Ночь, дополняющая до ста шестидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до ста шестидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница, войдя к Али ибн Беккару, подошла к нему и приветствовала его и заговорила с ним потихоньку, а он клялся и уверял, во время разговора, что не говорил этого, и затем невольница простилась с ним и ушла. А тот человек, друг Абу-аль-Хасана, был ювелир, и когда невольница ушла, он нашёл время для разговора и сказал Али ибн Беккару: „Наверное, и нет сомнения в том, что во дворце халифа тебя разыскивают или между тобою и ею есть дело“. – „А кто тебя осведомил об этом?“ – спросил Али ибн Беккар. И юноша ответил: „Я знаю эту девушку – она невольница Шамс-ан-Нахар. Когда-то давно она приносила мне записку, где было написано, что Шамс-анНахар желает жемчужное ожерелье, и я послал ей ожерелье за дорогую цену“.
Услышав эти слова, Али ибн Беккар так взволновался, что все испугались, как бы он не погиб, но потом он оправился и спросил: «О брат мой, ради Аллаха, прошу тебя, скажи мне, откуда ты её знаешь?» – «Брось приставать с вопросами, – ответил ювелир». Но Али ибн Беккар воскликнул: «Я не отступлю от тебя, пока ты не расскажешь мне правду!» – «Я расскажу тебе, – ответил торговец, – чтобы тебя не взяло подозрение и не поразила бы тебя из-за моих слов тоска. Я не скрою от тебя тайны и изложу тебе все дело по правде, но с условием, что ты мне расскажешь, что с тобою и почему ты болен».
И Али ибн Беккар рассказал ему о себе и прибавил: «Клянусь Аллахом, о брат мой, меня побуждает скрывать моё дело от других только опасение, так как люди срывают покровы друг с друга». И тогда ювелир сказал Али ибн Беккару: «Я хотел с тобою встретиться лишь потому, что сильно люблю тебя и всегда тревожусь о тебе. Мне жалко твоё сердце, которое страдает от мучения разлуки, и, может быть, я буду твоим другом взамен моего приятеля Абу-аль-Хасана, пока он в отлучке. Успокой же свою душу и прохлади глаза!»
И Али ибн Беккар поблагодарил его за это и произнёс такие два стиха:
«Когда б объявил себя я стойким в разлуке с ним,
Открыли бы ложь мою рыданья и слезы.
И как утаить могу я слезы, текущие
По впадинам щёк моих в разлуке с любимым?»
И он помолчал некоторое время, а потом спросил ювелира: «Знаешь ли ты, что сказала мне потихоньку невольница?» – «Клянусь Аллахом, нет, о господин!» – отвечал ювелир. И Али ибн Беккар сказал: «Она утверждает, что я посоветовал Абу-аль-Хасану отправиться в Басру и что я придумал таким образом хитрость, чтобы прекратилась наша переписка и связь. Я клялся ей, что этого не было, но она не поверила мне и ушла к своей госпоже, сохраняя прежнее подозрение, так как она прислушивалась к мнению Абу-аль-Хасана и повиновалась ему». – «О брат мой, – отвечал ювелир, – по состоянию невольницы я понял об Этом деле и догадался о нем, но если пожелает Аллах великий, я буду тебе помощником в том, что ты хочешь». – «А кто может мне помочь, – воскликнул юноша, – и что ты с нею сделаешь, когда она бежит, как зверь в пустыне?» – «Клянусь Аллахом, – сказал ювелир, – я не премину приложить старания, чтобы тебе помочь и придумать, как бы тебе пробраться к ней, без вреда и не снимая завесы с этого дела».
А затем он попросил разрешения удалиться, и Али ибн Беккар сказал ему: «О брат мой, тебе надлежит хранить тайну». И он посмотрел на него и заплакал, а ювелир простился с ним и ушёл…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто шестьдесят первая ночь
Когда же настала сто шестьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир простился с юношей и ушёл, и не знал он, что сделать, чтобы помочь Али ибн Беккару. И он шёл, раздумывая, и увидел бумажку, брошенную на дороге. Он взял её и посмотрел адрес и прочитал его и видит, он гласит: „От младшего влюблённого к старшему любимому“. И, развернув бумажку, он увидал, что на ней написаны такие два стиха:
«Пришёл посланец ко мне, любовью маня твоей,
Я думал – верней всего, что как-то ошибся он.
