Кредитное наступление ростовщиков на страны Третьего мира
Поскольку с каждым годом становилось все сложнее наращивать долговую пирамиду в рамках отдельных развитых стран, ростовщики стали предпринимать повышенную активность по еще одному направлению ‑ созданию долга в странах, находящихся за пределами основных центров капитализма. Выше мы назвали эти страны «периферией мирового капитализма» (ПМК). Сегодня в категорию стран ПМК входят развивающиеся страны (страны Третьего мира) и бывшие социалистические страны, которые часто называют странами с «переходной экономикой».
Чтобы создать в этих странах спрос на продукцию «печатного станка», т.е. на кредиты экономически развитых стран, ростовщикам необходимо провести большую «подготовительную» работу. Прежде всего создать в странах ПМК такую «экономику», которой постоянно не хватает денег. Для этого в данной группе стран следует провести соответствующие «реформы» их «экономик» и денежных систем, причем желательно в духе монетаризма М. Фридмана и положений «Вашингтонского консенсуса».
Безусловно, для создания спроса на деньги за пределами центров капитализма продолжают использоваться также традиционные методы, которые апробированы и усовершенствованы в течение столетий. Главный среди них ‑ провоцирование вооруженных конфликтов и войн между отдельными странами, что резко поднимает спрос на кредиты и делает клиентов ростовщиков (воюющие государства) очень сговорчивыми, готовыми на любые условия ростовщиков.
У некоторых людей (не только рядовых, но и тех, кто занимается политикой, журналистикой, преподаванием в университетах и т.д.) существует превратное представление, что «богатые» страны дают кредиты странам ПМК, «отрывая» от себя самое необходимое, идя на определенные жертвы и проявляя «милосердие» по отношению к обездоленным миллионам людей, живущих в странах Третьего мира. Особенно умилительно эта «помощь» выглядит на фоне дефицитов государственных бюджетов развитых стран, которые должны свидетельствовать, что «богатым» странам самим не хватает денег.
Вот что по этому поводу пишет английский экономист М. Роуботэм:
«Может возникнуть удивление по поводу того, как наиболее богатые страны могут, учитывая их собственные денежные дефициты, давать деньги взаймы развивающимся странам. Ответ заключается в том, что они их и не дают. Деньги, передаваемые странам Третьего мира, не являются деньгами, которые они берут взаймы у богатых наций; это вообще не деньги, которые даются взаймы; это деньги, которые создаются, подобно тому как это происходит при возникновении долгов в любой экономике. Это и есть истинная причина долга Третьего мира. Их долг представляет собой часть мирового предложения денег.»
Далее М. Роуэботэм пишет о кредитной деятельности международных финансовых институтов:
«Всемирный Банк не действует подобно обычному банку. Всемирный Банк мобилизует деньги путем выпуска облигаций и продажи их коммерческим банкам на денежных мировых рынках. Мобилизованные таким образом деньги затем выдаются развивающимся странам в виде займов. МВФ представляет себя как некий финансовый пул, международный резерв денег, сформированный за счет взносов (известных как квоты) путем подписки среди стран. 25% взноса каждой страны осуществляется в виде золота, остальное ‑ в виде валюты своей страны. Однако общие фонды МВФ были значительно увеличены, и его статус и функции были радикально изменены, когда в 1979 г. МВФ ввел так называемые SDR (СДР) ‑ специальные права заимствования. Они должны были выполнять роль дополнительной международной валюты. Однако, хотя эти СДР перечисляются на счет каждой страны Фондом, затем, когда нация берет взаймы эти СДР, она (страна) должна погашать свою задолженность в тех же СДР или же в их эквиваленте (первоначально 1 СДР = 1 доллар США), или же выплачивать проценты по займу, который был выдан ей в СДР. Теперь уже становится вполне очевидно, что МВФ и Всемирный Банк не просто дают деньги в долг, они вовлечены в процесс создания денег (выделено мной. ‑ В. К.). Это особенно очевидно в случае МВФ и его валюты СДР. Хотя о них (СДР) и говорится как о суммах, которые выдаются в виде кредитов странам, никаких денег или кредитов не перечисляется на счета наций. СДР ‑ фактически кредитный инструмент, подобно, например, банковскому овердрафту, ‑ если они получены взаймы, значит, они должны быть возвращены. Таким образом, МВФ как бы сам себя создал и выдает в виде займов значительные суммы новой валюты, выраженной в долларовых эквивалентах и конвертируемой во все национальные валюты. Следовательно, Фонд создает и эмитирует деньги в качестве долга в рамках системы, которая очень похожа на систему обычного банка ‑ его “резерв” представляет собой первоначальный пул средств, перечисленных в виде квот.
