До тех пор, пока человек зависит от мнения других и от событий внешнего мира, он крайне уязвим и непременно не счастлив». 5 страница

Когда он уходит, всегда смотрю ему вслед. Как преданная собака, провожающая любимого хозяина. Смеюсь сама над собой: мне ли влюбиться по уши в 17-летнего мальчика! Перевидала столько мужчин и выбрала наивного школьника. Испытала столько разных оргазмов, а ласки этого юнца стали для меня воистину открытием. Озан рядом со мной даже тогда, когда находится на расстоянии десятков километров. Я чувствую тепло его дыхания на затылке. Он, в свою очередь, говорит, что в дни разлуки слышит биение моего сердца. Мы связаны – надолго ли? «Алекса, я с каждым днем сильнее ощущаю тебя. Вчера на уроке математики от возбуждения чуть не умер: явственно чувствовал на коже твои мягкие губы, хотя и сидел за партой один. Это какое-то волшебство…» Я смеюсь: «А может, вместо очередного уравнения ты подумал кое о чем другом?» Целует в кончик носа: «Я тебя люблю больше жизни. А ты?» – «Ты сам все знаешь, милый». Озан настаивает: «Нет!!! «Я тебя тоже люблю» – скажи так». Но я говорю о любви не словами, а действиями: снимаю майку, расстегиваю лифчик, ложусь на него. Жадно раздеваю. Шепчу в ухо: «Ты сводишь меня с ума». Он перебрасывает меня на спину, стаскивает футболку, забывая об ответе на важный вопрос.

Я прогуливаюсь по паромной пристани Эминёню,[56] рассматриваю облака, словно баллончиком сливок распыленные по небесно-голубой глазури. На часах 13:07. В обеденное время центр Стамбула напоминает пчелиный рой – шумный, суетливый. Люди спешат, забегают в переполненные кафешки, песня Босфора сливается со звоном посуды. Обожаю ритм Стамбула: при всей своей строгости он наделен мягкостью и сентиментальностью. В нем нет жестокой динамики Москвы…

Проголодалась. Но обедать в забитых посетителями заведениях малоприятно, лучше перекушу на улице. Взгляд останавливается на красно-желтом павильончике, где готовят потрясающую рыбу: ее прямо на глазах прохожих ловят в Босфоре, очищают, бросают на решетку, под которой дымятся угли. После пяти минут копчения рыбу вкладывают в мягкую булочку, украшают по бокам листьями салата, кусочками помидора, сладким луком, посыпают сумаком[57] или сдабривают лимонным соком – уммммм!

Сажусь на скамейку, наслаждаюсь турецким фаст-фудом, подкармливая одноглазую рыжую кошку. Она громко мяукает, отказывается от булочки, требуя кусочек рыбки с дымком. Делюсь. Уличные кошки такие же ласковые, брошенные, по нужде корыстные, как и русские проститутки здесь… В заднем кармане джинсов завибрировал мобильный – пришла эсэмэс. Я облизываю кончики пальцев, вытираю салфеткой сок помидора с ладони. Аккуратно достаю телефон. От Озана. «Ваnа kasten mi azap veriyorsun? Benim acilarım seni mutlu mu ediyor? Senin de bulunduğun о rezalet videoyu seyrettim. Bununla gurur mu duyuyorsun? Aleksa, sen kendini rezil duruma düşürüyorsun. Senden nefret ediyorum».[58] Иной реакции я и не ожидала. А как должен реагировать мужчина, обнаруживший грязное порно с участием любимой?…

