Партизанской войны
Меморандум уже два дня лежал на столе президента. Реакции на него не поступало, прогнозируемой встречи Безбашнева с младшими партнерами тоже не случилось. „Пока не случилось“, – думала Пионерогероева. После невольной своей вспышки она не возвращалась к этому вопросу, ожидая действий со стороны заказчика проекта. Сегодня вечером была назначена встреча президента с профурсетологом Правдолюбовой. Пионерогероева держала паузу.
Бывшая коллега позвонила, когда Пионерогероева направлялась домой.
– Кажется, я ему не понравилась, – грустно начала Правдолю-бова.
– Ну, в чем дело?
– Не знаю, он был очень сух и даже строг. Ничего особенно не спрашивал. Может, я где-то не попала в его ожидания. Может, не так на вопрос ответила.
Правдолюбова кратко пересказала свой разговор с Безбашневым, особенно упирая на то, что босс не радовался ее появлению, как дитя.
– Правдолюбова, ну сколько раз можно тебе повторять – ты же не золотой червонец, чтобы тебя все любили, – с досадой прокомментировала Пионерогероева эту встречу. Хотя напряг возник, еще и какой. Если ее расчеты не оправдались и Безбашнев не одобрит кандидатуру Правдолюбовой, ей придется потратить еще кучу времени на поиски другого директора профурсетинга. Но ведь работать ей, он сам сказал – набирай под себя. Так что же это за номера? В любом случае, его реакцию она узнает сегодня же.
– О чем вы договорились?
– Он сказал, что сообщит тебе свое решение. Спросил, правда, когда я выхожу на работу в проект. Ну, я сказала, что мне еще надо уволиться, отработать две недели и все такое. Он, правда, назвал мне дату через неделю. Но я скорее всего не успею, да и решение он должен мне сообщить, так ведь?
– Хорошо, я выясню.
Сразу после разговора с Правдолюбовой позвонил Безбашнев, как и ожидала Пионерогероева.
– Как впечатления? – аккуратно поинтересовалась Пионероге-роева.
– Ничего. Человек профессиональный, тебе работать, что ты меня спрашиваешь? Ты же ее лучше знаешь. Считаешь, что справится – вперед.
– Я улавливаю какие-то сомнения в вашем тоне, – не сдавалась Пионерогероева.
– Я тут подумал, сейчас если статус ей определить, не обидится она потом, если мы, к примеру, бренч-менеджера привлечем, может, даже западника какого-нибудь купим?
– А почему она должна обидеться? Она идет на позицию директора по профурсетингу, или вы считаете, что не тот уровень?
– Да нет, нормально все. А что, бренч-менеджер ниже, чем директор по профурсетингу?
– Вообще-то, да, – растерялась Пионерогероева. Она предположила, что Безбашнев не одобряет кандидатуру Правдолюбовой, но он, кажется, не разбирался в том, что такое профурсетинг. – Брен-чинг – это направление, поэтому и бренч-менеджер ниже по статусу. В некоторых компаниях бренчинг просто выводят отдельно из профурсетинга. Тогда статус равный. Но это пока не наша ситуация, у нас бренч не сформирован и ничего на сегодняшний день не стуит. Эту работу надо начинать, и привлекать сразу западника будет не очень целесообразно.
– Да, ты права. Если так, то тогда все в порядке. Раз ты считаешь, что в дальнейшем с Правдолюбовой проблем не будет, если мы ее куда-нибудь сдвинем, то начинайте.
– Я не могу ничего сказать по поводу дальнейших проблем, Джан Франкович, я не ясновидящая. Я знаю, какой у этого сотрудника потенциал и опыт. Для сегодняшних задач – это то, что необходимо. А для завтрашних… Знаете, проходит определенный этап, и некоторые люди, как ступени у ракеты, отваливаются. Так не только в работе, но и в жизни случается. Поэтому на тему „сдвигать“ – это всех касается. Если вы даете добро этому кандидату, скажите по деньгам.
– Сколько она хочет? Пионерогероева назвала сумму.
– Нормально для этой позиции, договорились. С какого числа она выйдет?
– Сначала уволится, значит, через две недели, после всех елок и праздников. Вы сообщите ей о положительном решении?
– Так ты и сообщи. Ты же руководитель проекта, к тебе сотрудник нанимается.
