Истерические личности

И в каждом начале живет волшебство...

Гессе

Очарование нового, неизведанного, манящего давно известно; радость риска в такой же степени присуща нашему существованию, как жажда вечности и по­требность в. безопасности. Авантюризм живет в нас, далекие страны привлекают; нам в равной степени свойственны тоска по дому и тяга к путешествиям, страстное желание интимных впечатлений и пережи­ваний, которые ломают рамки привычных представ­лений, обогащает нас, новые стороны бытия привле­кают и манят.

Мы ищем встреч с новыми людьми, мы торопимся использовать и исчерпать все возможнос­ти нашей жизни, расширить, обогатить и осмыслить новые встречи. В связи со сказанным переходим к описанию чет­вертой и последней основной формы страха — страха перед окончательностью, перед необходимостью и ограниченностью нашего стремления к свободе. Если личность с навязчивым развитием боится изменений, свободы и риска, то, приступая к описанию личнос­тей с истерической структурой, мы отмечаем у них нечто совершенно противоположное.

Они явно стре­мятся к переменам и свободе, жаждут всего нового и рискованного, перед ними открыты шансы и возмож­ности будущего. Они боятся всяких ограничений, тра­диций, закономерностей и порядка, которые так зна­чимы для лиц с навязчивым развитием. Вспомним поговорки и пословицы, отражающие сущность этих людей: они живут по принципу “einmal ist keinmal” — “один раз не в счет”, что означает отказ от привязанностей и обязанностей, от каких-либо претензий на неизменность действительности, на веч­ность.

Прошлое уже прошло и больше их не интересу­ет. Оно имеет для них относительный интерес и не­сравнимо с красочным и живым настоящим; главным и важным для них является “сейчас”, мгновение. Ла­тинская поговорка “сагре diem” или ее немецкий эк­вивалент “nutze die Gelegenheit” — “пользуйся случа­ем”, быть может, больше всего для них подходит. Прошлое прошло и не интересует их более; будущее есть поле для возможного, однако они, по существу, ничего не планируют, так как это было бы связано с традициями и установками.

Для них важно лишь то, что для них открыто и им является; они всегда готовы освободиться от данности, от сложившихся обстоя­тельств. Рассмотрим снова, в рамках приведенных во вве­дении аллегорий, ситуацию, при которой центростремительные силы взаимосвязи и концентрации ослаб­ляются и высвобождаются и когда преобладают про­тивоположные, центробежные силы, являющиеся источником устремленности к новому центру внима­ния. Это означает, что они живут от мгновения к мгно­вению, без четких планов и целей, в ожидании ново­го, в жажде новых раздражителей, впечатлений и авантюр, находясь во власти соблазна господствую­щих в данный момент впечатлений и желаний, исхо­дящих как от внешних, так и от внутренних источни­ков.

Прежде всего, они нуждаются в чувстве свободы, в связи с чем испытывают страх перед порядком, ус­тановленными законом положениями, которые они связывают с невозможностью уклониться от обязан­ностей и установок Действующие повсеместно и связанные с соблю­дением порядка положения они воспринимают, как правило, в аспекте ограничения свободы и по воз­можности уклоняются от их выполнения. Их стремле­ние к свободе это, по преимуществу, стремление к свободе от чего-то, а не для чего-то. Что же происходит, если действующие правила игры в межчеловеческих отношениях и естественный и необходимый для жизни порядок не воспринима­ются? В этом случае люди живут в мире, где законы и положения гибки, как каучук, где все уступает желае­мому и любимому в данный момент, где порядок не воспринимается всерьез, так как постоянна только изменчивость.

В каждой жизненной ситуации они ищут лазейку, для того чтобы в своем поведении уклониться от при­нятого порядка и последовательности Законы каузаль­ности, т. е взаимосвязь между причиной и следствием, столь необходимые при столкновении с физической природой, они не готовы применять и использовать; для них действительно лишь то, что применимо здесь и сейчас. Естественно, в большинстве своем они боятся и, по возможности, избегают жестко установленных гра­ниц и ограничений — даже биологических даннос­тей, при которых необходимо быть либо мужчиной, либо женщиной, возрастных определений, упомина­ний о неизбежности смерти. Они стремятся играть все роли, которые предусмотрены в человеческом кол­лективе, и избегают всяческих предписаний и зако­ноположений.

Резюмируя, можно сказать, что их стра­шит в жизни и окружающей среде все то, что свидетельствует об ограниченности и неизбежности, все то, что мы обозначаем и поддерживаем как реаль­ность. Однако мы приспосабливаемся к миру фактов и принуждены воспринимать, понимать и усваивать нашу зависимость от законов жизни. Эту реальность, которая дает нам право не обра­щать внимания на случайные, мелочные проблемы, личности с истерическим развитием не признают и пытаются разрушить.