Всемирный банк также участвует в создании денег через эмиссию своих облигаций. Сам он непосредственно не создает денег, но коммерческие банки, которые покупают облигации Всемирного Банка, фактически создают деньги.
Для того чтобы оценить в полной мере всю уникальность деятельности МВФ и Всемирного Банка, необходимо обратить внимание на подробности, связанные с созданием денег, а также проследить путь движения этих международных долговых денег. Еще раз подчеркнем, что коммерческие банки покупают эмитированные ВБ бонды в обмен на депозиты... Определенная сумма денег‑чисел, обычно деноминированных в долларах, переводится на счета Всемирного Банка. Никакие физические и юридические лица, которые в данный момент являются вкладчиками данных коммерческих банков, не испытывают на себе последствий этой операции: сумма депозитов этих лиц в банках остается той же! Таким образом, заем Всемирного Банка означает создание дополнительного объема денег. Всемирный Банк выдает кредит той или иной нации, что ведет к увеличению национального долга страны‑получательницы кредита. Деньги, поступившие от Всемирного Банка в страну, затем оказываются на депозитах коммерческих банков. Таким образом, сумма банковских депозитов в глобальных масштабах увеличилась. Когда страна заимствует у МВФ, используя СДР, то возникают дополнительные деньги в виде международной валюты, полностью конвертируемой в другие валюты. Таким образом, общий объем банковских депозитов в глобальных масштабах увеличивается».
Кредиты, выданные развивающимся странам, на самом деле предназначены не для того, чтобы оказывать содействие экономическому развитию стран Третьего мира. Фактически, как пишет М. Роуботэм, это «помощь» Запада самому себе, точнее, мировым ростовщикам, причем за счет стран ПМК:
«Деньги, полученные страной в виде кредитов международных финансовых институтов, затем будут израсходованы в развитых странах на закупку инвестиционных и иных товаров, услуг и работ. Вполне вероятно, что этой развитой страной может оказаться та самая страна, коммерческие банки которой перед этим приобрели облигации Всемирного Банка. Таким образом, в данной развитой стране произойдет увеличение банковских депозитов за счет средств, поступивших из развивающейся страны. Таким образом, деньги, выданные в виде займа международного финансового института, очень быстро становятся частью денежной массы развитой страны. Долг же возлагается на развивающуюся страну. Короче говоря, с помощью денег, которые даются развивающимся странам, развитые страны обеспечивают сбыт своих товаров, их экономика быстро развивается, денежная масса растет, а бремя задолженности развивающихся стран усиливается. Таким образом, развивающиеся страны становятся частью механизма снабжения развитых стран деньгами. Общая сумма непогашенного долга развивающихся стран в настоящее время равняется 2100 млрд долл. Конечно, если отнести эту сумму к общему объему денежной массы развитых стран, то это очень незначительная величина. Однако если соотнести эту сумму с ВВП развивающихся стран, то это очень серьезная величина, и этот долг очень сильно влияет на экономику развивающихся стран»[1317].
О том, как мировые ростовщики в 70‑80‑е гг. прошлого века заманивали страны ПМК в свои долговые ловушки, очень подробно рассказывает другой западный исследователь ‑ Уильям Энгдаль в своей работе «Боги денег»[1318]. В 1970‑е гг. западные банки активно предлагали бедным развивающимся странам миллиарды долларов. Эти деньги стали к ним стекаться от нефтедобывающих стран, на которые пролился долларовый дождь в результате резкого повышения цен на нефть. Банки занялись «рециклированием» нефтедолларов. При этом кредиты предоставлялись преимущественно под «плавающую» процентную ставку. Страны Третьего мира охотно брали, поскольку процентные ставки были низкими. Но вот в середине 1979 г. правительство Тэтчер применило монетарный шок и резко подняло процентные ставки. В октябре того же года Федеральный резерв, где председательствовал тогда Пол Уолкер, поступил аналогичным образом. Ставки со среднего уровня 7% в начале 1978 года подскочили до почти 20% к началу 1980 года. Долговые обязательства развивающихся стран резко выросли, многие оказались на грани дефолта, по всему миру начал разворачиваться кризис задолженности. Этому также способствовало ухудшение условий торговли экспортными товарами развивающихся стран. Как пишет Энгдаль, «страны‑должники заплатили много раз “потом и кровью” современным Гобсекам из Нью‑Йорка и Лондона, Токио и Франкфурта. МВФ, буквально приставив пистолет к виску, вынуждал многочисленные страны‑ должники Третьего мира подписывать то, что банки эвфемистически называли “урегулированием долгов” с американскими частными банками, чаще всего с “Ситикорп” или “Чейз Манхэттен”». Особую роль в этом стал играть Международный валютный фонд, который после развала Бреттон‑ Вудской системы искал новое поле своей деятельности[1319].
