Отправлено: Суббота, 2 июня, 20:10
Кому: Люку Карверу
От: Video-Blaze.com
Тема: Видео-обращение от Лексингтон Ларраби
КЛИКНИТЕ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ ВОСПРОИЗВЕСТИ СООБЩЕНИЕ
Или прочитайте ниже бесплатную расшифровку из нашего автоматического сервиса.
[НАЧАЛО РАСШИФРОВКИ]
Ну что, Люк? Лукас. Лукинатор. Это я, Лекси. Ты сказал, я могу в любой форме сообщать тебе о состоянии дел, так что я решила отправить тебе видео-сообщение. Я выбрала этот формат отчасти потому, что так мое поколение общается — е-мейлы уже прошлый век, — но в основном потому, что не в настроении для печатания. А даже если была бы, не думаю, что смогла бы физически.
Видишь это? Видишь все эти маленькие белые пластыри на пальцах? Они от утюга. Да, у-тю-га. Того самого, что ты используешь для удаления складок на одежде. Тот, кто изобрел эту штуковину, мазохист. Вот вопрос. Почему бы просто не изобрести одежду, которая не мнется? В смысле, неужели это так тяжело? Мы приземлились на Луне, но никто не может придумать рубашку, на которой не появляется складок? Что-то не так в этой картинке, не находишь?
Вот. Это меня сегодня так осенило. Просветление, если хочешь.
И что там еще я должна включать в свои глупые отчетики для тебя? Ах да. Вынесенные жизненные уроки. Ладно, хорошо. Хочешь знать, чему я научилась за неделю, батрача как раб? Ой, прости, я имею в виду как горничная.
Я узнала, как мыть холодильник! Ура!
Сейчас появилось что-то, что может пригодиться мне в будущем. Если я буду на вечеринке, и возникнет вопрос жизни и смерти аварийного мытья холодильника, у меня все будет под контролем. Все начнут бегать вокруг с криками, а я буду такая: «Не паникуйте! Меня этому обучали!»
[Неопознанный звук]
О. Это мой мобильный. Я не собираюсь отвечать. Это, наверное, мои друзья звонят с вопросом, не хочу ли я выбраться куда-нибудь. Но могу ли я? Нет. Потому что у меня по всему телу ужасные синяки. Видишь один на моей руке? Он от журнального столика. А эти царапины на лице? Прямо здесь, под подбородком? Это любезно постарались враждебно настроенные вертикальные жалюзи. О, и не забудь про эти болячки на коленях от мытья четырех тысяч квадратных метров испанской плитки. Как думаешь, я могу показаться в таком виде в клубе?
Не говоря уже о том, как у меня все болит после сорока часов долбаной уборки, мытья, орудования шваброй, протирания пыли, полировки, работы с пылесосом, стирки и глажки. Я едва могу ходить, не говоря уже об одевании. Не говоря уже о танце на столешнице.
Так что вместо этого я хочу просто лежать в своей комнате все выходные, как последний лузер. Надеюсь, это делает тебя и моего папочку очень и очень счастливыми. Надеюсь, вам обоим приятно узнать, что ваша маленькая операция «Сделать жизнь Лекси несчастной» имеет огромный успех.
Так что вот. Официальный отчет о моем статусе. Надеюсь, он превосходит все твои самые смелые ожидания. А я собираюсь спать. В восемь вечера. Как двухлетка.
Подожди. Я вспомнила кое-что. Нужно сообщить тебе еще одно просветление. Я поняла кое-что на этой неделе. У меня было прозрение. Готов к нему? Уверен? Ладно, вот оно:
Оказывается, у меня не одна, не две, а целых пятьдесят две причины ненавидеть своего отца. И Клининг Сервис «Маджестик Мэйдс» — первая из них.
[КОНЕЦ РАСШИФРОВКИ]
Время сна
Я закрываю лэптоп и тащу свое усталое, разбитое тело к кровати, падаю на нее, словно мешок с дерьмом. Холли вскакивает со своего сделанного на заказ красного коврика и ложится рядом со мной.
Люди действительно делают это каждую неделю своих жизней?
Как у них конечности не отваливаются?
Мой телефон звонит снова, и снова я его игнорирую. Мысль о том, что мои друзья в городе веселятся без меня, заставляет меня хотеть заплакать. Не могу вспомнить последний раз (или первый, коли на то пошло), когда я была не в настроении для выходов в свет. Я Лексингтон Ларраби. Выходы в свет — это то, что я делаю. Это то, кем я являюсь.
Больше нет, по-видимому.
Полагаю, хорошая новость теперь в том, что мне больше не придется беспокоиться о случайной встрече с Менди.
Телефон звонит в третий раз. В конце концов я нахожу его в складках простыни и ставлю на беззвучный режим. Потом с хныканьем валюсь обратно в постель.
Холли поднимает голову и смотрит на меня с удивлением, ее уши, похожие на крылья бабочки, полны внимания.