Тем самым они обретают для себя призрачную свободу, которая со временем становит­ся все более опасной, так как они предпочитают жить в иллюзорном мире, где реальность не ограничивает их фантазию, возможности и желания. Они все более и более погружаются в псевдореальность, в “ложную действительность”. Однако чем больше мы отдаляем­ся от реальности, чем больше возрастает степень на­шей кажущейся свободы, тем меньше мы ориентиру­емся в “действительной действительности” и тем меньше учитываем ее в своем поведении. Это приво­дит к тому, что попытки связаться с реальностью ста­новятся все более неудачными, приводят к разочаро­ваниям и возвращают этих людей назад в мир жела­ний.

При этом пропасть между желаемым и действи­тельным растет, и это является настоящим порочным кругом для лиц с истерической личностной структу­рой. Рассмотрим более подробно аспект псевдо действительности. Реальность нашего существования основа­на на уже упоминавшемся законе взаимосвязи при­чины и следствия, действия и последствия. Это приводит нас к закономерностям, которыми мы не можем пренебрегать безнаказанно. Испытывая чувство, что этот закон причинности ограничивает их возмож­ности и принуждает к выстраиванию последователь­ности своих действий и само отказу, личности с исте­рическим развитием уклоняются от его выполнения, прибегая к “страусиной политике”.

Они действуют так, как будто причинности не существует. Одержимые доминирующими в настоящее время желаниями, не принимая во внимание последствия этих желаний и не пытаясь проверить их реалистичность, они живут по принципу “после нас хоть потоп”. Они наивно по­лагают, что и принципы причинности, и их по­следствия не имеют влияния на текущие события или, по крайней мере, не имеют прямого отношения к данной ситуации. Будучи зависимыми от своих жела­ний и от того, что производит на них сиюминутное впечатление, они пренебрегают возможными послед­ствиями и находятся под суггестивным влиянием своих желаний, думая о причинах и следствиях только по­том. Приведем пример, объясняющий сказанное.

Школьный класс добровольно решил продавать знач­ки. Каждый школьник получил ведомость, в которой регистрировались число проданных значков и получен­ная сумма (предназначенная для общих нужд класса) 13-летняя Инга обладала таким особым шармом, была столь непринужденной и с такой очаровательной улыб­ кой общалась со сверстниками, что ни у кого не хвата­ло духа оборвать ее или сделать ей какое-либо замеча­ние В течение короткого времени она распродала значки. Но после этого у нее возникло интенсивное желание доставить себе удовольствие — она почувствовала вне­запное и непреодолимое влечение к чему-то сладкому. Инга была прилежной ученицей и вполне могла заслу­жить сладкую награду Одновременно у нее возникло искушение использовать для себя вырученные за знач­ки деньги — ведь они предоставляют столько возмож­ностей! О происхождении этих денег и цели, для кото­рой они предназначались, она больше не думала — в этот момент они принадлежали ей Не откладывая свои желания, она потратила деньги на любимые сладости — для таких личностей характерны неясные представле­ния о “каком-то порядке”; они одержимы собственны­ ми потребностями, подлежащими немедленному удов­летворению.

Данный пример иллюстрирует, прежде всего, ис­терические личностные особенности, заключающие­ся в склонности к быстрому и бездумному реагирова­нию, нежелании и неспособности сдерживать свои потребности. Каждое побуждение, каждое желание требуют немедленного удовлетворения; ожидание для них непереносимо. Их легко обольстить, так как они не могут противостоять искушению.

В тот же день ведомости и деньги нужно было сдать в школу. Что делать? Инга пришла к учительнице и по­ просила дать ей побольше значков, так как она хочет побольше продать и отдать вырученные деньги вместе с полученными раньше, которые она оставила дома (придумывание предлогов и даже ложь в качестве оп­равдания своей слабости каждый раз выглядит весьма правдоподобно). Она получила новые значки и на этот раз выиграла время — произошло чудо, ситуация бла­гополучно разрешилась (такой выигрыш времени за счет раздачи обещаний также достаточно типичен).

К вечеру наступил последний срок сбора денег. Ей пришла в го­ лову, как ей показалось, блестящая идея. она зашла к соседке по дому и попросила у нее взаймы до следую­щего утра недостающую сумму денег - ей необходимо срочно приобрести пару школьных тетрадей, а мама пошла к подруге и в данный момент недоступна. Инга получила необходимую ей сумму денег, снова выигра­ла время и возможность реализации нового “чуда” и опять попала в такое же положение, когда нужно отда­вать деньги в полном объеме. О соседке и о своем долге ей она тотчас же забыла с тайной надеждой, что сосед­ка, так же как и она сама, не будет вспоминать об “этой несчастной паре пфеннингов”.

