Глава шестая, где у меня появляется шанс начать швыряться деньгами

В Москве теперь стало до странности много всего. Машин, светофоров, мусора на дорогах. Опять же, людей. Понятное дело, что лозунг «Москва не резиновая» еще наши бабушки произносили с таким же пафосным и выражающим крайнюю степень недовольства выражением лица. Им тогда тоже казалось, что от приезжих уже не продохнуть, не протолкнуться. А между тем сколько их тогда было – этих самых гостей столицы? Разве можно сравнить с тем, насколько «не резиновая» Москва сегодня? Никак! Однако же они – наши бабушки – были уверены в том, что уже почти настал конец света.

«Вот в наше время!..» – восклицали они, глядя, как на железнодорожные вокзалы каждое утро прибывают заполненные людьми и баулами пригородные электрички. Сейчас в душные и грязные объятия Москвы люди стекаются широкими реками каждые полчаса. Причем нашему городу приходится держать раскрытыми абсолютно все каналы для входа. Шоссе, автострады, аэропорты… Получается, что времена меняются, а Москва все равно остается «резиновой». Интересно, сколько «понаедет» к моменту, когда бабушками станем уже мы? Я, кстати, довольно хорошо представляю себя бабусей. При моем маленьком росте я буду смотреться очень даже неплохо, по крайней мере, трогательно. Аккуратненькая маленькая старушка. Груз тяжелых дней согнет меня в крючок, тело ссохнется от одиночества и бесплодных мыслей, волосы побелеют уже не от краски «Лонда Колор», а от седины. К сожалению, этот процесс уже начался. Если быть до конца честной, слово «начался» уже не подходит. Процесс зашел довольно далеко. Ну, так вот, я буду носить беретик, шейный платок и маленькую сумочку из дерматина. И мне станут уступать место в метро, потому что я буду вызывать у людей приступ томительной нежности и заботы. Может быть. Впрочем, до этих не слишком заманчивых времен еще далеко, а пока со мной тоже происходят интересные события в метро. Когда утром я зашла в этот храм скорости и точности, то поняла, что, сидя за рулем «Фобии», я окончательно утратила мастерство передвижения в подземке. Начать с того, что я не смогла четким рассчитанным движением высунуть из кошелька магнитную карту и молниеносно проскочить внутрь станции. А видимо, в восемь тридцать утра в московском метро по-другому нельзя, потому что в этот момент тут тоже есть свои, не менее огромные пробки. Но, в отличие от дороги, здесь ты никак не защищена от участников движения ни громко поющим радиоприемником, ни металлическим кузовом, за которым можно чувствовать себя как дома.

– Чего застряла, корова! – понеслось мне в затылок, народ напирал, вдавливая меня в турникет. Я копалась в сумке, пытаясь понять, куда же я запихнула только что купленный с большими трудозатратами билет. Люди были повсюду, я чувствовала себя крысой, которую толпа соплеменников уносит по трапу с тонущего корабля.

– Повстают тут всякие, а народ на работу опаздывает, – уже более спокойно дискутировал кто-то, а ему со знанием дела отвечали:

– Автомобилист прет небось. Зачумел в пробках стоять, так лезет.

– Ага, а куда лезть – не знает!

– Чмо! – Они говорили обо мне, словно меня тут и не было. Билет предательски потерялся в недрах сумки, я трясла ее, обливаясь потом. В былые дни я отошла бы в сторону, чтобы спокойно его отыскать, но тут – тут не было никакой стороны, в которую можно было бы отойти. Всюду только медленно текущие полноводные русла людской реки, где руки перемешались с туловищами, вжались в спины.

– Вот дура! Нет мозгов – сиди дома, – контрольным в голову добила меня какая-то бабуля, которая ловким автоматическим приемом перестроилась, обходя меня в повороте, и, не показывая поворот, пролезла в соседний турникет. Наконец-то билет нашелся, и я поимела счастье погрузиться в метро. Последний раз в такое время я в метро была несколько лет назад. У меня тогда врачи нашли какой-то полип, и мне надо было попасть из дома в больницу очень рано, чтобы успеть прооперироваться до двенадцати. Тогда я отметила про себя, что спускаться в метро становится все страшнее и что, если так дальше пойдет, Москва развалится на несколько самостоятельных городов и люди будут ездить из одного города в другой только по большим праздникам, в гости к дальним родственникам.

– Ты откуда?

– Из Беляева. А ты?

– А я со Щелковской!

