Сто шестьдесят четвёртая ночь

Когда же настала сто шестьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир, услышав эти слова, вернулся в свой другой дом, где он жил, и говорил себе: „Со мной случилось то, чего убоялся Абу-аль-Хасан. Он вот уехал в Басру, а я попался“.

И весть эта распространилась среди людей, и люди стали приходить к нему со всех сторон, и некоторые злорадствовали, а другие оправдывали его и разделяли его горе. И ювелир жаловался им и не ел и не пил, так ему было тяжело.

И вот однажды он сидел и горевал, и вдруг вошёл к нему один из его слуг и сказал: «У ворот человек, который Зовёт тебя, и я его не знаю».

И ювелир вышел и поздоровался с пришедшим, и оказалось, что этот человек ему незнаком. «У меня с тобой будет разговор», – сказал этот человек. И ювелир ввёл его в дом и спросил: «Что у тебя за разговор?» А человек ответил: «Пойдём со мной в твой другой дом». – «А разве ты знаешь мой другой дом?» – спросил ювелир. «Все, что с тобой случилось, мне известно, – отвечал пришедший, – и ещё я знаю нечто такое, чем Аллах облегчит твою заботу». И я подумал про себя: «Пойду с ним, куда он хочет».

И мы отправились и пришли к дому, но человек, увидев Этот дом, сказал: «У него нет ни ворот, ни привратника, и в нем нельзя сидеть. Пойдём в другое место». И этот человек ходил с места на место, и я за ним, пока не пришла ночь, и я ни о чем его не спрашивал. И он все шёл, и я шёл с ним, пока мы не вышли на равнину, и человек говорил мне: «Следуй за мной!» – и ускорил шаги, а я торопился за ним и укреплял своё сердце, чтобы идти.

И мы пришли к реке и сели в лодку, и матрос стал грести и переправил нас на другой берег. И тогда этот человек вышел из лодки, и я вышел за ним. Он взял меня за руку и повёл по улице, на которую я в жизни не заходил, и не знал я, в какой она стороне. А затем человек остановился у ворот одного дома, открыл их и, войдя, ввёл меня с собою и запер ворота на железный замок. И он провёл меня по проходу, и мы вошли к десяти человекам, которые все были, как один, и это были братья.

И мы приветствовали их, – рассказал ювелир, – и они ответили на наш привет и велели нам сесть, и мы сели, а я уже погиб от сильной усталости. Мне принесли розовой воды и обрызгали мне лицо и дали мне выпить вина, а потом мне принесли пищу, и некоторые из этих людей поели со мной вместе, и я подумал: «Если бы в пище было что-нибудь вредное, они не ели бы со мной». А когда мы вымыли руки, каждый вернулся на своё место.

И эти люди спросили меня: «Знаешь ли ты нас?» – «Нет, – ответил я, – я в жизни вас не видел, и даже не видел того, кто привёл меня к вам, и никогда не видывал я этого места». – «Расскажи нам, что с тобою было, и не лги ни в чем», – сказали они, и я ответил: «Знайте, что мои обстоятельства дивны и дело моё удивительно. Знаете ли вы обо мне что-нибудь?»

«Да, мы те, что взяли прошлой ночью твои вещи, и мы забрали твоего друга и ту, что пела с ним», – сказали они. И я воскликнул: «Да опустит Аллах на вас свой покров! Где мой друг и та, что с ним пела?» И они показали мне рукою в сторону и сказали: «Там, но клянёмся Аллахом, о брат наш, их тайна неизвестна никому из нас, кроме тебя, и с тех пор, как мы привели их, мы их не видели до сего времени, и мы не спрашивали их, кто они, так как видели их величие и достоинство. А вот тот человек, который помешал нам их убить. Расскажи же нам о них истину и можешь не опасаться за себя и за них».

Услышав эти слова, – говорил ювелир, – я едва не погиб от страха и ужаса и сказал им: «О братья, знайте, что когда великодушие пропадёт, оно найдётся только у вас, и если у меня будет тайна, распространения которой я буду бояться, её скроет ваша грудь!» И я стал прибавлять им в этом смысле, а потом я нашёл, что поспешить с рассказом будет полезнее и лучше, чем скрывать его, и стал им рассказывать обо всем, что мне выпало, пока не дошёл до конца рассказа. И, услышав мою повесть, они спросили: «А тот юноша – Али ибн Беккар, а та девушка – Шамс-ан-Нахар? И я ответил им: „Да“.