Такие необоснованные ожидания чудесного избав­ления от затруднительных положений у истерических личностей чрезвычайно развиты, они удивляют сво­ей наивностью и искренне верят в то, что их требова­ния и желания заменяют действительность, действуя по принципу “was ich nicht weip, macht mich nicht heip” — “чего не знаю, о том не вспоминаю”. Ведь, в конечном счете, каждый человек может что-то забыть...

Тут действует известный феномен замещения, в со­ответствии с которым то, что она хотела бы забыть (т. е. денежный долг), она хотела бы перенести на сосед­ку, которая из-за малой суммы долга могла бы забыть о нем и тем самым легализовать нежелание девочки отдать его, хотя она, конечно, готова его вернуть (где и когда — в данный момент ее не интересует).

Прежде чем вернуть деньги, она должна предупредить сосед­ку, выдумав правдоподобные обстоятельства, кото­рые могли бы ее извинить. Возможно, соседка забудет о долге — ведь для нее это маленькая сумма, — если я буду оказывать ей некоторые услуги. Или, может быть, я внезапно получу от кого-нибудь деньги в подарок? А вдруг кто-нибудь выручит меня в порядке взаимопомощи? “Kommt Zeit, kommt Rat” дает”, “придет беда — купишь ума”.

Через несколько дней соседка попросила мать Инги вернуть ей всю сумму, сказав при этом, что долг не был отдан ей вовремя. Неспособность Инги отказаться от немедленного удовлетворения своих желаний при­ вела к целой цепи неприятных последствий, так что кратковременное удовольствие оказалось для девочки слишком дорогим.

Данный пример во многих отношениях показате­лен и характерен; он иллюстрирует целый ряд типич­ных истерических образцов поведения: одержимость желаниями с влечением к их немедленному удовлет­ворению, при котором бросающееся в глаза заменяет обдумывание, ирреальные установки заставляют пре­небрегать логичностью и последовательностью своих действий, происходящее оценивается произвольно, с надеждой на чудо, на счастливый случай, возможные последствия своих действий вытесняются и отвергают­ся, так что приходится все время латать дыры, нанесен­ные при столкновении с действительностью, с помо­щью лживых “историй”, заменяющих истинные собы­тия; предаются забвению неприятные случаи и происшествия, связанные, прежде всего, с чувством соб­ственной вины или неправоты; и, в конце концов, про­исходит отрицание неудобной или неприятной необхо­димости нести ответ за свое поведение или уклонение от такой необходимости.

К этим людям особенно при­менимо выражение Ницше: “„Я это сделал", — говорит моя память. „Я не мог этого сделать", — говорит моя гордость и остается неумолимой. И память уступает”. С такой же легкостью обращаются истерики и с другими реальностями, а также со временем.

Пункту­альность, планирование своего времени и его распре­деление для них тягостны и непереносимы; они не­редко расценивают эти качества у других людей как мелочность. Или возьмем такую биологическую реальность, как наша зависимость от половой принадлежности, от процесса созревания и от возраста.

Лица с истеричес­ким развитием не хотят отказываться от своих уста­новок, стремятся как можно дольше считаться деть­ми, которые не имеют никаких обязанностей, стре­мятся удержать молодость и не нести ответственности за те изменения, которые они вносят в окружающий мир или во взаимоотношения с другими.

Ответствен­ность для них — неприятное и неудобное понятие, требующее соблюдения определенных условий, кото­рые напоминают им о законе причинности и неприят­ных последствиях и выводах с ним связанных. И воз­раст! Они находят различные причины, для того что­бы уклониться от ответов на вопросы о возрасте, ссылаясь на выражение “мне столько лет, на сколько я себя чувствую” и находя различные уловки, чтобы не отвечать на этот вопрос по существу. Им кажется, что, уклоняясь от того, чтобы сказать правду о своем возрасте, они достигают иллюзии вечной молодости.

Начиная с одежды, в которой они придерживаются юношеского стиля, и кончая многочисленными кос­метическими средствами и даже косметическими опе­рациями, они прибегают к любым средствам, чтобы поддержать эту иллюзию молодости. Они пренебрега­ют заботами и волнениями, объясняя это тем, что они для них “непереносимы”, а если уклониться нель­зя, то ссылаются на болезнь и тем самым избавляют­ся от хлопот и беспокойства. Подобным же образом истерические личности от­носятся к этическим нормам и морали. Кто знает, что скрывается за их любезностью и предупредительнос­тью? “Один раз не в счет” (“einmal ist keinmal”), a случай не влечет за собой никаких выводов и послед­ствий.