– А у меня приказ о назначении не подписан, да и приказа о запуске до сих пор нет…
– Слушай, Пионерогероева, не надо со мной так. Значит, завтра в десять утра придешь со всеми документами по проекту. За час мы с тобой подготовимся, а потом встретимся „на троих“ – ты, я и Бейбаклушкина. Вернее, знаешь, давай „на четверых“ – ты, я, Бейбаклушкина и Агриппина. Решение принято, зови свою Прав-долюбову – начинайте работать.
На следующее утро Пионерогероева в приподнятом настроении ожидала Безбашнева. Тот задерживался. Для госпожи Гадкоутен-ковой приглашение на саммит было большой неожиданностью, чем она и поделилась с Пионерогероевой.
– Вот уж не понимаю, что я там буду делать?
– Видимо, тебя как копординатора проекта привлекает, хочет показать, что ты в курсе происходящего.
– А вот этого мне бы и не хотелось. Я сохраняла с ней отношения только благодаря тому, что демонстрировала всяческую поддержку, и только за счет этого удавалось разруливать какие-то опасные ситуации. А теперь, когда все будет оглашено, неизвестно еще, что за реакцию выдаст наша несравненная хозяйка. Ты автоматом попадаешь в стан врага, девчонки, естественно уже в открытую обвиняются в заговоре и предательстве, а меня засвечивают с невыгодной стороны… – Гадкоутенкова сокрушалась не на шутку. Предстоящее событие ее расстроило, потому что в успех мероприятия она не верила и предполагала с момента „Х“ самое непредсказуемое развитие событий.
– Ой, Агриппина, – стала раздражаться Пионерогероева, которую жутко утомили стенания начальницы по кадрам Великой корпорации, – ну в каком таком свете ты предстанешь и почему ты полагаешь, что все всем станут врагами? Бейбаклушкина, конечно, стервозная дама, но не дура же окончательная, чтобы не понимать, на кого батон крошить. И потом, у нас с ней сложились действительно хорошие рабочие отношения, я во многом оказалась полезной, во многом приняла участие, мое присутствие не настораживает их. И могу сказать, что уже есть определенное доверие. Во всяком случае, в рамках текущей деятельности они, даже не знаю, кто в большей степени – он или она, обращаются с вопросами, прислушиваются, советуются. Явно какие-то сдвиги стали происходить.
– Да? А ты не подумала, что все это так расчудесно только потому, что ты работала по легенде? – оживилась Гадкоутенкова. – Если бы мы тебя впихнули сразу как внутреннего сотрудника, тебя бы съели. Ну, может, и не съели бы, но разложили по маленьким кусочкам.
– Подавились бы. Агриппина, я отдаю должное твоему пер-сональщицкому чутью, но тут ты зарываешься. Бейбаклушкины, конечно, наглые люди, но даже они прекрасно понимают, что на данном этапе без профессионалов не выехать. Маленькие преобразования, которые мы уже провели, их только в этом убедили. А я профессионал, ты это знаешь, и они это поняли. Так что война отменяется, недовольство будет, конечно, но не по поводу начала проекта. Если что и раздосадует исполнительного директора, так это „заспинные“ упражнения и отсутствие все это время информации о готовящемся перевороте.
– Посмотришь еще! – пообещала расстроенная Гадкоутенкова. Ей эта возня была вообще ни к чему. Но босс втягивал ее, заведомо понимая, что Бейбаклушкина вычислит роль копординатора проекта в этом деле. Вот как. Значит, нового руководителя он старательно выводит из-под удара, маскируя связанные с ней планы. А старого начальника по кадрам можно спокойно отдать на растерзание. Это положение Гадкоутенкову, мягко говоря, не устраивало, и она решила предпринять упреждающие меры.
Агриппина ненадолго исчезла, а когда появилась, Пионерогероеву пригласили в кабинет к Безбашневу.
Встреча началась с молчания. Пионерогероева вытащила все подготовленные документы и сверху положила еще одну копию меморандума. Президент долго копался в портфеле, тоже доставал какие-то бумаги, долго ждал, пока загрузится ноутбук. Потом что-то там высматривал, нажимал кнопки. Звук компьютера, выведенный на полную громкость, известил о наличии какой-то ошибки в действиях.