– О, слыхал! Хорошее местечко, надо будет как-нибудь в отпуск выбраться к вам, погостить недельку! – примерно вот так я все себе представляла. И, надо сказать, все с тех пор стало гораздо хуже. Я поймала себя на мысли, что, как психолог, улавливаю в людях на перроне некоторую слаженность и единство, но никак не могу понять, в чем она заключается. Впрочем, у меня было время на анализ, в первые два поезда я так и не попала.

– Двери закрываются, – сказал голос машиниста раньше, чем я смогла даже увидеть их, и раньше, чем люди перестали заходить. Дальше несколько секунд двери давили несогласных, с переменным успехом побеждая друг друга. Сильнейшим удавалось раздвинуть сомкнутые двери голыми руками и пробраться внутрь. Слабейшие, взвизгивая, отлетали, но моментально бросались обратно в эпицентр толпы.

«О, да они все пытаются встать напротив двери!» – вдруг поняла я. Первая последовательность действий толпы стала ясна. Каждый опытный ездок метрополитена вставал четко напротив двери, даже если он не видел поезда и перрона. Это делалось уже интуитивно. Я же встала там, где была наиболее сплоченная кучка, завязанная в плотный узелок. И, надо сказать, не прогадала, так как уже к следующему поезду меня внесли вместе с потоком. Мне даже не пришлось особо перебирать ногами, я уже оказалась параллельно дверям, как вдруг заметила новую странность. Многие люди не спешили войти в вагон, хотя у них уже были все шансы на это.

«Тогда и я не пойду!» – решила я и выскочила из двери. Получив удар по плечу, я успела уклониться от удара чемоданом в челюсть и тоже вжалась в стенку поезда. Подумав, я решила, что один удар – это фигня, я легко отделалась. Зато я продолжу это занимательнейшее исследование. Мы дождались следующего поезда и смертоносным потоком влились в пустые недра вагона. Дальше начало происходить что-то невероятное. Вполне нормальные, дееспособные и даже умные, образованные с виду люди принялись с детским азартом играть в игру, которая в моем детстве, кажется, называлась «Кто остался, тот дурак». Едва пройдя в вагон, они всем телом мастерски бросались в сторону лавок. Я бы даже сказала, что они кидали себя вперед, преодолевая в броске несколько метров, а после с азартом плюхались на любое пустое место и лихорадочно оглядывались по сторонам. Как будто высматривая, дал ли уже команду «стоп» ведущий. И кто остался в дураках? Самое интересное, что мне при полном отсутствии практики не удалось занять даже махонького места, хотя я прошла в вагон одной из первых. Стоило мне только опустить взгляд на сиденье, как практически из-под меня уже выныривал кто-то из профессионалов, и раньше, чем я успевала что-либо сообразить, он уже не просто сидел на этом месте, но даже и читал уже сборник анекдотов!

– Вау! – не сдержала восхищения я. Вот это реакция, вот это напор, вот это вера в себя! Такого я никогда не видела. Люди, словно в ускоренной съемке, нападали на сиденья и теперь усмиряли сбившееся дыхание. И тут я, не в силах совладать с собой, принялась судорожно, истерически хохотать, вспоминая, как в детстве я вот так же кружилась вокруг стульев, а потом плюхалась на них или мимо, и как это было здорово и весело. И как, наверное, забавно играть в эту игру каждый день, будучи взрослым.

– Чего ржешь? – угрюмо спросил меня мужик непохмеленной наружности. – Чиполлину увидала?

– Почему? – еле слышно из-за смеха выдавила я из себя, но мужик не счел нужным пояснить свою аллегорию. Я смиренно повисла на железном поручне и покатила к мужу. Уже через пару станций я осознала со всей очевидностью, что этот конкурс на самую быструю попу – вовсе не роскошь, а техника элементарной безопасности. Примерно к «Пионерской» меня утрамбовали, как листик салата в вакуумной упаковке. Я ехала до Кольцевой и до самого конца думала, что теперь уж точно подцеплю все вирусные и венерические болезни, известные и неизвестные в природе. Потому что такого тесного физического контакта у меня не случалось даже при интимной близости с супругом. Кроме того, у меня были определенные сомнения в моей способности просверлить себе коридор и выбраться из вагона на нужной мне станции. Ближе к концу я зареклась когда-либо еще жаловаться на пробки и испытала на себе яростную атаку, густо замешенную на приступе клаустрофобии. Поэтому, когда все тот же самый мощный поток подхватил меня и вынес из вагона на запруженный перрон станции «Киевская», я принялась рыдать.

