Три часа назад. Психиатрическая клиника Антнидас.
Семнадцатая камера.
- Всепонятия, касающиеся этической оценки тех или иных действий, определяющих, хороший человек или нет, заранее ошибочны. Не существует никаких понятий. Наша семья была заклеймена гнилью. Спасибо Лондону...
Фредди проведал сестричку. За минуту он наговорил ей такого, от чего у любого здорового человека волосы б встали дымом. Но только не у Скарлетт, которая привыкла к безумию - к всепоглощающей стихии Антнидаса, как и к страданиям. В этом ей помогли препараты, правда, вызвавшие изменения в ее здоровье и внешности: из красивой и жизнерадостной женщины она за полгода превратилась в серую мышь, к которой подойдет не каждый гуманист. Отныне ее облик располагал не только к сочувствию, но и к отвращению: кошмарная отечность лица и всего тела, конвульсивно подергивающиеся исхудавшие пальцы, потухшие глаза, вяло выглядывающие из-под поседевших бровей...
- Ты знаешь, как сильно подставила меня? Родного брата! Взяла и п-п-п... настучала на меня моим же коллегам! Тварь предательская...
- А знаешь, что тебе за это положено, тварь?
Совершился первый удар. Прокурор специально припас кусок натурального строительного материала, держал его в кармане штанов, маленький, но твердый. Сестра потянулась к нему, чувствуя свою вену. Получила камнем по лицу.
Сильно распухшие и потрескавшиеся губы раздвинулись, и в гробовой тишине антнидасовской камеры прошелестел увядающий голос:
- Я люблю тебя, я не хотела... - голос стихал, - Я хочу только одного, умереть...
- ?
- Дай мне смерти, брат. Подари на блюдечке, Фредди! Избавь от мучений... Умоляю. Фредди... - плач едва ли не перерос в истерию.
Сестра сделала для Фредди все, к примеру, села на лечение, и сделает еще, если тот захочет. Ее согласие вовсе не требовалось!
- Ты не хочешь жить? - спросил Фредди, - Я рад. Тебе не представить, как сильно... рад - маньяк не питал жалости, только удовлетворение, порочное, злое и пустое получение удовольствия за счет мучений бедняжки Скарлетт, - Но ты все-таки, наверное, считаешь себя святой, в глубине души! Считаешь, что всю жизнь поступала сугубо по понятиям... - одной рукой он схватил ее за волосы, а другой замахнулся - приготовился для последнего - второго удара, - Проснись, Скарли, добро давно не в моде. Акты человеческого сострадания сурово наказываются, тебе ли не знать?
Поскольку больная не представляла серьезной угрозы для окружающих, ее по вечерам не посещали. Бартоломью, главврач, до сих пор не верил, что Скарлетт способна на столь тяжкое преступление. И единственный фактор, заставлявший доктора нарушать гипократскую клятву - регулярные обещания прокурора развалить клинику в случае несотрудничества."Сделав дело", Фредди по-тихому свалил из отделения, в котором располагалась камера с сестрой (теперь уже мертвой). Перед тем, как спуститься, он поправил галстук, облизнул пальчики, зачесал волосы назад и несколько раз повторил:
- Переизбрание лишь через три года, но я прорвусь. Переизбрание лишь через три года, но я прорвусь! Переизбрание лишь через три...
Дохлебав сочок, Фредди... прорыгался!
"Сейчас я просто чешу яйца и я просто прокурор, хоть и являюсь там какой-то... надеждой. Три года еще подождать, еще три года и будут выборы! И тогда я смогу занять место самого Сета Картера! Хотя этот ублюдок и так куда-то запропастился. Оно же к лучшему, ведь я герой"
Он понял, что кинцо ему поднадоело, и улегся спать. Ушел в другую комнату, громко захлопнув дверь!
- Мое имя Фредди!
Тем временем. Заброшенная железнодорожная станция.
Они не знали, как это произошло, а все, что помнили: взрыв сопровождающей машины, гибель одного из охранников и странный усыпляющий запах.
Что за запах? Газ?
Затем смех...
Чей? И почему такой громкий?
И полная отключка...
Похищенные очнулись на улице. Невеста обнаружила себя привязанной к грязным ржавым рельсам, а жених - к металлическому креслу-качалке, которое стояло в пяти метрах от рельсов. Деревянный низ кресла был к чему-то привязан.
Ставни заброшенных домиков, таких же, как и сама станция - типичный пустырь, содрогались от порывов ветра и громовых раскатов. Чего уж говорить о полностью оголенной невесте и изгибающимся всем телом женихе.
"Поезд на полной скорости несётся по рельсам, ты вроде и рядом, но беспомощен, ничего не можешь сделать. К рельсам привязана девушка, которую ты любишь - твоя девушка, черт возьми, и скоро она умрет, если ей не помочь... Если я ей не помогу" - Бэйлондс и не думал утешаться, наоборот, он напрягался, стимулировал себя, заставлял себя не сдаваться...
