Ix. сладострастники
Сейчас вслед за Дмитрием Федоровичем вбежали в залу и Григорий со
Смердяковым. Они же в сенях и боролись с ним, не впускали его (вследствие
инструкции самого Федора Павловича, данной уже несколько дней назад).
Воспользовавшись тем, что Дмитрий Федорович, ворвавшись в залу, на минуту
остановился, чтоб осмотреться. Григорий обежал стол, затворил на обе
половинки противоположные входным двери залы, ведшие во внутренние покои, и
стал пред затворенною дверью, раздвинув обе руки крестом и готовый защищать
вход так-сказать до последней капли. Увидав это, Дмитрий не вскрикнул, а
даже как бы взвизгнул и бросился на Григория.
- Значит она там! Ее спрятали там! Прочь подлец! - Он рванул было
Григория, но тот оттолкнул его. Вне себя от ярости, Дмитрий размахнулся и
изо всей силы ударил Григория. Старик рухнулся как подкошенный, а Дмитрий,
перескочив через него, вломился в дверь. Смердяков оставался в зале, на
другом конце, бледный и дрожащий, тесно прижимаясь к Федору Павловичу.
- Она здесь, - кричал Дмитрий Федорович, - я сейчас сам видел, как она
повернула к дому, только я не догнал. Где она? Где она?
Непостижимое впечатление произвел на Федора Павловича этот крик: "Она
здесь!" Весь испуг соскочил с него.
- Держи, держи его! - завопил он и ринулся вслед за Дмитрием
Федоровичем. Григорий меж тем поднялся с полу, но был еще как бы вне себя.
Иван Федорович и Алеша побежали вдогонку за отцом. В третьей комнате
послышалось, как вдруг что-то упало об пол, разбилось и зазвенело: это была
большая стеклянная ваза (не из дорогих) на мраморном пьедестале, которую,
пробегая мимо, задел Дмитрий Федорович.
- Ату его! - завопил старик. - Караул!.. Иван Федорович и Алеша
догнали-таки старика и силою воротили в залу.
- Чего гонитесь за ним! Он вас и впрямь там убьет! - гневно крикнул на
отца Иван Федорович.
- Ваничка, Лешечка, она стало быть здесь, Грушенька здесь, сам,
говорит, видел, что пробежала...
Он захлебывался. Он не ждал в этот раз Грушеньки, и вдруг известие, что
она здесь, разом вывело его из ума. Он весь дрожал, он как бы обезумел.
- Да ведь вы видели сами, что она не приходила! - кричал Иван.
- А может через тот вход?
- Да ведь он заперт, тот вход, а ключ у вас...
Дмитрий вдруг появился опять в зале. Он конечно нашел тот вход
запертым, да и действительно ключ от запертого входа был в кармане у Федора
Павловича. Все окна во всех комнатах были тоже заперты; ни откуда стало быть
не могла пройти Грушенька и ни откуда не могла выскочить.
- Держи его! - завизжал Федор Павлович, только что завидел опять
Дмитрия, - он там в спальне у меня деньги украл! - И вырвавшись от Ивана он
опять бросился на Дмитрия. Но тот поднял обе руки и вдруг схватил старика за
обе последние космы волос его, уцелевшие на висках, дернул его и с грохотом
ударил об пол. Он успел еще два или три раза ударить лежачего каблуком по
лицу. Старик пронзительно застонал. Иван Федорович, хоть и не столь сильный,
как брат Дмитрий, обхватил того руками и изо всей силы оторвал от старика.
Алеша всею своею силенкой тоже помог ему, обхватив брата спереди.
- Сумасшедший, ведь ты убил его! - крикнул Иван.
- Так ему и надо! - задыхаясь воскликнул Дмитрий. - А не убил, так еще
приду убить. Не устережете!
- Дмитрий! Иди отсюда вон сейчас! - властно вскрикнул Алеша.
- Алексей! Скажи ты мне один, тебе одному поверю: была здесь сейчас она
или не была? Я ее сам видел, как она сейчас мимо плетня из переулка в эту
сторону проскользнула. Я крикнул, она убежала...
- Клянусь тебе, она здесь не была, и никто здесь не ждал ее вовсе!
