На реке вот-вот разразится война. тенде не связывают на ночь

– Айари! Кису! Вы понимаете язык барабанов?

– Нет, – ответил Айари.

– Нет, – ответил Кису.

– Эти барабаны бьют совсем не так, как в Ушинди и Укунгу, – добавил Айари.

Два дня назад мы покинули страну пигмеев, где познакомились с Тургусом и приобрели двух рабынь.

Прошел ан, а мы все еще слышали барабанный бой. Он доносился и спереди и сзади.

– Греби как следует, – прикрикнул я на Дженис.

– Хорошо, господин.

За эти дни мы вырезали из дерева новые весла. Теперь у каждого было свое весло – на случай, если вдруг придется сильно ускорить ход нашего каноэ. Обычно же на веслах одновременно сидело не более пяти человек – двое мужчин и две-три женщины. Остальные в это время отдыхали. Таким образом мы могли двигаться без перерывов. Кису подогнал новые весла по весу и по руке для Тургуса и бывших талун. Вдобавок мы смастерили еще одно запасное весло. Я уже говорил, что в речных путешествиях запасные весла никогда не бывают лишними.

Айари огляделся, вслушиваясь в бой барабанов.

– Лес оживился, – заметил он.

– Смотрите! – воскликнула Элис. На дереве прямо над водой раскачивалось тело висельника. Остатки синего платья выдавали в нем писца.

– Да.

Галера сильно обгорела; на бортах виднелись следы от мечей и копий, днище было изрезано пангами и изрублено топорами. Рядом валялись расколотые в щепки весла.

– Вряд ли Шаба продолжил путь по реке, – сказал Тургус.

Две новые рабыни оставались в каноэ; их лодыжки были привязаны к стойкам. Девушки бросили весла на дно и согнулись в изнеможении.

– Но у Шабы было три галеры, – напомнил я.

– Не нравятся мне эти барабаны, – покачал головой Айари.

– Верно, – задумчиво проговорил Тургус. – У него было три галеры.

– Обломки первой мы видели раньше, – сказал я. – Это – вторая…

– Наверняка Шаба не пошел дальше, – повторил Тургус. – Слышите барабаны?

– Остается третья галера, – прищурился я.

– Да, – нехотя согласился Тургус.

– Ты полагаешь, что Шаба повернул назад?

– Он был болен, – уклончиво ответил Тургус. – И потерял почти всех людей. Что ему оставалось делать?

– Ты считаешь, он повернул назад? – настаивал я.

– Нет, – признался Тургус.

– Значит, и мы пойдем вперед.

Мы столкнули каноэ на воду и продолжили путь по мутной, илистой воде Уа.

За следующий ан мы увидели на берегу более шестидесяти висельников. Шабы среди них не было. Над телами вились стервятники – маленькие желтокрылые джарды. Один из трупов терзали изогнутыми оранжевыми клювами птицы покрупней – тропические цады. Они не так агрессивны, как их пустынные собратья, но имеют такую же отвратительную привычку – выклевывать покойникам глаза. Надо сказать, что цады – заботливые родители. Вырывая из жертвы куски мяса, цады в клювах относят их в гнездо и кормят неоперившихся птенцов.

– По-моему, этот барабанный бой не имеет к нам отношения, – сказал я.

– Почему ты так думаешь? – удивился Айари.

– Мы услышали его далеко впереди, а потом уже весть понеслась вниз по течению.

– Что же это за весть?

– Возможно, – предположил Тургус, – о том, что Шаба наголову разбит.

– А ты что скажешь, Кису? – спросил я.

– Я думаю, ты прав: барабаны сообщают не о нас. Но и не о разгроме Шабы, иначе бой раздался бы несколькими днями раньше, когда была уничтожена вторая галера.

– Может быть, Шаба жив, – сказал я.

– Может быть, – пожал плечами Кису. – Кто знает…

– О чем все-таки говорят барабаны? – не унимался Айари.

– Кажется, я догадываюсь, – хмыкнул я.

– Я тоже, – угрюмо сказал Кису.

– Слушайте! – сдавленным шепотом произнес Айари. Мы бросили грести.

– Да, – сказал я.

– Да, – сказал Кису.

Откуда-то сверху доносилось пение.

– Быстро налево, – скомандовал я, – вон к тому островку!

Мы причалили к узенькому речному острову.