До непоправимого оставались считанные секунды. Парочка вслушивалась в громоподобный рев приближающегося поезда, обменивалась признаниями в любви.
В прощальную минуту Роксана стала для Билли Джульеттой - той самой героиней, девушкой из пьесы Шекспира.
А Билли для Роксаны - Ромео - парнем из того же произведения!
Как только на лице Рокси выступили слезы, "Ромео" закричал.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Потому что в тот момент Рокси уже не стало. Колесные пары молниеносно отрезали голову и нижние части ног...
Бэйлондс остался на заброшенной станции, кричать, слушать скрип ставень...
Через час.
Лепрекон/Безумный Джек/Человек X ходил вокруг жертвы - убитого горем Уильяма Бэйлондса и нашептывал ему, дрожащему, пускающему сопли от холода и от цепной реакции, от убийственного стресса...
- Главный злодей сегодняшнего сюжета - Ромео - вышел намного более удачным, чем принято думать о банальных душегубах, - лицо маньяка было закрыто капюшоном, для того, чтобы жертва не смогла его увидеть, - Дело в том, что ты, Билл, по сюжету изначально очень зависимый от авторитетов, от своего отца, от своей тети, совершенно слабохарактерный и при этом импульсивный. Ты похож на капризного ребенка! - под ногами маньяка жестко шуршала трава, - Что ж, некоторые критики будут жаловаться на отсутствие мотивации персонажа или на чрезмерную простоту этой самой мотивации, - поддельно неприятный голос еще сильнее травмировал психику парня, он, как нож, пробирался под кожу и копался во внутренностях, - Но на самом деле, именно так все и должно быть, то есть, акценты в этом плане расставлены правильно, учитывая характер перса и факторы, влияющие на становление злодея. Кстати, слыхал? В жизни требуется порой намного меньше, чтобы совершить злодеяние. Человеческая психика - очень хрупкая штука. Перед нами ты - на первый взгляд, стереотипный злодей, но настолько изобретательно воплощенный и символически выраженный, что диву даешься, зачем вообще тебя
кто-то взял? Только самые догадливые зрители пронюхают, что ты - пешка в большой игре, а значит, ты можешь смеяться, сколько влезет! Не плакать, не горевать по усопшей, а смеяться...
- Так смейся! Смейся!
Находясь в сновидениях, Фредди постоянно дергался, делал непроизвольные движения, хватался за лицо. Бывало, вздрагивал. А еще... еще он говорил, во сне, с кем-то, раскрывал фантому секреты прошлого "кровавых братов", делился самым сокровенным из того, что
имел и одновременно самым ужасным...
Проснувшись, точнее думая, что проснулся, Фредди плавным движением ухватился за дверную ручку и вместо ведущего в гостиную коридора увидел темную аллею.
Деревянная вывеска рядом с двухэтажным домом и надпись на ней - "улица Вязов".
Душу беспомощного в борьбе с наваждением прокурора терзал безмерный, первобытный страх.
"Хочу выбраться отсюда, но это не зависит от моей воли. Выберусь только, когда скажет он. Боюсь, не обойдется без боли"
Под словом "выбраться" Фред имел в виду проснуться. Пленник сновидений мечтал об этом - вернуться в любимую постельку.
В "наваждении" обитало много созданий, внешне похожих на тех, что мы видим, когда не спим: облезлые кошки, переворачивающие мусорные баки, где-то рычали и без особой пользы скребли тяжелые двери собаки, с виду напоминающие адовых церберов. Те же животные, только в извращенном варианте, соответствующем воображению психически больного виновника сна.
Краем глаза Фредди разглядел одного пса: жилистое тело, влажная шкура, отлитые красным глаза и, пожалуй, самая внушительная деталь чудовища - щелкающая желтыми гниющими зубами пасть. Другие животные - не животные вовсе, а несуразные комбинации известных зооформ, способные довести до инфаркта одним лишь видом.
Все выглядело так реалистично, детализировано, что, казалось, это происходит вовсе не во сне. А наяву. Но в каком-то другом измерении, вряд ли, в земном.
"Да уж. Кругом бегает всякая неприветливая живность. Место дикое, оно предстало передо мной в гиперболизированном виде, полное садистских образов "
Ощутив абсурдизм происходящего, фантасмагоричность несуществующей улицы, Фредди услышал детский смех. Легкий, добрый, хотелось сказать ангельский, но при нынешних обстоятельствах этот смех можно было назвать дьявольским и неземным.