- Но я ее видел... Стало быть она... Я узнаю сейчас, где она... Прощай,
Алексей! Езопу теперь о деньгах ни слова, а к Катерине Ивановне сейчас же и
непременно: "кланяться велел, кланяться велел, кланяться! Именно кланяться и
раскланяться!" Опиши ей сцену.
Тем временем Иван и Григорий подняли старика и усадили в кресла. Лицо
его было окровавлено, но сам он был в памяти и с жадностью прислушивался к
крикам Дмитрия. Ему все еще казалось, что Грушенька вправду где-нибудь в
доме. Дмитрий Федорович ненавистно взглянул на него уходя.
- Не раскаиваюсь за твою кровь! - воскликнул он, - берегись, старик,
береги мечту, потому что и у меня мечта! Проклинаю тебя сам и отрекаюсь от
тебя совсем...
Он выбежал из комнаты.
- Она здесь, она верно здесь! Смердяков, Смердяков, - чуть слышно
хрипел старик, пальчиком маня Смердякова.
- Нет ее здесь, нет, безумный вы старик,- злобно закричал на него Иван.
- Ну, с ним обморок! Воды, полотенце! Поворачивайся, Смердяков!
Смердяков бросился за водой. Старика наконец раздели, снесли в спальню
и уложили в постель. Голову обвязали ему мокрым полотенцем. Ослабев от
коньяку, от сильных ощущений и от побоев, он мигом, только что коснулся
подушки, завел глаза и забылся. Иван Федорович и Алеша вернулись в залу.
Смердяков выносил черепки разбитой вазы, а Григорий стоял у стола, мрачно
потупившись.
- Не намочить ли и тебе голову и не лечь ли тебе тоже в постель, -
обратился к Григорию Алеша. - Мы здесь за ним посмотрим; брат ужасно больно
ударил тебя... по голове.
- Он меня дерзнул! - мрачно и раздельно произнес Григорий.
- Он и отца "дерзнул", не то что тебя! - заметил, кривя рот, Иван
Федорович.
- Я его в корыте мыл... он меня дерзнул! - повторял Григорий.
- Чорт возьми, если б я не оторвал его, пожалуй он бы так и убил. Много
ли надо Езопу? - прошептал Иван Федорович Алеше.
- Боже сохрани! - воскликнул Алеша.
- А зачем сохрани? - все тем же шопотом продолжал Иван, злобно скривив
лицо. - Один гад съест другую гадину, обоим туда и дорога!
Алеша вздрогнул.
- Я, разумеется, не дам совершиться убийству, как не дал и сейчас.
Останься тут, Алеша, я выйду походить по двору, у меня голова начала болеть.
Алеша пошел в спальню к отцу и просидел у его изголовья за ширмами
около часа. Старик вдруг открыл глаза и долго молча смотрел на Алешу, видимо
припоминая и соображая. Вдруг необыкновенное волнение изобразилось в его
лице.
- Алеша, - зашептал он опасливо, - где Иван?
- На дворе, у него голова болит. Он нас стережет.
- Подай зеркальце, вон там стоит, подай!
Алеша подал ему маленькое складное кругленькое зеркальце, стоявшее на
комоде. Старик погляделся в него: распух довольно сильно нос, и на лбу над
левою бровью был значительный багровый подтек.
- Что говорит Иван? Алеша, милый, единственный сын мой, я Ивана боюсь;
я Ивана больше, чем того, боюсь. Я только тебя одного не боюсь...
- Не бойтесь и Ивана. Иван сердится, но он вас защитит.
- Алеша, а тот-то? К Грушеньке побежал! Милый ангел, скажи правду: была
давеча Грушенька, али нет?
- Никто ее не видал. Это обман, не была!
- Ведь Митька-то на ней жениться хочет, жениться!
- Она за него не пойдет.
- Не пойдет, не пойдет, не пойдет, не пойдет, ни за что не пойдет!.. -
радостно так весь и встрепенулся старик, точно ничего ему не могли сказать в
эту минуту отраднее. В восхищении он схватил руку Алеши и крепко прижал ее к
своему сердцу. Даже слезы засветились в глазах его. - Образок-то, божией-то
матери, вот про который я давеча рассказал, возьми уж себе, унеси с собой. И
в монастырь воротиться позволяю... давеча пошутил, не сердись. Голова болит,
Алеша... Леша, утоли ты мое сердце, будь ангелом, скажи правду!