— Знаю, — говорю ей со вздохом. — Это жалко.
Она поднимается на лапки, перемещается ближе ко мне и укладывается головой мне на живот
— Спасибо, — благодарю я со слабой улыбкой. — Я знала, что ты поймешь.
Двадцать минут спустя, когда я почти уснула, раздается стук в дверь.
— Убирайтесь! — кричу я нежеланному визитеру.
Но дверь все же открывается, и появляются Джиа и Ти, одетые на выход. Они залетают и плюхаются по обе стороны от меня. Я стону и накрываю подушкой лицо.
— Кто вас впустил?
— Сеньор Горацио, — бодро отвечает Ти. — А теперь оторви свою задницу от кровати и одень что-нибудь миленькое. Сегодня мы идем в «Туман».
— Нет, — говорю я из-под подушки. — Я никуда не пойду.
— Лекс, — предупреждает Джиа. — Ты не можешь прятаться от Менди всю жизнь. Это твой город, помнишь? Так выберись и докажи это!
— Дело не в Менди, — следует мой приглушенный, но все же решительный ответ.
Джиа раздраженно вздыхает и тянет подушку с моего лица и одеяло с моего тела. Оби обе задыхаются при виде моих синяков и царапин.
— Черт возьми! — заключает Ти. — Что с тобой случилось?
— Я отмывала дома пять дней подряд на этой неделе.
— Так вот чем здесь пахнет, — говорит Джиа с удовлетворенным кивком, словно она пыталась понять это с тех пор, как переступила порог.
— Ты их отмывала или сражалась с ними? — спрашивает Ти.
У меня получается слабо усмехнуться.
— И то, и другое, наверное. — Я натягиваю обратно на себя одеяло. — Так что, как видите, я не в состоянии выходить из дома.
Мои подруги глядят друг на друга и обмениваются кивками.
— Повеселитесь за меня, — бормочу им.
В комнате повисает тяжелая тишина. Я знаю, что они еще не ушли, потому что могу чувствовать вес их тел около себя. Но в воздухе около моей головы что-то движется, и по тому, как подо мной слегка качается, я могу сказать, что они общаются друг с другом жестами.
Я открываю глаза и вижу, как Ти качает головой, сплетая и расплетая руки в непреклонном жесте, и беззвучно говорит что-то, что похоже на «Не сейчас».
Когда она замечает, что я смотрю на нее, ее руки падают на колени, а на губах появляется искусственная улыбка.
— Что? — спрашиваю я.
— Ничего, — быстро говорит Ти, тянясь к моим волосам. Я одергиваю голову.
— Она заслуживает знать, — утверждает Джиа своим печально известным давай-приступим-к-делу голосом.
— Да, но она может узнать завтра. После того, как хорошенько отдохнет. Она явно измотана и...
— В конечном счете она узнает! — перебивает Джиа. — Лучше мы будем здесь для моральной поддержки, когда это случится.
— Может, вы заткнетесь и скажете мне уже, — требую я.
Ти громко выдыхает и обращает свое внимание ко мне.
— Это твой отец, дорогая.
— Что мой отец? — удивленно смотря то на одну, то на другую, спрашиваю я.
— Он... — пытается Ти. — Ну, он...
Джиа нетерпеливым вздохом перебивает ее, берет с ночного столика пульт и включает телевизор.
Знакомые звуки и голоса шоу «Access Hollywood»[13] заполняют комнату. На экране видеоролик показывает моего отца и его последнюю пассию, Рив. Они на красной ковровой дорожке какого-то официального мероприятия. Он сияет своей обычной респектабельной улыбкой, а его пара, одетая в длинное красное платье от Валентино, сияет и качается перед камерами, словно попала на долбаный яхт-парад.
Мерзкий голос ведущего «Access Hollywood» раздается из колонок.
— Ранее сегодня представитель семьи Ларраби сделал официальное заявление после того, как пара вернулась из двухдневной романтической поездки в Париж. Дата пока не установлена, но событие, как планируется, состоится в конце этого года.
Холодок пробегает по моей спине.
Джиа убавляет громкость и убирает пульт обратно на тумбочку.
— Он помолвлен.
Понижение настроения
В понедельник утром, когда я натягиваю свою вторую эспадрилью[14] от Эмилио Пуччи, снаружи нетерпеливо сигналит автомобиль. Я радостно напеваю себе под нос, пока заканчиваю утреннюю рутину, наношу макияж и выбираю аксессуары. Я роюсь в коробке с украшениями и, достав длинные сережки-капельки, замечаю, что они не подходят к моему новому парику.
После прошлой недели я решила приобретать новый для каждой работы. Чтобы освежать мою маскировку. И в качестве небольшого удовольствия для себя. Если мне придется весь год терпеть эту пытку, по крайней мере, я могу попробовать найти в этом немного веселья. И кроме того, я полагаю, что это отличный способ мысленно дистанцироваться от того, что я вынуждена делать. Например, сегодня не Лексингтон Ларраби собирается на работу Бог знает куда, Бог знает что там придется делать, а Кассандра с огненно-рыжими длинными локонами, которая выглядит, словно она готова в любой момент сорваться на кастинг.