«Прости меня, отец небесный, за все прегрешения мои, только не посылай мне больше карающего метро твоего во все дни!» – почему-то звучало у меня в голове. Всхлипывая, отталкивая от себя людей и шарахаясь от чьих-то жадно ищущих опоры рук, я выбралась наверх, к бушующему балагану Киевского вокзала. Мне надо было добраться до «Фрунзенской», а я сломалась и не прошла даже половины пути. Две пересадки, два или даже три эскалатора, несколько конкурсов «А ну-ка попади в вагон» – все это окончательно подорвало мою и без того на ладан дышащую психику, поэтому я сочла за лучшее стоять под пасмурным небом и вдыхать в легкие пропитанный смогом воздух.

– Пробочки, родимые, – нежно улыбнулась я, глядя на плотно сгрудившиеся на Большой Дорогомиловской машины.

– Надо куда-то ехать? Такси? – выскочил из-под земли всегда одинаковый представитель кавказских народов на одной и той же во все времена «пятерке» вишневого цвета.

– Да! – с облегчением выдохнула я. И пусть я истратила на этот бессмысленный вояж все оставшиеся у меня деньги. И пусть мне прожужжали все уши про то, как мне будет хорошо, если я выйду замуж за брата жены водителя (особенно мне будет хорошо, когда львиная часть родственников моего потенциального мужа переберется ко мне в квартиру). Зато всю дорогу я с наслаждением курила его «Золотую Яву», слушала о том, какая я «красывый дженщин», и понимала, что если вдруг очень сильно захочу замуж, то этот вопрос можно будет решить буквально в пять минут. Это радовало.

– Господи, Ксенька, ты откуда такая вылезла? Из преисподней? – поинтересовался Котик, спускаясь ко мне по лестнице своего евроотремонтированного офиса.

– Твой охранник меня не пускает! Говорит, что не заказан пропуск! – разнервничалась я, поскольку ждать явления Котика охране мне пришлось добрых пятнадцать минут.

– Ну, не надо так нервничать. Тебе надо успокоиться, береги здоровье, – принялся нравоучительно он вещать. О, как же меня всегда бесила его склонность к высокопарным банальностям, псевдоумным рассуждениям о том, в чем он ничего не понимает. И еще меня постоянно раздражало то, что он очень рано вставал. В шесть, максимум в шесть тридцать. И тут же поднимал меня, чтобы я изволила подать ему завтрак.

– Кто рано встает, тот всех достает! – иронизировала Баська, а я зверела оттого, что, во сколько бы я ни легла и во сколько бы мне ни надо было на работу, меня растрясали в шесть ноль-ноль и вели на кухню, как рабыню Изауру. И хоть бы у него, Котика, случалось иногда обострение утренней сексуальности – так нет. Он меня жаждал исключительно в кулинарно-бытовом смысле.

– Я не нервничаю! Я ехала к тебе на метро! Чтобы не опоздать! Вот скажи, давно ли ты был в московском метро? Особенно в час пик?! Особенно в утренний час пик?! – Я была готова забыть все то, зачем ехала к нему, забыть про Болгарию и наброситься на него. Мысль, что Котик никоим образом не причастен к моим утренним бедствиям, даже не стучалась ко мне в голову.

– И чего тебя туда понесло? Нет денег на бензин? – поинтересовался он.

– А откуда у меня деньги? – моментально подхватила я. О том, сколько я отдала джигиту на вишневой «пятерке», чтоб только больше не видеть метро, я предусмотрительно и благоразумно промолчала.

– Все ясно! – кивнул он, подавая мне чай, заваренный водой из белоснежного кулера. Интересно, почему у меня дома ничего не может дольше недели хранить белоснежность, а его офис так и сияет снежной чистотой уже который год? – Садись, пей и рассказывай.

– Понимаешь, Котик, у меня такие перемены! Мне предлагают читать курс лекций в Болгарии, в тамошнем университете, но только на английском языке. А ты знаешь, как я комплексую из-за нехватки лексики. И потом, мне нужны деньги на билет и на первое время, чтобы освоиться, найти жилье…

– Ты что, собираешься уехать в Болгарию? – потрясенно вылупился на меня муж. Я растерялась. Еще пять минут назад я была уверена, что просто попрошу у него денег на поездку – и все! Какая Болгария, какой университет? Куда и, главное, почему меня понесло – неизвестно. Я смотрела на него и судорожно думала, как бы половчее выпутаться из дурацкой ситуации. Понятное дело, что приглашение преподавать – это круто и что если я хотела выпендриться, то я это сделала. Но вот только мой Яша слишком хорошо знает меня, чтобы поверить.