Интересно посмотреть на примере отдельных стран, как западные кредиторы заманивали их в свои «долговые ловушки». Еще раз подчеркнем, что в последние два десятилетия такое заманивание осуществляется под прикрытием «реформ». «Реформ», которые были прописаны в «Вашингтонском консенсусе» и «проталкивание» которых было поручено международным финансовым институтам. В первую очередь Всемирному Банку и Международному валютному фонду.
«Долговая петля» для Аргентины [1320]
«Классическим» примером «реформ», ведущих страну в «долговую ловушку», может служить Аргентина . В результате неолиберальных реформ, которые начались в стране в 1991 г., резко возрос внешний долг страны. Как известно, Аргентина под давлением МВФ приняла систему так называемого «валютного управления»; курс песо был жестко привязан к доллару (1:1). Эмиссия разрешалась лишь в случае прироста золотовалютных резервов, а контроль за соблюдением этого порядка передавался специальному валютному комитету, тесно связанному с Фондом. Фактически происходила частичная утрата суверенитета, при этом аргентинское правительство рассчитывало в обмен получать кредиты и займы от международных финансовых организаций. Продавать валютную выручку экспортерам стало необязательно. Валютный контроль по условиям реформы был отменен. В результате либерализации банковской сферы Аргентина стала одной из популярных мировых зон для отмывания грязных денег.
На семинаре в октябре 1999 г. с участием специалистов Аргентины и США было заявлено, что в год в стране отмывалось 15 млрд долл., в том числе 6 млрд долл. ‑ связанных с наркобизнесом.
Власти сознательно обеспечили большую прибыльность по долларовым вкладам по сравнению с депозитами в песо. Объемы сбережений в долларах и песо почти уравнялись, что стало ярким проявлением долларизации аргентинской экономики. Кредитование экономики также более чем наполовину стало осуществляться в долларах. Треть денежной массы, обращающейся в стране, ‑ доллары. Обязательное резервирование стало осуществляться в долларах. За национальной валютой (песо) осталось лишь две сферы – выдача зарплаты и уплата налогов.
В экономику страны, в первую очередь в банковскую сферу, был открыт свободный доступ иностранному капиталу.
В результате за шесть лет иностранные банки увеличили свою долю в банковских активах страны с 17% до 53%.
Иностранный капитал проник во все сферы. Цены предприятий были сильно занижены. Под контролем ТНК оказались все ключевые отрасли экономики, в том числе предприятия ВПК. Иностранные инвестиции были направлены не на создание новых предприятий, а на скупку уже существующих (80% всех иностранных инвестиций). Стоило ФРС поднять учетную ставку, как привлекательность аргентинского рынка для иностранных инвесторов улетучилась. Началось бегство капитала, и остановить его правительство не смогло, т.к. валютный контроль был фактически отменен. Для компенсации потерь от бегства капитала правительство провело тотальную приватизацию по бросовым ценам. После проведения приватизации приток инвестиций в страну резко сократился (в 1994‑1995 гг. их объем примерно равнялся аналогичному показателю до приватизации начала 90‑х). К концу прошлого десятилетия были парализованы или демонтированы почти все отрасли экономики страны за исключением нефтяной промышленности. Ситуация в стране столь неблагоприятна, что отсюда бегут не только капиталы, но и предприятия. 1999 год был назван годом «великого переселения» промышленных предприятий из Аргентины в Бразилию, где инвестиционный климат якобы более благоприятен.
В апреле 1999 г. совместное исследование Министерства экономики Аргентины и МВФ показало, что на тот момент аргентинцы держали за границей не менее 90 млрд долл. Эта сумма превышала объем всех банковских депозитов в стране и в 4 раза ‑ валютные запасы центрального банка. Она равнялась объему экспорта аргентинских товаров за 3,5 года.
Вот что отмечают в связи с опытом «реформ» в Аргентине С. Валянский и Д. Калюжный:
«... Наши монетаристы нас убеждают, что инвестиционная привлекательность страны обеспечивается тремя основными условиями: стабилизацией инфляции, устойчивостью валютного курса и экономическим ростом. Будь все это ‑ и капиталы потекут в страну рекой. У Аргентины были моменты, когда все это было одновременно. Однако почему‑то капиталы не текли, а не очень грамотные аргентинцы, не сведущие в экономических теориях монетаристов, продолжали упорно вывозить свои капиталы за рубеж»[1321].