Кто знает, что хорошо, а что плохо? Ведь все это, в конечном счете, относительно и зависит от той точки зрения, которой мы придерживаемся в данный момент. Они воспринимают мир пластично и гибко и возникающим на их жизненном пути ошибкам дают произвольное истолкование. Кто знает, что в данный момент действует, а что уже прошло? Счастливым об­ разом их мысли свободны, они убеждены в достаточно­сти настоящего и не думают о том, что может произой­ти в будущем — кто может доказать противоположное?

С их точки зрения логика — это обременительная, докучливая реальность. Они все более и более отдаля­ются от реальности и от решения логически вытека­ющих из нее проблем — их собственная логика отли­чается от логики других людей тем, что в ней минимум логики. Когда посторонние находят в их мышлении непонятные перескоки и разрывы, за которыми они не поспевают, а их поведение определяют как немоти­вированное, сами истерики хорошо себя понимают и находят свои мысли и поступки вполне логичными.

Какие фантастические возможности представляет раз­ говор с истерической личностью, если собеседник хоть раз догадается о том, что руководит истериком и как мало знают посторонние о его мотивах и желаниях! Так развивается так называемая псевдо логика, приводящая к сознательной или подсознательной лживости, в которой едва ли не каждый может ули­чить истерическую личность. Собственно говоря, страх этих людей перед необ­ходимостью и окончательностью не осознан. Он заме­няется часто встречающимся у них страхом открытых улиц и площадей (агорафобия), а также страхом замк­нутых пространств, охватывающим их в лифтах, купе пассажирских поездов и т. д. (клаустрофобия).

Так же часто встречается страх перед животными. Эти страхи являются переносом основного страха на второсте­пенное и безобидное, прежде всего, из соображений избегания и предотвращения. При страхе замкнутого пространства в лифте или страхе высоты на мосту лифт и мост служат средством бегства от страха, ук­лонением от него. По существу, страх перед ограни­чением свободы или перед ситуацией искушения при этом не усиливается, а напротив, может быть снят, так как рискованные желания, овладевающие исте­риками или создающие внутренний конфликт, пере­носятся на внешние объекты страха, которые способ­ствуют “разрешению” конфликта, и данное положение уже не приводит к отказу от искушения.

Если я боль­ше не могу — по крайней мере в одиночку — ходить по улице, то я имею право не противостоять соблаз­нам и искушениям. Конечно, такого рода уловки не являются действенной и надежной защитой от стра­ха — одни страхи сменяют другие и противостоят друг другу. Когда под влиянием страха лица с истеричес­ким развитием ощущают себя припертыми к стенке и не видят выхода из ситуации, развивается паническая реакция или паническая атака — “Fluent nach vom”, — при которой невозможен какой-либо разумный и обос­нованный прорыв. Мы должны теперь показать, что истерическим личностям свойственно постепенное суммирование неправильного, ошибочного поведения, которое при­водит их к безысходной ситуации.

Что можно сделать, чтобы удачно избежать обяза­тельности и окончательности? Гарантирующим безопасность способом таким личностям представляется жизнь, при которой принимается во внимание лишь мгновение без всяких предыстории и последствий. Если я вчера совершил ошибку, наделал глупостей, то мне приходит в голову решение жить только сегодняш­ним днем, хвататься за настоящее, потому что завтра может и не наступить. Преодолевая временные и кау­зальные взаимосвязи, истерические личности дости­гают необычайной пластичности, они живут без ис­торических корней, без прошедшего.

Они отвергают прошлое как несущественный балласт, что вносит в их жизнь пунктирность, ненадежность, фрагментар­ность и переливчатость. Они могут, как хамелеоны, приспособиться к каждой новой ситуации и, вместе с тем, проявляют так мало постоянства, такой дефи­цит “непрерывности „Я"”, что мы можем это считать для них характерным. Они кажутся непредсказуемы­ ми и непостижимыми. Истерики могут играть разные роли в зависимости от данного момента и своих по­требностей, ориентироваться на партнера и тут же публично отказываться от своей привязанности, если эта роль больше их не устраивает. Так развивается не­ последовательность и отсутствие четких контуров по­ ведения, которые характерны для истерических лич­ностей.