Едва мы успели спрятать каноэ в зарослях, как показались первые лодки. Они огибали наш островок с южной стороны.

– Невероятно… – прошептал Айари.

– На живот, – приказал я новым рабыням, привязанным за лодыжки к стойкам. Они испуганно распластались на дне каноэ, не смея даже приподнять головы. Все остальные залегли в траве и наблюдали затаив дыхание.

– Сколько их там? – шепнул Айари.

– Нет числа, – откликнулся я.

– На это я и рассчитывал, – сказал Кису.

Сотни длинных боевых каноэ проплывали мимо островка, и в каждом сидело по полтора-два десятка гребцов. В полной боевой раскраске, украшенные яркими перьями, воины пели бодрую песню в такт ударам весел.

– Предводитель пигмеев говорил мне, – вспомнил я, – что все народы, живущие на реке, собираются для великой битвы.

Каноэ шли и шли, а барабанный бой становился все тревожней и настойчивей.

Наконец через пол-ана последние суда скрылись за изгибом реки.

Мы с Кису поднялись на ноги. Тенде тоже встала.

– Ну что ж, Кису, – сказал я, – ты оказался прав. Тебе действительно удалось заманить Билу Хуруму в ловушку. На каждого его человека приходится десять туземных воинов, а это – верная гибель. Твой план сработал. Кажется, ты выиграл битву с великим убаром.

Кису посмотрел вниз по течению и вдруг обнял Тенде за плечи.

– Пожалуй, сегодня я не стану связывать тебя на ночь.

ОЗЕРО. ДРЕВНИЙ ГОРОД

– Какое огромное! – воскликнул Айари. – Просто дух захватывает.

– Больше, чем Ушинди и Нгао, – заметил Тургус.

Каноэ легко скользило по сверкающей гладкой поверхности бескрайнего озера.

– Это – исток Уа, – уверенно сказал я.

– В него, должно быть, впадают сотни ручьев, – проговорил Кису.

Две недели назад мы подошли к водопаду, куда более высокому, чем тот, с вершины которого мы видели флот Билы Хурумы. Мы находились на высоте нескольких тысяч горианских футов над уровнем моря, над теми местами к западу от Нгао и Ушинди, где коричневые воды Камбы и Ниоки впадают в зеленые воды Тассы. С вершины водопада на краю безымянного озера открывался вид на много па-сангов вокруг. Река была пустынна.

То здесь, то там из озерной глади выступали громадные каменные фигуры – торсы и головы воинов со щитами и копьями, зеленовато-бурые, покрытые патиной веков, поросшие мхом и лишайником, увитые лианами. На головах и плечах каменных исполинов вили гнезда птицы. На подножиях скульптур грелись под солнышком тарларионы и водные черепахи.

Я не сводил глаз с огромных изваяний. Они возвышались над водой футов на сорок. Наше каноэ казалось щепкой в сравнении с ними.

– Эти люди были твоей расы, Кису. Или очень похожей, – сказал я, вглядываясь в каменные лица.

– Возможно, – откликнулся он. – На свете много чернокожих народов.

– Что же случилось с теми, кто изваял эти фигуры? – спросил Айари.

– Не знаю, – ответил я.

– Вперед, – решительно сказал Кису и ударил веслом по безмятежной озерной глади.

– Здесь так красиво! – зачарованно прошептала Дженис.

– Глядите! – указал Айари. – Вон пристань, а к ней пришвартована галера.

– Третья, – сказал Тургус. – Последняя галера Шабы.

У восточного берега огромного озера показался массивный каменный причал. На нем высились колонны с железными кольцами для швартовки судов, в глубь берега вела лестница с широкими площадками. На ее далекой вершине виднелось прекрасное каменное здание с белыми колоннами, перед которым застыли исполинские статуи воинов. А дальше… до самого горизонта простирались развалины огромного города.

При нашем приближении с увитой лианами пристани плюхнулся в воду небольшой тарларион.

– Шаба должен быть там, – предположил Тургус.

– Он первым вышел к верховьям Уа, – сказал Кису.

– Швартуемся рядом с галерой.

– Сдается мне, друг мой Тэрл, – улыбнулся Кису, – что твои долгие поиски подходят к концу.

Я шагнул на пристань с копьем в руке и пангой за поясом.

– Зачем ты ищешь Шабу? – встрепенулся Тургус. – Не нравится мне, как блестят твои глаза – глаза воина за миг до схватки.