Вчера, пока Озан мылся в душе, я перебросила на его мобильный видеофайл Trax_v_Stambule.3gp. Сама раскрыла карты, какими бы тяжелыми не являлись последствия. Пусть лучше я покажу это Оза-ну, чем ему это покажет кто-то чужой. Скрывать бесполезно. Темное всплывает наружу быстрее светлого. Я хочу быть открытой перед моим мальчиком, Пусть он не думает, что телом принадлежу только ему, что только он меня целует. Однажды он сам писал: «Ты – не моя, ты – всех», теперь Озан на все сто процентов убедился в этом. Я сохраняю спокойствие, но в глубине души испытываю боль. Босфор – единственный свидетель моей боли. Я не отвечаю на сообщение. А что можно ответить? Извиниться? Начиркать «я тебя люблю»? Смешно. Иногда отвечать на некоторые вопросы излишне. Ответы на некоторые вопросы известны до их появления… Закидываю мобильный в сумку. Кошка по-прежнему рядом. А у меня пропал аппетит, и я скармливаю оставшуюся рыбу обжоре: «Правильно, красотка. Запихивай в себя пищу, если даже желудок переполнен, ты же тоже не живешь одним днем. Понимаешь, что надо наесться вдоволь, завтра еды может и не быть. Знаешь, я тебе завидую: ты свободная, без документов, трахаешься по собственному желанию, любить тебе не воспрещено, добыванием денег не обременена. Здешний народ относится к вам, кошкам, с уважением, потому что много веков назад одна из вас спасла пророка. Эх, везет вам. Как там пелось в песне? Наверное, в следующей жизни я точно стану кошкой…» Собеседница моя запрыгивает ко мне на колени, облизывает подбородок, мол, не грусти, старушка, и на твоей улице будет праздник. А почему праздники нужно ждать?… Снова вибрация. Еще одна эсэмэс от Озана: «Neden cevap vermiyorsun? Neden böyle yaptin, söylesene? Neden bunu görmeme sebep oldun? Ben senden hiçbir zaman utanmadim. Ben seni önce kalben, sonra ise cismen seviyordum… Kusuruma bakma, senden birşey talep etmem de doğru değil. Mesajlarıma cevap vermeni bile. Sen – benim değilsin. Bu gün bunu anladim».[59] Снова не отвечаю. Нужно дать мальчику время: пусть переосмыслит реальность, сделает выбор. Этим поступком я не отказываюсь от Озана, а утверждаюсь в желании быть с ним. Не прятаться в пещере лжи, а быть вместе под открытым небом правды…

Я закуриваю сигарету, прощаюсь с кошкой. Расставшись со мной, она моментально находит утешение в объятиях маленькой девчушки, отщипывающей сладкую вату. Рыжая тоже не прочь полакомится десертом… Автобусом доезжаю до отеля. На часах 15:12. Нужно принять душ и отдохнуть до 6 вечера, жду в половине седьмого клиента. А вот и третья эсэмэс от Оза-на: «Neden senden vazgeçemiyorum? Neden seni unutamiyorum?».[60] Решила ответить: «Biz hep unutmak istediklerimizi zor unuturuz… Anla beni… sevgilim».[61]

В дни депрессии я погружаюсь в мир разноцветной посуды. Прячусь от вязких переживаний за плоскими тарелками, пузатыми кружками, низенькими кофейными чашками, тяжелыми салатницами. Если просыпаюсь с депрессивными симптомами, моментально собираюсь в поход. Протираю лицо ромашковым кубиком льда, небрежно закалываю спутанные волосы, надеваю топ с потертыми джинсами, вьетнамки и буквально выбегаю из отеля.

В подобные моменты наплевать мне на внешность. Важнее важного сбежать от депрессии. Не дать ей развиться. Уберечь себя, сохранив рабочий ритм… Я постоянно хожу в один центральный магазинчик, где продают неординарную посуду по скромным ценам. Продавщицей там служит коротко остриженная татарка Роза. Летом она работает в Турции, а с наступлением холодов возвращается в Баку, где ее ждут две дочери-школьницы и пожилая мать. Я восхищаюсь Розой – она с таким достоинством проживает свою нелегкую жизнь… А я? Впрочем, у каждого свой крест.

Я провожу среди фарфора и керамики более трех часов. Рассматриваю кружки с желтыми физиономиями семейки Симпсонов, пепельницы из неонового стекла, глажу шершавые бока симпатичных мисок из грубой глины. Роза демонстрирует новинки: кофейный сервиз в японском стиле, весь в цветах сакуры, и керамическую солонку в виде мальчика с футбольным мячом в руках. При виде последней мои глаза наполняются слезами. Озан! Чистый взгляд, сильные руки, выпуклый пупок, мягкий голос, сладкое дыхание, юношеская искренность – о, как я скучаю… Опустив голову, отступаю в отдел фаянса. Роза в недоумении возвращается к кассе. Я проверяю календарь в мобильном – трое суток до дня рождения моего мальчика. Неужели мы встретим его совершеннолетие в разлуке?…