И им стало тяжело, и они встали и извинились перед нами обоими, а потом они сказали мне: «Часть того, что мы взяли из твоего дома, пропала, а это остаток». И мне отдали большую часть вещей и обязались возвратить их на место, ко мне домой, и вернуть мне остальное, и моё сердце успокоилось, но только воры разделились надвое; часть их была за меня, а часть против меня. Потом мы вышли из Этого дома, и вот что было со мною.

Что же касается Али ибн Беккара и Шамс-ан-Нахар, то они были близки к гибели от сильного страха. А затем я пошёл к Али ибн Беккару и Шамс-ан-Нахар и поздоровался с ними и сказал им: «Если бы узнать, что случилось с невольницей и двумя прислужницами и куда они ушли!» И оба ответили: «Мы о них ничего не знаем».

И мы продолжали идти, пока не достигли того места, где была лодка, и нас посадили в неё, и вдруг оказывается, это та лодка, в которой мы переехали. И матрос грёб до тех пор, пока не доставил нас на другой берег, и нас спустили на сушу, но не успели мы усесться на берегу и отдохнуть, как отовсюду и со всех сторон нас окружили всадники, точно орлы. И тогда те, что были с нами, поспешно вскочили, подобно орлам, и лодка вернулась за ними, и они сошли в неё, и матрос двинулся с ними, и они оказались посреди реки и уехали, а мы остались на суше, на берегу реки, и не могли ни двинуться, ни стоять спокойно. «Откуда вы?» – спросили нас конные, и мы не Знали, что ответить, и тогда, – говорил ювелир, – я сказал им: «Те, кого вы видели с нами, – разбойники. Мы их не знаем, мы – певцы. Они хотели нас схватить, чтобы мы им пели, и мы освободились от них только благодаря обходительности и мягким речам. Они сейчас нас отпустили, и с ними было то, что вы видели».

И всадники посмотрели на Шамс-ан-Нахар и Али ибн Беккара и сказали мне: «Ты не правдив в своих речах, а если ты говоришь правду – расскажи нам, кто вы, откуда, где ваше место и в каком квартале вы живёте».

И я не знал, что сказать им, – говорил ювелир, – и тогда Шамс-ан-Нахар вскочила и, подойдя к начальнику конных, потихоньку заговорила с ним, и он сошёл со своего коня и, посадив на него девушку, взял коня за узду и повёл, а другой сделал то же самое с юношей Али ибн Беккаром и со мною также. И предводитель всадников провёл нас до одного места на берегу реки, и тут он закричал на каком-то наречии, и к нему вышла из пустыря толпа людей, и с ними были две лодки.

И предводитель посадил нас в одну из них и сам сел с нами, а его люди сели в другую лодку, и нас везли до тех пор, пока не достигли дворца халифа (а мы боролись со смертью от сильного ужаса). И мы поехали, не останавливаясь, и приехали в одно место, откуда могли попасть к себе, и тогда мы вышли на сушу и пошли, и вместе с нами было несколько конных, которые развлекали нас, пока мы не пришли домой. А когда мы вошли в дом, всадники, бывшие с нами, простились и уехали своей дорогой, а что до нас, то мы вошли к себе и не могли двинуться из дома, и не отличали утра от вечера, и мы были в таком состоянии, пока не настало утро.

Когда же пришёл конец дня, Али ибн Беккар упал без памяти, и женщины и мужчины стали плакать по нем, а он лежал неподвижно. И кто-то из его родных пришёл ко мне, и меня разбудили и сказали: «Расскажи нам, что с нашим сыном и что значит то состояние, в котором он сейчас!» – «О люди, сказал я им, – выслушайте мои слова…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестьдесят пятая ночь

Когда же настала сто шестьдесят пятая ночь» она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир сказал им: „О люди, выслушайте мои слова и не делайте со мною дурного! Подождите, он очнётся и сам расскажет вам свою историю“. И я заговорил с ними сурово и стал их пугать, что осрамлю их. Я когда мы так разговаривали, Али ибн Беккар вдруг зашевелился на постели. И его родные обрадовались, и народ ушёл от него (а мне его близкие не дали уйти), и затем ему обрызгали лицо розовой водой, и, когда он очнулся и вдохнул воздух, его принялись спрашивать, что с ним, а он стал рассказывать, но его язык не мог быстро отвечать.