– Тебя это не касается, – отмахнулся я.

– Ты хочешь причинить Шабе зло? – не отставал Тургус.

– Зло? Вряд ли. Думаю, мне придется его убить.

– Не позволю! – вспыхнул Тургус. – Я служил ему!

– Сейчас ты служишь нам, – напомнил я. – Мне и Кису.

– Шаба хорошо обращался со мной. Он позволил мне и остальным уйти.

– Что это на тебя нашло? – усмехнулся я. – Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя, разбойника, есть честь и достоинство?

– Называй это как хочешь, – буркнул Тургус.

Кису без лишних слов ткнул Тургуса между лопаток торцом копья, и тот упал как подкошенный. Мы выволокли его на причал и уложили лицом вниз. Кису связал ему руки за спиной, заткнул рот кляпом и захлестнул шею петлей.

– На пристань, живо, – скомандовал я рабыням. – Лечь на живот!

Одна за другой все пять рабынь выбрались из каноэ и покорно вытянулись на каменном причале. Мы быстро спутали им руки, затем взяли длинную веревку и, накинув каждой на шею петлю, связали их караваном. Темноволосой рабыне Тургуса я в придачу заткнул рот кляпом. Она устремила на меня взгляд, полный мольбы и отчаяния, но я только усмехнулся. Цель моя была проста – уберечь девушку от искушения подать знак Шабе ради того, чтобы заслужить милость Тургуса. От моих глаз не ускользнуло то, как сладострастно извивалась она в его объятиях. Преданная рабыня зачастую рискует собой, лишь бы угодить хозяину. Я еще раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Не исключено, что кляп спасет девчонке жизнь. Вздумай она пикнуть, Кису или я мигом перерезали бы ей глотку.

– Вставай, Тургус! – Айари дернул за веревку. Тургус, пошатываясь, поднялся на ноги.

Я двинулся вверх по лестнице, Кису – за мной. Следом шагали Айари и Тургус, а за ними гуськом тянулись девушки: Тенде – старшая рабыня, Дженис и Элис, потом блондинка и, наконец, рабыня Тургуса. Бывшая гордая предводительница талун делала большие успехи на стезе рабской покорности, чувственность ее расцветала на глазах. А чудовищно разбухший кляп пригодился для ее длинноногой темноволосой подруги, понуро замыкавшей шествие.

БИЛА ХУРУМА

– Вот так? – спросила блондинка.

– Еще ниже, – скомандовала Дженис. – Пропусти привязь под левым коленом. Натяни потуже! А теперь шевели бедрами, вот так!

– Так?

– Ну да, почти, – снисходительно одобрила Дженис.

Я не сводил глаз с блондинки. Она невероятно расцвела и похорошела. Глаза ее блестели, щеки пылали, в лице не осталось и следа прежней суровости и непримиримости. Прежде все ее силы уходили на борьбу с собственной природой. Лицемерное отрицание своей подлинной сути в угоду чуждым, навязанным кем-то стандартам есть не что иное, как пытка, которая иссушает не только дух, но и тело. Человек – единственное из животных, умеющее мучить и терзать самого себя. Но зачем? Ради чего? Следовать по пути, указанному Природой, принять свою истинную сущность и радоваться жизни – что может быть проще и естественней?

– А с цепью это можно делать? – спросила блондинка.

– Я не пробовала. Вероятно, с цепью будет даже красивее, – задумчиво ответила Дженис.

– Гляди, камень просверлен насквозь. Наверняка это отверстие для цепи!

– Возможно, – сказала Дженис.

Блондинка замерла и выпрямилась. Ее ладное тело блестело от пота.

– Как ты думаешь, – робко произнесла она, – если я научусь делать это хорошо, мой господин позволит мне носить одежду?

Дженис пожала плечами:

– Если ему понравится твой танец и все остальное, что ты сделаешь, может, он и выделит тебе лоскут.

– Я буду очень стараться, – вздохнула блондинка.

– Посмотрим, – прищурилась Дженис. – Не забывай, что он в первую очередь мой господин, а потом уж твой.

– Да, госпожа, – потупилась блондинка.

Новые рабыни неизменно говорили «госпожа», обращаясь к Дженис, Элис или Тенде. Мы с Кису решили, что это поможет поддерживать порядок. В обучении рабынь необходима строгая дисциплина, поэтому девушек с самого начала заставляют называть женщину-инструктора «госпожа», независимо от того, рабыня она или свободная женщина.

