Изменение в соотношении составных частей капитала 5 страница

Таким образом, если не имеется никаких отдушин, через которые обращение может удалить излишнее количество денег, то средство обращения не может превратить свою форму средства обращения в форму самодовлеющей стоимости, и тогда стоимость средства обращения должна понизиться. Но это может иметь место, — не считая искусственных препятствий, запрещений переплавки в слитки, вывоза и т. д., — только в том случае, если средство обращения является всего лишь знаком, не обла­дает само реальной стоимостью, соответствующей его номиналь­ной стоимости, следовательно не может перейти из формы средства обращения в форму товара вообще, не может сбросить своей чеканки, если оно приковано к своему существованию в виде монеты.

С другой стороны, из этого следует, что знаки, разменные деньги, могут обращаться по номинальной стоимости денег, представляемых ими, не обладая никакой собственной стои­мостью, — в том случае, если они представляют средство обра­щения лишь в таком количестве, в каком оно обращалось бы само. Но тогда является условием, чтобы они или имелись налицо в столь небольшом количестве, чтобы они обращались лишь во вспомогательной форме, ни на мгновенье не переставая быть средством обращения (когда они постоянно служат отчасти для обмена мелких количеств товара, отчасти лишь для размена настоящего средства обращения), т. е. чтобы они не могли быть предметом накопления, — или же они не должны обладать никакой стоимостью, так чтобы их номинальная стоимость никогда не могла сопоставляться с их внутренней стоимостью. В последнем случае они положены как всего лишь знак, который посредством самого себя указывает на стоимость как существую­щую вне его. В первом случае дело никогда не доходит до того, чтобы их внутренняя стоимость сопоставлялась с их номиналь­ной стоимостью.

[VII—38] Поэтому фальсификация денег сразу сказывается, между тем как полное уничтожение их стоимости не вредит. Иначе могло бы показаться парадоксальным, что золото можно заменить ничего не стоящей бумагой, но что малейшее уменьшение ме­таллического содержания золотой монеты обесценивает ее.

Вообще двойное определение денег в обращении противоре­чиво: служить всего лишь средством обращения там, где они являются мимолетным опосредствованием, и одновременно служить реализацией цен, в каковой форме они накопляются и переходят в третье определение денег. В качестве средства обра­щения они изнашиваются, т. е. не содержат того количества металла, какое превращает их в определенное количество овеществленного труда. Поэтому их соответствие собственной стоимости всегда более или менее иллюзорно. Привести пример.

Важно уже в этом пункте главы о деньгах ввести определение количества, но аргументируя совершенно обратным образом, нежели в обычной доктрине. Деньги можно заменить потому, что их количество определяется ценами, которые они приводят в обращение. Если сами деньги обладают стоимостью — как это имеет место во вспомогательных средствах обращения, — то их количество должно определяться таким образом, чтобы они никогда не могли накопляться как эквивалент и фактически всегда фигурировали бы лишь как побочное колесо настоящего средства обращения. Если же они должны заменять само это настоящее средство обращения, то они не должны иметь ника­кой стоимости, т. е. их стоимость должна существовать вне их. Колебания в обращении определяются размером и количе­ством сделок («The Economist»). Обращение может увеличиться при неизменяющихся ценах вследствие увеличения количества товаров; при неизменяющемся количестве товаров — вследствие роста их цен; наконец — вследствие того и другого одновременно.

Положение, что цены регулируют количество средств обра­щения, а не количество средств обращения — цены, или иными словами, что торговля регулирует денежное обращение (коли­чество средств обращения), а не денежное обращение регули­рует торговлю, предполагает, конечно, как показала наша дедукция, что цена есть только стоимость, переведенная на другой язык. Стоимость, и притом стоимость, определяемая рабочим временем, есть предпосылка. Ясно поэтому, что этот закон не применим одинаково к колебаниям цен во все эпохи; например, в античном мире, в Риме, где средства обращения проистекают не из самого обращения, из обмена, а добываются путем разбоя, грабежа и т. д.

