Личность и убеждения
Огромное состояние Мейербера (включая успех его опер), а также соблюдение им законов еврейской религии выделяют его среди многих своих современников-музыкантов. Существовал такой слух, что успех всех его опер был результатом подкупа музыкальных критиков. Рихард Вагнер ставил Мейерберу в вину то, что его заботят лишь деньги, а не музыка. Последний, однако, был очень серьёзным музыкантом и чувствительной личностью. Он примерился с тем фактом, что стал жертвой собственного успеха: его дневники и переписка – который пережили потрясения в Европе в XX в. и в настоящее время опубликованы в восьми томах[31], – это бесценный источник сведений по истории музыки и театра эпохи композитора.
Выбор иудаизма в качестве своей религии был личным решением 20-летнего Мейербера. После смерти в 1811 г. его деда по материнской линии композитор написал своей матери: «Пожалуйста, примите моё обещание всегда жить по законам той религии, приверженцем которой был он»[32]. В своём дневнике календарные даты значительных семейных мероприятий, включая дни рождения, композитор записывал не по григорианскому календарю, а по еврейскому. Кроме того, на протяжении всей своей жизни он страдал от притеснений антисемитов. Он часто писал о «ненависти к евреям» в письмах (на идише) к своим братьям[33]. В письме к Генриху Гейне в 1839 г. он изрёк такую мысль:
Я верю, что богачи подобны «любви» в театральных пьесах и новеллах: независимо от того, как часто она встречается ... любовь никогда не упускает свою жертву, если уже ей овладела ... [Ничто] не может вернуть обратно крайнюю плоть, которой мы лишаемся на восьмой день жизни; а те, чья рана от операции на девятый день не кровоточит, будет продолжать страдать всю свою жизнь, и даже после смерти[34].
Подобное мнение, вероятно, стало причиной, по которой Мейербер никогда не вступал в общественную дискуссию с теми, кто пренебрегал им, ни профессионально, ни лично, хотя иногда, в дневниках, он показывал свои обиды. Например, увидев в 1850 г. Роберта Шумана в роли дирижёра, он сказал: «Я впервые увидел человека, который, будучи критиком, словно смертельный враг преследует меня на протяжении двенадцати лет»[35].
Все либретто зрелых опер Мейербера выделяются тем, что главным элементом сюжетной линии является жизнь героя во враждебной среде. Рауль из «Гугенотов», Жан из «Пророка», Васко да Гамма из «Африканки» - все они «изгои». Было высказано предположение, что «выбор Мейербером этих тем вовсе не случаен; в нём отражаются чувства человека, который живёт в потенциально враждебном обществе»[36].
В отношениях Мейербера с Гейне отражается неловкость и колкость обоих социальных персонажей. Мейербер искренне восхищался стихами Гейне, но кроме как к влиятельной личности и музыкальному писателю, не питал к поэту никаких чувств. Гейне жил в Париже с 1830 г. Его лояльное отношение к иудаизму и христианству всегда вызывало сомнения; ему постоянно не хватало денег, он просил Мейербера оказать финансовую поддержку его семье и часто брал кредиты и деньги от самого Мейербера. В отношениях с композитором Гейне опустился до простого шантажа, написав о последнем сатирические произведения (и вынудил Мейербера платить вдове поэта, чтобы та избавилась от этих сочинений)[37]. И все же, после смерти Гейне в 1856 г., Мейербер записал в своем дневнике: «Мир его праху, я прощаю его от всей души за его неблагодарность и все злые выходки против меня»[38].