А затем он показал знаком, чтобы меня отпустили домой. И меня отпустили, и я вышел, не веря спасению. Я шёл до дому, идя между двух человек, и пришёл к своим родным. И, увидав меня в таком виде, они подняли вопли и стали бить себя по лицу, но я сделал им рукой знак: «Молчите!» – и они замолчали. А те два человека ушли своей дорогой. И я опрокинулся на постель и проспал остаток ночи, и очнулся лишь ко времени зари, и тогда я увидел, что родные собрались вокруг меня.

«Что с тобой случилось и поразило тебя злом?» – спросили они. А я сказал: «Принесите мне чего-нибудь выпить!» И они принесли мне вина, и я пил его, пока не напился вдоволь, а затем я сказал: «То, что было – было!» И они ушли своей дорогой. А я извинился перед моими друзьями и спросил их, вернулось ли что-нибудь из того, что пропало из моего дома. И они сказали: «Часть возвращена, и случилось это так: пришёл какой-то человек и бросил вещи в ворота дома, и мы его не видели».

И я стал утешать свою душу и провёл у себя два дня, будучи не в силах выйти из дому, а затем я ободрился и пошёл и пришёл в баню, чувствуя сильную усталость, и сердце моё было занято мыслями об Али ибн Беккаре и Шамс-ан-Нахар. А я не слышал о них ничего все это время и не мог пробраться в дом Али ибн Беккара, а у себя дома я не имел покоя, так как боялся за самого себя.

Затем я покаялся Аллаху великому в том, что совершил, и прославил его за своё спасение, а спустя некоторое время душа подговорила меня отправиться в ту сторону и через часок вернуться.

И когда я хотел идти, я увидел женщину, которая стояла, и вдруг оказывается, – это невольница Шамс-анНахар! Узнав её, я пошёл и торопился, идя, но она последовала за мною, и меня охватил из-за неё страх. И всякий раз, как я вглядывался в неё, меня брал – испуг, а невольница говорила мне: «Постой, я тебе что-то расскажу!» Но я не обращал на неё внимания. И я дошёл до мечети, стоявшей в одном месте, где не было людей, и тогда девушка сказала мне: «Войди в эту мечеть, – я скажу тебе словечко, и не бойся ничего!»

И она стала заклинать меня, и я вошёл в мечеть, а она вошла сзади. Я совершил молитву в два раката, а потом подошёл к девушке, испуская вздохи, и спросил её: «Что тебе?» А она спросила, что со мною. Я рассказал, что мне выпало, и передал ей, что случилось с Али ибн Беккаром, а потом я спросил её: «Какие у тебя вести?»

И она сказала: «Знай, что, когда я увидела, как люди сломали ворота твоего дома и вошли, я испугалась их и побоялась, что они от халифа и заберут нас с моей госпожой и мы сейчас же погибнем. И я убежала по крышам вместе с двумя прислужницами, и мы бросились и оказались у каких-то людей. Мы убежали к ним, и они доставили нас во дворец халифа в самом скверном состоянии, а там мы скрыли наше дело и ворочались весь вечер на угольях нашего беспокойства, пока не спустилась ночь.

И тогда я открыла дверь к реке и, позвав матроса, который увёз нас той ночью, сказала ему: «Мы не знаем, что с нашей госпожой, свези меня в лодке, – я поеду и поищу её на реке – может быть, я услышу что-нибудь о ней».

И матрос повёз меня в челноке и поехал со мною, и я все время ездила по реке, пока не наступила полночь. И я увидала лодку, направлявшуюся к той двери, и в ней был человек, который грёб, и с ним другой человек, стоявший на ногах, а между ними лежала женщина. И тот человек грёб, пока они не достигли берега, и когда женщина вышла, я всмотрелась в неё и вдруг вижу – это Шамс-ан-Нахар. И я подошла к ней, оторопев от радости, когда увидела её, после того как пресеклись мои надежды…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестьдесят шестая ночь

Когда же настала сто шестьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница говорила ювелиру: «И я оторопела от радости после того, как пресеклись мои надежды. А когда я подошла к ней, она велела мне дать тысячу динаров человеку, который её привёз. И затем я с двумя прислужницами понесла её, и мы бросили её на постель. И она провела эту ночь в расстроенном состоянии, а когда наступило утро, я не давала невольницам и евнухам войти к ней и до неё добраться в течение всего дня.

А на другой день она оправилась от того, что с нею было, и я увидела, что она словно вышла из могилы. Я обрызгала ей лицо розовой водой, переменила одежду и вымыла руки и ноги. Я ухаживала за ней, и заставила её съесть немного пищи и выпить немного вина, так как у неё не было ни к чему охоты.

