что мое привязанность выходит из под контроля.

Я был жалок, как сломленный игрок в покер, который попробовал выкарабкаться из слишком глубокой пропасти. Я был сгустком ненависти с виски в руках. В тот период жизни я вытворял такое, что сейчас не вызывает у меня гордости, и стыд за те поступки усиливает мою решимость быть самым лучшим. Понадобилось три года трезвости и еще два года самоизоляции, чтобы я смог обрести то стремление, ту живительную тень в пустыне, до которой, кажется, не может добраться солнце, откуда бы оно ни светило. Я правильно распорядился своими страстями и сейчас постепенно удаляю из памяти дни той жизни, которая была почти выброшена коту под хвост. Примерно годом позже, когда я вступил на сцену того же “Вечернего шоу” вместе с Slipknot, меня не охватило оцепенение. Не было никаких нервов. Я был бодр. Я стоял там, сильный и уверенный, готовый показать всему миру, насколько я, черт возьми, хорош. Мне было наплевать, чокнутый я или нет – но я не собирался быть посмешищем. И я буду самим собой и разнесу все к чертям, что я и сделал. Сейчас мне понятно, что мои беды подстегивали мою бесконтрольную алчность. Поэтому я не перекладываю вину на пьянство. Я обвиняю себя.

Но все это уже когда-то было. Я был увлекающейся натурой с самого детства. Я заметил, что термин “увлекающаяся натура” – это более мягкое значение для слова “ненасытность”, как “опекун” - для слова “родитель”. Вещи очаровывают и захватывают меня очень быстро. Я, как безумный ученый, носящийся с опасными теориями. Может быть, причина в том, что я вырос обделенный тем, о чем постоянно думал, и не только. У меня всегда было ощущение, что я отличаюсь от других детей. Я знал, что мне непросто общаться с ними. Поэтому я компенсировал это, изображая из себя дурачка, своего рода, школьного шута. Фронтмен или ведущий – это просто школьный шут, поднявшийся на ступеньку выше. Так что, я, кроме всего прочего, жажду внимания. Я хочу, чтобы все глаза были обращены на меня до тех пор, пока я могу приковывать к себе их внимание.

Самоуважение – определяющий фактор ненасытности. Когда его недостает, вам нужно что-то, чтобы заполнить пустоту. Психологи называют это явление нарушением пищевого поведения, иными словами - навязчивым обжорством. Которое само по себе приводит к другой крайности – анорексии, потере аппетита, когда обжора “решает проблему”, пожирая самого себя. Палка о двух концах и результат всегда один: замкнутый круг. Раздражители и эмоции сталкиваются в одной точке, но вы по-прежнему чувствуете пустоту. Поэтому сейчас я одержим стяжательством: я покупаю дома, гитары, коллекции, игрушки и подарки своим детям, короче, все, что может стереть из памяти образ того ребенка, который просыпался в мусорном контейнере с таким чувством, будто он сам мусор под валом катка. Я пускаю кольца дыма, напиваюсь в хлам и думаю снова и снова, пока от самокопания в глазах и груди не становится больно. Я покупаю дешевые футболки к дешевым джинсам и ботинкам, чтобы люди не заметили, какая убогая у меня куртка и копеечная прическа. Я – реакция на прагматизм мира. Жаль, что мне неведомо, кто создал это чудовище. Но все-таки, мне кажется, я догадываюсь, кто мог сделать это. Очень надеюсь, что это не мы с вами.

Итак, по существу, мой разум ищет отвлечения. А вот и оно: я голоден до вдохновения. Я пытаюсь выловить его везде, где возможно, и в этом деле я стал знатоком. Мой мозг несется вперед, словно грузовой поезд на реактивном топливе, и я забываю больше хороших идей, чем успеваю записать. Я смотрю в одну точку и думаю только об одном, пока все, что я вижу, не превращается в окончательный результат. Затем я могу только ждать, когда появятся плоды. Песни засели глубоко в моей голове, хотя я еще даже не сочинил и не записал их. Я говорю не о мелодиях и словах – я говорю о полностью готовых композициях. Я не могу больше ни о чем думать. Я не могу ни на чем сосредоточиться. Отсюда я черпаю идеи для моих лучших песен. Вот почему написать эту книгу заняло у меня, по сути, две недели. Я неуправляем, когда вдохновение захватывает меня, и я всецело под его властью. Уничижительное эхо раздается у меня внутри и вынуждает меня курить до черноты в легких, в то же время, давая понять, что разольется море по просторам души моей.