– А вот ты как, строгий парень! – обратился президент к виртуальному помощнику. – Чуть что не так – сразу бум в глаз! Как наша Пионерогероева, да?
Пионерогероева пропустила намек мимо.
– Я говорю, ты строгая девица, да? Чуть что не по-твоему – сразу наповал бьешь. Наезжаешь на президента, на голос берешь, даже не подумаешь, что кто-то имеет право так с президентом обращаться.
– Права имеет тот, кто их берет, нахаляву их никому не дают, – сухо отрезала Пионерогероева. „Ничего не забывает“, – подумала она, вспомнив предупреждение Гадкоутенковой.
– Да? А я ведь с тобой полностью согласен. Ты у нас будешь вторая госпожа Буйнова – железная леди в произволстве глиняных свистулек.
– Это кто? – в недоумении уставилась на президента Пионеро-героева. – Я не знаю никакой вашей Буйновой.
– Буйнова… – Президент задумчиво уставился в монитор, словно там и находился ответ для Пионерогероевой. Та тоже заглянула на всякий случай. Но про железную леди там ничего сказано не было. Безбашнев продолжил: – Понимаешь, мы с ней Крым, и Рим, и все прочие радости прошли. Ей я могу теперь, – он сделал акцент на слове „теперь“ и выдержал паузу, – доверять как себе, с закрытыми глазами.
– Про „железную леди“, надеюсь, это комплимент, а не очередная ваша уловка. Но в вашей способности доверять с закрытыми глазами позвольте усомниться. Сказали бы еще – доверяю с открытым ртом, теплыми ушами и мягким сердцем. Это не про вас. В любом случае, я – не вторая Буйнова, я – Пионерогероева и беру те права, которые мне необходимы.
– Значит, слушай, правообладательница, – строго прервал президент, – сегодня мы разберемся с матрицами по проекту и по про-изволству. Две матрицы-плана, есть они? Есть. Так, значит, сейчас мы встретимся с Бейбаклушкиной вдвоем, мне надо еще кое-какие вопросы наши решить, а потом, вечером, уже с тобой и Агриппиной. Теперь про твое поведение.
– А что с моим поведением?
– Во всем, что бы ни происходило, – президент вдруг опять заговорил с удивительной мягкостью, – как бы кто ни поступал, понимаешь, я к тебе обращаюсь искренне: ты должна действовать без воинственности и агрессии. С других позиций, понимаешь?
– Это с каких? Что-то не понимаю. То, что вы принимаете за агрессию, – всего лишь проявление настойчивости и стремления к цели. Если вы о том, что я на вас накричала…
– Нет, тут я не об этом. Ты права, ты работаешь и снимаешь все возможные препятствия. Я о другом. Даже если мои партнеры в целом ведут себя неправильно, ты не должна проявлять воинственность.
– А что я должна проявлять?
– Действовать только с позиций любви и лояльности, понимаешь?
– Отлично! Я буду действовать с позиции любви, и любви безусловной, если мои партнеры так же, как и я, станут разделять общие цели. Если они так же, как и я, захотят полюбить дело и результат, а не закулисные маневры. Если они убеждены в справедливости того, что делают, и готовы отстаивать это в открытом диалоге, а не под ковром и не в наушнике хозяина.
– Вот ты говоришь – „безусловной любви“, а уже столько условий выдвинула.
– Да, если они таковы, то моя любовь безусловна, а если это не так, я не могу относиться с любовью к людям, которые живут за чужой счет и хотят при этом выглядеть красиво. Я не хочу любить тех, кто путем разнообразных уловок приобретает место, близкое к начальственному телу. Поэтому на сегодняшний день моя любовь и лояльность только на вашей стороне. И играю я по правилам, которые предложили вы, Джан Франкович. Пока я не буду убеждена в обратном.
– Значит, и я могу лишиться твоей лояльности? Хорошо, я понял. Спасибо тебе за эти слова. Теперь послушай. Сегодня мы не будем подписывать меморандум, только ознакомимся с матрицами. Но ты должна сделать вид, что это все: вот эти бумаги и документы – видишь в первый раз.
– Это зачем? – с недоумением спросила Пионерогероева.