Когда же она подышала воздухом и здоровье вернулось к ней, я стала упрекать её и сказала: «О госпожа, посмотри и сжалься над собою! Ты видела, что с нами случилось, и тебе достались затруднения, которых достаточно! Ты ведь была близка к гибели!»

«Клянусь Аллахом, добрая девушка, – сказала она мне, – смерть, по-моему, легче, чем то, что со мною случилось! Я была бы убита, без сомнения. Ведь когда воры вывели нас из дома ювелира, они спросили меня: „Кто ты будешь?“ – а я ответила: „Я невольница из певиц“, – и они мне поверили. Потом спросили Али ибн Беккара, кто он такой, и он отвечал: „Я из простых людей“. И они нас взяли, и мы шли с ними, пока они не привели нас в своё жилище, и мы торопились, идя с ними, так как очень боялись. И приведя нас в своё жилище, они осмотрели меня и увидели, какие на мне одежды, ожерелья и драгоценности, и, заподозрив меня, сказали: „Поистине, таких ожерелий не бывает у какой-нибудь певицы! Будь правдива и скажи нам истину: каково твоё ремесло?“

И я ничего им не ответила и сказала в душе: «Теперь они меня убьют из-за моих украшений и драгоценностей!» И я не произнесла ни слова, а разбойники обернулись к Али ибн Беккару и спросили его: «А ты кто будешь и откуда ты – твой вид не таков, как у простых людей». Но он промолчал, и мы скрыли наше положение и стали плакать.

И Аллах смягчил сердца воров, и они спросили нас: «Кто владелец дома, в котором вы были?» – «Его владелец – такой-то ювелир», – сказали мы. И один из воров воскликнул: «Я хорошо знаю его и его дом – он живёт во втором своём доме, и я берусь тотчас привести его к вам».

И они сговорились, что поместят меня в одно место, одну, а Али ибн Беккара поместят в другое место, тоже одного, и сказали нам: «Отдыхайте и не бойтесь, что ваше дело раскроется, вы в безопасности».

А потом их товарищ отправился к ювелиру и привёл его, и ювелир разъяснил им наше дело, и мы с ним свиделись. И один из воров пригнал для нас лодку, и нас посадили в неё и переправились с нами на другой берег и выбросили нас на сушу и уехали. И приехали конные из ночной стражи и спросили нас: «Кто вы такие?» И я поговорила с начальником конных и сказала ему: «Я Шамс-ан-Нахар, любимица халифа. Я выпила вина и пошла к одной моей знакомой, жене везиря, и пришли разбойники и взяли меня и привели в это место, а увидав вас, они бросились бежать. И я могу наградить вас».

И когда начальник конных услышал мои слова, он узнал меня, и, сойдя со своего коня, посадил меня, и то же самое сделал с Али ибн Беккаром и ювелиром. И в сердце моем теперь пылает огонь беспокойства, в особенности из-за ювелира, товарища Али ибн Беккара. Сходи же к нему, передай ему от меня привет и расспроси его про Али ибн Беккара».

И я заговорила с нею и стала её укорять за то, что она совершила, и предостерегала её и сказала: «О госпожа, бойся за себя». Но она закричала на меня и рассердилась из-за моих слов. А потом я ушла от неё и пришла к тебе, но не нашла тебя. Я боялась пойти к ибн Беккару и осталась стоять, подстерегая тебя, чтобы спросить о нем, узнать, каково ему. Прошу тебя по твоей милости – возьми у меня сколько-нибудь денег – ты ведь, наверное, Занял у твоих друзей вещи, а они у тебя погибли, так что тебе нужно возместить людям за их утварь, которая у тебя пропала».

И я ответил ей: «Слушаю и повинуюсь, ступай!» – рассказывал ювелир, – и мы с нею шли, пока не подошли к моему дому. «Постой здесь, пока я не вернусь к тебе», – сказала девушка…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестьдесят седьмая ночь

Когда же настала сто шестьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала ювелиру: „Постой здесь, пока я не вернусь к тебе“, – и ушла, а потом возвратилась с деньгами – продолжал ювелир, – и спросила: „О господин, где мы с тобою встретимся?“ А я отвечал ей: „Я пойду и сейчас же отправлюсь к себе домой, и ради тебя я придумаю что-нибудь, как тебе свидеться с Али ибн Беккаром, – к нему ведь теперь затруднительно добраться“. – „Скажи, в какое место мне прийти?“ – спросила девушка. И я ответил ей: „Ко мне домой“.