Со вчерашнего дня Озан не прислал ни одного сообщения. Не могу поверить. Позвонила в службу поддержки Turkcell,[62] чтобы проверить настройки мобильного. А может, технические проблемы? Болтливая операторша убедила меня в отсутствии сбоев в настройках телефона и в сети. Значит, мой мальчик сделал выбор. Отказался от Алексы. А я-то, дурочка, поверила в другой финал… Роза упаковывает мне кружку и ту самую солонку. Плачу около 9 долларов и покидаю магазин в прежнем состоянии. Глупые проститутки верят в любовь. Мудрые проститутки верят в любовь лишь во время просмотра мелодрам… На обратном пути покупаю шампанское: поражение тоже можно отпраздновать.

Стираю из мобильного папку с эсэмэсками Озана, удаляю контакт Ozan, отключаю напоминание о дне рождения. Я хочу забыть. Не в первый раз приходится… На упаковке соли для ванны написано: «Натуральная соль с минералами бережно ухаживает за вашей кожей, избавляет от усталости, наполняет энергией Мертвого моря». А где взять соль, избавляющую от душевной тоски? Я погружаюсь в воду с головой. Пузырьки изо рта устремляются вверх. Распущенные волосы, точно водоросли, колышутся в бело-голубом пространстве. Я изо всех сил кричу под водой. Тошнота подкатывает к горлу, воздух иссякает в легких. Выныриваю и принимаюсь плакать…

Шампанское охладилось. Возвращаюсь в ванную с потной зеленой бутылкой и бокалом: откупориваю, наливаю золотистый напиток. Излишек пены течет по руке и стекает на кафель. «Поздравляю, Алекса! Новый провал в старой жизни…» Сначала пью из бокала, а потом и из горлышка. Взять себя в руки не могу: тяжелая потеря, и сама виновата, дура проклятая! Воспоминания нестерпимы: наши клубничные поцелуй. Первое признание из его уст. Горячий аромат верткого тела. Истории о бабушке Айнур. Базилик на подоконнике. А теперь следует забыть нашу мимолетную aşk hikayesi,[63] нашу короткую dolce vita. Одно мучает: как поступить с купленным в подарок футбольным мячом?…

Смесь воспоминаний с алкоголем рождает возбуждение. Соски отвердели. Дыхание участилось. Я снова чувствую ласки моего мальчика, его прикосновения. Я бы хотела еще один раз с ним, на прощанье. Чтобы сохранить в себе белоснежные сгустки его любви. Рука скользит по влагалищу… Мое тело дрожит и выгибается, а в голове всплывает фраза одного известного режиссера: «Мастурбация – это секс с человеком, которого любишь». Теперь так… Прощай, Озан. Прощай, моя dolce vita.

…34 часа без Озана. Целая вечность. Внутри у меня морозно и ветрено. Я замерзаю, кутаюсь в одеяло, прячусь от колючей вьюги. Слушала погоду: сообщили, что на улице +32. А я умираю от холода… Хаяль спала ночью на соседней подушке – отказывалась наблюдать за моими переживаниями из аквариума, когтями передних лапок царапала стекло, рвалась на волю. Все часы без Озана черепашка была со мной рядом. От еды отказывалась. Пару раз я прятала Хаяль в приоткрытом ящике тумбочки – зачем малышке видеть хозяйку с голыми мужчинами?…

…34 часа без Озана. Яркая летняя пора поблекла на глазах. Открываю гардероб, ищу любимые майки радужных цветов – для поднятия настроения. Вещи на месте, но как будто лишились красок. Поливала базилик, он тоже изменился в цвете, стал из фиолетового черным. Смотрела на солнце из окна – оно определенно побелело… Моя жизнь стала похожа на толстый фотоальбом с черно-белыми фотографиями. Все одинаковое, скучное и безразличное…