И радостен не был я, но стал ещё горестней,
Ведь знал я, что мой гонец не выказал разума».
А затем: «Знай, о господин, что я не ведаю причины прекращения переписки между нами, и если ты выказал суровость, то я встречу её верностью, а если любовь от тебя ушла, то я храню любовь, несмотря на отдаление. Я с тобою такова, как сказал поэт:
Гордись – снесу; будь жесток – стерплю; возносись – склонюсь;
Назначай – приму; говори – я слышу; вели – я раб».
И когда он читал записку, вдруг подошла та невольница, оглядываясь направо и налево, и она увидала бумажку в руках ювелира и воскликнула: «О господин, эту бумажку я уронила». Но он ничего не ответил ей и двинулся вперёд, а невольница следовала за ним, пока он не подошёл к своему дому.
И он вошёл, а невольница вошла за ним и сказала:
«О господин, отдай мне эту записку и верни её – это у меня она выпала». – «О добрая девушка, – отвечал ювелир, повернувшись к ней, – не бойся и не печалься. Аллах ведь покровитель и любит покровительствовать. Расскажи мне, в чем дело; поистине, я хранитель тайн, но я возьму с тебя клятву, что ты не скроешь от меня ничего о твоей госпоже. Может быть, Аллах поможет мне исполнить её желания и облегчит трудные дела, пользуясь моею рукой».
И, услышав его слова, девушка сказала: «О господин, не пропадёт тайна, которую ты хранишь, и не окончится неудачей дело, если ты стараешься его исполнить. Знай, что моё сердце склонилось к тебе, и я открою тебе мою тайну, а ты отдай мне бумажку». И она рассказала ему всю историю и сказала: «Аллах тому, что я говорю, свидетель», а ювелир воскликнул: «Ты права, так как мне известны корни этого дела».
И он рассказал ей историю Али ибн Беккара, и то, как он узнал его тайные мысли, и поведал ей обо всем деле, с начала до конца. И, услышав это, невольница обрадовалась, и они сговорились, что она возьмёт записку и отдаст её Али ибн Беккару, а обо всем, что случится, расскажет ювелиру, вернувшись к нему.
И ювелир отдал бумажку невольнице, которая взяла её и запечатала, как раньше, и сказала: «Моя госпожа Шамсан-Нахар отдала мне её запечатанной, а когда Али ибн Беккар прочитает её и даст мне ответ, я приду к тебе».
Потом невольница простилась с ним и отправилась к Али ибн Беккару, которого она нашла ожидающим. Она отдала ему бумажку, и он прочитал её и написал ответное письмо, которое отдал девушке, и та взяла его и вернулась к ювелиру.
И ювелир взял письмо и, сломав печать, прочитал его и увидел, что там написаны такие два стиха:
«Посланья, что наш гонец всегда у себя хранил,
Исчезли, и сердится гонец наш на нас теперь,
Так выберите гонца от вас ко мне верного,
Умел чтоб правдивым быть, а лгать не умел совсем».
А после: «Я не совершил обмана и не погубил доверенного, не проявил суровости, не оставил верности, не нарушил договора и не прерывал любви. Я не расставался с печалью, и после разлуки нашёл себе лишь гибель, и я совсем не знаю, о чем вы говорите, и люблю только то, что вы любите. Клянусь знающим все скрытое и тайну, – я стремлюсь только встретиться с любимым, и моё дело – скрывать страсть, даже если я стану болен от недугов. Вот рассказ о том, каково мне, и конец».
Когда ювелир прочёл эту бумажку и понял, что в ней написано, он горько заплакал, а невольница сказала ему: «Не выходи отсюда, пока я не вернусь к тебе: Али ибн Беккар заподозрил меня кое в чем, но это ему простительно. А я хочу свести тебя с моей госпожой Шамс-анНахар какой бы то ни было хитростью. Я оставила её лежащей, и она ждёт от меня ответа».
