Чем отличается негласное простое товарищество от обычного простого товарищества?
В соответствии со ст. 1054 ГК договором простого товарищества может быть предусмотрено, что его существование не раскрывается для третьих лиц. Третье лицо, вступающее в отношения с товарищем, который ведет дела негласного товарищества на основании ст. 1044 ГК, не может знать о том, что лицо, с которым оно заключает договор, является, в свою очередь, стороной в товарищеском договоре. Как следствие, лицо, заключившее договором с участником негласного товарищества, не сможет привлечь остальных товарищей к солидарной ответственности по заключенному договору. Но рассчитавшись с третьим лицом по заключенному им договору, товарищ, руководствуясь договором о совместной деятельности, участником которой он является, без всяких затруднений может переложить понесенные им в общем интересе расходы на всех товарищей. Видно, что в негласном товариществе, в отличие от гласного, гораздо четче и точнее разграничиваются внешние отношения товарищества к третьим лицам от внутренних отношений товарищей друг с другом. С внешней стороны договор простого товарищества не производит своего обычного эффекта (т.е. солидарной ответственности товарищей за сделки, совершенные одним из товарищей в рамках осуществления совместной деятельности). С внутренней же стороны негласное товарищество ничем не отличается от обычного простого товарищества - все доходы и убытки распределяются между товарищами в соответствии с договоренностями между ними либо (если таковые отсутствуют) пропорционально вкладам товарищей в общее дело.
По одному из дел истец предъявил иск к покупателю о взыскании стоимости поставленного товара. В ходе судебного разбирательства истец узнал о том, что ответчик, приобретая у него товар, действовал в качестве товарища по договору простого товарищества. Истцом было предъявлено дополнительное требование к другому товарищу о взыскании стоимости цены проданного товара. При этом истец полагал, что оба ответчика должны как товарищи нести солидарную ответственность по общим долгам. Суд установил, что о договоре товарищества истец узнал не в момент совершения сделки, а именно в ходе судебного разбирательства, т.е. договор простого товарищества, заключенный между ответчиками, был для него негласным. Поскольку контрагент товарища, состоящего в негласном товариществе, не знает и не может знать о факте существования договора товарищества, он не вправе рассчитывать на солидарную ответственность товарищей по совершенной сделке. По сделкам, совершенным отдельными участниками негласного товарищества, совершившие их товарищи отвечают самостоятельно (см. постановления ФАС СКО от 30.06.2004 N Ф08-2750/04, ФАС УО от 10.10.2000 N Ф09-1490/2000ГК).
Глава 56. Публичное обещание награды (ст. 1055-1056)
Общие замечания
1. Судебной или арбитражной практики применения норм гл. 56 ГК (о публичном обещании награды), достойной научного комментария, нам не встретилось. Ссылки судебных актов на эти нормы весьма немногочисленны и являют собой, главным образом, примеры недоразумений*(809). Трудно судить о причинах такого положения вещей, в особенности на фоне той широкой распространенности и популярности, которую сегодня имеют публичные объявления о наградах, исходящие от граждан; с объявлениями типа "Пропала собака такая-то; нашедшего прошу вернуть; вознаграждение гарантируется" мало кто не сталкивался. С известной долей вероятности можем предположить, что все дело - в специфике той "юридической ниши", которая известна под именем публичного обещания награды. Специфика эта заключается в следующем.
С одной стороны, публичное обещание награды является институтом значительно менее гибким, чем институт публичного конкурса, содержательной и систематической предтечей которого он служит*(810). Публичное обещание награды предполагает точную объективную (нередко - и индивидуальную) определенность действия, за совершение которого обещается награда. В то время как действие, являющееся предметом совершения в рамках публичного конкурса, всегда может (да и должно) быть совершено несколькими различными лицами, дабы организатор конкурса мог выбрать лучшее из них (руководствуясь, между прочим, и своими волюнтаристскими предпочтениями), действие, за которое обещается награда, всегда является точно определенным. Вопрос о том, платить или не платить публично обещанную награду, таким образом, решается без той доли субъективизма, которая характеризует процесс оценки действий, совершенных в рамках публичного конкурса. В тех же случаях, когда действие, за которое обещана награда, таково, что может быть совершено только одним лицом, вопрос о его оценке вообще стоять не может - действие либо совершено (и тогда награда должна быть уплачена), либо нет. Таковы, например, действия, направленные на обнаружение и доставление владельцам потерянных ими индивидуально-определенных вещей (часов, мобильного телефона, собаки и т.д.): коль скоро потеряна одна вещь, то и найти ее (как и доставить владельцу) может только одно лицо*(811).
