Первоначальное накопление капитала 2 страница

[IV—50] При обмене денег на труд или на услугу для непосредственного потребления всегда имеет место действительный обмен. То обстоятельство, что обе стороны обменивают определенные количества труда, представляет только формальный интерес для того, чтобы измерить особенные формы полезности труда, сопоставить их между собой. Это касается только формы обмена, но не образует его содержания. При обмене капитала на труд стоимость представляет собой не мерило для обмена двух потребительных стоимостей, а само содержание обмена.

2) В эпоху разложения добуржуазных отношений спорадически выступают свободные рабочие, услуги которых покупаются не в целях потребления, а в целях производства; но, во-первых, даже в большом масштабе это имеет место только для производства непосредственных потребительных стоимостей, а не стоимостей; а во-вторых, если, например, дворянин присоединяет к своим крепостным вольнонаемного рабочего и продает часть созданного этим рабочим продукта, причем этот вольнонаемный рабочий создает для него стоимость, то этот обмен касается только избытка и происходит только в интересах избытка, в интересах потребления предметов роскоши; следовательно, он au fond представляет собой всего лишь замаскированную покупку чужого труда для непосредственного потребления, т. е. покупку этого труда в качестве потребительной стоимости. Впрочем, там, где число этих свободных рабочих возрастает и это отношение становится более распространенным, — происходит разложение старого способа производства: общины, патриархального, феодального и т. д., и подготовляются элементы действительного наемного труда. Однако эти свободные работники могут также появляться, как это было, например, в Польше и т. д., и опять исчезать, не изменяя при этом способа производства.

{Для того чтобы те отношения, в которые вступают капитал и наемный труд, выразить как отношения собственности или ее законы, нам нужно только выразить отношение обеих сторон в процессе увеличения стоимости в виде процесса присвоения. Например, то, что прибавочный труд полагается в качестве прибавочной стоимости капитала, означает, что рабочий не присваивает продукт своего собственного труда, что этот продукт выступает для него как чужая собственность и что, наоборот, чужой труд выступает как собственность капитала. Этот второй закон буржуазной собственности, в который переходит первый закон [закон собственности на продукт своего труда] и который посредством права наследования и т. д. получает существование, независимое от бренности отдельных капиталистов, — признается законом наравне с первым. Первый закон есть тождество труда и собственности; во втором законе труд выступает как отрицаемая собственность или собственность — как отрицание чуждости чужого труда.

Действительно, в процессе производства капитала, как это станет еще яснее из дальнейшего рассмотрения этого процесса, труд является некоей целостностью — комбинацией работ, — отдельные составные части которой являются чуждыми друг другу, так что совокупный труд как целостность не является делом отдельного рабочего, и даже совместным трудом различных рабочих совокупный труд как целостность является лишь постольку, поскольку рабочие не сами себя комбинируют, а комбинированы [внешней силой]. Этот комбинированный труд в его совокупности в такой же мере оказывается подчиненным чужой воле и чужой мысли и ею руководимым, имеющим свое духовное единство вне себя, — насколько в его материальном единстве он подчинен предметному единству машин, основного капитала, который как одушевленное чудовище объективирует научную мысль и фактически является объединяющим началом; он отнюдь не относится к отдельному рабочему как орудие — наоборот, рабочий существует при нем как одушевленная единичная точечность, как живой изолированный придаток.