Чревоугодие – естественный способ увеличения человеческой массы, если оно сведено до абсолютного минимума. Людей становится все больше и больше каждую секунду. Я облетел вокруг света несколько раз, и поверьте, эта проблема присуща не только Америке, хотя по сравнению с другими у нас неплохая репутация в этом деле. Глобальная диета вызывает отвращение. Мы жрем какой-то мусор. Мы едим мясо животных, которых плодим и пичкаем гормонами так, что они становятся похожими на нас. Мы окунаем дерьмо в жир, потом жарим его, посыпаем хлебной крошкой и опять жарим. Я не говорю, что это не вкусно; я могу приготовить нечто охрененное из куриного стейка, щедро приправленного шашлычным соусом, с хрустящей корочкой по краям. Но это верный путь к желудочно-кишечному коллапсу. Люди становятся такими жирными, что им приходится носить на поясе особые бондажи, препятствующие перееданию. Раньше они просто вырезали часть кишечника, что было крайней мерой, но сейчас они опоясывают свои животы ремнями, и это еще раз доказывает: люди сделают все, чтобы устранить любой самоконтроль из своей гребаной жизни.

Врать не буду – я люблю поесть. Это одна из тех пробок, которой я затыкаю свое отчаяние. У меня аппетит не хуже, чем у других. Однажды в закусочной один мужик, который весил на 150 фунтов больше, признал свое поражение в борьбе со мной. Но у меня есть предел, и тут я перейду к другому примеру, чтобы объяснить, почему чревоугодие такой же смертный грех, как пускание газов в церкви после барбекю: я говорю о профессиональных соревнованиях обжор. Я знаю, вы слушали о таком дерьме, эту показуху транслируют по ESPN 2 (спортивный кабельный телеканал – ред.). Есть даже официальная организация под названием Международная Конфедерация пищевого спорта. По сути, это санкционированное обжорство ради славы и денег. Мужчины съедают 70 хот-догов за две минуты, женщины расправляются с несколькими тарелками спагетти до финального свистка… Я о том, что люди называют эту чушь спортом. Перееданию так же далеко до спорта, как мопедам - до мотоциклов. Само по себе обладание наградой или денежным призом не означает, что ваша физиономия должна красоваться на обложке “Sports Illustrated” (американский еженедельный спортивный журнал – ред.). Честно говоря, неплохо бы проверить ваши гребаные мозги. Это вопреки здоровью и здравому смыслу, и, по-вашему, пусть катятся ко всем чертям те жители планеты, кто живет на муке и витаминных добавках. Дети умирают от голода по всему миру. В то же время, какого-то Джона “Морщинистую Задницу” показывают крупным планом в SportsCenter (ежедневная новостная спортивная ТВ-программа – ред.) за то, что он схавал сотню крутых яиц, побив рекорд, установленный в прошлом году его главным соперником Хэнком “Лоснящиеся Сиськи”. В списке грехов этому последнему больше всего приличествует определение “Смертный”. Я никогда не слышал ничего более печального. Соревнования обжор оскорбляют, унижают и, в конце концов, делают неизбежным поиск новых путей укрепления взрослого жизнеспособного генофонда. Эй, американцы просто не могут проявить свои способности на другом уровне, но я скажу вам вот что! Мы надерем ваши жирные задницы в доли секунды, не так ли? Вы правы, черт вас дери!

Слабые и отчаявшиеся - вот добыча для низменного изобилия этого мира, когда жадность выходит на передний план. Эти два греха становятся смертными, когда действуют сообща. Поодиночке они ничего не значат. Но в паре они могут быть не менее жестокими, чем Фонд Хартов (группировка рестлеров, в которую входили близкие друзья и члены семьи Харт – ред.). Поэтому алчная пресыщенность будет заговаривать вам зубы благозвучными словами и легкой лестью, скармливая ваши будущие желания своим насущным потребностям. Как я уже говорил, умеренность держит эти прихоти в узде, и они не представляют большей опасности, чем простая человеческую глупость. Но поддаться и дать им влезть себе на шею – вот настоящий грех. В этой жизни есть, чем заняться, помимо набивания живота. Но попробуйте объяснить это обжоре, у которого уйма свободного времени и недостаточно крепкие яйца.