Другой возможностью, которую приобретает страх, припирающий истериков к стенке, является так на­зываемый “поворот копья в другую сторону” (“Spiep umzudrehen”), при котором вина за происшедшее пе­рекладывается на других. При этом упреки к самому себе заменяются претензиями к постороннему, что рефлекторно приводит к свойственной детям реак­ции, когда они на реплику “ты дурак” автоматически отвечают “сам дурак”. Нередко случается так, что если их критикуют или упрекают в чем-то, они тотчас же, без всяких дискуссий и возражений, принимают чу­жую точку зрения. Проецирование на других собствен­ного чувства вины в форме упреков может достичь такой степени, что они начинают верить в виновность другого человека по принципу “держи вора”.

Это, ес­тественно, приводит к неискренности, которая, в конечном счете, переходит в лживость при различ­ных жизненных ситуациях. Все это вызывает подспуд­ное чувство неуверенности и неопределенный страх, что в некоторых случаях выражается в поисках роли, защищающей их от последствий своих действий и ре­альности. Часто это “бегство в болезнь”, которая, по крайней мере, дает им возможность выиграть время и избежать ответственности.

• Истерическая личность и любовь

Истерические личности любят любовь. Они любят все, что может способствовать повышению их самооцен­ки — упоение, экстаз, страсть; любовь воспринима­ется ими как вершина их переживаний. Если навязчивые личности рассматривают любов­ное томление как насилие, то истерические личности относятся к дионисийской стороне аполлонийской линии отношения к любви. Их влечет к безграничным любовным переживаниям, однако не в форме само­отдачи, как бывает у депрессивных личностей, а в плане распространения и расширения своего “Я”, к апофеозу своего “Я”.

Если депрессивные личности стремятся перейти границы собственного “Я” для симбиотического слияния с другим, с партнером, и тем самым пытаются трансцендентировать себя вовне, то истерические личности пытаются усилить интенсив­ность своих переживаний, т. е. направляют любовные чувства вовнутрь, для удовлетворения своего “Я”. В связи с этим любовные взаимоотношения истеричес­ких личностей характеризуются интенсивностью, стра­стностью и требовательностью.

Они ищут в любви, прежде всего, подтверждения своего “Я”, им нравит­ся упоение и опьянение, которые им дает партнер, они ожидают в связи с любовными отношениями куль­минации своей жизни. Для них эротическая атмосфе­ра — это нечто само собой разумеющееся, они при­бегают к различным способам очаровывания и соблазнения, часто являясь истинными мастерами эротики. Это подразумевает владение различными ин­струментами эротики — от флирта и кокетства до ов­ладения искусством обольщения во всех его нюансах. Истерики, как правило, считают, что партнер дол­жен поддерживать в них чувство собственной любов­ной привлекательности.

Они обладают большой си­лой внушения, от которой трудно уклониться. В сознании своих достоинств и своей привлекательнос­ти они принуждают партнера поверить в это. При установлении любовных отношений для них важна прежде всего сила желания. Эти люди берут крепость штурмом, не затягивая осаду, по принципу “veni-vidi-vici” — “пришел, увидел, победил”. Они лег­ко вступают в контакт с противоположным полом; связь для них не бывает скучной и тягостной.

Они любят любовь больше, чем партнера, им нравится зна­комство с различными способами и образцами люб­ви, так как они исполнены любопытства и любовно­го голода. Им нравится блеск и роскошь, праздники и торжества, они готовы праздновать по любому пово­ду, находясь при этом в центре внимания с помощью своего обаяния, темперамента, непосредственности и экстравагантной одежды. Они считают смертельным грехом, если партнер не нашел в них любовные каче­ства или не оценил их — такое они переносят с тру­дом и вряд ли могут простить. Для них предпочти­тельнее ситуация “лучше б уж украли коня”, чем спокойная, без сантиментов жизнь. Скука для них смертельно непереносима, они всегда скучают, оста­ваясь наедине сами с собой.

Они яркие, живые, изво­ротливые партнеры, спонтанные и непредсказуемые в своих чувственных проявлениях, способные к ин­тенсивной кратковременной любви. Они стремятся к наслаждениям, склонны к фантазированию и... часто проигрывают. К верности, по крайней мере собствен­ной, они относятся пренебрежительно.

Тайная, зап­ретная любовь для них особенно привлекательна, так как дает простор для романтических фантазий. В их сексуальности имеются затруднительные об­стоятельства: эротическая игра, нежные любовные прелюдии для них важней, чем удовлетворение сек­суальных желаний. Им нравится неожиданно сказать: “Побудь со мной еще, и все будет хорошо”, — и дос­тавляет большое удовольствие замедлить или отложить завершение сексуальной близости. Они хотят увеко­вечить медовый месяц и с трудом после свадебных высот переносят погружение в повседневность. Они любят разнообразие. Если здоровые установки отно­сительно собственной половой принадлежности и противоположного пола не реализуются, у истеричес­ких личностей легко возникает нарушение любовных способностей вплоть до фригидности и нарушений половой потенции.