Таким образом, комбинированный труд в двояком смысле является комбинацией an sich[clvi]; но он не представляет собой комбинации ни в смысле свободного установления отношений друг к другу совместно работающих индивидов, ни в смысле их господства над их особенными или отдельными функциями и над орудием труда. Поэтому если рабочий относится к продукту своего труда как к чужому, то и к комбинированному труду он относится как к чужому; то же самое имеет место и в отношении собственного труда рабочего, который он хотя и считает ему принадлежащим, но чужим для него, вынужденным проявлением жизни, которое поэтому характеризуется А. Смитом и другими как бремя, жертва и т. д.[205]. Сам труд, так же как и его продукт, отрицается как труд особого, изолированного рабочего. Труд, отрицаемый как изолированный труд, на самом деле является утверждаемым общественным или комбинированным трудом. Однако утверждаемый таким образом общественный или комбинированный труд, как в состоянии деятельности, так и перейдя в неподвижную форму объекта, непосредственно выступает вместе с тем как нечто другое по отношению к действительно существующему единичному труду, — выступает и как чужая объективность (чужая собственность), и как чужая субъективность (субъективность капитала). Следовательно, и труд, и его продукт представлены капиталом в виде отрицаемого изолированного труда отдельного рабочего, а потому и в'виде отрицаемой собственности этого рабочего. Поэтому капитал есть существование общественного труда, его комбинация и как субъекта, и как объекта, но это существование самостоятельно выступает в противоположность действительным моментам труда и, следовательно, само фигурирует наряду с ними как особое существование. Поэтому капитал, со своей стороны, выступает в качестве захватывающего субъекта и собственника чужого труда, а само его отношение является таким же абсолютным противоречием, как и отношение наемного труда.}

|Б)] ФОРМЫ, ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ПРОИЗВОДСТВУ [206]

[1) ПРИРОДНЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПРИСВОЕНИЯ ИНДИВИДОМ ОБЪЕКТИВНЫХ УСЛОВИЙ ТРУДА. РАЗЛИЧНЫЕ ФОРМЫ ОБЩИНЫ]

[а) Первоначальная собственность работающих индивидов на природные условия их труда]

Если свободный труд и обмен этого свободного труда на деньги с целью воспроизведения этих денег и увеличения их стоимости, т. е. с той целью, чтобы свободный труд был использован деньгами в качестве потребительной стоимости не для личного потребления, а в качестве потребительной стоимости для денег, — если все это является предпосылкой наемного труда и одним из исторических условий капитала, то другой предпосылкой является здесь отделение свободного труда от объективных условий его осуществления — от средства труда и материала труда. Следовательно, прежде всего —· отделение работника от земли как его природной лаборатории и в силу этого разложение как мелкой свободной земельной собственности, так и общей земельной собственности, покоящейся на восточной общине.

В обеих формах работник относится к объективным условиям своего труда как к своей собственности; это и есть природное единство труда с его вещными предпосылками. Поэтому работник [даже] независимо от своего труда имеет предметное существование. Индивид относится к самому себе как собственник, как господин [IV—51] условий своей действительности. Подобным же образом относится он к другим индивидам, и — смотря до тому, имеет ли эта предпосылка своим исходным пунктом общину или отдельные семьи, образующие общину, — индивид относится к ним или как к совладельцам, т. е. носителям общей собственности или же как к самостоятельным собственникам, таким же, как и он, т. е. к самостоятельным частным собственникам, наряду с которыми общая собственность, ранее поглощавшая все и охватывавшая всех, сама, в виде особого ager publicus [clvii], выступает рядом с множеством этих частных земельных собственников.

В обеих формах индивиды ведут себя не как рабочие, а как собственники и как члены того или иного коллектива [Gemeinwesen], которые в то же время трудятся. Целью этого труда является не созидание стоимости, — хотя они и могут выполнять прибавочный труд, чтобы выменивать для себя чужие продукты, т. е. прибавочные продукты [других индивидов], — но целью всего их труда является обеспечение существования отдельного собственника и его семьи, а также и всей общины. Превращение индивида в рабочего в этой обнаженности само является продуктом исторического развития.

[б) Азиатская форма собственности]

Первой предпосылкой первой формы этой земельной собственности является прежде всего естественно сложившийся коллектив: семья и разросшаяся в племя[207] семья или [образовавшие племя] несколько семей, связанных между собою взаимными браками, или комбинация племен. Так как мы можем допустить, что пастушество, как и вообще кочевой образ жизни, есть первая форма существования людей, что племя первоначально не живет оседло на определенном месте, а передвигаясь, использует встречающиеся ему пастбища (люди оседлы не от природы; только в особенно плодородной природной среде возможно, чтобы они, как обезьяны, сидели на одном каком-нибудь дереве, обычно же они бродят, подобно диким зверям), — то общность по племени, природная общность выступает не как результат, а как предпосылка совместного присвоения (временного) и использования земли.