Потом невольница ушла к своей госпоже, а ювелир провёл ночь со взволнованным сердцем.
Когда же настало утро, он совершил утреннюю молитву и сидел, ожидая её прихода, и вдруг видит, она приближается, радостная, и входит к нему. «Что нового, о девушка?» – спросил он её, и она отвечала: «Я ушла от тебя к моей госпоже и отдала ей записку, которую написал Али ибн Беккар, а моя госпожа прочитала записку и, поняв её смысл, смутилась и не знала, что думать, а я сказала ей: „О госпожа моя, не бойся, что дела, которые между вами, испортятся из-за отсутствия Абу-аль-Хасана. Я нашла кого-то, кто заступит его место, и он лучше его и выше саном и более пригоден для сокрытия тайны“. И я рассказала ей, что произошло у тебя с Абу-аль-Хасаном и как ты подладился к нему и к Али ибн Беккару, и как эта записка у меня выпала и ты наткнулся на неё, и ещё я рассказала ей, на чем мы с тобою порешили».
И ювелир удивился до крайности, а невольница сказала ему: «Моя госпожа желает услышать твои речи, чтобы они подтвердили ей, какие обеты вы с Али ибн Беккаром дали друг другу. Собирайся же идти со мной к ней сию же минуту».
Услышав слова невольницы, ювелир увидел, что это будет большая опасность и великое дело, которое нельзя предпринять и начать внезапно, и сказал невольнице: «О сестрица, я из детей простого народа и не таков, как Абу-ль-Хасан, так как Абу-аль-Хасан был высок саном, славен и знаменит и вхож во дворец халифа, где нуждались в его товарах. А что до меня, то Абу-аль-Хасан мне рассказывал, а я дрожал перед ним из-за его рассказа. И если твоя госпожа желает со мной поговорить, то это должно быть не во дворце халифа, а далеко от жилища повелителя правоверных. Мой разум не подчиняется мне, чтобы исполнить то, о чем ты говоришь». И он отказался идти с нею, а невольница ручалась ему за безопасность и говорила: «Не бойся и не страшись беды».
И тогда он решился пойти с нею, но у него подогнулись ноги и задрожали руки, и он воскликнул: «Сохрани Аллах от того, чтобы я пошёл с тобою, и у меня нет силы для Этого!» И тогда невольница сказала ему: «Успокой своё сердце! Если тебе тяжело пойти во дворец халифа и ты не можешь отправиться со мною, то я заставлю её прийти к тебе. Не двигайся же с места, пока я не приду к тебе с нею».
Потом невольница ушла и отсутствовала лишь недолго и возвратилась к ювелиру, и сказала ему: «Берегись, чтобы у тебя не оказалось кого-нибудь из слуг или невольниц». А он отвечал: «У меня нет никого, кроме чёрной невольницы, старой годами, которая мне прислуживает». И невольница поднялась и заперла дверь, ведшую от ювелира к его служанке, а слуг ювелира она выслала из дому.
Потом она вышла и вернулась, и с ней была девушка, которая шла сзади. Она ввела её в дом ювелира, и дом стал благоухать от духов. И, увидя её, ювелир поднялся на ноги и поставил ей скамеечку с подушкой, и девушка села, а он сел напротив неё. И девушка просидела некоторое время, ничего не говоря, пока не отдохнула, а потом она открыла лицо, и ювелиру показалось, что солнце засияло в его жилище. И она спросила свою невольницу «Это тот человек, про которого ты мне говорила?» – «Да», – отвечала невольница. И девушка обернулась к ювелиру и спросила его: «Как ты живёшь?» – «Хорошо, в молитвах за твою жизнь и жизнь повелителя правоверных», – отвечал он, и Шамс-ан-Нахар молвила: «Ты заставил нас прийти к тебе и осведомить тебя о тайнах, которые есть у нас». Затем она спросила его о родных и семье, и ювелир открыл ей все обстоятельства своей жизни и сказал: «У меня есть ещё дом, кроме этого дома, который я назначил для встреч с друзьями и братьями, и там нет никого из моих, кроме той служанки, про которую я говорил твоей невольнице».