«Ни одна страна, если она поступает последовательным образом, не может иметь более одного стандарта для измерения стоимости, ибо этот стандарт должен быть единообразным и неизменным. Ни один товар не обладает единообразной и неизменной стоимостью по отношению к дру­гим: он имеет таковую лишь по отношению к самому себе. Золотая монета всегда стоит столько же, сколько другая золотая монета в точности той же пробы, того же веса и в том же месте; но этого нельзя сказать про золото и какой-либо другой товар, например серебро» («The Economist», том I, № 37 от 11 мая 1844 г., стр. 771). «Фунт стерлингов есть не что иное, как счетное наименование, имеющее отношение к данному определенному количеству золота стандартного качества» (там же). «Сказать, что унции золота можно придать стоимость 5 ф. ст. вместо 3 ф. ст. 17 ш. 10¹/₂ п., значит сказать только то, что в дальнейшем из нее будут чеканить 5 сове­ренов[cxvii] вместо 3⁴²⁹/₄₈₀ соверена. Мы тем самым изменили бы не стои­мость золота, а лишь вес и, следовательно, стоимость фунта стерлин­гов, или соверена. Унция золота обладала бы той же самой стоимостью, как и прежде, по отношению к пшенице и всем прочим товарам, но так как фунт стерлингов, несмотря на то, что он носил бы то же самое наименова­ние, представлял бы собой менее значительную часть унции золота, то он соответственно представлял бы меньшее количество пшеницы и прочих товаров. То же самое имело бы место, если бы мы сказали, что квартер пшеницы будет делиться не на 8, а на 12 бушелей; таким путем мы не могли бы изменить стоимость пшеницы, а могли бы лишь уменьшить количество пшеницы, содержащееся в одном бушеле и, следовательно, его стоимость» (там же, стр. 772).

«Какие бы временные или постоянные изменения ни происходили [в стоимости золота], его цена всегда будет выражаться той же денежной суммой; унция золота, как и прежде, будет равна 3 ф. ст. 17 ш. 10¹/₂ п. наших денег. Изменение его стоимости проявляется в большем или мень­шем количестве товаров, которое можно на него купить» («The Economist», том I, № 42 от 15 июня 1844 г., стр. 890).

Идеальный брусок следует сравнить, например, с идеаль­ным милърейсом в Буэнос-Айресе (также с английским фунтом стерлингов во время обесценения банкнот и т. д.). Постоянным является здесь название мильрейс, переменным — количество золота или серебра, выражаемое им.

«В Буэнос-Айресе бумажные деньги (бумажные доллары) не обратимы в золото. Эти доллары сначала равнялись 4 шиллингам 6 пенсам каждый; теперь они равны приблизительно 3¹/₄ пенса и опускались до 1¹/₂, пенса. Ярд сукна прежде стоил 2 доллара, теперь — номинально 28долларов вследствие обесценения бумажных денег» [«The Economist», том I, № 57 от 28 сентября 1844 г., стр. 1253].

«В Шотландии средством обмена» (не смешивать со стандартом стои­мости!), «начиная с 1 ф. ст. и выше, служат исключительно бумажные деньги, а золото вовсе не обращается; тем не менее золото настолько же является стандартом стоимости, как если бы в обращении не было ничего иного, ибо бумажные деньги подлежат обмену на то же самое установлен­ное количество этого металла; и они обращаются лишь на основе веры в их обратимость в золото» («The Economist», том I, № 58 от 5 октября 1844 г., стр. 1275).

«Гинеи[cxviii] припрятываются во времена недоверия» (Thornton. An Enquiry into the Nature and Effects of the Paper Credit of Great Britain. London, 1802, стр. 48).

Независимо от тех поразительных форм, в которых высту­пает это припрятывание денег, самый принцип припрятывания денег, которые здесь функционируют как самостоятельная стоимость, представляет собой один из моментов, необходимых при обмене, покоящемся на денежном обращении, ибо, как говорит Адам Смит[67], каждому, помимо своего собственного товара, необходимо иметь некоторое количество, определенную долю «всеобщего товара».

«Человек, владеющий коммерческим предприятием, вкладывает в него свое имущество» (Thornton. An Enquiry into the Nature and Effects of the Paper Credit of Great Britain. London, 1802, стр. 21).}

[6) К ВОПРОСУ ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ СТОИМОСТИ ТОВАРА ТРУДОМ]

«Равновеликие капиталы, или, другими словами, одинаковые количе­ства накопленного труда, нередко приводят в движение различные коли­чества непосредственного труда, но это нисколько не меняет дела» (Torrens. An Essay on the Production of Wealth. London, 1821, стр. 29—30). «В ран­ний период развития общества относительную стоимость товаров опреде­ляет совокупное количество затраченного на их производство труда, накоп­ленного и непосредственного. Но начиная с того времени, когда возникает накопление капитала и устанавливается различие между классом капита­листов и классом рабочих, когда тот, кто выступает как предприниматель в какой-нибудь отрасли производства, не сам выполняет работу в своем предприятии, а авансирует другим средства существования и материалы,— начиная с этого времени меновую стоимость товаров определяет количество затраченного в производстве капитала, или накопленного труда» (стр. 33, 34). «Если два капитала равны, то стоимости их продуктов будут равны, как бы ни было различно количество непосредственного труда, какое они приводят в движение, или какого требуют их продукты. Если эти капи­талы неравны, то их продукты будут иметь неравную стоимость, хотя бы совокупное количество труда, затраченного на продукт каждого из них, было совершенно одинаковым» (стр. 39). Итак, «после указанного обособле­ния капиталистов и рабочих меновую стоимость начинает определять ве­личина капитала, количество накопленного труда, а не — как до этого обособления — сумма накопленного и непосредственного труда, затрачен­ного на производство товара» (стр. 39—40).