Оба пола рассматривают секс ско­рее как цель, достижение которой повышает само­оценку, и как испытание силы воздействия своих желаний на партнера. Этим они отличаются от лич­ностей с навязчивостями, которые используют секс для привязывания партнера к себе. Для истерических личностей важно упоение от силы своего воздействия на партнера, от того, сколь глубоко влияют на него особенности их характера и сама их сущность. Чем более выражены специфические особенности истерической личностной структуры, тем более тре­бовательными становятся манеры, тем ярче проявля­ется требовательность в подтверждении собственной ценности.

В таких случаях любовная связь имеет доми­нирующую установку на постоянное подтверждение собственной значимости, в связи с чем необходимо постоянное обновление любви, и усиливается прису­щее истерическим личностям непостоянство. Потреб­ность в повышении самооценки при этом приводит к новым попыткам удивить окружающих, создать не­обычную, праздничную атмосферу. Естественно, что старение вызывает уменьшение привлекательности, носящей преимущественно внеш­ний, поверхностный характер, что, соответственно, приводит к возникновению возрастных кризов.

Истерики нуждаются в партнере, но не так, как депрессивные личности, которые не могут жить, не вверяя себя ему; им необходимо зеркало, отражаю­щее их способность возбуждать любовь, для повыше­ния собственной неустойчивой самооценки. Их само­любование нуждается в постоянном подтверждении. Они легко поддаются лести, в которую охотно верят. Они нуждаются в партнере, прежде всего для того, чтобы заручиться его подтверждением их обаяния, красоты, ценности и привлекательности. В связи с этим они склонны к нарциссическому выбору партнера, однако не в связи с боязнью “всех других” лиц противоположного пола, как это бывает у шизоидов, но в особенности потому, что в партнере надеются найти собственное подобие, в котором вновь обретают и любят самих себя. Нередко истерические личности обоих полов на­ходят для себя невзрачных и малозаметных партне­ров, чтобы возвыситься на их фоне и быть объектом их безусловного обожания.

Это напоминает басню про павлина, который хотел жениться на простой курице: в книге актов гражданского состояния ворон с удивлением записал, что прекрасный павлин хочет зарегистрировать брак с невзрачной курицей в связи с тем, что, как он многозначительно заметил, “я и моя жена безумно меня любим”. Такая сильная жажда постоянного подтверждения собственной ценности и значимости, естественно, не может быть утолена, ни один партнер не может полностью ее удовлетво­рить.

В таком случае они ищут нового партнера, кото­рый мог бы играть возложенную на него истеричес­кой личностью роль. Отчаянные авантюристки и ловкие манипуляторы мужскими сердцами являются как бы коллекционерами скальпов, самооценка ко­торых зависит от числа их жертв и для которых лю­бовь есть игра, за которую приходится платить высо­кую цену. Сколь велики их требования к любви, столь же велики и связанные с этими требованиями и надеж­дами разочарования: неудовлетворенность, капризы, дурное настроение и придирчивые обвинения после каждой новой любовной авантюры часто заканчива­ются финансовыми издержками и неприкрытым пре­следованием партнера, которого они рассматривают как свою собственность и который, по их мнению, не вправе играть самостоятельную роль.

Поскольку самооценка истерических личностей связана исключи­тельно с доказательствами любви к ним, они нена­сытны в средствах и способах, с помощью которых добиваются этого: они постоянно сравнивают парт­нера с другими, “которые умеют любить по-настоя­щему”, подразумевая при этом, что другие способны сделать для них все, что они пожелают; они устраива­ют сцены и страстно упрекают партнера в том, что он “мало их любит”, бурно, катастрофически реагиру­ют, если партнер отдаляется от них. При этом наблю­дается такая смесь чувств и расчета, что партнер не может понять, в чем же дело.

Если любовь или брак основаны на иллюзорных ожиданиях, то при этом требования к партнеру пре­вышают то, что вкладывает истерическая личность. Это вызывает разочарование, такого рода связь признает­ся неудачной и начинаются новые поиски “большой любви”. Для партнерских взаимоотношений истери­ческих личностей характерны частые разрывы и при­мирения; в конце концов они требуют возмещения за свое разочарование, в новых связях являются чрез­мерно требовательными, что становится источником новых неудач и провалов. Все мы приобретаем первый опыт общения с про­тивоположным полом от наших родителей, братьев и сестер.