– Ты почти такого же роста, как я, – заметила Дженис.

– Да, госпожа.

Бывшая талуна была ростом около пяти с половиной футов и весила около двадцати девяти горианских камней – сто шестнадцать фунтов.

– Теперь сядь и скрести лодыжки, – приказала Дженис. – Набрось на них петлю, словно тебя связали. Когда я подам знак, сбрось петлю, встань и потянись всем телом, как рабыня перед господином.

– Да, госпожа, – сказала блондинка.

Я мысленно усмехнулся. Могла ли Дженис, живя на Земле, представить, что когда-нибудь будет обучать другую женщину искусству услаждать мужчин? Гордые земные женщины выше этого… пока на Горе с них не сорвут одежду и не закуют в стальной ошейник. Тогда они, не жалея сил, начинают постигать науку наслаждений. И немудрено – от этого зависит их жизнь.

– Неплохо, – одобрила Дженис.

– А ты научишь меня ублажать господина губами и языком? – спросила блондинка. В голосе ее звучала мольба.

– Может быть, – произнесла Дженис, – если ты принесешь дров и выстираешь мою одежду. Только не смей трогать одежду господина!

– Хорошо, госпожа! – расцвела блондинка. Девушки обожают учиться друг у друга.

– Хватит, – сказал Кису и оттащил Тургуса от его темноволосой рабыни. Рты обоих были по-прежнему заткнуты кляпами, а руки связаны сзади. Кису связал им ноги – сначала Тургусу, потом девушке.

Я огляделся. Зал был огромен – двести футов в ширину и примерно столько же в длину. Свод его поддерживали огромные колонны. На полу громоздились каменные глыбы, видимо рухнувшие с потолка много веков назад. Но сам пол был ровным и гладким, только кое-где были просверлены сквозные отверстия, через которые, наверное, когда-то продевались цепи. Рядом валялись и сами цепи, проржавевшие настолько, что казалось, при малейшем прикосновении они рассыплются в прах. В глубине зала виднелась широкая лестница, такая же, как та, что привела нас сюда.

Стены были украшены потускневшей от времени мозаикой. Очевидно, когда-то, в незапамятные времена, в этом зале обучали рабынь, захваченных в плен во время бессчетных войн и набегов. Неведомый художник изобразил, как с несчастных пленниц срывают одежду, как их связывают и избивают плеткой, чтобы приучить к дисциплине, как их клеймят раскаленным железом и заковывают в ошейники, как они стоят на коленях перед хозяевами, низко склонив головы, как они танцуют перед своими господами и ублажают их самыми изощренными способами.

Мы выбрали этот зал для ночлега из-за девушек. Мозаичные изображения на стенах возбудили их донельзя. Изнемогая от желания, они выпрашивали разрешения танцевать перед нами и молили взять их. На примерах девушки обучаются особенно быстро. Видя лишь образцы мужского поведения, к тому же одобряемые обществом, волей-неволей начинаешь перенимать их. Такое подражание дается им с трудом, поскольку оно противоестественно. Зато женским моделям поведения девушки следуют совершенно органично. Понятие пола не есть нечто надуманное. Ни единой клеточкой своего тела женщина не напоминает мужчину!

Тенде млела в объятиях Кису. Он не связывал ее на ночь с того самого дня, как мимо нас по реке прошел объединенный флот речных народов, который наверняка уже стер с лица земли Билу Хуруму с его флотилией и отрядами аскари.

Я подошел к блондинке. Она послушно встала на колени и склонила голову. Я заставил ее подняться и связал ей руки за спиной. На шею ее уже была наброшена караванная петля.

– Ложись, – приказал я, и она опустилась на каменный пол.

– Ты свяжешь меня, господин? – спросила Элис. Я спутал ей запястья, привязал к темноволосой рабыне и тоже велел лечь. Следующей была Дженис.

– Готовься, – приказал я.

– Не связывай меня, господин! – взмолилась она, жалобно глядя на меня снизу вверх.

– Ты знаешь, что бывает за непослушание! Девушка проворно опустилась на колени и прижала лицо к моим ногам.

– Пожалуйста, господин, не бей меня! – Она подняла голову, обнимая мои ноги. – Позволь мне доставить тебе удовольствие!