Путаница г-на Торренса правомерна по отношению к абст­рактной манере рикардианцев. Сама по себе она в корне ложна. Во-первых, определение стоимости чистым рабочим временем имеет место только на основе производства [VII—39] капитала, т. е. только на основе обособления двух классов. Уравнивание цен вследствие одинаковой средней нормы прибыли — (и даже это надо понимать cum grano salis[cxix]) — не имеет ничего общего с определением стоимости, а, напротив, предполагает ее. Это место важно для того, чтобы показать путаницу рикардианцев.

Норма прибавочной стоимости, понимаемой в смысле при­были, определяется 1) величиной самой прибавочной стоимости, 2) отношением живого труда к накопленному (отношением капи­тала, затраченного на заработную плату, к капиталу, применен­ному как [постоянный] капитал). Необходимо отдельно иссле­довать обе причины, определяющие пункты первый и второй. Например, закон ренты относится к первому пункту. Пока что предположим необходимый труд как таковой, т. е. предположим, что рабочий всегда получает лишь необходимый минимум зара­ботной платы. Это предположение, разумеется, необходимо для того, чтобы установить законы прибыли, поскольку они опре­деляются не повышением и понижением заработной платы или влиянием земельной собственности. Все твердые предпосылки сами становятся текучими в ходе дальнейшего анализа. Но лишь благодаря тому, что они твердо устанавливаются в самом начале, возможен дальнейший анализ без перепутывания всего. Кроме того, практика показывает, что, например, каким бы различным ни был в разные эпохи и в разных странах стандарт необходимого труда, или как бы ни изменялась его относитель­ная величина в результате изменения цен на сырые продукты или его абсолютная и относительная величина в результате спроса и предложения труда, во всякую данную эпоху капиталу приходится рассматривать этот стандарт как некую твердую величину и оперировать им соответственно этому. Рассмотрение самих этих изменений всецело относится к главе, трактующей о наемном труде.

«Меновая стоимость определяется не абсолютными, а относительными издержками производства. Если бы издержки производства золота остались теми же, тогда как издержки производства всех прочих вещей возросли вдвое, то уменьшилась бы покупательная способность золота по отноше­нию ко всем остальным вещам; его меновая стоимость понизилась бы вдвое; и результат этого уменьшения меновой стоимости золота был бы точно та­ким же, как если бы издержки производства всех других вещей остались неизменными, в то время как издержки производства золота сократились вдвое» (Торренс, цит. соч., стр. 56—57).

Это важно для цен. Для определения стоимости это совершен­но не важно; чистая тавтология. Стоимость товара определяется количеством содержащегося в нем труда. Это значит, что товар обменивается на то же самое количество труда во всякой иной форме потребительной стоимости. Поэтому ясно, что если рабо­чее время, необходимое для производства предмета а, удвоится, то лишь половина этого предмета будет равняться его прежнему эквиваленту b. Так как эквивалентность определяется равен­ством рабочего времени или количества труда, то различие стоимостей, разумеется, определяется неравенством рабочего времени, или рабочее время есть мера стоимости.

***

«В 1826 г. различные машины, применяемые в хлопчатобумажном производстве, давали одному человеку возможность выполнять работу 150 человек. Если предположить, что в этой отрасли занято в настоящее время лишь 280 000 человек, то 50 лет тому назад там должно было бы быть занято 42 миллиона» (Hodgskin. Popular Political Economy. London, 1827, стр. 72) [Русский перевод, стр. 88J.

«Относительная стоимость драгоценных металлов в их сопоставлении с другими товарами определяет то количество металла, которое следует давать взамен других вещей; а количеством сделок купли-продажи за дан­ный период определяется количество требующихся денег, в той мере, в ка­кой деньги являются орудием купли-продажи» (там же, стр. 188) [Русский перевод, стр. 163].

«Есть много оснований полагать, что практика чеканки монет берет начало от индивидов и проводилась ими до того, как чеканка была захва­чена и монополизирована правительствами. Так в течение долгого временя обстояло дело в России (см. Шторха[68])» (там же, стр. 195, примечание) [Русский перевод, стр. 168].

Годскин иного мнения, нежели романтический Мюллер[cxx]:

«Монетный двор только чеканит то, что доставляют индивиды, весьма неблагоразумно не взимая с них при этом платы за работу по чеканке и обла­гая нацию в интересах тех, кто торгует деньгами» (там же, стр. 194) [Рус­ский перевод, стр. 167].