…34 часа без Озана. Страшный сон, от которого сложно очнуться. Некогда чудесное царство Морфея превратилось в темный подземный мир. Грязный, заболоченный, с гигантскими крысами. Засыпая, я перемещаюсь в это ужасающее подземелье, брожу по сырым лабиринтам испуганная, потная, почему-то босоногая. К ногам липнут прожорливые пиявки, по спине бегают мохнатые жучки, к горлу подступает что-то мерзкое, горькое. Во сне я шла в поисках дороги в Стамбул, где меня ждали Озан, Хаяль и Босфор… Странно: меня не покидала уверенность, что путь в реальность есть. И я отыщу его…

…34 часа без Озана. Без слез. Скрываю боль – Джемаль ничего не должен заподозрить, иначе я лишусь Стамбула. Следом за Озаном потерять еще и любимый город… Упаси Господи! Перечитывала последние десять страниц. Записи наполнены такой любовью к Озану – читаю и становится легче. Я прощаюсь с моим мальчиком. Хотелось бы написать ему письмо. Короткое. Может, даже эсэмэс. Поблагодарить за подаренную любовь и признаться, наконец, в любви. Но это бессмысленный поступок. Как-то слюняво это. Буду хранить это признание в душе…

…34 часа без Озана завершились совершенно внезапно. Конец моим мучениям положил эсэмэс. Когда я услышала двойной сигнал, не поверила ушам. Подумала, очередная рассылка рекламной службы Turkcell. Ошиблась! Он вернулся! Меня накрыло волной счастья – и все цвета сразу вернулись на свои места…

Я возвращалась в отель подавленная и неожиданно услышала знакомый сигнал сотового в сумке. Удивилась. Замерла. «Başini kaldir. Önüne baksana… Ben burdayim».[64] Эсэмэс пришла с номера Озана. Но впереди, кроме незнакомых прохожих, никого нет. Может, кто-то из друзей Озана решил подшутить? Иду дальше – опять сообщение: «Seni dunyada herkesden daha çok seviyorum. Senin kime ait olduğun umrumda bile değil. Seni istenilen kişiden geri kazanabilirim… Öptüm».[65] Еще раз проверила номер – да, точно Озана. И стиль похож – частые многоточия. Мой мальчик возвращается? Так повезти не может. Телефон снова запищал, еще сообщение: «Sen benim güneşimsin… Güneş olmadan hiçbir insan hayatta kalamaz… Özellikle eğer bu insan bu güneşe aşiksa… Sen çok yakindasin».[66] Я в шоке оглядываюсь вокруг. Озан, где ты? Набираю ему – как назло, закончились деньги на сим-карте. Что делать? Надо кричать. Громко звать Озана, он где-то рядом. Не важно, что Джемаль может услышать. Уже собираюсь крикнуть, как получаю четвертое сообщение: «Arkana bak. Ben güneşi görmek istiyorum…».[67] Медленно оборачиваюсь – передо мной стоит он. В десяти шагах. Между нами проходят люди. Между нами пролетают ветра. Но они нам не помеха. Мы будем вместе. Бегу к нему. Он бежит навстречу. Обнимаемся. Прыгаю на него, целую в губы: «Seni seviyorum, Ozan!».[68] Готова повторять эти слова всю жизнь…

…Тушит в сковороде мелкие перченые кусочки куриного филе, периодически подливая по столовой ложке воды. Мясо под затуманенной крышкой шипит, набухает, выпускает сок. Протыкает курятину кончиком ножа. Готово. Выпаривает воду из сковороды, добавляет четыре столовые ложки оливкового масла и стакан молотого миндаля. Тщательно мешает, прожаривает. Ближе к готовности посыпает курятину с миндалем мелко нарезанным персиком и поливает лимонным соком. Отключает плиту, плотно закрыв крышку. Устало вздыхает и, промокая салфеткой капли пота над губой, просит меня разложить приборы. Знаменитое на Востоке блюдо – куриный фисинджан – выглядит аппетитно…