– Вы сегодня уже потанцевали.

– Но я только начала возбуждаться, господин!

Я поднял ее за волосы и подволок к Элис и темноволосой рабыне. Там я бросил ее на колени, связал ей руки и присоединил к каравану.

– Прошу тебя, господин…

– Лечь, – приказал я.

Она опустилась на левый бок и тут же перевернулась на спину. Я задумчиво посмотрел на нее, прикидывая, стоит ли ее высечь.

– Позволь, позволь мне ублажить тебя! – Она приподняла бедра и потянулась ко мне.

– А ты хороша, рабыня…

– Господин! Умоляю…

– Ладно, – сказал я.

Конечно, следовало бы выпороть ее за то, что она осмелилась возражать хозяину. Придется хорошенько потаскать ее по шкурам.

– Славно стонет, – одобрил Кису.

– Горячая рабыня, – улыбнулся я.

Кису, скрестив ноги, сидел у костра в руинах огромного здания. Тенде лежала рядом, подложив ладони под голову

Я сел и оглянулся на Дженис. Рабыня лежала на боку, с караванной петлей на шее, со связанными за спиной руками. Я снова улыбнулся. Для мужского уха нет музыки слаще, чем жалкие, но жаркие стоны насилуемой рабыни.

– Видишь, Тенде, – сказал Кису, – из всех рабынь только ты одна не связана.

– Да, господин! – Она расцвела – Благодарю тебя, господин!

– Поэтому, – продолжил он, – подбрось-ка дров в костер. Она рассмеялась.

– Как ты жесток и суров, господин! – Тенде встала, принесла дров, бросила их в огонь и снова вытянулась на земле у ног хозяина.

– Можно ли мне повернуться лицом к господину? – спросила Дженис.

Она лежала спиной к нам, так, как я оставил ее. На теле ее виднелись синяки – я взял ее прямо на камнях.

– Можно, – позволил я.

Дженис не без труда повернулась и робко изобразила губами поцелуй. Глаза ее были влажны от слез. Я по горианскому обычаю подул в ее сторону, возвращая поцелуй, и отвернулся.

– Господин! Я люблю тебя!

– Заткнись, рабыня, – приказал я.

– Хорошо, господин, – всхлипнула Дженис.

Она стала бесподобной чувственной рабыней. Такая будет переходить из рук в руки бессчетное множество раз, пока однажды не встретит того, кого полюбит беззаветно и самозабвенно, кто, по тайным законам любовной химии, станет для нее идеальным хозяином – властным, суровым и непреклонным, способным жестоко избить за любую провинность и в то же время любящим и нежным. Этот человек больше никогда не продаст ее.

– Город большой, – задумчиво произнес Кису. – Может статься, что мы не отыщем здесь Шабу.

– Нужно искать, – отрезал я. – Я уверен, что он где-то здесь.

Внезапно Дженис отчаянно вскрикнула. Мы вскочили.

В зал ворвалось не меньше двух сотен вооруженных аскари. Я сразу заметил среди них Мсалити. А возглавлял воинов могучий чернокожий человек огромного роста, со щитом и копьем.

– Била Хурума! – воскликнул Кису.

ПИСЕЦ

Тенде с плачем бросилась в ноги Биле Хуруме.

– Я пойду с тобой! Только пощади их! Не убивай! Ты нашел меня, и я пойду с тобой по доброй воле! Но не причиняй им зла, великий убар! Отпусти их, умоляю!

– Кто эта женщина? – недоуменно поднял брови Била Хурума.

Кису отшатнулся, потрясенный. Тенде, онемев от изумления, смотрела на убара. Наконец она обрела дар речи.

– Разве не меня ты искал, великий убар? Разве не за мною ты пустился в опасный путь по реке?

– Где Шаба? – спросил Била Хурума.

– Не знаю, – ответил я.

– Великий убар! – вскрикнула Тенде.

– Кто это? – с досадой спросил Била Хурума.

– Не знаю, – пожал плечами Мсалити. – Я вижу ее в первый раз.

Била Хурума взглянул на припавшую к его ногам полунагую рабыню.

– Я видел тебя когда-нибудь?

– Нет, господин.

– Так я и думал. Вряд ли бы я позабыл такое тело.

– Раньше меня называли Тенде из Укунгу.

– Тенде из Укунгу? Кто такая Тенде из Укунгу?