Раз люди, в конце концов, становятся оседлыми, то уже от различных внешних (климатических, географических, физических и т. д.) условий, а также от природных задатков людей (от их племенного характера) будет зависеть, в какой степени эта первоначальная общность будет видоизменена. Естественно сложившаяся племенная общность (кровное родство, общность языка, обычаев и т. д.) или, если хотите, стадность, есть первая предпосылка присвоения людьми объективных условий как их жизни, так и той деятельности, при помощи которой эта жизнь воспроизводится и облекается в предметные формы (деятельность в качестве пастуха, охотника, земледельца и т. д.).

Земля — вот великая лаборатория, арсенал, доставляющий и средство труда, и материал труда, и место для жительства, т. е. базис коллектива. К земле люди относятся с наивной непосредственностью как к собственности коллектива, притом коллектива, производящего и воспроизводящего себя в живом труде. Каждый отдельный человек является собственником или владельцем только в качестве звена этого коллектива, в качестве его члена.

Действительное присвоение посредством процесса труда происходит при таких предпосылках, которые сами не являются продуктом труда, а представляются его природными или божественными предпосылками. Эта форма, в основе которой лежит то же самое основное отношение [т. е. общая собственность на землю], сама может реализовываться самым различным образом. Например, ей нисколько не противоречит то обстоятельство, что, как в большинстве основных азиатских форм, объединяющее единое начало, стоящее над всеми этими мелкими общинами, выступает как высший собственник или единственный собственник, в силу чего действительные общины выступают лишь как наследственные владельцы. Так как это единое начало является действительным собственником и действительной предпосылкой общей собственности, то само оно может представляться чем-то особым, стоящим выше этого множества действительных отдельных общин, в которых каждый отдельный человек, таким образом, на деле лишен собственности, или собственность (т. е. отношение отдельного человека к природным условиям труда и воспроизводства как к принадлежащим ему, как к объективным условиям), собственность, как находимое им в виде неорганической природы тело его субъективности, представляется для него опосредствованной тем, что объединяющее единое начало, реализованное в деспоте как отце этого множества общин, предоставляет надел земли отдельному человеку через посредство той общины, к которой он принадлежит. Прибавочный продукт, который, впрочем, определяется законодательно как следствие действительного присвоения посредством труда, принадлежит поэтому, само собой разумеется, этому высшему единому началу.

Поэтому в условиях восточного деспотизма и кажущегося там юридического отсутствия собственности фактически в качестве его основы существует эта племенная или общинная собственность, порожденная по большей части сочетанием промышленности и сельского хозяйства в рамках мелкой общины, благодаря чему такая община становится вполне способной существовать самостоятельно и содержит в себе самой все условия воспроизводства и расширенного производства. Часть прибавочного труда общины принадлежит более высокой общине, существующей, в конечном счете, в виде одного лица, и этот прибавочный труд дает о себе знать как в виде дани и т. п., так и в совместных работах для прославления единого начала — отчасти действительного деспота, отчасти воображаемого племенного существа, бога.

Общинная собственность подобного рода, поскольку она здесь действительно реализуется в труде, может проявляться либо таким образом, что мелкие общины влачат жалкое существование независимо друг около друга, а в самой общине отдельный человек трудится со своей семьей независимо от других на отведенном для него наделе [clviii], либо таким образом, что единое начало может распространяться на общность в самом процессе труда, могущую выработаться в целую систему, как в Мексике, особенно в Перу, у древних кельтов, у некоторых племен Индии.