С другой стороны, оставляет желать много лучшего логика норм п. 5 ст. 1055 ГК, регулирующей ситуацию, в которой подлежащее вознаграждению действие было совершено несколькими лицами. Абзац 1 этой нормы постановляет, что награду придется платить не тому, кто совершил лучшее из действий (как в публичном конкурсе), но лишь тому, кто подлежащее вознаграждению действие совершил первым; абз. 2 уточняет, что если этого установить невозможно или действия были совершены одновременно, то награда делится поровну между всеми, совершившими действие. Но справедливо ли это? Представим себе следующую ситуацию: правоохранительные органы публично обещают награду за сообщение сведений о лицах, разыскиваемых в качестве подозреваемых в совершении преступления. Допустим, с информацией соответствующего рода обратились независимо друг от друга и в разное время десять различных граждан; сведения, предоставленные тремя из них, действительно способствовали поимке разыскиваемых. Кому из этих трех соискателей платить награду? Следуя абз. 1 п. 5 ст. 1055 ГК - первому из трех сообщивших, но почему же именно ему? Вопрос особенно обостряется в ситуации, когда такие сведения сами по себе (без дополнительных сведений, сообщенных двумя другими гражданами) так и не позволили бы задержать подозреваемых. Следуя абз. 2 п. 5 ст. 1055 ГК, награду нужно было бы поделить на три равные части; ясно, однако, что применять эту норму нет никаких оснований (сообщения-то поступили в разное время*(812)) и, кроме того, ни один из трех граждан не сможет уяснить себе, почему же ему платится вознаграждение втрое меньшего размера, чем публично объявленный. Ссылка лица, объявившего награду, на свои отношения с двумя другими гражданами, также совершившими подлежащее вознаграждению действие, не может быть принята ни одним из третьих граждан как не принимающим никакого участия в такого рода отношениях. Приведенный пример имеет только одно решение, не оставляющее сомнения в своей юридической основательности и справедливости: в случае совершения нескольких действий, каждое из которых отвечает признакам того, за которое была публично обещана награда, такая награда должна быть выплачена (выдана) каждому, совершившему такое действие. Нормы ГК говорят об одном, а логика и справедливость - совершенно об ином. И если абз. 2 п. 5 ст. 1055 ГК (о долевом распределении награды между несколькими ее соискателями) еще может иметь какое-то применение*(813), то подыскать случай, в котором следовало бы применить абз. 1 п. 5 этой статьи (о праве первенства), мы затрудняемся.
Таким образом, можно предположить, что высокая степень императивности ключевых норм, составляющих институт публичного обещания награды, в соединении с их не вполне понятной логикой, да еще и на фоне существования конкурирующего института публичного конкурса (значительно более гибкого и логичного), является основным препятствием в широком распространении практики применения института публичного обещания награды в отношениях с участием юридических лиц*(814). Отсутствие сведений о судебных спорах с участием публично объявивших награду граждан объясняется, на наш взгляд, еще и тем, что с данными отношениями далеко не всегда связываются юридические последствия; кроме того, в средствах массовой информации периодически появляются сообщения об использовании института публичного обещания награды при различного рода злоупотреблениях*(815). Если ко всему этому добавить 1) не только не вполне выясненный, но и не вполне поставленный в литературе вопрос о соотношении заранее не обещанного вознаграждаемого действия (п. 4 ст. 1055 ГК) с действием, совершенным в чужом интересе без поручения (гл. 50 ГК); 2) необходимость уплаты получателями публично обещанных наград налогов (подоходного или на прибыль) с полной суммы (стоимости) полученной награды (без возможности уменьшения налогооблагаемой базы даже на сумму расходов, понесенных в связи с совершением вознаграждаемого действия) - станет вполне понятным, почему применения данного института стараются избегать.
