Джулия Уоллес в морге перед трепанацией черепа.

Расследование, возгавляемое суперинтендантом Губертом Муром, быстро узнало о телефонном звонке в кафе "Коттл" и сообщении для Уоллеса, записанном капитаном шахматного клуба Сэмюэлем Битти. Благодаря описанной выше истории с бдительными телефонистками, удалось выяснить точное время и место, откуда был сделан звонок. Получалась интересная картина: Уилльям Уоллес по его собственному признанию, направился в шахматный клуб 19 января в 19:15, а телефонный звонок был зафиксирован в 19:20 из будки менее чем в 300 м. от его дома. Правда, капитан шахматного клуба Битти утверждал, что голос звонившего совершенно не походил на голос Уоллеса, но это ничего не значило - голос ведь можно и изменить!
На интересные разымышления суперинтенданта натолкнул и рассказ страхового агента о его похождениях в районе Менлов гарденз. Во-первых, было непонятно, почему Уоллес не уточнил адрес перед поездкой, что выглядело вполне здраво. Во-вторых, крайне подозрительным было то, что он обращался за справками к большому числу людей. Это выглядело так, словно он обеспечивал себе alibi и старался, чтобы его запомнило как можно большее число лиц... Так, чтобы наверняка. В-третьих, суперинтенданта смутила та настойчивость, с которой Уоллес убеждал его в том, что ему был незнаком район Менлов гарденз. Это было не так! Как выяснило следствие, Уоллесу был хорошо известен маршрут трамвая №5, поскольку он ездил на нём к родной сестре Эми. Спрашивается, зачем же он тогда 20 января ломал комедию перед вагоновожатым и контролёром, расспрашивая их о маршруте? Кроме того, выяснилось, что Уилльям двумя годами ранее несколько раз приезжал в дом своего начальника Джозефа Крю на Менлов гарденз-Саус, поскольку давал ему уроки игры на скрипке. Неужели за два года Уилльям забыл, что Менлов гарденз состоит из трёх улиц, а не четырёх? И наконец, оказалось, что Уоллес в 1930 г. не раз приезжал гулять в расположенный неподалёку парк "Кальдерстоунз" (Calderstones). Вряд ли, посещая парк, он не заходил в Менлов гарденз...

Дальше - больше! Приставленный к Уоллесу агент наружного наблюдения подслушал его разговор с Сэмюэлем Битти, капитаном шахматного клуба, в котором Уилльям просил последнего припомнить поточнее время телефонного звонка от "мистера Квалдру". Суперинтендант посчитал, что Уоллес пытается оказать давление на важного свидетеля и официально запретил ему обсуждать с кем-либо детали проводимого расследования.

Уилльям Уоллес.