Потом Шамс-ан-Нахар принялась его расспрашивать, как он узнал о начале всей истории и о деле Абу-аль-Хасана и почему тот уехал. И ювелир рассказал ей, что пришло Абу-аль-Хасану на ум и побудило его выехать, и Шамсан-Нахар стала вздыхать о разлуке с Абу-аль-Хасаном и сказала: «О такой-то, знай, что души людей сходны в страстях, и одни люди стоят других. Не может исполниться дело без слов, не достигается цель без старанья, и достаётся отдых только после труда…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто шестьдесят вторая ночь
Когда же настала сто шестьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Шамсан-Нахар говорила ювелиру: „Отдых достаётся лишь после труда, и успех сопутствует только благородным. Теперь я посвятила тебя в наше дело, и в твоей власти сорвать с нас покров, но нет благородства больше твоего. Ты знаешь, что эта невольница хранит мою тайну, и поэтому она занимает у меня большое место. Я избрала её для важных дел, и пусть не будет для тебя никого выше её. Осведоми её о своих делах и будь спокоен – ты в безопасности от того, чего ты боишься из-за нас, и не будешь ты заперт в таком месте, которое бы она тебе не открыла. Она станет приходить к тебе от меня с новостями для Али ибн Беккара, а ты будешь посредником при передаче вестей между нами“.
Потом Шамс-ан-Нахар поднялась (а она едва могла подняться) и пошла. И ювелир шёл перед ней, пока она не достигла ворот его дома, а затем он вернулся и сел на своё место, насмотревшись на её красоту, которая его ошеломила, и услышав её слова, от которых смутился его ум, и её образованность и изящество поразили его. И он просидел, раздумывая о свойствах девушки, пока душа его не успокоилась, и тогда он потребовал пищи и поел, чтобы удержать дух в теле, а затем он переменил одежду и, выйдя из дому, направился к юноше Али ибн Беккару.
Он постучал в ворота, и слуги не замедлили встретить его и шли перед ним, пока не привели его к своему господину. И ювелир нашёл его лежащим на постели. И, увидя ювелира, Али сказал: «Ты заставил ждать себя и прибавил заботы к моей заботе». А затем он отослал слуг своих и велел запереть двери и сказал ювелиру: «Клянусь Аллахом, о брат мой, я не сомкнул глаз с того дня, как мы с тобою расстались. Невольница приходила вчера ко мне с запечатанной запиской от своей госпожи Шамс-ан-Нахар».
И Али ибн Беккар рассказал ему обо всем, что произошло у него с невольницей, и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я растерялся и не знаю, что делать, и мало у меня терпения! Абу-аль-Хасан был мне другом, так как он знал невольницу». Услышав его слова, ювелир засмеялся, и Али ибн Беккар спросил его: «Как можешь ты смеяться моим словам, когда я обрадовался тебе и сделал тебя защитой против превратностей?»
И он принялся вздыхать и плакать и произнёс такие стихи:
«Над плачем смеётся он моим, увидав меня —
Стерпев, что я вытерпел, он сам бы заплакал.
Над любящим сжалится в его испытаниях
Лишь тот, кто, как он, в тоске и долго страдает,
Любовь и печаль, и стон, и мысль, и тоска моя
По милом, что в уголках души обитает.
В душе поселился он и бросить не мог её
На миг, но как ценно мне его пребыванье!
И друга иного я взамен не хочу его,
И, кроме него, никто мне не был любимым».
Когда ювелир услышал от него такие слова и понял эти нанизанные стихи, он заплакал из-за его плеча и рассказал ему о том, что случилось у него с невольницей и её госпожой с тех пор, как он её покинул. И Али ибн Беккар прислушивался к его словам, и при каждом слове, которое он слышал, цвет его лица переходил от бледного к алому, и тело его то становилось сильнее, то ослабевало. А когда ювелир дошёл до конца рассказа, Ибн Беккар заплакал и воскликнул: «О брат мой, я, во всяком случае, погибаю! О, если бы мой срок был близок и я избавился бы от этого! Но я прошу у тебя милости – будь мне помощником и успокоителем во всех делах, пока Аллах захочет, чего захочет – я не стану ни словом перечить тебе».