2. Отдельный вопрос касается гражданско-правовой природы действия, именуемого публичным обещанием награды. В учебной литературе обязательства по выплате (выдаче) публично обещанной награды обыкновенно относят к числу обязательств из односторонних действий; иногда уточняют, что речь идет об односторонней сделке*(816). В действительности публичное обещание награды само по себе никаких обязательств не создает. В первую очередь обращает на себя внимание п. 1 ст. 1056 ГК, позволяющий лицу, публично пообещавшему награду, публично же и по-прежнему односторонним образом отменить это свое обещание до тех пор, пока кто-нибудь на него не отозвался*(817) (исключение составляет обещание, содержащее условие о сроке совершения действия (его нельзя отменить до окончания этого срока), а также обещание, прямо или косвенно обозначенное как безотзывное (его отменить вообще нельзя)). Ясно, что действие, которое может быть отменено в одностороннем порядке совершившим его лицом, не может представлять собой односторонней сделки; лишь обещание безотзывного характера (срочно- или бессрочно-безотзывного - неважно) можно считать создающим определенные правовые последствия. Какие? Подобные тому состоянию связанности, в котором пребывает лицо, сделавшее оферту (п. 2 ст. 435 ГК): как последнее связано бременем ожидания акцепта, производящего договорно-правовые последствия уже независимо от воли и желания оферента, точно так же и лицо, пообещавшее награду публичным и безотзывным образом, связано необходимостью ожидания отзыва (отзывов) на свое объявление. Но даже такие (срочно- и бессрочно-безотзывные) публичные обещания награды все равно не могут быть квалифицированы как обязательственные односторонние сделки, поскольку возникновение обязательств немыслимо без точного определения личности кредитора. А это определение становится возможным не ранее совершения кем-нибудь действия, объявленного вознаграждаемым, а практически - не ранее, чем найдется хотя бы одно лицо, отозвавшееся на обещание. Если такого лица вовсе не появится (например, будет обещано вознаграждение за потерянную вещь, которая впоследствии будет найдена тем самым лицом, которое сделало публичное обещание, или вещь, которую объявивший награду считает потерянной, но которая на самом деле погибла), то и никакого обязательства из публичного обещания никогда не возникнет. Односторонние сделки, как известно, характеризуются тем, что создают правоотношения при условии простого восприятия конкретным лицом волеизъявления субъекта, совершающего сделку. В случае с публичным обещанием награды, во-первых, отсутствует заранее определенное лицо, к которому обращено публичное обещание, а во-вторых, простого восприятия кем-либо публичного обещания для создания гражданско-правовых последствий далеко недостаточно.
Обязательство выплаты или выдачи публично обещанной награды возникает не из самого ее обещания, но из сложного юридического состава, в который, помимо самого публичного обещания (факт N 1), включаются также такие факты, как совершение вознаграждаемого действия кем-либо, кроме лица, объявившего о награде (2) и заявление (3) о таковом совершившим действие лицом субъекту, публично обещавшему награду (отзывом на публичное обещание). Естественно, факт немыслим без предварительного восприятия сделанного публичного обещания по крайней мере одним лицом (N); если обещание награды будет сделано столь неудачно, что о нем никто не узнает, на него просто никто не сможет отзываться, хотя бы требуемое действие и было бы совершено. Когда именно заинтересованное лицо узнает о публичном обещании - до или после совершения вознаграждаемого действия - юридического значения не имеет: согласно п. 4 ст. 1055 ГК публично обещанная награда подлежит выплате "...независимо от того, совершено ли соответствующее действие в связи со сделанным объявлением или независимо от него". Незначимым, стало быть, является и вопрос о том, как время публичного обещания соотносится с временем совершения вознаграждаемого действия: обычно, конечно, сначала объявляется награда, а потом совершается действие, но нет ничего невозможного и в другой ситуации - сначала совершается действие, а затем за него объявляется награда (в этом последнем случае узнать о награде можно, естественно, только после совершения искомого действия).
Коротко говоря, в основании обязательства выплаты публично обещанной награды может лежать один из трех следующих юридических составов:
(1) + (N) + (2) + (3)*(818), либо
(1) + (2) + (N) + (3)*(819), либо
(2) + (1) + (N) + (3)*(820).