И потом она попрощалась со мною и ушла, а я понёс деньги и, принеся их домой, сосчитал их, и оказалось, что денег пять тысяч динаров. Я отдал своим родным из них немного и тем, чьи вещи были за мною, я дал, взамен их, денег.

А потом я поднялся и, взяв с собою моих слуг, отправился к тому дому, из которого пропали вещи. Я привёл каменщиков и плотников и строителей, и они сделали дом снова таким же, каким он был, и я поселил там свою невольницу и забыл, что со мною случилось. И затем я пошёл и пришёл к дому Али ибн Беккара.

И когда я достиг его, ко мне подошли слуги ибн Беккара и сказали: «Наш господин ищет тебя ночью и днём, и он обещал нам, что всякого, кто тебя приведёт к нему, он отпустит на волю. И они ходят и разыскивают тебя, но не знают, в каком ты месте. К нашему господину вернулось здоровье, и он то приходит в себя, то впадает в беспамятство, а когда он приходит в сознание, то вспоминает тебя и говорит: „Пусть его непременно приведут ко мне на один миг!“ – и опять падает без чувств.

И я отправился к нему со слугой, – говорил ювелир, – и оказалось, что он не в состоянии говорить. И, увидав его, я сел у его изголовья, а он открыл глаза и при виде меня заплакал и воскликнул: «Привет тебе! Добро пожаловать!» Я поддержал его и посадил и прижал к своей груди, а он сказал мне: «Знай, о брат мой, с тех пор как я слёг, я не садился. Слава же Аллаху за то, что я увидал тебя!»

И я до тех пор поддерживал его, – говорил ювелир, – пока не поставил на ноги и не заставил пройти несколько шагов.

И он переменил одежду и выпил питьё, и все это для того, чтобы успокоилось его сердце. А когда я увидел на нем признаки здоровья, я рассказал ему, что было с невольницей (а меня никто не слышал), и потом я сказал: «Укрепи свой дух и силу, я знаю, что с тобою». И он улыбнулся, а я сказал ему: «Ты найдёшь лишь то, что тебя обрадует и исцелит». Затем Али ибн Беккар приказал подать кушанье и, когда его подали, сделал знак своим слугам, и те разошлись, а он сказал мне: «О брат мой, видел ли ты, что меня поразило?» И он извинился передо мною и спросил меня, каково мне было это время. И я рассказал ему о том, что со мною случилось, с начала до конца.

И Али ибн Беккар удивился, а затем он сказал слугам: «Принесите мне то-то и то-то». И ему принесли дорогие подстилки и копры и прочую домашнюю утварь из золота и серебра – больше того, что у меня пропало, и ибн Беккар отдал мне эти вещи, а я отослал их домой.

Я остался у Али ибн Беккара на ночь, а когда заблистало утро, он сказал мне: «Знай, что все имеет конец, и конец любви – смерть или единение, а я ближе к смерти. О, если бы я умер раньше того, что случилось! Ведь если бы Аллах не был к нам милостив, мы были бы посрамлены, и я не знаю, что приведёт меня к избавлению от того, что со мною. Если бы не страх перед Аллахом, я бы, наверное, ускорил свою гибель[209]. Знай, о брат мой, я как птица в клетке, и душа моя несомненно погибнет от горестей, но ей назначено определённое время и установленный срок».

И он стал плакать и сетовать и произнёс:

«Довольно с влюблённого тех слез, что уж пролиты,

Прогнала печаль давно терпение всякое.

Скрывающий тайное в душе собирал его,

Но око рассеяло все то, что им собрано».

А когда он кончил говорить эти стихи, я сказал ему:

«О господин, знай, что я намереваюсь уйти домой, – быть может, невольница вернётся ко мне с вестями». – «В этом нет беды, – сказал Али ибн Беккар, – но только скорее возвращайся и расскажи мне все, – ты видишь, в каком я состоянии».