– Дай мне посмотреть приглашение. А то знаю я тебя, завезут на какую-нибудь ферму, отберут паспорт и заставят коров доить бесплатно. А мне тебя потом вызволяй!

– Приглашение? Ну, вот, пожалуйста. – Я протянула ему письмо из Бургаса. Конечно, это не то, но все-таки и я не совсем соврала…

– Это что? Конференция?

– Ага. Для начала. А остальное мы будем смотреть на месте. Ну, ты понимаешь, что такие дела не решаются без личной встречи.

– Интересно, и почему ты должна ехать за свой счет? – ударил он в самое больное место. Конечно, откуда ему знать, что даже за свой счет приехать и выступить на таком сборище профессионалов – большая удача.

– Потому что так нужно. Какое тебе дело? Ты все равно ничего в этом не понимаешь, – отмахнулась я, жалея, что не попросила денег просто на фитнес-клуб. А что, мог бы и дать, если есть лишние. Он парень не жадный. И я ему не чужой человек. А еще лучше – попросить на лечение. Это он точно уважает. Правда, он оплатил мне хорошую страховку… но можно сказать, что именно это в нее и не входит. Какая досада!

– Я все прекрасно понимаю. Ты как ребенок! – Он завел свою любимую пластинку. Сел на любимого конька. – Совершенно не понимаешь, в чем разница между работой и дурью. Ты маешься дурью! Хоть пойми, что если это деловая командировка, то они должны оплачивать твои издержки.

– Но психологи в России не очень востребованы, разве я в этом виновата? – Я инстинктивно оправдывалась, уже жалея, что вообще завела этот разговор.

– Да это вообще не профессия, – возмущенно раздувал он щеки. – У тебя же вообще нет профессии. Вот скажи, чем ты собираешься жить? На что, вернее? На эти триста долларов зарплаты? На милостыню от этих твоих так называемых клиентов? Когда ты наконец повзрослеешь и поймешь – надо думать о завтрашнем дне?

– О, как я часто все это слышала. Мы не для того разошлись, чтобы ты мне снова компостировал мозги своей чушью! – возмутилась я. – Я люблю свою работу. Другой у меня все равно нет. Ты меня бросил!

– Мы просто разошлись, – замахал руками он. – Это не могло продолжаться вечно. Ты сидела на моей шее, занималась какой-то дурной, да и просто опасной хренью, а я должен был все это оплачивать. Твои бессонницы, твои дурацкие статистические подсчеты. А одни эти опросы, которыми ты всех достала, включая мою маму?

– Ой, вот только не надо твою маму приплетать сюда! – вошла я в раж. – Это ей-то я взрывала мозги? Да она сама кому хочешь взорвет мозги! Ксюшенька, ты не забыла перед уходом выключить свет? Везде проверила? А воду выключила? Точно? Ты точно помнишь? И газ перекрыла? А дверь закрыла на верхний замок? А окна все закрыла? А форточку? Форточку не оставила? Лилечку тепло одела? Чем ты ее кормишь? Надо кормить только парными котлетками! Это ты не называешь взрыванием мозга, Котик?

– Ксения… – Яша устало опал уже вполне заметным животом на стол. – Может, не надо опять? Я не виноват, что моя мама так волнуется за все на свете. И какое это имеет сейчас значение?

– Ты прав, – фыркнула я, пытаясь сдуть прядь волос со лба. – Имеет значение моя поездка в Болгарию. Ты дашь мне на нее денег?

– Нет, – после тяжелой паузы ответил он. Я раскрыла рот. И зачем он тогда меня звал? Чтобы сказать «нет»?

– Почему?

– Ксеня, я за тебя волнуюсь. Ты не способна просчитать свою жизнь и на два шага вперед. Ты живешь только сегодняшним днем и ничего не хочешь понимать. Давать тебе деньги – все равно что давать их первокласснику. Все равно потратишь на жвачку и мороженое.

– И к чему ты клонишь? – нахмурилась я. Котик хоть и говорил вроде бы свои мысли, но выражался какими-то не своими словами.

– А к тому, что тебе надо образумиться и устроиться на нормальную работу. Такую, где бы ты делала то, что умеешь, а тебе за это платили бы стабильные и хорошие деньги.

– Отлично! – всплеснула руками я. – И где это чудотворное место? В школе? В детском садике, в кабинете штатного психолога за три копейки? Ты хоть понимаешь, что я места лучше, чем мое, не найду?!

