Грехопадения Западной церкви
И в сфере теологии (богословия), и в сфере практической церковной политики католицизм после отделения от Православной Церкви[162] пошел по пути мелких (на первый взгляд, не очень видимых) реформ, уступок, послаблений, которые и подготовили условия для Реформации.
Чем обусловлены были эти уступки и послабления?
Во‑первых, давлением реальной жизни: капитализм явочным порядком появлялся и укреплялся в Европе ‑ например, появление капиталистических городов‑полисов в Южной Италии.
Во‑вторых, тем, что Католическая церковь вынуждена была заниматься хозяйством (особенно ‑ крупные монастыри), слишком жесткие ограничения и запреты мешали самой церкви осуществлять такую хозяйственную деятельность. Прежде всего запреты (или ограничения) на частную собственность, доходы от аренды земли и другого имущества, использование наемного труда, выдачу и получение кредитов.
В‑третьих, стремлением Римского престола усилить свое политическое влияние на королей и князей. Для этого нужны были деньги, причем немалые. Ведением обычного монастырского хозяйства таких денег не заработаешь. Большие деньги тем более требовали снятия церковных ограничений (или закрытия глаз на нарушения этих ограничений). Большие деньги церковь могла получать (и получала), используя преимущественно два средства: ростовщичество и торговлю индульгенциями.
Наиболее наглядно расхождение между тем, что проповедовала Западная церковь, и тем, что происходило в реальной жизни христианской Европы, видно на примере ростовщичества. Официальная позиция церкви в отношении ростовщичества ‑ самая непримиримая, жесткая и где‑то даже жестокая. Несмотря на расхождения между Восточной и Западной церквями в догматической сфере, в вопросе ростовщичества принципиальных отличий у них не наблюдалось. Восточная и Западная церкви руководствовались решениями Вселенских соборов. Первый (Никейский) собор 325 г. запретил заниматься ростовщичеством духовным лицам. Позднее запрет был распространен и на мирян.
В Западной церкви вопросу ростовщичества, пожалуй, уделялось даже больше внимания, чем в Восточной. Там ростовщичество приравнивалось к греху содомии. На Западе еще во времена раннего Средневековья появилась фраза: «pecunia pecuniam non parit» ‑ «деньги не порождают деньги». Католические схоласты также разъясняли: получение процентов, которые начисляются с учетом срока кредита, ‑ это фактически «торговля временем», а время принадлежит только Богу, следовательно, ростовщичество есть посягательство на Бога. Ростовщик грешит непрерывно, так как даже во время его сна происходит прирастание процентов. В 1139 году Второй Латеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви, и приниматься обратно может только после строжайшего покаяния и с величайшей осторожностью. Взимателей процентов нельзя хоронить по христианскому обычаю». В 1179 г. папа Александр III запрещает процент под страхом лишения причастия. В 1274 г. папа Григорий Х устанавливает более строгое наказание ‑ изгнание из государства. В 1311 г. папа Климент V вводит наказание в виде полного отлучения от церкви.
Однако параллельно происходили другие процессы. Крестовые походы, начавшиеся в 1095 году, дали мощный толчок обогащению церковной верхушки за счет полученной крестоносцами добычи. В этом смысле особенно знаменателен Четвертый крестовый поход, апогеем которого было разграбление Константинополя (столицы Византии) в 1204 году. По разным оценкам, стоимость добычи крестоносцев составила от 1 до 2 млн марок серебром, что превышало тогдашний годовой доход всех европейских государств[163].
Резкий рост доходов церковной иерархии привел к тому, что у церкви появились возможности давать деньги в рост. Также надо иметь в виду, что такие доходы приучили священство к высоким стандартам потребления (проще говоря ‑ к роскошной жизни); поэтому в тех случаях, когда доходы падали, оно стремилось компенсировать такие падения заимствованиями.
Особенно резким контрастом на фоне церковных запретов ростовщичества выглядела финансово‑ростовщическая деятельность ордена храмовников, или тамплиеров. Примечательно, что первоначально этот орден назывался «Нищие рыцари» (1119 г.). После папского благословения и освобождения от налогов в 1128 году рыцари ордена стали называться «храмовниками», или «тамплиерами»[164]. Историки утверждают, что рыцари ордена в бедности пребывали не долго. Одним из источников их богатства была добыча, полученная в результате разграбления Константинополя в 1204 г. (кстати, еще раз тамплиерам удалось ограбить город в 1306 году). Другим источником доходов ордена были добровольные пожертвования. Например, Альфонс Спорщик, король Наварры и Арагона, завещал тамплиерам часть своих имений. Наконец, уходя в крестовые походы, рыцари‑феодалы передавали свое имущество под наблюдение (как сейчас сказали бы ‑ в трастовое управление) братьев‑тамплиеров. Однако назад имущество забирал лишь один из десяти: одни рыцари погибали, другие оставались жить в Святой земле, третьи присоединялись к ордену (и их имущество по уставу становилось общим). Орден имел разветвленную сеть опорных пунктов (коммандорий) по всей Европе (всего более 9000). Было также несколько штаб‑квартир, которые назывались «тампли». Две основные штаб‑квартиры находились в Лондоне и Париже.