Мужчина на кухне – это не только лестно, но и жутко сексуально. Пока Озан готовил ужин в честь примирения, я, нарезая салат, наблюдала за его действиями. Он стоял у плиты в одних трусах – подтянутый, смуглый, быстрый. Белые «боксерки» растягивались на аппетитной попе, немного сползали вниз, обнажая копчик. Я смотрела на моего мальчика и мысленно целовала каждую частичку его тела. Время от времени награждала Озана комплиментами. «Твоя попа – как булочка. Хочется откусить…» «Любимый, чертовски сексуально смотришься со сковородой в руках. Курица, наверное, в экстазе от твоих прикосновений…» «Эй, осторожно, не обожги своего дружка. Нам он еще понадобится…» Он смущался, корчил рожи, умоляя не отвлекать от кулинарного процесса: «Алекса, еда может обидится. Любой продукт требует к себе пристального внимания: например, курятину нельзя солить перед готовкой, только за пять минут до снятия с огня. Иначе мясо сморщивается, становится жестким». Я в восхищении: «Откуда ты этому научился? Лучше бы пошел в повара, чем в футболисты.» – «Школа бабушки Айнур. Она отлично готовила. Кстати, бабуля ела исключительно рыбу. От всех видов мяса отказывалась – в них дух измученного смертью животного. Например, коровы чувствуют смерть за несколько часов до ее наступления и страхом отравляют свое мясо. Так она говорила.

Я тоже одно время питался рыбой – долго не продержался, сил ходить на тренировки не было…» Озан часто готовит дома. «Для души. Получаю колоссальное удовольствие, будто заново рождаюсь… Для тебя, любимая, готовить особенно приятно. Вкладываю не только душу, но и всю любовь к тебе». Я подхожу к Озану, целую в губы. Ласкаю рукой «мешочек» под трусами. Уснувшая на время страсть моментально просыпается. Он срывает с меня стринги, задирает платье, укладывает на кухонный столик. Слизывает с моих пальцев капли лимонного сока, Фисинджан остывает…

Мы стали заговаривать о будущем. Как-то непроизвольно. Отныне не вспоминаем о прошлом, смотрим только вперед, Я рисую с помощью Озана картину собственного будущего. Пока не могу сказать, кто в нем будет, какой в нем буду я. Рановато. Радует, что оно хотя бы появилось… Познакомила Озана с Босфором: они столько лет прожили практически бок о бок, но до сих пор не общались. Озан, встречая Босфор, молчал. Босфор, наталкиваясь на Озана, тоже молчал.

«Друзья Алексы – мои друзья», – улыбнулся Босфор моему мальчику ободряюще: «Помню я тебя, Озан. Ты, любопытным мальчишкой, часто приходил на набережную с какой-то девочкой. Помню, как вы наблюдали за рыбаками, заглядывали в их ведра, жалея мучающихся в неволе рыбешек…» Озан закуривает. «Да, было дело. Теперь нет той беззаботности. Польшей отдалилась от дома. Эхх…» Босфор теперь обращается ко мне: «Помнишь, как на прошлой неделе приходила, просила разучить любить? Даже обиделась, когда отказал в помощи. Сейчас-то ты понимаешь, как прекрасно любить?! Береги в себе чувство». Я краснею. «Извини. Паниковала…» Босфор прикасается к нам освежающим морским бризом. Настоящий друг…

…Обнявшись, мы с Озаном сидим в кресле. Листаем кулинарную книгу: ищем легкое в приготовлении, вкусное мясное блюдо. Готовимся ко дню рождения. Я предлагаю ограничиться салатиками. «Без мяса не могу, любимая. Тренер советует есть побольше белковой пищи.

В сентябре нам предстоит игра с молодежной командой из Грузии – надо сохранять форму». Я прижимаюсь к нему: «А знаешь, меня всегда дико возбуждали футболисты. Такие дерзкие, сексуально-худощавые, с такими мужественными ногами… Судьба не зря послала мне тебя». Он спрашивает, кто из современных игроков мне нравится. «Я матчи не смотрю, но часто встречаю в журналах статьи о Матерацци. Страстный итальянец. Красивый негодяй – так я называю подобный тип мужчин…» – «А ты бы переспала с ним?» – спрашивает Озан и отворачивается. «Не переспала бы. Но сделала бы классный минет!» – смеюсь я. Он злится. «Шучу, милый, прости… У нас, Стрельцов, язык без костей…» Хмурится: «Я заметил». Я трусь носом об его небритую щеку: «Ты – самый сексуальный футболист на свете. Запомни, Озан. И вообще про Матерацци пишут, что он скрытый гей, хоть и отец троих детей…» Мой мальчик обнимает меня. «Не пори чушь! Марко настоящий мужик, великолепный игрок». Мужская солидарность…

