Пятьсот пятьдесят четвёртая ночь
Когда же настала пятьсот пятьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбада-морехода опустили в пещеру вместе с его женой, которая умерла, вход в пещеру закрыли и все ушли своей дорогой.
«А что до меня, – говорил Синдбад, – то я увидел в этой пещере много мёртвых, издававших зловонный и противный запах, и стал упрекать себя за то, что я сделал, и воскликнул: „Клянусь Аллахом, я заслуживаю всего того, что со мной случается и что мне выпадает!“ И я перестал отличать ночь ото дня и стал питаться немногим, начиная есть только тогда, когда голод едва не разрывал меня, и не пил, раньше чем жажда становилась очень сильной, боясь, что у меня кончатся пища и вода. „Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! – воскликнул я. – Что заставило меня, на беду мне, жениться в этом городе! Едва я скажу: вот я вышел из беды, как сейчас же попадаю в беду ещё большую. Клянусь Аллахом, такая смерть – смерть плохая! О, если бы я потонул в море или умер в горах – это было бы лучше такой скверной смерти!“
И я пребывал в таком состоянии, упрекая себя, и спал на костях мертвецов, взывая о помощи к Аллаху великому и желая себе смерти, но я не находил её, так мне было тяжело.
И я жил таким образом, пока голод не сжёг моего сердца и меня не спалила жажда и тогда я присел и, найдя ощупью хлеб, поел его немного и запил небольшим количеством воды. А после этого я поднялся на ноги и стал ходить по этой пещере и увидел, что она обширна, с пустыми пространствами, и на земле её много мертвецов и костей, тлеющих с древних времён. И я устроил себе местечко на краю пещеры, далеко от свежих мертвецов, и стал там спать, и моя пища уменьшилась, и у меня осталось её очень немного, а я ел раз в день или реже и один раз пил, боясь, что у меня кончатся вода и пища, прежде чем я умру.
И я продолжал жить таким образом. И вот в один из дней я сидел, и когда я сидел и раздумывал, что я буду делать, когда у меня кончится пища и вода, вдруг камень сдвинули с места, и из отверстия ко мне проник свет. «Посмотреть бы, в чем дело!» – воскликнул я, и вдруг увидел, что у верхушки колодца стоят люди и они опускают мёртвого мужчину и живую женщину, которая плачет и кричит о самой себе, и с нею опускают много пищи и воды. И я стал смотреть на эту женщину, а она меня не видела, и люди закрыли отверстие колодца камнем и ушли своей дорогой.
И я встал и, взяв в руку берцовую кость мёртвого мужчины, подошёл к женщине и ударил её костью по середине головы, и она упала на землю без памяти, и тогда я ударил её второй раз и третий, и она умерла. И я взял» её хлеб и то, что с ней было, и увидел, что на ней много украшений, одежд и ожерелий из драгоценных камней и металлов. А взяв воду и пищу, бывшую у женщины, я сел в том месте, которое себе устроил в углу пещеры, чтобы там спать, и стал есть эту пищу понемногу, чтобы прокормить себя и не извести пищу быстро и не умереть с голоду и жажды.
И я оставался в этой пещере некоторое время, и всякий раз, как кого-нибудь хоронили, я убивал того, кого хоронили с ним заживо, и брал его пищу и питьё и питался этим.
И вот однажды я спал и пробудился от сна и услышал, что кто-то возится в углу пещеры. «Что это такое может быть?» – спросил я себя, и я встал и пошёл по направлению шума, захватив берцовую кость мёртвого мужчины; и когда шумевший почуял меня, он убежал и умчался, и оказалось, что это дикий зверь. И я шёл за ним до середины пещеры, и передо мной появился свет, светивший из маленькой щели, точно звезда, и он то появлялся, то скрывался.
И, увидев свет, я направился к тому месту и, подходя к нему, видел сквозь него свет, который все расширялся. И я убедился тогда, что это пролом в пещере, выходивший наружу, и сказал про себя: «Этому должна быть причина. Либо это другое отверстие, такое же, как то, через которое меня опустили, либо в этом месте пролом». И я подумал про себя некоторое время и пошёл по направлению к свету; и вдруг оказалось что это брешь в хребте юры, которую проломили дикие звери. И они входили через неё в это место и ели мёртвых, пока не насытятся, а потом выходили через эту брешь.
И когда я увидел это, дух мой успокоился, тревога моей души улеглась, и сердце отдохнуло, и я уверился, что буду жив после смерти, и чувствовал себя, как во сне. И я трудился до тех пор, пока не вышел через этот пролом; и я увидел себя на берегу солёного моря, на вершине большой горы, которая отделяла море от острова и города, и никто не мог до неё добраться.
И я прославил Аллаха великого и возблагодарил его, и обрадовался великой радостью, и сердце моё возвеселилось, а потом я вернулся через брешь в пещеру и перенёс всю бывшую там пищу и воду, которую я накопил. Я взял одежды мёртвых и надел на себя кое-какие из них на те, которые были на мне, и взял из того, что было на мёртвых, – много разных ожерелий, драгоценных камней, жемчужных цепочек и украшений из серебра и золота, отделанных разными металлами и редкостями. Я завязал в свою одежду платья мертвецов и вынес через брешь на гору и стоял у моря; и каждый день я спускался в пещеру и осматривал её, и у всякого, кого хоронили, я отбирал пищу и воду и убивал его, все равно был ли это мужчина, или женщина; а потом я выходил через брешь и садился на берегу моря, ожидая, что Аллах великий поможет мне и пошлёт корабль, который пройдёт мимо меня. И я выносил из этой пещеры все украшения, которые видел, и завязывал их в одежду мертвецов, и провёл так некоторое время…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.