И я простился с ним, – говорил ювелир, – и ушёл к себе домой, и не успел я как следует усесться, как пришла невольница, задыхаясь от слез. «Что с тобой?» – спросил я её, и она сказала: «О господин, знай: нас постигло то, что постигло, и случилось дело, которого мы боялись. Когда я вчера ушла от тебя, я нашла мою госпожу разгневанной на одну из тех двух прислужниц, которые были с нами в тот вечер, и она велела побить её, я девушка испугалась и убежала от своей госпожи; она вышла, и её встретил один из тех, что поставлены сторожить у ворот, и схватил и хотел вернуть её обратно к её госпоже, но девушка намекнула ему словами, и сторож обошёлся с ней ласково и выспросил, что с ней было. И девушка рассказала ему, что с ними произошло.

И весть об этом дошла до халифа, и он приказал перевести мою госпожу Шамс-ан-Нахар и все, что у неё есть, во дворец и поставить двадцать евнухов сторожить её. Я с нею до сих пор не видалась и не сообщила ей о причине Этого, и я подозреваю, что все произошло из-за этого случая. Я испугалась за себя и растерялась, о господин, и не знаю, как поступить и как ухитриться в нашем с нею деле. У неё нет никого, кто бы лучше хранил тайну и был ближе к её сокрытию, чем я. Ступай же, господин, к Али ибн Беккару и расскажи ему об этом…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестьдесят восьмая ночь

Когда же настала сто шестьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница говорила ювелиру: „У моей госпожи нет никого, кто был бы ей ближе и лучше хранил бы тайну, чем твой господин и отправляйся поскорей к Али ибн Беккару; расскажи ему об этом, чтобы он был готов и остерёгся бы. А когда дело раскроется, мы придумаем, как поступить для спасения наших душ“.

И меня охватила от этого великая забота, – говорил ювелир, – и бытие моё покрылось мраком из-за слов девушки.

И невольница собралась уходить, и я спросил её: «Как же поступить, когда в этом деле не осталось времени?» А она сказала мне: «Следует поспешить к Али ибн Беккару, если он твой друг и ты хочешь его спасения. Тебе надлежит поскорее сообщить ему об этом деле и не Затягивать для него срока и не быть на далёком расстоянии, а мне должно позаботиться о том, чтобы разведать новости».

Потом она простилась со мной и вышла. И когда невольница ушла, я поднялся и вышел за ней следом и отправился к Али ибн Беккару. Я увидел, что он тешит свою душу надеждами на единение и развлекается несбыточными мечтами. Увидав, что я быстро вернулся к нему, он воскликнул: «Я вижу, что ты вернулся ко мне сейчас же!» – «Потерпи и брось свои думы! – сказал я ему. – Случилось событие, которое сулит гибель твоей души и имущества».

И когда он услышал эти слова, лицо его изменилось, и он встревожился и воскликнул: «О брат мой, расскажи мне, что произошло!» – «О господин мой, – отвечал я, – знай, что случилось то-то и то-то и ты несомненно погиб, если пробудешь в этом доме до конца дня». И Али ибн Беккар оторопел, и дух едва не покинул его тело, а затем после этого он воскликнул: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! – и спросил: – Что мне делать, о брат мой, и каково твоё мнение?» – «Моё мнение, – ответил я, – такое: возьми с собою денег, сколько можешь, и тех слуг, которым доверяешь, и пойдём в другие земли раньше, чем кончится сегодняшний день». – «Слушаю и повинуюсь!» – сказал мне Али ибн Беккар.

А потом он вскочил смущённый, не зная, что делать, и то шёл, то падал. Он захватил, что мог, попросил прощенья у своих родных, завещал им то, что было ему нужно, и взял с собою трех нагруженных верблюдов, а затем он сел на своего коня, и я сделал то же самое, что сделал он. И мы выехали украдкой, переодетые, и поехали и продолжали ехать весь остальной день и ночь, а когда пришёл конец ночи, мы сложили наши тюки, спутали верблюдов и заснули.

И усталость опустилась на нас и заставила нас забыть о самих себе, и вдруг нас окружили воры и взяли все, что с нами было. Они перебили слуг, когда те захотели защитить нас, и оставили нас на месте в сквернейшем виде, после того как забрали наше имущество, угнали всех животных и уехали.

И когда мы с Али ибн Беккаром остались одни, то мы Поднялись и пошли, пока не настало утро, и тогда мы достигли одного города и, войдя в него, направились в мечеть. Мы вошли в неё нагие и просидели в углу мечети весь остальной день, а когда пришла ночь, мы переночевали там, без еды и питья.