«Ничто не погасит в тебе этого огня, кроме встречи с той, кем ты увлёкся, – сказал ювелир, – но это произойдёт не в таком опасном месте. Нет, встреча будет у меня, в том помещении, куда приходила невольница и её госпожа. Это тот дом, который она сама себе выбрала, и я хочу свести вас друг с другом, чтобы вы могли пожаловаться на муки любви, перенесённые вами». – «О господин, – отвечал Али ибн Беккар, – делай что хочешь, награда тебе у Аллаха! Поступай же так, как найдёшь правильным, и не затягивай, чтобы я не умер от этих огорчений!»
И я провёл у него эту ночь, развлекая его рассказами, пока не взошёл день и не настало утро», – говорил ювелир…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто шестьдесят третья ночь
Когда же настала сто шестьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир говорил: „И я провёл у него эту ночь, развлекая его рассказами, пока не взошёл день, а потом я совершил утреннюю молитву, выйдя от него, направился к себе домой. И я успел просидеть лишь немного, пока пришла невольница. Она приветствовала меня, а я отвечал на её приветствие и рассказал ей о том, что произошло у меня с Али ибн Беккаром“.
«Знай, – сказала невольница, – что халиф уехал от нас и в нашем доме нет никого. В нем будет лучше, и мы будем вернее скрыты». – «Твои слова правильны, но все же тот дом не таков, как этот. Мой дом больше подходит для нас и лучше нас скроет», – сказал я, и невольница отвечала: «Верное мнение – твоё мнение! Я иду к моей госпоже, чтобы передать ей твой рассказ и изложить ей то, что ты говоришь».
И она поднялась и ушла и, придя к своей госпоже, изложила ей весь разговор, а потом она воротилась в моё жилище и сказала мне: «Дело вышло так, как ты говорил; приготовь же для нас помещение и ожидай нас». Потом она вынула из-за пазухи мешок с динарами и сказала: «Моя госпожа тебя приветствует и говорит тебе: „Возьми Этот мешок и трать из него на все, что понадобится по обстоятельствам“.
И я поклялся, что не возьму ничего из денег, а невольница взяла мешок и вернулась к своей госпоже, и сказала ей: «О госпожа, он не принял денег, но отдал их мне». И госпожа её ответила: «Не беда!»
А после ухода невольницы, – говорил ювелир, – я поднялся и пошёл в свой второй дом и переправил туда всю нужную утварь и роскошные ковры, и перенёс в этот дом фарфоровые, стеклянные, серебряные и золотые сосуды. Я приготовил все, что требовалось из еды и питья, и когда невольница пришла и увидела, что я сделал, это ей понравилось, и она велела мне привести Али ибн Беккара. «Его не приведёт никто, кроме тебя», – сказал я ей. И она пошла и привела его в превосходнейшем состоянии, и прелесть его была светла.
И я встретил его словами: «Добро пожаловать!» – рассказывал ювелир, – и, усадив его на подходящую скамейку, поставил перед ним немного очищенных цветов в фарфоровых и хрустальных сосудах разного цвета. А потом я разостлал перед ним скатерть со всякими кушаньями, вид которых расправляет грудь, и сел с ним разговаривать, чтобы утешить его. Невольница же ушла и отсутствовала до вечера, а после заката солнца она вернулась, и с ней была Шамс-ан-Нахар и две служанки, и больше никого. И когда она увидала Али ибн Беккара и Али ибн Беккар увидал её, он поднялся на ноги и обнял её, и она тоже его обняла, и оба упали на землю без сознания и пролежали с час времени.
А очнувшись, они принялись жаловаться друг другу на мученья разлуки и потом сидели и разговаривали, ведя ясные, мягкие и нежные речи, и взяли немного благовоний. И после того они стали благодарить меня за то, что я сделал, и я спросил их: «Не хотите ли чего-нибудь поесть?» – «Хорошо!» – отвечали они. И я принёс им кушанья, и они ели, пока не насытились, и вымыли руки.