Далее, общность внутри племенного строя может проявляться еще и в том, что объединяющее единое начало представлено одним главой важнейшей в племени семьи или же объединяющим единым началом является связь отцов семейств между собой. Соответственно этому форма этого общества будет тогда или более деспотической, или более демократической. Общие для всех условия действительного присвоения посредством труда, ирригационные каналы, играющие очень важную роль у азиатских народов, средства сообщения и т. п., представляются в этом случае делом рук более высокого единого начала — деспотического правительства, витающего над мелкими общинами. Города в собственном смысле слова образуются здесь наряду с этими селами только там, где место особенно благоприятно для внешней торговли, или там, где глава государства и его сатрапы, выменивая свой доход (прибавочный продукт) на труд, расходуют этот доход как рабочий фонд.

[в) Античная форма собственности]

[IV—52] Вторая форма собственности, — а она так же, как и первая, породила существенные разновидности: местные, исторические и т. п., — будучи результатом более подвижной жизни, судеб и изменений первоначальных племен в процессе исторического развития, в качестве первой предпосылки также предполагает общину, но не так, как в первом случае, где община выступает в качестве субстанции, индивиды же как всего лишь акциденции ее или ее составные части, образовавшиеся чисто естественным путем. Эта вторая форма предполагает в качестве своего базиса не земельную площадь как таковую, а город как уже созданное место поселения (центр) земледельцев (земельных собственников). Пашня является здесь территорией города, тогда как в первом случае село выступало как простой придаток к земле.

Сама по себе земля, — какие бы трудности ни представляла еэ обработка, ее действительное присвоение, — не ставит никаких препятствий тому, чтобы относиться к ней как к неорганической природе живого индивида, как к его мастерской, как к средству труда, объекту труда и жизненным средствам субъекта. Затруднения, возникающие у одной общины, могут вызываться только другими общинами, которые либо уже раньше захватили земли, либо беспокоят общину в захваченных ею землях. Поэтому война является той важной общей задачей, той большой совместной работой, которая требуется либо для того, чтобы захватить объективные условия существования, либо для того, чтобы захват этот защитить и увековечить. Вот почему состоящая из ряда семей община организована прежде всего по-военному, как военная и войсковая организация, и такая организация является одним из условий ее существования в качестве собственницы. Концентрация жилищ в городе — основа этой военной организации.

Племенной строй сам по себе ведет к делению на высшие и низшие роды — различие, еще сильнее развивающееся в результате смешения победителей с покоренными племенами и т. д.

Общинная собственность —- в качестве государственной собственности, ager publicus — отделена здесь от частной собственности. Собственность отдельного человека сама непосредственно не является здесь общинной собственностью, как в первом случае, когда она, следовательно, не была собственностью отдельного лица в отрыве от общины, а лишь владением этого лица.

Чем меньше собственность отдельного человека может быть фактически использована только совместным трудом (т. е. таким образом, как, например, при системе орошения на Востоке), чем решительнее историческое движение, переселение ломают характер племени, сложившийся чисто естественным путем, чем дальше племя удаляется от своего первоначального поселения и захватывает чужие земли, следовательно, попадает в существенно новые условия труда, где энергия каждого отдельного человека получает большее развитие, чем в большей мере общий характер племени проявляется и должен проявляться как негативное единство по отношению к внешнему миру, — тем больше имеется условий для того, чтобы отдельный человек стал частным собственником земли — особой парцеллы, — обособленная обработка которой предоставляется ему и его семье.