И наступило утро, и мы совершили утреннюю молитву и сидели, и вдруг вошёл человек и приветствовал нас. Он сотворил молитву в два раката, а затем обернулся к нам и спросил: «О люди, вы чужеземцы?» – «Да, – сказали мы, – и воры преградили нам дорогу и раздели нас» и мы пришли в этот город и не знаем в нем никого, кто бы приютил нас». – «Не хотите ли пойти со мной в мой дом?» – спросил этот человек.

И тогда, – говорил ювелир, – я сказал Али ибн Беккару: «Пойдём с ним мы спасёмся от двух дел: во-первых, мы боимся, что кто-нибудь войдёт к нам в эту мечеть и узнает нас, и мы будем посрамлены, а во-вторых, мы люди иноземные и нет нам места, где бы приютиться». – «Делай, что хочешь», – отвечал Али ибн Беккар. А тот человек сказал нам второй раз: «О бедняки, послушайтесь меня и идите со мной в мой дом!» И я ответил ему: «Слушаю и повинуюсь!»

И этот человек подарил нам кое-что из своей одежды и одел нас, извиняясь перед нами, и был с нами ласков, и мы пошли с ним к его дому. Он постучал в ворота, и вышел маленький евнух и открыл ворота, и этот человек, хозяин дома, вошёл, я мы вошли за ним. Потом он велел принести узел, где были платья и тюрбаны, и надел на нас две одежды и дал нам два тюрбана, и мы повязали их и сели.

И вдруг пришла невольница со столиком и, поставив его перед нами, сказала: «Ешьте!» – и мы поели немного и столик убрали. Мы пробыли у этого человека, пока не пришла ночь. И тогда Али ибн Беккар принялся вздыхать и сказал: «Знай, о брат мой, я погиб несомненно, и я хочу завещать тебе нечто. А именно: когда увидишь, что я умер, войди к моей матушке и расскажи ей и вели ей прийти сюда для того, чтобы принимать соболезнования по мне и быть здесь, когда меня будут обмывать. И накажи ей быть стойкой в разлуке со мною».

И потом он упал без памяти, а очнувшись, он услышал, как невольница пела вдали и говорила стихи, и стал прислушиваться, внимая её голосу, а сам то обмирал, то приходил в себя, то плакал от скорби и печали из-за того, что его постигло. И он услышал, как невольница, которая пела, произнесла такие стихи:

«Поспешила разлука вновь разлучить нас

После дружбы и близости и согласья

Разлучили превратности нас ночные;

Если б знать мне, когда придёт наша встреча!

О, как горько за близостью расставанье!

Если б только влюблённый им не терзался!

Горесть смерти – минута лишь, и проходит,

А разлука с любимыми – вечно в сердце.

Коль могли бы добраться мы до разлуки,

То разлука вкусила бы вкус разлуки».

Услышав стихи, произнесённые невольницей, Али ибн Беккар издал вопль, и дух его расстался с его телом.

И когда я увидел, что он умер, – говорил ювелир, – я поручил его заботам хозяина дома и сказал ему: «Знай, я ухожу в Багдад передать об этом его матери и близким, чтобы они пошли обрядить его». Потом я пришёл в Багдад и, зайдя домой, переменил на себе одежду, а затем я пришёл в дом Али ибн Беккара. И когда его слуги увидали меня, они подошли ко мне и стали меня расспрашивать про ибн Беккара, а я попросил их, чтобы они испросили мне разрешение войти к его матери. И она позволила мне войти, и я вошёл и приветствовал её и сказал: «Поистине, Аллах распоряжается душами по своей власти. И когда он решит какое-нибудь дело, некуда убежать от решения его, и не бывало, чтобы умерла душа иначе, как по изволению Аллаха, в срок, установленный в записи».

И мать Али ибн Беккара предположила по этим словам, что её сын умер, и заплакала сильным плачем, а потом она воскликнула: «Ради Аллаха, прошу тебя, скажи мне, скончался ли мой сын?» И я не мог дать ей ответа из-за плача И великой горести. Увидев, что я в таком состоянии, мать Али ибн Беккара задохнулась от плача и затем упала на землю без памяти. А очнувшись от обморока, она спросила: «Что было с моим сыном?» – и я воскликнул: «Да сделает Аллах великий твою награду за него!»

И потом я рассказал ей, как было с ним дело, от начала до конца. «Поручил ли он тебе что-нибудь?» – спросила его мать, и я ответил ей: «Да», и рассказал, какое он дал мне поручение. «Поторопись обрядить его», – сказал я ей. И когда мать Али ибн Беккара услышала мои слова, она упала без памяти, а очнувшись, она принялась за то, что я наказал ей сделать.