Может быть, было бы неправильно подходить к понятию сделки (односторонней сделки) столь ограничительно, чтобы видеть в ней действие, не только направленное, но и непосредственно (вне связи с другими фактами) порождающее правовые последствия. Если допустить, что сделки порождают правовые последствия не только сами по себе, но и в соединении с другими юридическими фактами (И.Б. Новицкий)*(821), то в публичном обещании награды действительно возможно увидеть одностороннюю сделку. Совершение действия, подлежащего вознаграждению, становится в таком случае юридическим поступком, а отзыв на обещание - еще одной односторонней сделкой.
3. Такова общая конструкция. Из нее, однако, значительно выделяется случай, когда награждаемое действие совершается именно в свете воспринятого публичного обещания награды ради получения таковой (первый случай из трех по нашему перечню). Ознакомившись со сделанным публичным обещанием, заинтересованное в получении награды лицо предпринимает какие-то усилия для совершения требуемого действия; в результате действие и в самом деле успешно совершается (обнаруживается вещь, добывается информация и т.д.). Не имеем ли мы здесь дело с заключением договора путем акцепта предложения, чрезвычайно напоминающего публичную оферту (п. 2 ст. 437 ГК), конклюдентными действиями (п. 3 ст. 438 ГК)?
Конечно, публичная оферта в традиционном смысле этого слова предназначена для обслуживания предпринимательской деятельности по продаже товаров, производству работ или оказанию услуг неопределенному кругу лиц, т.е. применяется в совершенно иной сфере. Лицо, объявляющее награду, ничего подобного не предлагает; скорее, наоборот - оно запрашивает от неопределенно широкого круга лиц совершения какого-либо действия (предоставления вещи, выполнения работы или оказания услуги). В этом смысле публичное обещание награды не просто не совпадает с публичной офертой, но и прямо ей противоположно. Но сколь очевидна разница в областях применения данных институтов, столь же очевидно и их ближайшее содержательное родство: и публичная оферта, и публичное обещание награды 1) адресуются неопределенному кругу лиц, 2) они должны содержать определенные законом условия, и 3) данные акты (главное!) выражают волю сделавших их лиц считать себя связанными относительными правоотношениями с любым, кто отзовется (акцептует публичную оферту или отзовется на публичное обещание)*(822). Поразительно сходство терминологии ст. 1056 с п. 2 ст. 437 ГК: оказывается, на публичную оферту (как и на публичное обещание награды) тоже отзываются! Не имеют ли публичная оферта и публичное обещание награды какого-нибудь общего "восходящего родственника" (родового обобщающего понятия), вроде публичного или безадресного действия? Нечто подобное мы имеем также в случаях с рекламой, газетными объявлениями о покупке, продаже, найме, поиске работы, словом, со всеми случаями приглашений делать оферты (п. 1 ст. 437 ГК), с безадресным отказом от права собственности - депроприацией (ст. 225, 226, 236), а также безадресным отказом от наследства, непринятием наследства (п. 1 ст. 1157, п. 1 ст. 1161) и модусами - завещательными возложениями (ст. 1139). Некоторое сходство с такими действиями обнаруживают и некоторые корпоративные акты, которые распространяют свою силу хотя и по отношению к ограниченному, но не раз и навсегда определенному, более или менее широкому кругу лиц. Все эти соображения изложены нами как факторы, требующие, по крайней мере, безусловного внимания со стороны господствующей теории юридических фактов.
Что же касается вопроса о договорной основе совершения вознаграждаемого действия, то основательность его постановки становится особенно очевидной в том случае, когда награда обещается частным порядком, т.е. заинтересованное лицо предлагает кому-либо совершить для него определенное действие за вознаграждение - что это как не предложение заключить договор возмездного оказания услуг? Если верно, что оно может быть акцептовано конклюдентными действиями (фактическим оказанием таких услуг, не влекущих возникновения обязательств по их оказанию, но порождающих обязательство их оплаты), то почему можно было бы заведомо отвергнуть договорное происхождение точно такого же по содержанию обязательства (обязательства уплаты), "завязкой" которого стала не обыкновенная оферта, а публичное обещание уплаты? На наш взгляд, таких причин нет. "Договорное" впечатление особенно усиливается на фоне п. 2 ст. 1055 ГК, позволяющего лицу, отозвавшемуся на публичное обещание награды, требовать письменного подтверждения такого обещания с возложением на него неблагоприятных последствий на тот случай, если такое требование им предъявлено не будет. Письменное подтверждение обещания дается уже конкретному лицу, т.е. точно так же, как делается обыкновенная классическая оферта - предложение заключить договор. Усугубляется оно и п. 3 ст. 1055, согласно которому именно соглашение сторон (лица, давшего публичное обещание награды, и лица, отозвавшегося на него) может быть основанием возникновения обязанности выплатить награду определенного размера.