- Вы все про то, была ли она или не была? - горестно проговорил Алеша.
- Нет, нет, нет, я тебе верю, а вот что: сходи ты к Грушеньке сам, али
повидай ее как; расспроси ты ее скорей, как можно скорей, угадай ты сам
своим глазом: к кому она хочет, ко мне аль к нему? Ась? Что? Можешь, аль не
можешь?
- Коль ее увижу, то спрошу, - пробормотал было Алеша в смущении.
- Нет, она тебе не скажет, - перебил старик, - она егоза. Она тебя
целовать начнет и скажет, что за тебя хочет. Она обманщица, она бесстыдница,
нет, тебе нельзя к ней идти, нельзя!
- Да и не хорошо, батюшка, будет, не хорошо совсем.
- Куда он посылал-то тебя давеча, кричал: "сходи", когда убежал?
- К Катерине Ивановне посылал.
- За деньгами? Денег просить?
- Нет, не за деньгами.
- У него денег нет, нет ни капли. Слушай, Алеша, я полежу ночь и
обдумаю, а ты пока ступай. Может и ее встретишь... Только зайди ты ко мне
завтра наверно поутру; наверно. Я тебе завтра одно словечко такое скажу;
зайдешь?
- Зайду.
- Коль придешь, сделай вид, что сам пришел, навестить пришел. Никому не
говори, что я звал. Ивану ни слова не говори.
- Хорошо.
- Прощай, ангел, давеча ты за меня заступился, век не забуду. Я тебе
одно словечко завтра скажу... только еще подумать надо...
- А как вы теперь себя чувствуете?
- Завтра же, завтра встану и пойду, совсем здоров, совсем здоров,
совсем здоров!..
Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана на скамье у ворот: тот
сидел и вписывал что-то в свою записную книжку карандашом. Алеша передал
Ивану, что старик проснулся в памяти, а его отпустил ночевать в монастырь.
- Алеша, я с большим удовольствием встретился бы с тобой завтра поутру,
- привстав приветливо проговорил Иван, - приветливость даже совсем для Алеши
неожиданная.
- Я завтра буду у Хохлаковых, - ответил Алеша. - Я у Катерины Ивановны
может, завтра тоже буду, если теперь не застану...
- А теперь все-таки к Катерине Ивановне? Это "раскланяться-то,
раскланяться"? - улыбнулся вдруг Иван. Алеша смутился.
- Я, кажется, все понял из давешних восклицаний и кой из чего прежнего.
Дмитрий наверно просил тебя сходить к ней и передать, что он... ну... ну
одним словом, "откланивается"?
- Брат! Чем весь этот ужас кончится у отца и Дмитрия? - воскликнул
Алеша.
- Нельзя наверно угадать. Ничем может быть: расплывется дело. Эта
женщина - зверь. Во всяком случае старика надо в доме держать, а Дмитрия в
дом не пускать.
- Брат, позволь еще спросить: неужели имеет право всякий человек
решать, смотря на остальных людей: кто из них достоин жить и кто более не
достоин?
- К чему же тут вмешивать решение по достоинству? Этот вопрос всего
чаще решается в сердцах людей совсем не на основании достоинств, а по другим
причинам, гораздо более натуральным. А насчет права, так кто же не имеет
права желать?
- Не смерти же другого?
- А хотя бы даже и смерти? К чему же лгать пред собою, когда все люди
так живут, а пожалуй так и не могут иначе жить. Ты это насчет давешних моих
слов о том, что "два гада поедят друг друга"? Позволь и тебя спросить в
таком случае: считаешь ты и меня, как Дмитрия, способным пролить кровь
Езопа, ну, убить его, а?
- Что ты, Иван! Никогда и в мыслях этого у меня не было! Да и Дмитрия я
не считаю...
- Спасибо хоть за это, - усмехнулся Иван. - Знай, что я его всегда
защищу. Но в желаниях моих я оставляю за собою в данном случае полный
простор. До свидания завтра. Не осуждай и не смотри на меня, как на злодея,
- прибавил он с улыбкою.
Они крепко пожали друг другу руки, как никогда еще прежде. Алеша
почувствовал, что брат сам первый шагнул к нему шаг и что сделал он это для
чего-то, непременно с каким-то намерением.