– А-а! – припомнил Мсалити. – Ее послал тебе вождь Аибу для укрепления союза между империей и Укунгу.

– Но Укунгу и так часть империи, – сказал Била Хурума.

– Нет! – взревел Кису, выхватывая копье. Била Хурума даже не покосился в его сторону.

– Хорошенькая рабыня, – пробормотал он, глядя на Тенде. – Такую приятно получить в подарок, но при чем тут укрепление политического союза?

– Она – дочь Аибу, – пояснил Мсалити. – Ее прочили тебе в жены.

– В жены? – недоверчиво переспросил Била Хурума. – Уж не хочешь ли ты сказать, что эта славная зверушка была когда-то свободной женщиной9

– Именно, – подтвердил Мсалити.

– Это верно, милая? – обратился Била Хурума к Тенде.

– Да, господин.

– Ты Тенде из Укунгу?

– Так меня звали раньше. Теперь я рабыня, и меня зовут Тенде. Это имя пришлось по нраву моему господину.

– Ты когда-то носила одеяния свободной женщины? – спросил убар.

– Да, господин.

– Теперь на тебе лохмотья и дешевые бусы.

– Да, господин.

– Они тебе к лицу, – усмехнулся Била Хурума.

– Благодарю тебя, господин.

– Лохмотья и дешевые безделушки больше идут женщине, чем пышные наряды, верно?

– Да, господин.

– Хорошо, что ты стала рабыней, Тенде, – похвалил Била Хурума. – Твое тело вполне достойно этого.

– Спасибо, господин.

– Я только одного не понимаю, – продолжил убар.

– Да, господин? – встрепенулась Тенде.

– Мои писцы, должно быть, допустили ошибку. Я читал в их докладах, что Тенде из Укунгу холодна и надменна.

– Они не ошиблись, господин! – улыбнулась рабыня. – Тенде из Укунгу действительно была холодна и надменна.

– Ты на нее не похожа.

– Да, господин. Я – просто Тенде, рабыня моего господина Кису.

– Теперь ты стала пылкой и податливой? – спросил Била Хурума.

– Да, господин, – потупилась девушка. Била Хурума усмехнулся.

– Мой господин покорил меня, – сказала Тенде, не поднимая головы.

– Отлично, – похвалил убар

Тенде внезапно подняла голову. Большие черные глаза ее блестели от слез.

– Молю тебя, великий убар, не причиняй зла моему господину Кису!

– Замолчи, рабыня! – рявкнул Кису.

– Да, господин. – Она расплакалась.

– Теперь ты всего-навсего презренная рабыня, Тенде, – процедил Мсалити. – Ты не смеешь обращаться с просьбами к убару. Он может взять тебя, если вдруг ему того захочется, вот и все.

– Да, господин.

– У меня сотни рабынь, – сказал Била Хурума, – и многие из них красивее тебя. На живот!

– Да, господин, – пролепетала Тенде.

– Ползи назад к своему хозяину, – приказал убар.

– Да, господин!

Мы с Кису стояли плечом к плечу перед Билой Хурумой. Кису сжимал в руке копье. Чуть поодаль застыл Айари. Рабыни давным-давно проснулись и вскочили – все, кроме брюнетки, у которой были связаны лодыжки. Тургус тоже лежал на земле, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту.

– Давай сразимся! – выкрикнул Кису, обращаясь к Биле Хуруме.

– Мы не ожидали тебя тут увидеть, – сказал я убару.

– Мне нелегко дался этот поход, – ответил он. – Уцелели всего двести десять человек, три галеры и четыре каноэ.

– Я отдаю должное твоему искусству полководца и твоей несгибаемой воле, убар, – сказал я.

– Сразись со мной, убар! – снова крикнул Кису, потрясая копьем.

– Кто этот человек? – спросил Била Хурума.

– Это – Кису, мятежник из Укунгу, – сказал Мсалити. – Ты видел его однажды в зале суда. Он стоял перед тобой на коленях, закованный в цепи, – в тот день, когда ты впервые увидел Мвогу, верховного визиря Аибу, вождя Укунгу. Если припомнишь, мой убар, как раз тогда Мвога сказал, что Аибу посылает тебе в подарок свою дочь Тенде.

– Ах да, припоминаю, – протянул Била Хурума и посмотрел на Кису. – Парень с характером кайлуака?

– Да, – кивнул Мсалити.