Издающие его, девочки и мальчики - те самые похищенные дети, которых прокурор вывез на денек без согласия родителей, изнасиловал, избил, запугал и привез обратно, сейчас прыгали через скакалку. Их взгляды были такими оживленными, радостными, а улыбки так блестели, что создавалось впечатление, они забыли дяденьку прокурора в своем сердце, забыли про ту ночь, про похищение и последующее изнасилование...
Но они, эти дети, всего лишь отрывки мертвой совести - совести, которая просыпалась тогда, когда засыпал прокурор. Сейчас ему их
по-настоящему жалко и он может чувствовать что-то помимо
сексуального голода, приводящего к потребности насыщения.
Преступление совершается ради преступного результата.
К чему эти знаки? Фред не знал, пока спал.
А когда проснется - ненависть вернется.
Пока во сне - жажды мести нет...
А дети все прыгали, играли и пели, без устали на Фреда глядели, будто что-то узрели. Сон не сон, но, тем не менее, их песнь показалась знакомой.
- Раз, два, Фредди в гости жди,
Три, четыре, двери затвори,
Пять, шесть, крепче стисни крест,
Семь восемь, тебя не спать попросим,
Девять, десять, больше не надейся...
"Считалочка из недавно просмотренного фильма. Сцена, включенная в фильме-кроссовер двух франшиз, теперь повторяется у меня на глазах"
Вид прыгающих участников частной школы Макгрегора с каждой проходящей секундой оставлял все меньше надежды на возвращение. А затем появился он - хозяин сна. Долгий, скребущий звук, неистовый хохот Инглунда, местами порванный красно-зеленый свитер, перчатка с острыми металлическими лезвиями на кончиках пальцев, осклизлое лицо с искаженной улыбкой и... коричневая шляпа с висячими полями.
- Не соскучились?
Отделенная во сне часть Фредди Кригера, его злая часть, наяву подавляющая добрую, приняла облик киношного маньяка - Фредди Крюгера. Злое, мерзкое, ненавидящее своих родных существо - именно таким казался грязный обожженный садист чистенькому ухоженному прокурору, при этом второй постоянно забывал, что первый - его половина.
Крюгер точил ножи, пока добирался к детям, и планировал продемонстрировать кристально-честному прокурору, "что делают с детьми настоящие парни": монстр подошел к одной из невидящих опасности девчонок, взял за косичку, замахнулся перчаткой и...
- Посмотри на эту маленькую дрянь! Так и просится к дяде в объятия - отрезал голову. Затем швырнул ее, отделенную от тела, в сторону, где ошивались псы.
Дети продолжили играть.
- Ну, что, продолжим?
- Нет, нет! - прокурора начало трясти.
А маньяк вошел в раж.
- Ха-ха-ха-ха! Идите ко мне детишки! Идите к Фредди!
- Нет, не убивай!
- Ха-ха-ха-ха!
- Не убивай!
- Ха-ха-ха-ха!
- Ну, зачем же...
Шоу закончилось со смертью узкоглазого Роджера. Фредди вырвал глазное яблоко мальчика и стал жадно обсасывать.
- О, вампирские штучки...
Через минуту после крюгеровского бесчинства дети исчезли. Откуда они взялись - прокурор не имел ни малейшего понятия, но чувствовал, что они - лишь часть его сна, как и киношный маньяк, который теперь с пожирающим любопытством пялился на своего идеализированного двойника.
- Ты знаешь, кто я?
Они ссоревновались в диалоге - Фредди, по сути отличный лишь более гладкой внешностью от двойника и Фредди, настоящий, который живет внутри того Фредди!
- Убийца... которого сожгли родители убитых детей.
- Это да - в голосе киношного звучала слепая гордыня, он гордился за детоубийства, - Не спорю.
Фредди Кригер не смог бы никогда так поступить. Он бы попросту забоялся. А вот матерый потрошитель Фредди Крюгер - вполне - две конфликтующие противоположности в одном человеке рассоединились в "наваждении".
- Но это плохо - протестовал прокурор, - Это незаконно. Нельзя убивать. Так написано в бумагах...
- К черту бумаги! - вспылил монстр, - Что они для тебя - лживого ублюдка?
- Закон для меня все...
- Нет, ты знаешь, его не существует.
- Я следил за тобой...
- Что?
- Годами. За каждым твоим шагом наблюдал. Момента выжидал. Готовился к выходу...
Прокурор спросил напрямую:
- Что мне нужно сделать для того, чтобы ты оставил мой разум в покое?
Крюгер прошептал:
- Вызволить из заточения!
"Из заточения вызволить" - означало дать выход своим чувствам, о чем и просила душа Кригера, о чем молила. Ей надоела тонкая оболочка - лживый облик законника - одеяло, под которым прячется зверская сущность лондонца.
Крюгер старался для Фредди же - чтобы ему жилось легче, подальше от самообмана.
- Загляни в свои кошмары!
Лондон.