Отношения родителей друг к другу — основан ли их брак на любви или на иных связях, — любов­ный опыт наших братьев и сестер, — все это форми­рует наши ожидания от партнерства, любви и секса. Обладают ли наши родители счастьем взаимной люб­ви или обходятся без идеализации друг друга, жале­ют, презирают или даже ненавидят они друг друга, знаем ли мы об их возможностях, заботах и пробле­мах, их взаимоотношениях, их радостях и их взаимном доверии — от этого зависят наши взгляды на выбор партнера, наши ожидания и наши представле­ния об их реализации во взаимном существовании.

Родители, которые являются для детей идеалом пре­восходства и непогрешимости, принуждены демон­стрировать им идеальный брак, независимо от того, что происходит за кулисами этой игры. Этот идеал повзрослевшие дети надеются найти в партнере. Ро­дители, не удовлетворяющие потребности своих де­тей в создании представлений о противоположном поле, вызывают у них разочарование и испуг, накла­дывающий негативный отпечаток на ожидания, свя­занные с партнерским отношениями.

Любовная жизнь истерических личностей ослож­нятся еще и тем обстоятельством, что они, будучи фиксированными на своей первой связи с персоной противоположного пола, не могут полностью отре­шиться от идентификации с ней. В этом отношении истерики остаются на той стадии развития ребенка, соответствующей 4—5 годам, когда он, как мы теперь знаем, идентифицируется с полученными ранее впе­чатлениями и вырабатывает первоначальные пред формы своих представлений о своем и противоположном поле.

Принципиально здесь имеются следующие воз­можности: повторяется детское почитание или идеа­лизация родителя противоположного пола или брата (сестры) по отношению к партнеру, от которого ждут воплощения “мечты о мужчине” (“мечты о женщи­не”), или пережитые ранее разочарование, страх и ненависть, вызванные не переработанными детскими впечатлениями о личности, осуществлявшей уход за ребенком, как негативный опыт переносятся на парт­нера. В этом случае к партнеру относятся с предубеж­дением и с самого начала связи ожидают, что она будет тягостной.

Происходит проецирование перво­начального образа матери или отца на партнера и ус­тановка на этот первоначальный образ, независимо от того, какую, собственно, роль играет партнер, т. е.происходит застревание на давнишней роли “сыноч­ка” или “доченьки”. У разочарованного матерью сына может развиться женоненавистничество, он мстит своим партнершам за перенесенное разочарование, уподобляясь Дон Жуану, обольщавшему и покидавшему затем женщин, нанося им ту же боль, какую ему причинила мать.

Разочарованные отцом дочери мстят таким же обра­зом мужчинам: у них развивается мужененавистниче­ство или ложное представление о женской эмансипа­ции — они не только стремятся к реализации равных с мужчинами прав и повышению собственной значи­мости, но “поворачивают копье в обратную сторо­ну”, требуя равенства из соображений мести и зани­мая при этом чисто женскую позицию. Или же они отшвыривают от себя мужчин, рассматривая контакт с ними как встречу с нелюбящим, отвергающим их отцом (“если ты меня не любишь, то я не желаю об­ращать на тебя внимание, и убирайся прочь” — пси­ходинамическая основа некоторых девственниц). Не­которые из них, как Цирцея из “Одиссеи” Гомера, привлекают мужчин только своей сексуальностью, избирая различные формы соблазнения, и при этом используют и унижают мужчин, “превращая их в сви­ней”.

Близки к этому типу и те женщины, которые предъявляют мужчинам чрезмерные физические, пси­хологические и материальные требования, используя, изматывая и лишая их силы и власти, как бы “каст­рируя” их и унижая их мужское достоинство. Такие “демонические”, склонные к разорению и разруше­нию женщины часто встречаются в романах и пьесах Стриндберга. В конце концов разочарованность про­тивоположным полом или страх перед ним приводят к гомосексуализму. Может быть также, что при этом сестра или брат заменяют мать или отца.

Связь с первыми впечатлениями от персоны про­тивоположного пола, осуществляющей уход за ребен­ком, является общечеловеческим феноменом, кото­рый французы выразили следующим образом: “Мы всегда возвращаемся к своей первой любви”. Примеры зависимости от личности, осуществляв­шей уход за ребенком в раннем детстве, от их “семей­ного романа” столь известны, что истерические лич­ности нередко попадают в ситуацию “треугольной” зависимости, в которой подсознательно повторяется их положение между двумя родителями и которая не­редко встречается в качестве основы структурирова­ния личности в семье с единственным ребенком. Им кажется, что, находясь в таком “треугольнике”, они брошены на волю рока и часто, ссылаясь на “судьбу”, говорят о том, что их постоянно “толкает” на такие отношения, что все мужчины или женщины, кото­рые им встречались, уже связаны с другими.