Община (как государство), с одной стороны, есть взаимное отношение между этими свободными и равными частными собственниками, их объединение против внешнего мира; в то же время она их гарантия. Общинный строй покоится здесь в такой же мере на том, что его членами являются работающие земельные собственники, парцеллярные крестьяне, как и на том, что самостоятельность последних обеспечивается их взаимным отношением друг к другу как членов общины, использованием ager publicus для общих потребностей, общей славой и т. д. Предпосылкой для присвоения земель здесь продолжает оставаться членство в общине, но, как член общины, каждый отдельный человек является частным собственником. Относясь к своей частной собственности как к земле, он в то же время относится к этой частной собственности как к своему членству в общине, и сохранение его как члена общины есть точно так же и сохранение существования общины, и наоборот и т. д. Хотя община, являясь здесь продуктом исторического развития и, следовательно, чем-то возникшим уже не только фактически, но и в сознании людей, выступает здесь как предпосылка собственности на землю, т. е. как предпосылка отношения трудящегося субъекта к природным предпосылкам труда как принадлежащим ему, но эта «принадлежность» опосредствована его существованием в качестве члена государства, опосредствована существованием государства, стало быть, такой предпосылкой, которая считается божественной и т. д.

Концентрация в городе, территория которого включает в себя окружающую сельскую местность; мелкое сельское хозяйство, производящее для непосредственного потребления; промышленность как домашнее побочное занятие жен и дочерей (прядение и ткачество) ила как получившая самостоятельное развитие только в отдельных отраслях производства (fabri [clix] и т. д.).

Предпосылкой дальнейшего существования такой общины является сохранение равенства между образующими его свободными и самостоятельно обеспечивающими свое существование крестьянами, а также собственный труд как условие дальнейшего существования их собственности. К природным условиям труда они относятся как собственники; но эти условия должны еще все время действительно утверждаться личным трудом индивида в качестве условий и объективных элементов его личности, его личного труда.

С другой же стороны, направление этого небольшого воин-ственного коллектива толкает его за эти пределы и т. д. (Рим, Греция, евреи и т. д.).

«Когда предсказания авгуров», — говорит Нибур, — «дали Нуме уверенность, что боги одобряют его избрание, благочестивый царь позаботился в первую очередь не о богослужении в храмах, а о людях. Он разделил земли, приобретенные Ромулом в результате войны и предоставленные им для заселения, и учредил культ Термина [clx]. Все древние законодатели, и прежде всего Моисей, уснех своих предписаний для поддержания добродетели, справедливости и добрых нравов основывали на земельной собственности для возможно большего числа граждан, или, по крайней мере, на обеспечении возможно большего числа граждан наследственным землевладением» (Niebuhr. Römische Geschiente. Erster Theil, 2-te Ausgabe, 1827, стр. 245).

Для добывания жизненных средств индивид ставился в такие условия, чтобы целью его было не приобретение богатства, а самостоятельное обеспечение своего существования, воспроизводство себя как члена общины, воспроизводство себя как собственника земельного участка и, в качестве такового, как члена общины.

Дальнейшее существование общины есть воспроизводство всех ее членов как самостоятельно обеспечивающих свое существование крестьян, прибавочное время которых принадлежит именно общине, военному делу и т. д. Собственность на свой труд опосредствована собственностью на условия труда — на участок земли, а эта собственность со своей стороны гарантирована существованием общины, которая в свою очередь гарантирована прибавочным трудом членов общины в форме военной службы и т. д. Член общины воспроизводит себя как члена общины не кооперацией в труде, создающем богатство, а кооперацией в труде для общих интересов (воображаемых и действительных), обеспечивающем сохранность союза вовне и внутри. Собственность — это собственность квиритская[208], римская; частный земельный собственник является таковым только как римлянин, но как римлянин он обязательно — частный земельный собственник.

[г) Германская форма собственности, ее отличие от азиатской и от античной форм собственности]

[IV—53] [Иной] формой собственности работающих индивидов (самостоятельно обеспечивающих свое существование членов общины) на природные условия их труда является германская собственность. При этой форме собственности член общины как таковой не является совладельцем общей собственности [clxi], как это имеет место при форме специфически восточной. Нет тут и того, что характерно для римской (а также греческой, короче говоря: классически-античной) формы, где земля, занятая общиной, является римской землей. Одна часть ее сохраняется в распоряжении общины как таковой, а не отдельных членов общины: ager publicus в его различных формах. Другую часть земли делят, и каждая парцелла земли является римской землей в силу того, что она есть частная собственность, достояние римлянина, принадлежащая ему доля в общей лаборатории земли; но и он является римлянином лишь постольку, поскольку он обладает этим суверенным правом на часть римской земли.