Тамплиеры занимались самыми разными финансовыми операциями: расчетами, обменом валют, переводом средств, доверительным хранением имущества, депозитными операциями и др. Однако на первом месте у них находились кредитные операции. Кредиты выдавались как сельскохозяйственным производителям, так и (в первую очередь) князьям и даже монархам. Тамплиеры были более конкурентоспособны по сравнению с еврейскими ростовщиками. Они выдавали кредиты для «солидных заемщиков» под 10 процентов годовых. Еврейские ростовщики в основном обслуживали мелких клиентов, и цена их кредитов составляла примерно 40%.
Как известно, орден тамплиеров был разгромлен в начале XIV века французским королем Филиппом IV Красивым, в чем ему помог папа Климент V. У тамплиеров удалось изъять более 1 млн полновесных ливров (для сравнения: постройка одного рыцарского замка средних размеров тогда обходилась в 1000‑2000 ливров). И это не считая того, что значительная часть средств ордена перед его разгромом была эвакуирована за пределы Франции[165].
Ростовщичеством в средневековой Европе занимались не только тамплиеры, но и многие другие лица, которые формально принадлежали к Католической церкви. Речь идет прежде всего о ростовщиках, конторы которых находились в таких городах Италии, как Ломбардия, Венеция и Генуя. Некоторые историки считают, что итальянские банкиры Средних веков ‑ потомки тех ростовщиков, которые существовали в этих местах еще в эпоху Римской империи и относились к «латинам». В Древнем Риме ростовщичеством занимались не римские граждане, а «латины», которые имели усеченные права и обязанности. В частности, на них не распространялись римские законы о наказаниях за ростовщичество[166].
Уже в XIII веке банки были в любом сколь‑нибудь крупном итальянском городе. «К 1250 году в каждом большом итальянском городе было не менее дюжины крупных торговых и банковских фирм; в одной Флоренции их насчитывалось 80»[167]. Капиталы, необходимые для занятий ростовщичеством, предприниматели сумели заработать на международной торговле. Говоря о средневековой Венеции, А. Ваджра подчеркивает, что первоначальное накопление капитала ее купцы сумели осуществить благодаря своему уникальному положению между Византией и Западной Римской империей: «Политически лавируя между Византийской и Западной Римской империями, она (Венеция. ‑ В. К) захватила под свой контроль основные товарные и денежные потоки того времени»[168]. Многие итальянские купцы превратились в банкиров, впрочем, не оставляя прежнего торгового дела[169].
Между итальянскими банкирами и папским престолом сложились очень деловые, «творческие» отношения. Банкиры активно кредитовали папу и его окружение, а Римский престол «прикрывал» этих банкиров. Прежде всего он закрывал глаза на нарушение ими запретов на занятие ростовщичеством. Банкиры со временем стали кредитовать священство по всей Европе, а Римский престол использовал свой «административный ресурс», заставляя своих подчиненных в полном объеме выполнять обязательства перед банкирами. Он также оказывал давление на феодалов‑должников, угрожая им «отлучением от церкви» в случае невыполнения обязательств перед кредиторами. Среди банкиров, кредитовавших престол, особенно выделялись флорентийские дома Моцци, Барди и Перуцци. Однако в 1345 г. они обанкротились, причем последствия банкротства распространились далеко за пределы Италии. По сути, это был первый мировой банковский и финансовый кризис. Примечательно, что он разразился в католической Европе еще задолго до Реформации и появления протестантизма с его «духом капитализма».
Английский король Эдуард III влез в большие долги перед флорентийскими банкирскими домами в связи с тем, что ему потребовалось оплачивать расходы по ведению войны против Шотландии (фактически с этого началась так называемая «Столетняя война»). Эдуард III проиграл войну и вынужден был выплачивать контрибуции. Опять‑таки эти выплаты осуществлялись за счет кредитов, полученных от итальянских банкиров. Кризис возник в результате того, что в 1340 г. король отказался выплачивать свой долг флорентийским банкирам. Сначала лопнули банкирские дома Барди и Перуцци, а затем обанкротились еще 30 связанных с ними компаний. Кризис распространился на всю Европу. Это был не только банковский кризис. «Дефолты» также объявили: папская курия, Неаполитанское королевство, Кипр, ряд других государств и королевств. После этого кризиса место обанкротившихся кредиторов папского престола заняли: известный банкирский дом Козимо Медичи (Флоренция) и банкирский дом Франческо Датини (Прато).