– Готов ли ты биться со мной? – грозно вопросил Кису.

– Наша война окончена, – бросил убар. – Ты проиграл.

– Моя война не окончена до тех пор, пока я в силах держать копье!

– Кису! – вмешался я. – Перед тобой две сотни аскари!

– Сразись со мной один на один, если посмеешь! – с – вызовом обратился он к Биле Хуруме, даже не глянув на меня.

Я снова попытался воззвать к его здравому смыслу:

– Убары не воюют один на один с простыми солдатами!

– Но я – мфалме Укунгу!

– Ты низложен, – сказал я. – Я уважаю тебя, Кису, но с политической точки зрения ты недостойный противник для убара.

– Тогда назначь меня снова мфалме Укунгу и сразись со мной! – нашел выход Кису.

– Кису, перестань! – попытался утихомирить его Айари.

– Видел ли ты Шабу? – спросил меня Била Хурума.

– Только его галеру – как и ты. Мы давно ищем его.

– Он не мог уйти далеко, – задумчиво произнес убар.

– Я тоже на это рассчитываю.

– Где золотая цепь, которую я тебе подарил? – спросил Била Хурума.

– В нашем каноэ.

– Уже нет, – хитро прищурился убар. Он подал знак одному аскари, и тот бросил мне золотое ожерелье. – Я сразу узнал его, – сказал Била Хурума, – и понял, что ты где-то здесь.

– Благодарю тебя, убар, – улыбнулся я и надел ожерелье.

– Я вызываю тебя на бой! – не унимался Кису.

– А я ищу Шабу, – сказал Била Хурума, – и не хочу задерживаться из-за всяких мелочей.

– Защищайся! – крикнул Кису, потрясая рейдерским копьем.

– Ну, разве можно сражаться таким неуклюжим оружием? – усмехнулся убар. – Ты видел копья моих воинов?

– У нас есть и такие! – запальчиво возразил Кису. Действительно, у нас были копья аскари – одно у Айари и еще два в каноэ.

– А ты умеешь обращаться с ними? – спросил убар. – Это не так-то просто.

– Не важно! – отрезал Кису. – Я все равно буду драться с тобой!

– Кису! – попытался урезонить его я. – Ты сильный, отважный, благородный человек. Но Била Хурума – опытный воин. Не упорствуй!

– Уничтожив Билу Хуруму, я уничтожу империю!

– Вряд ли. Империя не может пасть от руки одного человека.

– Я не желаю сражаться с тобой, – сказал убар. – А если ты нападешь на меня, я убью тебя или прикажу убить тебя своим людям.

– Била Хурума – искусный воин, Кису, – сказал я. – Не упрямься.

– Что же мне делать? – в отчаянии воскликнул Кису.

– На твоем месте, – шепнул Айари, – я бы набросился на него, когда он спит, или подлил бы яду в его вино.

– Но это подло! Я не могу! Что, что мне делать?

– Брось копье, – посоветовал я.

Все взгляды были устремлены на Кису. Он в ярости ударил древком копья по камню и низко опустил голову. Плечи его задрожали – Кису, бывший мфалме Укунгу, плакал от бессильного гнева. Тенде подползла к нему и, тоже плача, принялась покрывать поцелуями его ноги.

– Зачем ты ищешь Шабу? – спросил меня Била Хурума.

– Думаю, по той же причине, что и ты. Мсалити вздрогнул.

– Великий убар! – горячо зашептал он. – Наше странствие было трудным и опасным. Эта жалкая горстка людишек – последнее препятствие на твоем пути. Убери его! Прикажи аскари уничтожить проходимцев!

Била Хурума задумчиво смерил меня взглядом.

– Била Хурума! – донеслось откуда-то сверху.

Я обернулся. За спиной у меня, на верхней площадке огромной каменной лестницы, стоял человек. Голубые одежды, когда-то бывшие нарядом писца, превратились в лохмотья, но в голосе и осанке ощущалось достоинство.

– Я – Била Хурума, – сказал убар.

– Это мне известно, – сказал писец. – Я хочу знать, есть ли среди вас человек по имени Тэрл Кэбот?

– Это я, – отозвался я.

Мсалити встрепенулся. Мое имя явно было ему знакомо. Рука его скользнула к ножнам, но он не осмелился выхватить кинжал.

– Я отведу тебя к Шабе, – сказал писец.