Шопинг расслабляет кого угодно, кроме меня. Мотаться из одного магазина в другой, примерять одежду в душных кабинках, терпеть заискивающий щебет продавщиц – худшее из времяпрепровождений. Поэтому, когда нужно купить какую-либо одежду, я направляюсь в конкретный магазин, где это точно продается. Мне наплевать, что в соседнем бутике цены могут быть ниже. Зачем тратить время на копошение в тряпках, если могу посвятить его Озану или Босфору? Разумные предпочтения…

Сегодня четыре с лишним часа выбирала платье для Дня рождения моего мальчика. Носилась по «Джавахирие»,[69] презрев свое отношение к шопингу. Если любишь, забываешь обо всем, о плохом в первую очередь… Я должна выглядеть шикарно – с такой мыслью исходила все магазины центра. Не важно, какова цена у платья, лишь бы я смотрелась в нем сногсшибательно… Обходив три этажа «Джавахирие», в конце концов остановила выбор на миленьком облегающем платьице из новой коллекции Zara: черный тонкий шелк, глубокое декольте отделано алыми кружевами, спинка – нежным шифоном. Примерила, покрутилась перед зеркалом, сняла и направилась к кассе. Я уверена, Озану понравится. Выходила из магазина с темно-синим бумажным пакетом, предвкушая приближающийся праздник: всего через 48 часов моему мальчику исполнится 18… И только спустившись на этаж ниже, я поняла, насколько устала, к тому же жутко проголодалась – с утра в желудке побывала кружка яблочного чая с кусочком кадаифа.[70] Решив передохнуть, завернула в «Кентаки»,[71] соскучилась по перченым куриным крылышкам. Подкреплюсь, покурю, а потом уж в отель: сегодня вечером намечается клиент. Странно, обычно в пятницу мужчин больше, чем в воскресенье… Ничего, все равно впереди zalim akşam, он высасывает все соки…

…За соседним столиком две блондинки, рядом с ними мальчуган лет семи-восьми пьет колу. Русские. Курят тонкие «Вог». В Турции практически не курят тонкие сигареты – в основном крепкие «Мальборо»… Непроизвольно подслушала их разговор: одна рассказывает другой о том, что покупать кожаные изделия в центре Стамбула нежелательно. «Сашка говорит, здесь есть специальный район, там лучшую кожу продают. Зейтинбурну[72] вроде называется. Туда надо съездить – купим сумки, дубленочки, я еще хочу Гришке куртку присмотреть. Надо завтра утром в этот Бурну попасть. У нас вылет в воскресенье? Так, давай-ка гляну точно, в котором часу…» Мальчик, задумавшись, откидывается на спинку стула. Надувает желтый пузырь из жвачки, глазеет по сторонам. Неожиданно обращается к той, что рассказывала про Зейтинбурну: «Мам, мы скоро в Москву вернемся?» Женщина быстро отвечает, на секунду оторвавшись от обсуждения верхней одежды: «Через два дня, Влад». – «Мам, мне здесь не нравится. Я домой хочу. Здесь говорят на каком-то смешном языке». Женщина не обращает внимания.

«Мам, а в Москве никак нельзя купить эту кожу?» Блондинка прерывается, вздохнув украдкой. Берет салфетку, вытирает рот сыну. «Лучше ешь, поменьше говори. Тебе еще колы купить?» Мальчуган кивает, жвачный пузырь лопается…

Я отрываю взгляд от соотечественников, тушу сигарету. Иду к выходу. Никогда не вернусь в Москву. Я чужая и там, и здесь. Тогда каким континентам принадлежу?… Не вижу жизни вне Стамбула. Иногда, проезжая по мосту над Босфором, закрываю глаза. Стараюсь представить себя в другом городе в другое время. Например, снова в Москве. В стенах квартиры детства, в родных переулках. Безрезультатно. Сплошная темень. Открываю глаза: вокруг Стамбул. По-другому быть не может. По-другому я не хочу, чтобы было. Твоя страна там, где живет твое сердце. Мое сердце здесь навсегда. Я не ищу пути обратно: Москва – прошлое, Стамбул – настоящее. Каким будет будущее, время покажет…