Говоря о банковской деятельности в средневековой Европе, нельзя забывать, что банки наряду с активными (кредитными) операциями стали все активнее развивать пассивные операции ‑ привлечение средств на депозитные счета[170]. При этом владельцам таких счетов выплачивались проценты. Это дополнительно развращало христиан, формируя у них сознание буржуа‑рантье, желающего, подобно ростовщику, не трудиться, а жить на проценты.
Выражаясь современным языком, итальянские города‑государства были в средневековой католической Европе своеобразными «офшорами». И не только в финансово‑экономическом смысле (особый режим налогообложения и т.п.), но также в религиозно‑духовном смысле. Это были «островки» Европы, где нормы хозяйственной этики католицизма не действовали или действовали в очень усеченном виде. По сути это были уже «островки капитализма», которые разными способами заражали «духом капитализма» всю католическую Европу.
Известный немецкий историк, основоположник геополитики Карл Шмит писал о политической, экономической и духовно‑религиозной уникальности Венеции (на фоне средневековой Европы) следующее: «Почти половину тысячелетия республика Венеция считалась символом морского господства и богатства, выросшего на морской торговле. Она достигла блестящих результатов на поприще большой политики, ее называли “самым диковинным созданием в истории экономики всех времен”. Все, что побуждало фанатичных англоманов восхищаться Англией в XVIII‑XX веках, прежде уже было причиной восхищения Венецией: огромные богатства; преимущество в дипломатическом искусстве...; толерантность в отношении религиозных и философских взглядов; прибежище свободолюбивых идей и политической эмиграции»[171].
Итальянские города‑государства с их «духом капитализма» дали толчок хорошо известному Возрождению, которое проявило себя как в искусстве, так и в философии. Возрождение, как пишется во всех учебниках и словарях, ‑ система светских гуманистических взглядов на мир на основе возврата к культуре и философии античного мира. Отсюда можно заключить, что это возрождение античного язычества и отход от христианства. Возрождение (Ренессанс) внесло немалый вклад в подготовку условий Реформации. Как точно заметил О. Шпенглер: «Лютера можно объяснить только Ренессансом.»[172].
Трудно переоценить развращающее влияние ростовщичества на христианское сознание средневекового европейца. Вот что по этому поводу пишет исследователь католицизма О. Н. Четверикова: «Таким образом, крепко связав себя с ростовщичеством, римская курия сделалась по существу олицетворением и заложницей коммерческих сделок, в интересах которых нарушалось и право, и закон. При официальном запрете на процент последний превратился в главный стержень всей финансовой системы католицизма, и этот двойной подход роковым образом сказывался не только на развитии экономики, но и, самое главное, на сознании западного человека. В условиях полного расхождения между учением и практикой происходило раздвоение общественного сознания, при котором следование нравственным нормам принимало чисто формальный характер»[173].
Впрочем, ростовщичество было не единственным греховным делом, которым в Средние века занимались полулегально (или полуоткрыто) католики ‑ как рядовые, так и принадлежащие к церковной иерархии. Последние активно занимались так называемой «симонией» ‑ торговлей церковными должностями. Один из епископов Флера следующим образом описал механизм обогащения церковной иерархии с помощью симонии: «Архиепископ приказал мне для получения епископской должности передать 100 золотых су; если бы я не передал ему, я бы не стал епископом... Я дал золото, получил епископство и в то же время если я не умру, то вскоре компенсирую свои деньги. Я рукополагаю священников, посвящаю в диаконы и получаю золото, оттуда ушедшее... В Церкви, являющейся собственностью одного только Бога, нет почти ничего, что не давалось бы за деньги: епископство, священство, дьяконство, низшие звания... крещения»[174]. Дух сребролюбия, стяжательства и лихоимства проник и прочно обосновался внутри церковной ограды в Западной Европе. Очевидно, что случаи, подобные тому, который описал епископ Флера, были не единичными, а массовыми. Они способствовали распространению этого духа во всем западноевропейском обществе. Одновременно они подрывали доверие к Католической церкви, вызывали недовольство среди прихожан и части рядового священства. В католицизме вызревал кризис, который закончился Реформацией.