«Реформы» имели для страны далеко идущие политические и социальные последствия. К концу 1999 г. экономика Аргентины перестала существовать как целостная система, ориентированная на интересы страны. Контроль иностранного капитала и МВФ над экономикой и финансами страны привел к потере ею политической самостоятельности. В 1997 г. страна получила статус «главного союзника США из стран, не входящих в НАТО». На международной арене выступает как сателлит и вассал по всем без исключения
вопросам. На сессии Организации американских государств Аргентина противопоставила себя всем латиноамериканским соседям, оказалась единственной страной Южной Америки, которая поддержала американскую доктрину «ограниченного суверенитета» для Латинской Америки (т.е. фактически поддержала право США на военную интервенцию в любую страну региона по типу интервенции в Югославии).
Доктрина, ориентированная на интересы крупного спекулятивного капитала, игнорирует проблемы подавляющей части населения страны. Аргентинцы были потрясены, когда в печать просочились данные секретного доклада Всемирного Банка «Бедность и распределение доходов в Аргентине».
Оказалось, что доходы 36,1% жителей страны не позволяют приобрести минимальную продовольственную корзину. 8,6% находятся в состоянии медленного умирания, т.к. потребляют калорий меньше физиологического минимума. Ниже порога бедности находятся 40% детей моложе 14 лет. В феврале 2000 г. Фонд в обмен на выделение нового кредита потребовал увеличить пенсионный возраст для женщин с 60 до 65 лет.
Главное же ‑ Аргентина прочно «подсела» на «долговую иглу». Для поддержания паритета песо с долларом власти вынуждены были постоянно прибегать к крупным заимствованиям. Внешний долг, который сначала снизился благодаря приватизации (что активно использовалось в пропагандистских целях), вскоре стал быстро расти.
В период 1991‑1997 гг. он вырос почти на 50 млрд долл. и достиг величины 110 млрд долл., а в конце 1998 г. подскочил до отметки в 144,2 млрд долл.
Интересно, что рост внешнего долга шел быстрее, чем рост ВВП, и намного быстрее, чем рост реального сектора экономики. Это означает, что в ходе реформ Кавалло (министр экономики Аргентины в начале 1990‑х) хозяйство страны не развивалось, а проедалось, накладывая все более тяжелое бремя на следующие поколения.
Блеф чилийского «чуда» [1322]
Не менее интересен опыт «реформирования» экономики в другой стране Латинской Америки ‑ Чили, которую многие считают «испытательным полигоном» монетаристов. В послевоенный период американцы сделали большие инвестиции в добывающую промышленность Чили (прежде всего медную) и владели большей частью предприятий отрасли. В 1970 г. к власти пришел социалист Сальвадор Альенде. Его правительство национализировало не только добывающие предприятия, но также банки и предприятия других отраслей. В сентябре 1973 г. режим Альенде был свергнут при помощи ЦРУ Генерал Пиночет вернул собственность частным владельцам. Вокруг генерала собралась группа чилийцев‑экономистов (около 30 человек), которые в свое время изучали экономику в университете Чикаго и стали ярыми поклонниками Милтона Фридмана ‑ проповедника теории «свободного и саморегулирующегося рынка». В 1970‑е ‑ 1980‑е гг. команда экономистов‑монетаристов проводила эксперимент со страной на основе рецептов монетаризма М. Фридмана.
Программа монетаристов, которая была разработана еще до того, как на свет появился «Вашингтонский консенус», включала в себя:
а) дерегуляцию рынка;
б) либерализацию внешней торговли;
в) резкое сокращение денежной массы;
г) экономию (сокращение) правительственных расходов;
д) сворачивание профсоюзов;
е) приватизацию социальных программ (прежде всего пенсионного обеспечения);
ж) полное переписывание законов и конституции.
В первые два года (первый этап ) реформ (которые начались уже через год после прихода к власти Пиночета) проводилось сжатие денежной массы и сокращение правительственных расходов.
Следствием первого этапа стало следующее: безработица возросла вдвое ‑ с 9,1 до 18,7%; производство упало на 12,9%. Это была самая сильная депрессия в стране начиная с 30‑х годов.