На са­мом деле, в поисках партнера, связанного с другим, зная о том, что он не свободен, истерические личности как бы возобновляют давнишнее соперничество с матерью или отцом. Они фиксированы на том, чтобы увести избранника от другого, вступая с покинутым в сопернические отношения, и всячески стремятся его уколоть, одновременно требуя от любовника серь­езности, ответственности и проявления бурной радо­сти от новой связи.

Знакомство с любовными историями каждого че­ловека помогает понять его поведение. Истерические личности продолжают грешить и совершать ошибки, отрицая при этом какую-либо связь своего поведения с семейным анамнезом, и полагают, что их женствен­ность или мужские качества развивались нормально. Иногда они не имеют представления о развитии их собственной половой роли и откликаются на любые сексуальные требования, поставив свою половую иден­тификацию в различных ее вариантах в зависимость от ее оценки партнером.

При этом следует учитывать, что развитие женственности или мужественности за­висит также от душевной и сексуальной зрелости. Основные проблемы жизни истериков усматрива­ются в связи любви и партнерских отношений с их иллюзорными ожиданиями и представлениями о жиз­ни, любви, браке и вообще о противоположном поле. Их требовательная позиция по отношению к другим без готовности удовлетворить запросы партнера и за­ботиться о нем приводит их к новым разочаровани­ям, дающим право сделать вывод о том, что жизнен­ные установки истериков основаны на иллюзиях и потому разочарование так неотвратимо.

Страстное и активное желание в сочетании с полными радостных предвкушений запросами без собственного участия в создании таких отношений является проблематичной стороной этих личностей. При выборе партнера для них важно его положе­ние, возможности, титул и другие внешние атрибу­ты, характеризующие его ценность и значимость. И в этом они остаются детьми, которым импонируют внешние атрибуты, являющиеся, как им кажется, ис­точником хорошей жизни; вину за свои разочарова­ния они, как правило, возлагают на партнера.

Страх собственной несостоятельности вызывает у них вле­чение к подтверждению своей способности к любви, своей самоценности, и это влечение они реализуют в своих требованиях к внешнему окружению. Склонность проецировать вовне свои собственные недостатки вызывает, естественно, много проблем в партнерских взаимоотношениях. Истерические лично­сти могут использовать различные варианты упреков и находят множество причин, чтобы обвинить парт­нера, предъявляя при этом тенденциозные обвине­ния, искажая факты, пользуясь “кривой логикой”, клеветой и интригами.

Особенно тяжело развиваются взаимоотношения между истериками и личностями с навязчивым развитием, являющимися как бы проти­воположными по структуре. Чем больше партнер с навязчивым развитием неумолимо-последовательно настаивает на своем и в сложившейся ситуации без­апелляционно доказывает свою правоту, тем больше уклоняется от такой последовательности истеричес­кий партнер, прибегая к непостижимой “логике”, перескакивая, как описал Шульц-Хенке, от одной мысли к другой, что напоминает совершенно беспо­рядочное движение фигур на шахматной доске без установленных правил.

При этом истерики, с одной стороны, имеют тенденцию избавляться от докучли­вого партнера, а с другой, при этом, хотят распоря­жаться им. Будучи достаточно гибкими, они не сжи­гают за собой мосты и оставляют открытой дорогу назад. Однако вместо этого партнер с навязчивым раз­витием остается припертым к стенке, безуспешно пы­таясь понять и истолковать переживания своего исте­рического партнера. Шизоидные партнеры инстинктивно избегают ис­терических личностей, они легко их разгадывают и проявляют мало готовности восторгаться ими и под­тверждать их притязания.

Поэтому истерические личности охотней избирают себе партнеров с депрессив­ным развитием, которые проявляют готовность и в дальнейшем выполнять повышенные требования ис­териков; продолжительность такой связи является хо­рошей ценой для депрессивных личностей. Связь между двумя истерическими партнерами удовлетворяет их лишь тогда, когда истерические черты не очень сильно выражены. В противном случае со­перничество и взаимное подкалывание является не­избежным подводным камнем таких взаимоотноше­ний.

В художественной литературе мы находим много примеров изображения истерических женщин (“Луи­за” С. Моэма или Скарлетт в романе М. Митчелл “Уне­сенные ветром”). Из писем Пушкина и Фонтана хо­рошо известны трудности при взаимоотношениях с женщинами, у которых преобладала истерическая структура личности. Такого же рода коллизии описа­ны в “Сказке о рыбаке и рыбке”.