Мы все, подобно вампирам, умираем от голода и ищем упокоения после очередной большой трапезы. Мы делаем все, чтобы сдержать “обжору-россомаху” у себя в душе. Величайшая битва разыгрывается каждый день на опустошенных пространствах нашего подсознания, скрытая борьба ведется с нашим трагичным образом жизни. Мы тратим деньги, занимаемся сексом, едим, опять трахаемся, лжем, изменяем, забираем, делаем больно и прочее, чтобы быть, как все. Человеческое существование очень похоже на правдоподобный детектив. Человек ест так много, что нужно пробивать дыры в стенах, чтобы утащить его в больницу. У меня наготове ответ, да хрен с ним, пусть сгниет заживо: если ему было лень позаботиться о себе, почему кто-то еще должен спасать его? Меня бесит, когда я слышу о слабоумии и невежестве. Но потом я успокаиваюсь и вспоминаю, что мы все несовершенны. Мировой опыт подсказывает, что наступит время, когда мы, как вид, осознаем наш истинный потенциал и поймем, что есть только один настоящий бог: душа человечества. Она связывает нас общими узами и дарит огромные запасы скрытой мощи, невероятной силы и бесконечной мудрости. Я всецело разделяю оптимизм, что это ощущение реально, но, вряд ли, в скором времени идея найдет широкое понимание в нашей жизни. Если все мы “единственный настоящий бог”, тогда ему придется много чего разъяснить.

Я смотрю, как проносятся мимо время и ожидания, глазами человека, который пропустил очередную серию на прошлой неделе, но знает, что в конце сериала не будет счастливого конца. Мы воспринимаем все чертовски серьезно. Мы думаем, что только и творим чудеса. Чудо есть только там, где нет боли. В нашем саду растут и розы, и сорняки. Мы исключительны в своей исключительности. Как у нас хватает духа заявлять, что все созданное нами – феноменально? Все, что мы делаем, это разбавляем сок и превращаем его в Кул-Эйд (ароматизированный напиток – ред.). Поэтому не удивительно, что мы поднимаем крик по поводу вещей, которые ниже нашего достоинства, например, ненасытности.

Уличные банды и преступники голодны до насилия. Политики – до власти. Ученые – до знания. Детям не хватает безопасности. Обжоры – ненасытны.

И что же хуже: иметь все, что вам хочется, или хотеть все, что у вас есть?

Известная цитата гласит “Удовлетворенность это смерть желания”. Вас удивит, сколько народу верит в это, от Боба Дилана до Стивена Спилберга. Дьявол, какой-то придурок даже сказал, что Пит Вентц (басист и автор песен в группе Fall Out Boy – ред.) вставил эту фразу в какую-то из своих песен. Мои друзья из Hatebreed выпустили убойный альбом с таким названием. Я думаю, это одно из изречений Далай-ламы. В целом, я согласен с ним. Человеческий дух нуждается в здоровом голоде, чтобы двигаться дальше к свершениям и открытиям. Ненасытность может разжечь огонь, который заставляет нас танцевать на цыпочках, но что в этом греховного. На самом деле, вряд ли кто-то может достичь настоящего удовлетворения. Вы можете прекратить попытки после того, как преуспели, но это не значит, что вы удовлетворены. После каждого завоевания наши глаза просматривают горизонт в поисках новых приключений и новых вызовов, которые перекачивают раскаленное возбуждение наших сердец в энергетическую смесь. Я давно принял этот великий дар. Пока я могу видеть, я буду искать себя. Иногда у меня случаются неприятности из-за этого.

Видите ли, я еще и голоден до правды. Ненавижу подделки, лицемеров и врунов – и всегда ненавидел. Не могу сдержаться, когда бесталанные отребья поднимаются до высот, которые, уж я знаю наверняка, им точно не по заслугам. Так что обычно из моего рта сыпется всякая нецензурщина. Меня не волнует, кто слышит это и кому хочется возразить. Порой мне наплевать, как это повлияет на мою карьеру. Я изо всех сил стараюсь назвать все своими именами. Может, это говорят мои гордость или тщеславие, но я видел, как на головы действительно одаренных людей наступали бессовестные халтурщики ради того, чтобы втереться в доверие, а не сделать что-нибудь стоящее. Стоит мне возвысить свой голос против этого, как меня начинают считать завистливым ублюдком.

Иногда я чувствую себя как прокаженный в фитнес-клубе, потому что здесь я категорически не вписываюсь в обстановку. Поздно ночью приходят страшные мысли, и все, что можно выдавить из себя, это сдавленный крик сомнения и протеста. Но внутренний голод поддерживает меня. Что-то должно подталкивать нас к лучшим или худшим деяниям. Что-то поднимает нам веки по утрам и не позволяет обделаться прямо в кровати. Это “что-то” и есть тот голод. Так что прежде, чем бросить ненасытность под колеса смерти, вспомните свое пристрастие к сладкому, свои увлечения, карьеру и потребности и осознайте, что иногда приходится читать между строк и мириться с тем фактом, что без таких “грехов” как чревоугодие наши душевные желания превратились бы в болотную осоку и спертый воздух. Наши стремления пошли бы ко дну как старый кирпич из Каролины (Южная Каролина - штат США, известный кирпичным производством – ред.). Нормальный аппетит не дает нашим рукам опуститься, желудкам пустовать, а глазам ослепнуть. Вряд ли, кто-то скажет, что желать изобилия это грех, по крайней мере, никто не сможет убедить меня в этом. Знаю, что у каждого поступка есть последствия, но если вознаграждение того стоит, а решимость непреклонна, межгалактическое стадо продвинутых приматов может созреть до просветления. Нас ждут большие дела в будущем, но все может измениться, если мы забудем тягу к чему-то великому ради нас самих.