На втором этапе реформ (с 1976 г.) началось активное привлечение иностранного капитала в страну. Только займы в период 1977‑1981 гг. увеличились в три раза. В период 1976‑1981 гг. происходило то, что принято называть «экономическим чудом»: среднегодовые темпы прироста общественного продукта равнялись 6,6%. Однако это обман: на самом деле никакого «чуда» не было. В данном случае имело место то, что называется универсальным правилом: «чем глубже депрессия, тем больше последующий рост». Механизм этого «роста» очень прост. В момент депрессии миллионы рабочих теряют работу, заводы простаивают. Во время подъема рабочие возвращаются на свои места и возникает видимость роста. Такой рост достижим быстро и без особых трудов и жертв. Настоящий рост предполагает не только достижение предкризисной точки, но и дальнейшее наращивание производства с помощью инвестиций и создания новых рабочих мест. При реализации неолиберальных рецептов можно достигать видимости роста, настоящий же рост невозможен. Так, после спада 1980‑1982 гг. в американской экономике при Рейгане, который дал толчок развитию неолиберализма как внутри страны, так и в мире, начался подъем, однако его со всей справедливостью можно назвать «ложным» ростом. При этом надо иметь в виду, что в рамках неолиберальных моделей развития имеет место в основном «дутый» рост, связанный с развитием непроизводительного сектора.
С 1977 по 1981 г. 80% прироста общественного продукта Чили приходилось на финансовый сектор и другие «виртуальные» сектора экономики (реклама, маркетинг и т.д.). В доле прироста общественного продукта была велика доля международных валютных спекулянтов, привлеченных высокими процентными ставками (в 1977 г. они были равны 51% , что было рекордом среди всех стран).
Итак, экономическое чудо в Чили было «дутым», «фиктивным».
Третий этап реформ начался в 1982 г., когда в мире началась экономическая депрессия (вызванная отчасти долговым кризисом). Депрессия больно ударила по чилийской экономике, она лежала в руинах.
Максимальное значение безработицы составило 34,6%; промышленное производство в 1982‑1983 гг. сократилось на 28%.
Причина такого падения ‑ резкое сокращение притока иностранного капитала, которое совпало с моментом, когда надо было выплачивать космические проценты по ранее полученным кредитам. Крупнейшие финансовые группы страны разорялись, и только массированная помощь со стороны государства не дала им разрушиться полностью.
Четвертый этап начался в 1984 г., когда страна получила кабальные займы Фонда и экономика начала восстанавливаться. Этот период был сравнительно долгим и продолжался до 1989 г. Однако рост был в значительной степени фиктивным.
В 1989 г. ВВП на душу населения был все еще на 6,1% ниже, чем в 1981 г.
В 1988 г., на пике экономической стабильности, правительство решило провести референдум, подтверждающий полномочия президента Пиночета на следующие восемь лет. Он не получил поддержки. В 1989 г. президентом страны стал Патрисио Айлвин, умеренный кандидат от христианско‑ демократической партии. Эпоха Пиночета закончилась.
Эпоха реформ завершилась большими потерями для народа.
Имущественная дифференциация. Сильно выросла имущественная дифференциация. В 1980 г. самые богатые 10% населения забирали себе 36,5% национального дохода. К 1989 г. эта доля возросла до 46,8%. За период с 1970 по 1989 год часть национального дохода, приходящаяся на долю наемных работников (рабочих), уменьшилась с 52,3 до 30,7%.
Рост нищеты. К 1989 г. 2/5 (точнее, 41,2%) населения жили ниже черты бедности, причем У3 из них были вообще в отчаянном положении. Вокруг Сантьяго возникли трущобы; жизнь в них поддерживалась с помощью бесплатных суповых кухонь. Число чилийцев, не имеющих нормального жилья, увеличилось с 27% в 1972 г. до 40% в 1988 г. Потребление продуктов питания беднейшими 40% населения страны (среднее количество калорий в расчете на душу населения в сутки) составило: 1970 г. ‑ 2019; 1980 г. ‑ 1751; 1990 г. ‑ 1629.
Разрушение государственной пенсионной системы. В правительстве Пиночета был министр труда Хосе Пинер. Он стал инициатором создания частной пенсионной системы. Под нажимом властей 90% населения переключилось на частные программы (многие работодатели просто автоматически вписали туда своих работников). Сегодня выясняется, что более половины из тех, кто в 80‑е годы был включен в частные пенсионные программы, перестали делать взносы; значительная часть из тех, кто в настоящее время все еще являются участниками частных программ, в прошлом делали взносы с перерывами. Возможно, что к финишу придут немногие; большинство работников по наступлении пенсионного возраста не получат ничего на основании такого формального объяснения, что они «нарушали» правила частных программ по осуществлению взносов. Однако как можно осуществлять регулярные взносы в стране, где в отдельные моменты количество безработных составляет до трети всего экономически активного населения?