…В отеле, где я живу, среди турецких телеканалов настроен один российский, «РТР Планета». Иногда включаю телевизор, натыкаюсь на родной язык, знакомые лица. Чаще попадаю на «Субботний вечер»: Басков, Киркоров, Ротару, Варум с Агутиным. Смотрю на экран, и мне кажется, что из него появляются руки, которые хотят затащить меня в прошлое. Начинаю задыхаться. Быстро нажимаю на кнопку пульта, переключаю канал. Появляется картинка с логотипом Show TV: переключаюсь с прошлого на настоящее. Надо узнать у Джемаля, как заблокировать на телевизоре отдельный канал. Боюсь возвращаться туда, откуда пришла. Туда, откуда нет дороги обратно…

Заразившись СПИДом, автоматически оказываешься в списке «бракованных». Этот безжалостный список пополняется, к счастью, не так часто. За последний год три русские проститутки в Стамбуле стали «бракованными». От них моментально отворачиваются коллеги: с «бракованными» запрещено общаться, их нельзя узнавать на улицах. Попадание в список «бракованных» – дело везения. Осторожность, презервативы – все это сказки из серии уличных плакатов типа «Скажи «нет» СПИДу». Проституток учат выживать не книги, журналы и листовки. Лучшее учебное пособие – жизнь в самых разных проявлениях…

У Лары обнаружили СПИД. Сегодня утром ее сутенер получил результаты анализа, а вечером избавился от нее. Выгнал на улицу. Кому нужна отработавшая свое симпатичная кукла? Лара просила у девочек помощи, разыскивала меня. Повезло мне задержаться в «Джавахирие». Вот дурёха. Кому нужна лишняя головная боль? Каждая за себя. Если я завтра стану «бракованной», от меня так же отвернутся, и сама Лара поступила бы аналогично… Честно говоря, мне ее жаль. Лара – хорошая девчонка, глуповатая, но с чутким сердцем. Хорошим девчонкам не везет чаще, чем плохим. Она приехала в Стамбул из Саратова: миловидная брюнетка с ясными глазами, стройная, широкоплечая, некогда подающая надежды пловчиха. Она верила, что когда-нибудь выйдет замуж за богатого турка, откроет бассейн для детей, станет тренером. Что останется Ларе теперь? «Бракованные» проститутки лишены права мечтать. Им остается жалкий осадок на дне жизни… Каждая из нас рискует оказаться в списке «бракованных». Каждая из нас раз в месяц с сутенером ездит в анонимный центр в азиатской части города сдавать кровь на ВИЧ. Мы уже перестали дергаться в ожидании результатов анализов. Если вирус не выявлен, значит, месяц удачный. Если вирус обнаружен, жизнь не удалась. Простая философия…

Сутенеры безжалостны к «бракованным» девочкам; никаких разбирательств, обвинений, избиений. В лучшем случае разрешают собрать вещи. Сутенеры зараженных «бабочек» держать не станут – слишком дорого поплатишься, если об этом узнают представители госструктур. Никакая взятка не поможет… Часть «бракованных» девочек вынуждена сниматься в турецкой «клубничке». Она круглосуточно демонстрируется по кабельным каналам Стамбула. За 40–50 лир они имитируют перед камерами бурный лесби-секс, в подвальных помещениях, на провонявших сыростью матрасах. Это для них единственная возможность заработать на лекарства… Лара грозилась покончить с жизнью, плакала, кричала, умоляла сутенера оставить ее хотя бы уборщицей… А мы обсуждаем с девочками эту историю как обычную светскую сплетню. Стали бесчувственными…

На самом деле эта история поднимает во мне целый ураган чувств. Страшно. Ведь в следующем месяце в «черном списке» могу быть я… С появлением Озана меня пугает ежемесячная сдача анализов. Каждый раз, получая распечатку с результатами, я, как будто благонравная мусульманка, молю о помощи Аллаха. Страх увидеть «+» пробирает до костей. Я не думаю о себе – думаю о нас с Озаном. Слишком дорого мне досталась любовь…