Затем я ушёл от неё домой и пошёл по дороге, раздумывая о прекрасной юности Али ибн Беккара и его великой любви. И когда я так шёл, вдруг какая-то женщина схватила меня за руку, и я посмотрел на неё и узнал невольницу…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестьдесят девятая ночь

Когда же настала сто шестьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир говорил: «И вдруг какая-то женщина схватила меня за руку, и я всмотрелся в неё и вижу – это невольница, которая приходила от Шамс-ан-Нахар, и она была охвачена скорбью. И мы узнали друг друга и плакали вместе, пока не пришли к тому дому.

И я спросил её: «Узнала ли ты о том, что с юношей Али ибн Беккаром?»

«Нет, клянусь Аллахом!» – отвечала она. И я рассказал ей, что случилось и как было дело, и мы все время плакали. И потом я спросил её: «А как поживает твоя госпожа?»

И она отвечала: «Повелитель правоверных не стал слушать ничьих слов о ней, так как он сильно любил её и её поступки он толковал прекрасным образом. И халиф сказал ей: „О Шамс-ан-Нахар, ты мне дорога, и я стерплю Это от тебя наперекор твоим врагам“, – и велел обставить для неё комнату с вызолоченными стенами и прекрасное помещение. И моя госпожа зажила у него после Этого приятнейшею жизнью, пользуясь великим благоволением. И случилось в один из дней, что халиф сел, как обычно, за питьё, и наложницы явились пред лицо его, и он усадил их по местам, и Шамс-ан-Нахар посадил с собою рядом (а у неё пропало терпенье, и страданье её увеличилось). И халиф приказал одной из невольниц петь, и она взяла лютню, наладила её и настроила и, ударив по струнам, произнесла такие стихи:

«Зовущий нередко звал к любви, и внимала я,

И слезы чертили страсть чертой на щеке моей.

И кажется, слезы глаз вещают, что чувствуем —

Что скрыл я, открыл их ток, скрыв то, что открыть я мог.

Так как же стремиться скрыть любовь и таить её?

Покажет ведь, что со мной, безмерная страсть моя.

Приятна теперь мне смерть, раз милых лишился я,

Узнать бы, что ныне им приятно, как нет меня!»

И, услышав, как невольница говорит эти стихи, Шамсан-Нахар не могла сидеть и упала без памяти. И халиф кинул кубок и привлёк её к себе и закричал, а невольницы зашумели, и повелитель правоверных стал переворачивать Шамс-ан-Нахар и шевелить её, и вдруг оказалось, что она мертва.

И повелитель правоверных опечалился из-за её смерти великой печалью и приказал сломать все бывшие в комнате сосуды и лютни и увеселяющие музыкальные инструменты. А когда Шамс-ан-Нахар умерла, он положил её к себе на колени и провёл подле неё всю остальную ночь.

Когда же взошёл день, он обрядил её и велел её обмыть и завернуть в саван и похоронить и печалился о ней великой печалью, но не спросил, что с ней было и какое случилось с нею дело».

Потом невольница сказала ювелиру: «Прошу тебя, ради Аллаха, извести меня в тот день, когда прибудет похоронное шествие Али ибн Беккара, чтобы я могла присутствовать на его погребении». И он отвечал ей: «Что касается меня, то ты меня найдёшь в каком хочешь месте, а вот ты – где я найду тебя и кто может до тебя добраться в том месте, где ты находишься?» И невольница сказала ему: «Когда умерла Шамс-ан-Нахар, повелитель правоверных отпустил её невольниц на свободу, со дня её смерти, и меня тоже, среди них, и мы находимся у её гробницы, в таком-то месте».

И я поднялся, – говорил ювелир, – и пришёл к могиле Шамс-ан-Нахар и посетил её, а потом ушёл своей дорогой и ожидал похорон Али ибн Беккара, пока шествие не прибыло.

И жители Багдада вышли хоронить его, и я вышел с ними и увидал ту невольницу среди женщин, и она горевала сильнее всех. И в Багдаде не было похорон великолепнее этих, и мы шли в большой тесноте, пока не достигли могилы и не закопали его на милость великого Аллаха.

И я не перестаю посещать его могилу и могилу Шамсан-Нахар, – сказал ювелир. – И вот вся повесть о том, что с ними было, да помилует их обоих Аллах!»

Но это не удивительнее повести о царе Шахрамане».

«А как это было?» – спросил Шахразаду царь…

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.