– А я и не говорю, что это должно быть место психолога, – наконец он соизволил прояснить все. – Ты прекрасно знаешь компьютер – можно работать секретарем! И даже операционистом. У тебя, конечно, нет соответствующего образования. Но тут я как раз подумал…

– О чем? – спросила я, склонив голову набок.

– Ну, ты могла бы работать у меня. Как раз у нас в одном из отделов не хватает сотрудника. И я смог бы за тобой приглядывать, мне так было бы спокойней. А то я уже понял, что сама ты таких дел наваляешь, что мне потом всю жизнь расхлебывать.

– И давно сия чудесная мысль пришла тебе в голову? – тихо спросила я. Собственно, я могла бы и не удивляться. Тупая мужская логика не давала ему понять, как это дико – предлагать место в фирме, где работает и он сам, и его новая жена.

– Ну, не так давно, – заюлил он.

– А твоей Зое как она, понравилась? – повысила я тон. Яша поднял на меня взгляд и в ярости бросил на стол ручку, которую крутил между пальцами.

– А что такое? Или ты считаешь, что сможешь прожить сама?

– Почему нет? – хмыкнула я.

– А, нет, ты не это решила. Ты думала, что я так и буду просто давать тебе деньги, которые ты будешь просто спускать на всякую ерунду. Так вот, нет. Этого от меня не дождешься. Хочешь помощи – вот она. Иди работай. Здесь к тебе не будут относиться как к чужой, не выгонят, не обдерут. И ты тут бед не натворишь…

– То есть ты считаешь, что если мне не создать вот такие «лояльные» условия, то я не смогу работать даже секретарем? Хорошего же ты обо мне мнения! То есть сама по себе я даже печатать и отвечать на звонки не смогу. Да? – Я стукнула кулаком по столу. – Отвечай!

– А что ты думала, сможешь? Да я, пока с тобой жил, извелся! Никогда не знаешь, какая очередная фантазия к тебе придет.

– А Зоя – это другое? Она умная, сильна, богатая, да?

– Это не твое дело, – неожиданно покраснел он. – Ее не тронь. Она тебе не чета.

– Ах вот как! – поразилась я. – Значит, не чета? Значит, она личность, она хорошая, она сможет работать, а я нет? Интересно, а как она относится к тому, что я буду тут маячить? Я бы на ее месте сильно возражала.

– В том-то и дело, что она все знает и она не против.

– Господи, какое милосердие! Я потрясена. Скажи, а мне стоит пойти и поклониться ей в ножки, что она НЕ ВОЗРАЖАЕТ, чтобы после того, как увела у меня мужа, позволить мне стать посмешищем всего офиса?

– Что ты несешь! – гаркнул Яков. – Она совершенно не такая. И она в самом деле желает тебе добра! Вот увидишь, ты ошибаешься на ее счет. И никто меня не уводил, ты сама во всем виновата!

– Конечно! – Я демонстративно кивнула. – Только дай мне хоть на нее посмотреть, что это за царица небесная. Может, я тоже влюблюсь? Я тут подумываю о лесбиянстве…

– Прекрати! – рявкнул он, пытаясь ухватить меня за запястье, но – чудак – разве ж так хватают! Я выскользнула из его кабинета и понеслась по коридору, крича:

– Зоя! Зоечка! Отзовись, душечка, нам надо поговорить!

– Что ты делаешь?! – сдавленно захрипел супруг, но было уже поздно. Из-за красивой стеклянной двери вышла высокая стройная женщина с хищным, но очень ярким лицом.

– Вы меня, кажется, ищете. Прошу в мой кабинет. Думаю, что нет смысла провоцировать сплетни.

– Ай, какая предусмотрительность! – Я выпалила сквозь сбитое дыхание. – Давайте уж их попровоцируем. Мне лично – без разницы.

– Как вам будет угодно! – ледяным тоном сказала она и с наглой рожей уставилась на меня. Я почувствовала легкий испуг. Если и сравнивать ее с кем-то, то только с прекрасной, хорошо дрессированной самкой удава. Надо признать, что было в ней что-то завораживающее. Если бы не стечение обстоятельств, я бы, наверное, и сама могла влюбиться в эту завораживающую плавность линий, в черный блеск глаз, за которыми, наверное, могут таиться самые необузданные и невероятные мысли… Я очнулась, напомнила себе, что эта точеная холеная красотка и есть та самая Зоя (неужели ей сорок?! Кошмар!).