И я перевёл их после того в другое помещение и принёс им вина, и они выпили и опьянели и наклонились друг к другу. И Шамс-ан-Нахар сказала: «О господин, доверши свою милость – принеси нам лютню или какой-нибудь музыкальный инструмент, чтобы наша радость стала в этот час полной». – «На голове и на глазах!» – ответил я и, поднявшись, принёс лютню. И Шамс-ан-Нахар взяла её и настроила, а потом положила лютню на колени и искусно ударила по ней, поднимая в душе огорчения и увеселяя печального. А затем она произнесла такие два стиха:
«Не спал я, как будто бы люблю я бессонницу,
И таю, как будто бы недуг для меня рождён.
Бежит по щеке слеза и жжёт, как огнём, её.
О, если бы знать я мог, расставшись, сойдёмся ль мы!»
И затем она принялась петь стихи, так что смутила разум. Пела она восхитительные стихотворения на разные голоса, и дом едва не плясал от великого восторга – такие она проявила чудеса в своём пении. И у нас не осталось ни разума, ни мыслей, и когда мы хорошо уселись и чаши Заходили между нами, невольница затянула напев и произнесла такие стихи:
«Обещал любимый свиданье мне, и исполнил он
В такую ночь, что за ряд ночей сочту я»
О ночь дивная! – даровал нам рок ей подобную,
А доносчики и хулители не знали,
И любимый спал, мой сжимая стан рукой правою,
И от радости обняла его я левой,
И, обняв его, упивалась я его уст вином,
И достался мне и медовый сок и улей!»
И когда мы утопали в море радости, – говорил ювелир, – вдруг вошла к нам, вся дрожа, маленькая служанка, и сказала: «О госпожа, подумай, как тебе уйти: люди окружили нас и настигли, и мы не знаем, какая Этому причина».
Услышав это, я встал испуганный, и вдруг слышу, одна невольница кричит: «Пришла беда!» И стада земля для меня тесна, при всем своём просторе. И я взглянул на ворота, но не нашёл там пути. Я подскочил к воротам соседа и спрятался и увидел, что люди вошли в мой дом, и поднялся великий шум.
Я подумал тогда, что весть о нас дошла до халифа и он послал начальника стражи, чтобы схватить нас и привести к нему. И я растерялся и просидел за воротами соседа до полуночи, не имея возможности выйти оттуда, где я был. И поднялся хозяин дома, и, увидев меня, испугался и почувствовал из-за меня великий страх. Он вышел из дома и подошёл ко мне, держа в руке обнажённый меч, и спросил: «Кто это У нас?» А я ответил ему: «Я твой сосед, ювелир».
И он узнал меня и повернул назад, а потом принёс свет и, подойдя ко мне, сказал: «О брат мой, нелегко было мне то, что случилось с тобою сегодня вечером!» «О брат мой, – спросил я его, – осведоми меня, кто был в моем доме и вошёл туда и сломал ворота? Я убежал к тебе и не знаю, как было дело». И сосед мой ответил: «Воры, которые забрались вчера к нашим соседям и убили такого-то и забрали его деньги, видели, как ты переносил свои вещи и принёс их в этот дом. Они пришли к тебе, взяли то, что у тебя было, и убили твоих гостей».
И мы с моим соседом встали и пошли в мой дом, – говорил ювелир, – и увидели, что дом пуст и в нем ничего не осталось. И я расстроился и воскликнул: «Что до вещей, то я не беспокоюсь об их пропаже, даже если это вещи, которые я одолжил у моих друзей! Не беда: друзья узнают, что я не виноват, так как моё имущество пропало и дом и разграблен. А вот что касается Али ибн Беккара и любимицы повелителя правоверных – я боюсь, что их дело станет известно, и это будет причиной гибели моей души».
И я обернулся к соседу и сказал ему: «Ты мой брат и сосед и покрываешь мой срам – что же ты мне посоветуешь сделать?» – «Вот что я тебе посоветую: выжидай! – сказал этот человек. – Те, что вошли в твой дом и взяли твои деньги, перебили лучший отряд из дворца халифа и отряд людей от начальника стражи, и правительственные стражники ищут их по всем дорогам. Может быть, они их повстречают, и тогда то, что ты хочешь, достанется тебе без труда».
И ювелир, услышав это, вернулся в свой другой дом, где он жил…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.