4. Для того чтобы обещание награды могло породить юридические последствия, оно должно соответствовать определенным условиям.
Во-первых, оно должно быть публичным, т.е. должно делаться таким образом, чтобы могло быть воспринято неопределенно широким кругом лиц (опубликовано или иным образом обнародовано) и не иметь конкретного адресата (адресатов). Вопрос о том, какому количеству субъектов объявление стало известно, имеет значение только в свете перспективы его успешности: чем меньшее число лиц реально с объявлением ознакомится - тем меньше вероятности на осуществление вознаграждаемого (ожидаемого) действия. Для юридической силы обещания важна не действительная, а потенциальная доступность обещания для неопределенно широкого круга лиц. При этом не идет речь о том, что награждаемое действие должно быть таким, которое может совершить всякий и каждый - вполне допустимо (и даже естественно!) сообразное случаю ограничение круга адресатов обещания некоторыми родовыми признаками (объявления типа "Очевидцев дорожно-транспортного происшествия такого-то просьба откликнуться..." и т.д.).
Во-вторых, публичное обещание награды должно позволять установить личность того, кто его сделал - кто обещал награду (п. 2 ст. 1055 ГК). Необходимость этого предписания вполне очевидна: без его соблюдения невозможно будет определить должника по обязательству выплаты (выдачи) награды, если таковое возникнет. Обыкновенно определенность обязанного субъекта достигается его подписью (автографом); в то же время публичные объявления о награде если и подписываются, то, как правило, не автографом, а указанием имени (фамилии, имени и отчества) либо даже просто контактных данных - телефонов или электронной почты. Во имя достижения такой определенности, которая была бы достаточна с гражданско-правовой точки зрения, п. 2 ст. 1055 ГК предлагает лицу, отозвавшемуся на публичное обещание, заручаться письменным (подписанным) подтверждением обещанной награды.
Затем, в-третьих, публичное обещание награды должно быть определенным (конкретным) в части своего содержания, т.е. с достаточной степенью определенности характеризовать то действие, за совершение которого обещается награда. Спор по вопросу о том, соответствует ли фактически совершенное действие признакам того, за которое была обещана награда, разрешается судом (п. 6 ст. 1055 ГК).
В-четвертых, публичное обещание награды должно быть определенным в части намерения, т.е. определенно свидетельствовать о готовности лица, сделавшего обещание, считать себя связанным обязательством выплаты (выдачи) определенной награды при наступлении указанного в обещании условия. И это требование вполне вытекает из общих положений обязательственного права, точнее сказать, из сути понятия обязательства как права кредитора требовать от должника совершения определенного действия (п. 1 ст. 307 ГК). Судя по примерному перечню тех действий, которые могут составлять содержание обязательства и который приведен в этой норме ГК, под действие его гл. 56 подпадают лишь обещания совершить такие действия, имеющие целью удовлетворение имущественного интереса.
В свете сказанного выглядит несколько странным предписание п. 3 ст. 1055 ГК, из которого следует, что публичное обещание награды может вовсе не содержать указания на ее размер, который в таком случае определяется по соглашению лица, совершившего требуемое действие, с лицом, обещавшим награду, а в случае спора - судом. Во имя предупреждения возникновения такого спора, а также для ограничения размера собственной ответственности на случай отмены сделанного обещания (см. п. 2 ст. 1056 ГК) размер обещаемой награды указывать все-таки весьма желательно.
Наконец, в-пятых, действие, публично объявленное вознаграждаемым, должно быть таким, чтобы его можно было совершить как в связи со сделанным объявлением, так и независимо от него (п. 4 ст. 1055 ГК).
Глава 57. Публичный конкурс (ст. 1057-1061)