Усиливали подозрения в адрес вдовца и кое-какие иные соображения. Так, например, очень подозрительной казалась история с замками, которые Уоллес якобы не мог открыть своими ключами после возвращения из Менлов гарденз. Суперинтендант Мур посчитал, что Уоллес прекрасно был осведомлён о находившемся в доме трупе и боялся входить туда в одиночку, поэтому он, мол де, бродил вокруг дома, дожидаясь, пока на него обратят внимание соседи. Кстати, история с замками и впрямь весьма мутная, автору не удалось найти информацию о том, проводилось ли их изучение криминалистами, да и вообще неизвестна их конструкция и непонятно, можно было в принципе заблокировать их изнутри. Вопрос этот очень важен, но следствие им почему-то не заинтересовалось.
Внимательный читатель, наверняка, обратил уже внимание на то, что Уоллеса никак нельзя обвинить в убийстве ввиду наличия у него железного alibi. Действительно, в 19:45 он сверял часы с констеблем Сёрджентом в Менлов гарденз, а если смерть Джулии последовала в районе 20 часов, то он никак не успевал попасть домой к этому часу. Суперинтендант тоже подумал на сей счёт и обстоятельно поговорил с профессором МакФоллом. Тот тоже подумал и... изменил датировку смерти, передвинув ещё с 20 часов на 18. Спрашивается, нахрена тогда аж 3(!) судебных медика вели протокол развития трупного окоченения и замеряли его степень каждые 10 минут, если результат их работы может быть отменён простой беседой с главным следователем? Вопрос, впрочем, риторический, ответа не требует...
Правда, хитроумный суперинтендант пустившись во все эти манипуляции со временем попал в конечном итоге впросак. Загнал, так сказать, самого себя в ловушку... Отыскался свидетель, доставщик молока, видевший Джулию живой и здоровой и даже разговариваший с нею в 18:45, т.е. спустя 3/4 часа с момента её убийства по официальной версии. Свидетеля этого полиция проигнорировала, объяснив его показания обычной ошибкой, дескать, он не имел часов, не ориентировался во времени и потому слова его не заслуживают доверия. Молодого человека полицейские уговорили изменить показания и тот согласился, что видел Джулию живой в 18:30. Через несколько дней, однако, возник другой свидетель - разносчик вечерних газет - который с непоколебимой точностью (до минуты!) назвал время, когда видел Джулию живой и невредимой. Перед тем, как свернуть на Волвертон стрит и пойти к дому Уоллесов, он посмотрел на часы на соборе - они показывали 18:38 - а уже через пару минут разносчик проходил мимо дома №29. В общем, по всему выходило, что в 18:40-18:45 Джулия была жива и здорова, что полностью соответствовало показаниям Уилльяма Уоллеса, но категорически противоречило результатам "уточненной" судебно-медицинской экспертизы. Впрочем, пустяк этот полицию в январе-феврале мало беспокоил.
Суперинтендант Мур взял след и ничто не могло сбить его! Кто ищет - тот всегда найдёт и суперинтеднат в конце-концов нашёл то, что ему было надо.
Целая группа свидетелей заявила о весьма неприязненных отношениях, царивших в семье Уоллесов. Так, например, некая миссис Уилсон, три недели ухаживавшая за страховым агентом во время его болезни в 1923 г., сообщила полиции, что отношения между Уилльямом и Джулией были холодными, лишенными обоюдного доверия и симпатии. Ей вторил доктор Карвен (Curwen), лечащий врач супругов, утверждавший, что Джулия считала своего мужа симулянтом и игнорировала его жалобы на боли в единственной почке. Уилльям платил ей тем же и оставался совершенно равнодушен, когда начинала болеть она. Сам доктор при этом подчёркивал, что никто из супругов не симулировал заболевания - они оба были тяжело больными людьми. Коллега Уоллеса по работе в страховой компании заявил, что тот тяготился обязанностями страхового агента и презирал это поприще, считая себя выше подобного способа зарабатывания денег.
Таких свидетельств полиция собрала довольно много, перечислять их здесь попросту незачем. Просто примем как факт, что их было хватало. Имелись, правда, и свидетельства иного рода, например Сэмюэль Битти говорил об Уилльяме Уоллисе как очень деликатном и застенчивом человеке, который будучи добрым внутри, стеснялся раскрывать свою душу посторонним. Очень положительные отзывы о семье дали их ближайшие соседи - упоминавшиеся выше Джон и Флоренс Джонстоны - не поскупившиеся на самые восторженные эпитеты. Тем не менее, у полиции был широкий выбор свидетелей и суперинтендант Мур воспользовался этим в своих интересах.

Трудно сказать, как далеко бы зашло следствие, возможно, ничего бы плохого Уилльяму так и не сделали, если б только в полицию 24 января не пришло письмо от некоей Лили Холл, в котором содержалась недостающая следствию информация. Лили утверждала, будто в 20:35 - т.е. за 10 минут до того, как Уилльям подошёл к дому - он повстречался в парке на соседней улице с неким незнакомцем. Сам Уилльям категорически отверг возможность подобной встречи, заявив, что с трамвайной остановки отправился прямиком домой, не заходя в парк. Но эти объяснения уже никого из правоохранителей не интересовали.
2 февраля 1931 г. Уилльям Уоллес был и официально обвинён в убийстве жены и арестован.
Официальная версия сводилась к следующей схеме событий: Уоллес, задумав убить жену, озаботился обеспечением собственного alibi, и с этой целью позвонил в шахматный клуб, создав видимость обращения к нему несуществующего "мистера Квалтру". Задумка его вполне удалась, капитан клуба не узнал измененный голос Уоллеса и не заподозрил подвоха, однако, злоумышленник просчитался в двух моментах. Во-первых, место и время звонка было установлено, благодаря бдительности телефонисток, в силу чего стало ясно, что звонили из телефонной будки неподалёку от места проживания Уоллеса. Во-вторых, Уоллес упустил из вида, что подобный звонок имел смысл лишь для человека, хорошо осведомленного о его планах. В самом деле, Уоллес не посещал клуб на протяжении нескольких недель и никто, кроме него самого, не мог знать наверняка, что он явится 19 января. Таким образом, замысел преступника по выманиванию Уоллеса из дома мог провалиться просто потому, что Сэмюэль Битти банально не смог бы сообщить ему о звонке. По мнению полиции, если бы убийца был посторонним лицом, то он бы не стал строить свои планы на столь зыбком расчёте, так что хитроумный Уоллес в каком-то смысле перехитрил самого себя.