…Со вчерашнего дня настаиваю на презервативах. «Резинки» с ментоловой отдушкой единственная возможность уберечь нашу любовь. Для моих постоянных клиентов это непривычно. Многие из них стали платить больше, решив, что я настаиваю на сексе в «скафандре» из-за отсутствия дополнительных «чаевых». Я ничего не объясняю, что тут скажешь? Что любовь возродила во мне симпатию к безопасному сексу? Ей-богу, смешно. Если клиент начинает возмущаться, отвлекаю его качественным минетом. Моментально успокаивается, забыв о ненавистных «резинках»…

…Какое у нас с Озаном будущее? Сколько будет так продолжаться? Как долго я буду спать с другими мужчинами, одновременно признаваясь в любви моему мальчику? Думать об этом глупо. Все равно ничего путного на ум не приходит. Несмотря на нашу любовь, мы с Озаном живем в разных измерениях. Он – под ласковым солнышком. Я – под грозовыми тучами. В его жизни есть будущее, в моей горизонты размыты. Он здесь свой, я чужая… Прогоняю грустные мысли. Не буду портить себе настроение перед днем рождения Озана. Через 24 часа окажусь в его объятиях. Через 24 часа начнем готовить всякие вкусности, чтобы в этот вечер же их съесть…

Пора собираться на zalim akşam. Вот только согласится ли полисмен на презервативы? Вряд ли…

…В дыхании поселился хриплый свист. Легкие отяжелели, будто заполненные горячим гравием. Не могу разомкнуть глаза. Веки склеены густыми солеными слезами. Холодно, темно, сыро. Я – на дне засыхающего колодца. Где он находится? Смогут ли меня отыскать? Кто будет искать?… Сжимаю пальцы в кулаки: длинные ногти сломаны. Жаль. Я с трудом отрастила их, накануне сделала маникюр, покрасила грейп-фрутовым лаком. Теперь придется покупать накладные ногти. О чем я думаю? Алекса, лучше разберись, где ты. Голова трещит. Не могу сориентироваться. Вокруг вода. Холодная. Течет откуда-то сверху. Струя ровная, сильная. Значит надо мной кран. Шевелю ногами – резкая боль в области поясницы. Что-то острое протыкает насквозь. Царапает позвоночник. Задерживаю дыхание. Хоть бы боль прекратилась…

Зову маму. Мы всегда ищем матерей, когда нам тяжко. Вне зависимости от того, в каком возрасте находимся… Я застряла в кошмарном сне. Сейчас появится мама, включит свет в комнате, обнимет, и все ужасы исчезнут. Секунды, минуты. Она не появляется. Как же так? Мамы всегда приходят на помощь. Даже когда их нет рядом. Может, я слишком далеко? Может, ей сложно добраться до Стамбула? Кусаю от разочарования нижнюю губу. Рот наполняется кровью. Она теплая. Пресная. Легчает. Ужасно хотелось пить. Вспоминаю лицо мамы: сосредоточенный взгляд, голубые глаза, светло-коричневые веснушки, прядь русых волос на лбу. Она улыбается. Протягивает руку. Зовет к себе. Спешу очутиться в ее объятиях, бегу к маме И в двух шагах от нее проваливаюсь в черную яму. Лечу вниз. Мама смотрит сверху. Плачет…

Когда я вернусь туда, где была еще вчера (а точно ли вчера?), куплю много светильников. Разных форм. Обставлю ими комнату отеля, включу все одновременно, окунусь в желтое пространство электрического света. Больше никогда не буду спать в темных комнатах. Больше никогда не буду заниматься сексом при выключенном свете. Больше никогда не буду закрывать шторы, прячась от навязчивого летнего солнца, Навсегда избавлюсь от темноты, в вязкой трясине которой сейчас медленно лишаюсь жизни. Я готова отдать все чердачные сбережения, лишь бы сейчас зажегся свет… Когда вернусь туда, где была (а точно ли была?) еще вчера, каждое утро буду принимать солнечные ванны на чердаке. Пропитав кожу тела увлажняющим кремом, буду часами нежиться под лучами ласкового утреннего солнца. Кожа приобретет бронзовый оттенок, плечи покроются пигментными пятнами, а я не буду переживать. Наоборот. Буду радоваться тому, что расцветаю, а не гибну, как сейчас, во влажной темноте заброшенного колодца… Мама, где ты?…

Наши рекомендации