– Значит, дорогуша, вы не против, чтобы мы тут все втроем работали?

– Не против, – нежно улыбнулась она, а мне показалось, что у нее есть клыки, как у вампирши.

– То есть он главный – сверху, потом вы, а снизу я. Такой секс втроем, да?

– Примерно, – улыбнулась она, ни чуточки не смутившись.

– А с чего вы решили, что мне это надо? – на всякий случай уточнила я.

– А вы не знаете?

– Уж будьте любезны, просветите убогую!

– Чтобы вы не пропали с голоду. Вы же совсем не умеете зарабатывать, как я поняла. – Она сощурилась, а я почувствовала, как волна возмущения накрывает меня с головой. Возможно, кто-то скажет, что месть – это холодное блюдо и все такое. Но практическая психология учит нас тому, как вредно сдерживать в себе эмоции. Особенно если они норовят перелиться через край. Так что я не стала их сдерживать, а, напротив, отключила разум и начала визжать. И, как водится, с налету вцепилась ей в волосы и стала вырывать их из ее умной и красивой головы. Так просто, чтоб жизнь медом не казалась.

– Что ты делаешь?! Ксеня! Перестань! – оторопело прыгал вокруг нас мой благоверный, не зная, с какого боку подступиться.

– Я никому и никогда не позволю себя унижать! – рявкнула вдруг эта самая Зоя, и тут произошло то, чего я никак не ожидала и, уж конечно, к чему я совершенно не была готова. Будущая опора моего супруга резким движением вырвала руки из моих цепких ладоней, размахнулась и изо всей силы (которая оказалась прямо-таки мужской) врезала мне прямо по лицу. Кажется, прямо в левый глаз.

– Ай, – неромантично вскрикнула я, отлетая назад и ударяясь головой о стену.

– Извини, Яков, но этого я просто не могла допустить, – сочла нужным объясниться она. После чего, провожаемая потрясенными взглядами коллег-сослуживцев, отчалила в свою цитадель комфорта и неги – в свой кабинет.

– Ксеня, как ты? – Котик вынул меня из-под стола, за который я скатилась в результате нокдауна. У меня не хватило сил, чтобы сопротивляться, когда он вел меня к себе, причитая и приговаривая. Щека и скула противно засаднили, а из носа, кажется, пошла та самая пресловутая струйка крови.

– И ты не боишься на ней жениться? – с удивлением спросила я.

Яша промолчал. И я вдруг подумала, что он, может быть, теперь уже больше боится на ней НЕ жениться.

– Как все запущено!

– А ты что творишь? Ты сама виновата! – запоздало высказался он, но сразу сник.

– Ну, конечно… Ладно, я уезжаю.

– Стой, – засуетился он. – Я дам тебе денег.

– Что? – застыла я. – Теперь ты решил дать мне денег?

– Ну, съезди уж в эту свою Болгарию, развлекись, приди в себя, – затараторил он, вытаскивая купюры из кошелька. Я сжала зубы. Вся дикость произошедшего вдруг пронеслась у меня перед глазами. И не только, что произошло здесь и сейчас. А раньше, много раньше.

– Слушай, ты ведь всерьез считаешь, что я бесполезная бездарность, не способная ни на что…

– Ну, почему…

– Считаешь, – удовлетворенно кивнула я. – Знаешь, не надо мне твоих денег. И тебя мне не надо.

– Ну, прекрати, – подошел он ко мне вплотную. – Не надо.

– Давно надо, – я сморщилась и попыталась отойти, но он держал меня и совал мне в карман деньги. И так мне все вдруг опостылело, что я выхватила эти деньги из своего кармана и подкинула их вверх. Деньги кружили по комнате, опадая, как осенняя листва, а я смотрела на это и улыбалась.

– Ты еще пожалеешь! – как-то смешно и жалко прикрикнул он.

– Обязательно! – кивнула я.

– И не думай, что после сегодняшнего дня между нами еще есть какие-то отношения. Не приходи и не рассказывай, что тебе нечего есть или не на что купить бензин!

Я уходила по коридору, а он в запале кричал мне вслед, тоже не в силах взять себя в руки и остановиться.

– Я поняла! – крикнула я ему в ответ.

– Ты все врешь! – воскликнул он.

Я захлопнула дверь, точно зная две вещи. Первое, что я сто пудов пожалею об этой безобразной сцене, и прямо уже сегодня вечером. А второе – что я никогда, никогда больше не переступлю его порог и не наберу его номер.

Часть вторая Полностью пуст