Недоумение прозвучало на грани неприязни, и Безбашнев это моментально уловил:
– Слушай, революционерка, я тебя хочу обезопасить. Если кто и будет плохой в этой истории, так это я. Понятно? Тебя это никак не должно касаться. Вот сейчас опять неправильно себя ведешь. На бумаги смотришь, как на родных детей. Я понимаю, что это все твоим трудом сделано, но ты должна притвориться, будто для тебя это полная неожиданность. Это сделали мы с Гадкоутенковой.
– А Гадкоутенкову не надо обезопасить, она может быть плохой?
– Вот опять! Что Гадкоутенковой-то будет? Она с Бейбаклушки-ной всегда краями, а тебе работать с произволством. Ты хочешь, чтобы Бейбаклушкина тебе устроила дебош и саботаж в одном флаконе? Она еще неизвестно как себя поведет, человек сложный. А лишних проблем нам не надо. Еще произволство остановит, нам только этого не хватало.
„Повеяло гадкоутенковскими мыслями“, – мелькнуло у Пионе-рогероевой.
– Ладно, вижу впервые, морду кирпичом, что еще надо сделать – перестать вас узнавать?
– Узнавать меня надо. Но к предложению возглавить проект ты должна отнестись скептически, понимаешь? Как будто мы тебя долго-долго уговаривали и уговорили попробовать. Поэтому для Бейбаклуш-киной ты будешь на испытательном сроке, поняла? Теперь скажи мне, что с менеджером по фигистике происходит? Что она там делает?
– А это отголоски затянувшегося конфликта. Мы договорились, что я распишу все задачи службы фигистики, чтобы у всех было полное осознание и глубокое удовлетворение на этот счет.
– Расписала?
Пионерогероева показала документ, в котором были отражены все функции и задачи по всем центрам ответственности в проекте.
– А ты блок фигистики тоже в свою матрицу проекта включила?
– А как же! На произволстве остается внутренняя фигистика, а нам – от ворот произволства – исходящая. Возглавить это, конечно, должен один руководитель. Пока Гойда на исходящей фигистике, потому что входящей просто нет, это все в руках Бейбаклушкина.
– А Гойда – руководитель? – вдруг поинтересовался Безбашнев.
– В качестве руководителя такого формата службы – нет, еще многого не хватает. Но рост у всех бывает постепенный, и только у некоторых стремительный.
– А Вострикова – директор? Ну, она артикулярным директором называется… Она – директор?
– Странные вопросы сегодня, господин Безбашнев. А вы ее кем нанимали? Директором? Значит, она директор. Сама себе, правда. Ни структуры, ни помощников, рвется между произволством, ле-пульторами, незайнерами, всё одна. Вот такой она директор.
– Вот и я про это. Какой она директор? Ладно. Вот ты опять неправильно себя ведешь. Я спросил, включена ли служба фигистики в проект, а ты давай все к себе грести. А ты должна отнекиваться и отпихивать это, чтобы мы тебя уговаривали взять в структуру проекта какую-то службу. И вот еще. Финансовый блок, отдел просчетов остается пока формально на произволстве. А реально он не будет ни там, ни там. Все пока. До встречи на легализации, руководитель великого проекта!
Обещанная встреча „на четверых“ все время откладывалась. Пионерогероева провела несколько часов в ожидании приглашения и ничего не могла делать, бесконечно вживаясь в роль скептически настроенного и с трудом уговоренного руководителя проекта. Бейбаклушкина появилась в центральном офисе и некоторое время провела с боссом в переговорной. Туда же по очереди вызывались артикулярный директор Вострикова, менеджер по фигистике Гойда, начальница по кадрам Гадкоутенкова – сначала поодиночке, а потом парами в разных сочетаниях. До Пионерогероевой в тот день очередь так и не дошла. Только совсем поздно вечером ей позвонила Вострикова и радостным голосом сообщила:
– Я не знаю, о чем они там говорили с Бейбаклушкиной вдвоем, но когда нас позвали, Бейбаклушкина была вся в слезах, а потом, когда мы вышли, они оба громко кричали. Потом опять Бейбак-лушкина была в слезах. Но ты молодец! Кажется, процесс сдвинулся с места. Мы уже думали, что всем хана. А твой директор по профур-сетингу выходит? Вот здорово!
Глава 19. В начавшейся реорганизации инструкции вредны,