Триста семьдесят седьмая ночь
Когда же настала триста семьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лесной голубь пробудился от оцепенения и, услышав его слова, стал кричать и стонать и умножил щебетанье и стоны, так что едва не заговорил с напеве, и язык обстоятельств сказал за него такие стихи:
«О влюблённый, ты на память мне привёл
Дни, когда погибла молодость моя,
И любимого, чей облик я любил,
Кто красою превосходной всех прельщал.
Его голос, тонкий, чистый, на ветвях
Он внимание к звукам флейты отвлекал.
Растянул силки ловец, поймал его,
И сказал он: «Чтоб оставил он меня».
Я же думал, что имеет жалость он
И смягчится, увидав мою любовь,
Но, Аллахом поражённый, грубо он
Разлучил меня с любимым навсегда.
И любовь моя все больше и сильней,
И огнями отдаленья я горю.
Сохранит же пусть всех любящих Аллах,
Знал кто страсть и испытал тоску мою.
Коль увидит любящий, что в клетке я,
Над любимым сжалившись, мне волю даст».
Потом Уис-аль-Вуджуд обратился к своему другу испаханцу и спросил его: «Что это за дворец, что в нем есть и кто его построил?» И испаханец ответил: «Построил его везирь такого-то царя для своей дочери, боясь для неё случайностей времени и ударов случая, и поселил её вместе с её людьми, и мы отпираем дворец только раз в год, когда к нам приходят припасы». И Унс-аль-Вуджуд сказал себе: «Досталось мне желаемое, но срок долог!»
Вот что было с Уяс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Акмам, то ей не было приятно ни пить, ни есть, ни сидеть, ни спать, и она поднялась (а её страсть, волненье и увлеченье усилились), и обошла все углы дворца, но не нашла для себя успокоения, и стала она лить слезы и произнесла такие стихи:
«Меня заперли жестоко от него
И вкусить в тюрьме мне дали страсть мою
И сожгли огнями страсти сердце мне,
Отвративши от любимых взоры глаз,
Заточили во дворце большом меня,
На горе, что родилась в пучине вод,
Коль хотели, чтоб забыла я его,
Так усилили страданье лишь в душе.
Как забуду я, раз все, что есть во мае,
Взгляд один на дик любимый причинил?
Целый день в печали горькой я живу,
Ночь же в мыслях о любимых провожу.
В одиночестве мне дума о нем друг,
Как подумаю, что встреча с ним вдали.
Если б знать мне после этого всего,
Согласится ли судьба, на что хочу?»
А окончив стихи, она поднялась на крышу дворца и, взяв баальбекские одежды, привязала себя к ним и спускалась, пока не достигла земли, – а она была одета в самые лучшие одежды, какие имела, и на шее у неё было ожерелье из драгоценных камней. И она шла по степям и пустыням, пока не дошла до берега моря. И увидела она рыбака в лодке, который ловил рыбу, и ветер забросил его к этому острову. И рыбак обернулся и увидел на этом острове аль-Вард-фи-ль-Акмам и, увидав её, испугался и уехал на своей лодке, убегая. И девушка стала его звать и делать ему знаки и произнесла такие стихи:
«Не бойся, о благой рыбак, дурного ты —
Поистине, я женщина, как люди все.
Хочу, чтобы на зов мой ты откликнулся
И повесть мою выслушал с начала ты.
О пожалей, хранимый богом, жар любви,
Увидишь коль любимого бежавшего.
Красавца полюбила я, чей чудный лик
Луну и солнце превзошёл сиянием.
Газель, когда увидит раз хоть взор его,
«Я раб твой», – скажет, снисхождения прося.
Написана красою вдоль щеки его
Строка с чудесным смыслом, но короткая:
«Кто видит свет любви, идёт тот правильно,
Кто заблудился, тот преступен, нечестив».
Коль хочет он пытать меня – прекрасно как!
Когда его увижу, то награда мне,
Как ожерелье из рубинов иль других
Камней, иль свежих жемчугов, иль яхонтов.
Желанное исполнит, может быть, мой друг
Душа моя растаяла, растерзана».
И когда рыбак услышал её слова, он стал плакать я стонать и жаловаться и вспомнил, что произошло в дни его юности, когда одолела его страсть, и сильна была его любовь, и велико было волненье и увлеченье, и сожгли его огни любви. И он произнёс такие стихи:
«Клянусь страстью, оправданье где ясней:
Всеми членами я болен, слезы лью.
Вот глаза, во мраке ночи что не спят,
И сердца, что как кремень секут огонь.
Испытали мы любовь, когда росли,
Отличали тяжкое от лёгкого,
А потом я продал душу, быв влюблён,
За сближение с любимым, что далёк,
И опасности подвергся, думая,
Что, быть может, торг мой будет выгодным.
Ведь обычно у влюблённых – кто купил
Близость с милым, тот сверхвыгодно купил».
А окончив эти стихи, рыбак подвёл лодку к берегу и сказал девушке: «Сойди в лодку, я переправлюсь с тобой, в какое ты захочешь место». И аль-Вард-фи-ль-Акмам сошла в лодку, и рыбак поплыл с нею, но, когда он немного отъехал от берега, на лодку подул сзади ветер, и она пошла быстро, так что берег скрылся с их глаз, и рыбак не знал, куда едет. И ветер (продолжал усиливаться в течение трех дней, а потом он утих по изволению Аллаха великого, и лодка плыла с ними, пока не приплыла к городу на берегу моря…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.