Послушайте, я не хочу, чтобы кто-то испытывал боль или страдания. Я не хочу, чтобы кто-нибудь в этой жизни чувствовал себя как в ловушке. Люди должны чувствовать то, что им предназначено. Мне нужно, чтобы вы все избавились от бремени вины, которой вы позволили влезть себе на шею. Ваша боль усиливается в геометрической прогрессии, и вы похожи на скелеты прошлых ошибок. Конечно, вы скажете мне, что человеку уготовано чувствовать и предвидеть, хотя к нам относятся как к выродкам и отбросам, когда мы пытаемся найти место для себя. Кстати, кто сказал, что изобретателя “Летающего кресла-каталки” звали Том Крус (Tom Kruse, основатель корпорации Hoveround, специализирующейся на производстве моторизированных средств передвижения – ред.)? Боже мой, есть же только один Том Круз, улыбающийся, шикарный, богатый псих с другой планеты, и мне нравятся его фильмы. Мне плевать, что говорят, – он клевый. О чем это я, а? Будь я проклят, нужно позвонить кому-нибудь насчет этого.

Я жил в чулане, просыпался в мусорном контейнере и чуть не погиб несколько раз. Сейчас я каждый день тружусь над тем, для чего был рожден. Я ненасытен до моей работы, моей страсти и творчества. Я стал тем, кто я есть, потому что для меня недостаточно просто сделать что-то – важно лишь то, что я делаю в данный момент. Я люблю быть отцом и звездой одновременно, и мое рвение к тому и другому не ослабевает с годами. У меня бы ничего не получилось, не будь я настолько прожорлив. Это качество преподнесло мне столько подарков, что я уже давно потерял им счет. Сейчас, когда вы все знаете, знаете меня и придерживаетесь объективного мнения, окажите мне любезность, глубоко вздохните, успокойтесь и ответьте на вопрос: если все, что я сказал, удивительно и соответствует истине, почему, черт возьми, кто-то называет ненасытность грехом? Разве голод не может развивать наши способности, если он - корень всех желаний?

Я не собираюсь прикрываться логикой, которая объявляет нормальным бессмысленное и скучное поведение. Я против доктрины, прославляющей цивилизованные правила приличия на фоне нашей неспособности обуздать внутренние влечения. Подобный образ мысли связывает нас суевериями и обесценивает наши попытки подняться на более высокий уровень сознания. Назовите меня безумцем, но по странному совпадению все эти грехи пробуждают в нас ощущение жизни. Либо дело во мне, либо призраки прошлого все еще дергают нас за веревочки. Я устал до тошноты от так называемых посланий веры, которые продают нам спасение, убивая наши чувства. Они не верят, что у человека есть чувство меры. Они лицемеры. У них слабая воля, они напуганы до смерти и слепо верят, что все люди одинаковы. Мы все “грешники”. Если у них не хватает духа предаться греху, так тому и быть. Но, Бога ради, пусть они оставят нас в покое. Никто не запудрит нам мозги новым набором правил. Я - непокорный голос разума, раздающийся из последнего земного оплота. Не дайте им убедить вас в том, что вы безумны. Вас заманивают в сети. Впрочем, они сами на верном пути к грехопадению.

Наш тихий солнечный полдень может показаться отдаленной фантазией. Возможно, настоящая гармония маячит перед нами как далекий привал для путешественника. Но надежда может сэкономить годы жизни. Порой сила разума уносит нас за пределы нашего мира. Будущее полно тайн и загадок. Возможно, мы так и не найдем достойных ответов на все вопросы.

А как же я? Не совершайте ошибок – я буду рядом. Я буду пить свой двойной коктейль, сидя под раскаленным солнцем, пока мои слова, наконец, не воспримут серьезно. Я больше ничего не боюсь. С чего мне бояться? Такова жизнь, друзья. Если вам кажется, что стало лучше, скажите это тем, кто рядом с вами. Пусть они передадут дальше, и так по цепочке. Кто знает, может быть, в конце концов, слова вернутся ко мне обратно.

И тогда я смогу отдохнуть.