{«В древности городское ремесло и торговля считались зазорными занятиями, земледелие же было в большом почете; в средние века наоборот» [Нибур, там же, стр. 418].}

{«Право пользования общинной землей путем владения ею принадлежало первоначально патрициям, которые затем передавали ее в лен своим клиентам; наделение собственностью из ager publicus было исключительной привилегией плебеев; все ассигнования шли в пользу плебеев, будучи возмещением за ту или другую долю общинной земли. Земельная собственность в собственном значении слова, за исключением местности внутри стен города, первоначально находилась только в руках плебеев» (позднее принятые в римское гражданство сельские общины) [там же, стр. 435—436].}

{«Основной характер римского плебса состоит в том, что он представляет собой совокупность крестьян, как это и выражено в их квиритской собственности. Древние единодушно почитали земледелие единственным делом, подобающим для свободного человека, школой солдата. Занятие земледелием сохраняет старую племенную основу нации; она меняется в городах, где селятся чужеземные купцы и ремесленники, так же как и коренное население тянется туда, где есть приманка наживы. Повсюду, где существует рабство, вольноотпущенники стремятся обеспечить свое существование такими занятиями, в результате которых они затем часто накопляют большие богатства: таким образом, эти промыслы были в древнем мире чаще всего в их руках и потому считались не подобающими для граждан; отсюда взгляд, что допущение ремесленников к полноправному гражданству — дело рискованное (у греков более раннего периода они, как правило, не входили в состав полноправных граждан). «Никому из римлян не дозволялось вести образ жизни торговца или ремесленника»[209]. Древние и понятия не имели о таком почтенном учреждении, как цеховой строй средневековых городов; и даже здесь военная доблесть приходила в упадок по мере того, как цехи одерживали верх над патрицианскими родами, а в конце концов и вовсе исчезла; вместе же с ней погиб почет, которым города пользовались вовне, и их свобода» [там же, стр. 614—615].}

{«Племена древних государств устанавливались двояким путем: либо по родам, либо по территории... Племена, организованные по родовому признаку, древнее племен, созданных по территориальному признаку, и почти повсеместно вытесняются последними. Их самой крайней, самой строгой формой является кастовое устройство, когда одна каста отделена от другой; между ними пе допускается смешения путем браков; касты совершенно различны по своему значению; у каждой касты своя исключительная, неизменная профессия...

Племена, организованные по территориальному признаку, соответствовали первоначально делению территории на области и села, так что всякого, кто ко времени установления этого деления (в Аттике при Клис-фене) был коренным жителем села, приписывали в качестве демота такого-то села к той филе[210], к территории которой принадлежало село. Потомки же его, как правило, оставались в той же филе и в том же самом деме, независимо от их места жительства, в силу чего и это деление полу-яало видимость деления по происхождению...

Римские роды состояли не из кровных родственников. В качестве от личительного признака, наряду с общим именем, Цицерон называет, кроме того, еще происхождение от свободных предков. У членов римских родов были общие sacra [clxii], что впоследствии исчезло» (уже ко времени Цицерона). «Дольше всего сохранялось наследование имущества умерших членов рода, не оставивших родных и не сделавших завещания. В древнейшие времена обязанностью членов рода было помогать нуждающимся членам рода, попавшим в какое-нибудь чрезвычайное положение. (У германцев первоначально это практиковалось повсеместно, дольше всех сохранилось у дитмаршенцев[211].) Роды представляют собой сословные корпорации. Более общего деления, чем на роды, в древнем мире не существовало... Так, у гэлов[212] родовитые Кэмпбеллы образуют со своими вассалами один клан» [там же, стр. 317—335].}

Так как патриций в более высокой степени является представителем общины, то он является владельцем ager publicus и пользуется им через своих клиентов и т. д. (а затем постепенно и присваивает его себе).