Графики игр членов Центрального шахматного клуба открыто висели на доске объявлений в кафе "Коттл" и в принципе их мог видеть любой. На этом обстоятельстве, по мнению полиции, Уоллес и построил свой расчёт - он постарался сделать так, чтобы убедить всех в том, будто злоумышленник следил за ним и посещал кафе "Коттл", где ознакомился с расписанием игр и использовал эту информацию планировании телефонного звонка. Но столь усложненная схема выманивания Уоллеса из дома на время убийства не давала гарантии его отсутствия, а потому ни один разумный убийца не стал бы действовать столь ненадёжным способом. Использование телефонного звонка для создания alibi по мнению суперинтенданта Мура убедительно доказывало, что вся эта затея спланирована и реализована самим же Уоллесом.

Убийство своей жены Уоллес осуществил непосредственно перед выходом из дома. Чтобы не испачкать одежду кровью, он разделся донага и прикрылся собственным макинтошем, найденным под трупом Джулии. После убийства жены он со всей возможной быстротой облачился в чистую одежду и покинул дом. Во время поездки он постарался поговорить с максимальным количеством людей, причём строил разговор таким образом, чтобы его запомнили и без колебаний подтвердили факт беседы в полиции. Встретив констебля Сёрджента, обвиняемый даже сверил часы, что было явным перебором. Уоллес испытывал сильное волнение и всячески стремился оттянуть своё возвращение в дом, где его ждала встреча с телом убитого им человека. Поэтому он задержался, отправившись в парк возле дома, и даже заговорил там с неким человеком. Подойдя в конце-концов к дому, он не находил в себе силы войти внутрь и топтался у дверей, пока его не заметили соседи Джонстоны. Дабы уговорить их присоединиться, Уоллес выдумал историю про якобы заблокированные замки. В обществе соседей малодушный убийца осмелился-таки войти внутрь, причём, для открытия задней двери ему не понадобился ключ - дверь он оставил открытой, спешно покидая место убийство, и явно позабыл эту деталь. Именно этим и объяснялась, по мнению полиции и прокурора, странная нестыковка его рассказа - он заявил соседям, будто задняя дверь закрыта, а на самом деле... ну, вы помните, как было на самом деле.
Прокуратура не располагала ни единой прямой уликой и оперировала только косвенными, причём рассматривало факты весьма избирательно. Тем не менее, Уоллес был предан суду, который открылся 22 апреля 1931 г. Позиция обвинения не выглядела сильной, да и судья, по мнению журналистов, следивших за процессом, относился к обвиняемому вполне сочувственно, но тем сильнее оказался удар, нанесённый присяжными заседателями. Они практически без колебаний - их совещание длилось менее часа!- признали обвинение в убийстве доказанным, а Уоллеса - не заслуживающим снисхождения. Такой вердикт не оставлял ему шанса на тюремное заключение и судья Райт вынужденно приговорил обвиняемого к смертной казни через повешение.

Стороны судебного процесса в апреле 1931 г. Слева направо: судья Райт (Wright), адвокат Рональд Оливер (Roland Oliver) и обвинитель Эдвард Хеммерде (Edward George Hemmerde). По мнению журналистов, следивших за ходом процесса, судья относился к обвиняемому сочувственно, но вердикт присяжных не оставлял ему места для манёвра - он просто обязан был приговорить убийцу, не заслуживающего снисхождения, к смертной казни.

Однако затем произошло событие, не имевшее аналогов во всей предшествующей истории Британского права. Суд апелляционной инстанции без приобщения каких-либо новых доказательств отменил вердикт присяжных ввиду его очевидной необоснованности. Судьи сочли, что отправлять человека в петлю без единой улики нельзя.
Уоллес неожиданно для себя вышел на свободу, однако вернуться на Волвертон стрит не смог - ему грозили расправой разного рода горячие головы, коих в Ливерпуле оказалось немало. По этой же причине он не мог работать разъездным страховым агентом - риск нарваться на недоброжелателя был слишком велик. Надо отдать должное руководству страховой компании, которое подыскало ему работу в архиве, убрав подальше от глаз клиентов. Уоллес купил новый дом в другом районе, его новое место проживания держалось в секрете. В 1932 г. во время одного из немногих своих интервью Уилльям заявил журналисту Джону Буллу, что знает, кто убил Джулию, но никогда не назовёт этого человека, потому, что боится расправы.
26 февраля 1933 г. он скончался от многочисленных осложнений, вызванных пиелонефритом - той болезни, что мучила его всю жизнь.