Триста семьдесят шестая ночь
Когда же настала триста семьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что евнух, который вышел из дворца аль-Вард-фи-ль-Акмам, рассказал Унс-аль-Вуджуду обо всем, что случилось с ним, и сказал: „Люди, которые меня захватили, оскопили меня, и продали в евнухи, и вот я в таком положении“.
И после того как евнух приветствовал Унс-аль-Вуджуда и пожелал ему долгой жизни, он ввёл его во двор дворца. Унс-аль-Вуджуд увидел там большой пруд, окружённый деревьями и кустами, и во дворе были птицы в серебряных клетках с золотыми дверцами, и клетки эти были повешены на ветвях, и птицы в них щебетали, прославляя владыку судящего. И Унсаль-Вуджуд подошёл к первой птице и вгляделся в неё, и вдруг это оказалась горлинка. И когда птица увидела юношу, она возвысила голос и сказала: «О благой!»
И Унс-аль-Вуджуда покрыло беспамятство. А очнувшись от беспамятства, он стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:
«Горлинка, безумна ль тоже ты, как я?
Так спроси владыку и скажи: «Благой!»
Если б знать, – твой возглас от восторга ли,
Или же от страсти, что в душе живёт?
Ты поешь ли с горя, потеряв друзей,
Иль забыта ими и болеешь ты?
Или потеряла милых ты, как я?
Ведь жестокость-признак, что была любовь
Тех, кто вправду любит, охрани Аллах!
Их я не забуду, хоть бы я истлел»
А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспамятством, а опомнившись, он шёл, пока не дошёл до второй клетки, и там он увидел вяхиря. И когда вяхирь увидел его, он проворковал: «О вечный, благодарю тебя!» И Унс-аль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:
«О вяхирь, что промолвил, воркуя, мне:
«О вечный, благодарен я в горести!»
Возможно, что Аллах своей милостью
Сведёт меня с любимым в пути моем.
Бывал со мной медовых властитель уст,
И страсть мою ещё сильней делал он.
И молвил я (а в сердце горел уже
Огонь любви, и душу он жёг мою,
И токи слез как кровь лились из очей,
И по щекам текли они струями):
«Нет тварей здесь» не знающих горестей,
Но все терпеть в беде моей буду я,
Когда Аллах – клянусь его силою! —
Сведёт меня с владыками, в светлый день,
Я все отдам, чтоб угостить любящих, —
Обычай их тадсов, каков обычай мой,
И выпущу из их темниц птичек я,
И горести докину для радости!».
А окончив свои стихи, он подошёл к третьей клетке и нашёл там соловья. И соловей защебетал при виде юноши, и тот, услышав его, произнёс такие стихи:
«Мне нравится соловьиный голое, – так нежен он,
Как голос влюблённого, от страсти погибшего.
О, сжальтесь над любящими! Сколько ночей они
От страсти волнуются и горя и напастей,
Как будто бы из любви великой сотворены, —
Ни утра, ни сна им дет, от страсти и горести.
Когда потерял я ум, влюбившись, прикован был
К любимому страстью я, когда ж я прикован был,
Ток слез полился, как цепь, и молвил я: «Цепи слез
Длинней теперь сделались, и ими прикован я.
Далеко они, и грусть все больше, и нет уже
Сокровищ терпения; тоскою встревожен я.
Коль будет рок справедлив и снова сведёт меня
С любимым, и вновь покров Аллаха покроет нас.
Одежду свою сниму я, милый чтоб видеть мог,
Как тело изнурено разлукой моей вдали».
А окончив свои стихи, он подошёл к четвёртой клетке и увидел в ней соловья другой породы, и соловей застонал и защебетал при вида Унс-аль-Вуджуда, а тот, услышав его щебетанье, пролил слезы и произнёс такие стихи:
«Соловья прекрасный голос на заре
Любящих забыть заставит прелесть струп.
На любовь Унс-аль-Вуджуд вам сетует
И на страсть, что стёрла след его совсем.
Часто слышали мы песни, что могли
От восторга сталь и камень размягчить,
И под утро ветерок вам весть давал
О садах, где расцвели уже цветы.
И вдыхать и слышать рады были мы
Ветерок и птичек пенье на заре.
Но мы вспомнили покинувших друзей
И пролили слез потоки, точно дождь.
И в душе зарделись пламя и огонь,
Загорелись, как искры уголёк.
Помешал Аллах влюблённым получить
От любимых или близость, или взгляд.
У влюблённых, право, оправданья есть,
Проницательный один лишь знает их».
А окончив свои стихи, он прошёл немного и увидел прекрасную клетку, – не было клетки лучше её – и, приблизившись, он нашёл в ней лесного голубя (а это вяхирь, известный среди птиц), и голубь щебетал от страсти, а на шее у него было ожерелье из драгоценных камней, редкостно красивое. И Унс-аль-Вуджуд всмотрелся в голубя и увидел, что он сидит в клетке, потеряв разум и ошеломлённый, и, увидав его в таком состоянии, юноша пролил слезы и произнёс вот эти стихи:
«О лесной мой голубь, шлю тебе привет,
Всех влюблённых Другу, от людей любви.
Сам влюблён в газель я стройную давно,
Чьи глаза острее лезвия меча,
Сожжены любовью сердце и душа,
Худоба владеет телом и болезнь,
Сладость пищи уж запретна для меня,
Как запретно сна приятность мне узнать.
Утешенье и терпение ушли,
А любовь, тоска и горе – те со мной.
Как мне будет жизнь приятна после них,
Когда в них моё желанье, цель и дух?»
А когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.