Я нашла этот чудесный парик в интернет-магазине и начала заказывать их оттуда. Теперь как будто я становлюсь новым человеком каждую неделю этого года!
Снова сигналят.
Я напеваю громче, чтобы заглушить шум, и открываю один из своих шкафчиков, роюсь в вещах, пока не нахожу флакончик прозрачного лака для ногтей. Я быстро крашу один слой поверх французского маникюра, дую на кончики ногтей и вытягиваю руки, чтобы полюбоваться работой.
Маникюр занял почти три часа, чтобы исправить все то, что чистящие средства причинили мои ногтям. А массажистка, которая работала с моими застывшими мышцами? Она, наверное, прямо в эту минуту сидит у врача и жалуется на кисти рук. Бедняжка.
Но хорошая новость в том, что я чувствую себя великолепно. Отдохнувшей и обновленной.
Мой отец может делать все, что ему пожелается. Он может жениться на 29-летней золотоискательнице и нанимать неприятных посредников забирать меня утром и отвозить обратно, но он не может сломить мой дух (и этого не будет). В минувшие выходные я мило поговорила со своим психоаналитиком, и он любезно напомнил мне, что у меня полная власть над своими эмоциями. Я не могу контролировать то, что делают или говорят другие люди. Я могу только контролировать свою реакцию на все эти вещи.
И я поняла, что реагировала совершенно неправильно.
Я была так занята нытьем о выпавшей мне доле, что даже не задумалась о том, как ее улучшить. Я так отвлекалась на тесную униформу и испорченный маникюр, что совсем забыла о той черте, что мне удалось унаследовать от отца: способность нестандартно мыслить. Возможность выработать стратегию.
И у меня есть стратегия. Сегодня я иду в бой с новым планом атаки. Планом, который, несомненно, в течение следующих пятидесяти одной недели удержит меня с моим достоинством, репутацией… и нетронутым маникюром.
Замечательно, что я самостоятельно до этого дошла. И честно не знаю, как я раньше до этого не додумалась. Наверное, я была так ослеплена и оглушена токсичными чистящими средствами, что не могла ясно мыслить.
Биииииииип!
Звук такой, словно кто-то рухнул трупом на автомобильный гудок. Я закатываю глаза — некоторые люди так любят закатывать драму — и бросаю в сумку сменную одежду. Ведущий прогноза погоды в телевизоре говорит, какой прекрасный сегодня будет день.
— Идеальная погода, чтобы провести день на пляже, — с энтузиазмом щебечет он. — Не забудьте взять с собой солнцезащитный крем!
За этим следует стук в мою дверь. Я пультом выключаю телевизор и спокойно зову:
— Войдите!
В дверях появляется Горацио, выглядя при этом довольно возмущенным (хотя это почти незаметно, нужно прожить с ним так долго, как я, чтобы признать это). Холли выдает небольшой счастливый тявк, подбегает к нему и подпрыгивает к его коленям. Он поднимает ее на руки и удерживает под мышкой.
— Да, Горацио?
Он сдержанно улыбается.
— Кажется, ваш посетитель ждет вас снаружи.
— О, правда? — спрашиваю я невинно, отклоняясь в сторону, чтобы посмотреть в зеркале, как собраны мои новые волосы. — Я даже не заметила.
В зеркале я вижу отражение лица Горацио, и я знаю, что он не купился на мои щенячьи глазки. Чувствую себя немного неуютно, что ему приходится быть перебежчиком в этой битве между мной, Люком и моим отцом, но, как говорится, в любви и на войне все средства хороши.
Биииииииииииииииииииип!
Дожидаюсь, пока не замолкнет отвратительный звук, и говорю сладеньким тоном:
— Можешь сказать ему, что я сейчас спущусь.
Горацио кивает и разворачивается, чтобы уйти, все еще держа Холли на руках.
— Подожди! — окликаю я, и он останавливается. Я подлетаю к нему и наклоняюсь поласкать мордочку Холли. — Пока-пока, малышка, — мягко воркую я. — Мамочка будет скучать по тебе сегодня.
Горацио терпеливо ждет, пока я ласкаю ее и наконец глажу один последний раз по макушке.
Я выпрямляюсь и говорю Горацио:
— Спасибо, что заботишься о ней.
Он кланяется и разворачивается, бормоча:
— Los perros no están en mi contrato. (Собаки не в моем контракте, исп.)
— Я знаю, что собаки не в твоем контракте, — сладко отвечаю я. — Вот почему я это таааак ценю!
Он качает головой и продолжает идти.
— Разве ты не рад, что заставлял меня смотреть все эти испанские мыльные оперы с тобой, когда я росла? — кричу я ему вслед, но он не отвечает.
После очередного окрестности-сотрясающего сигнала от Люка я вздыхаю, хватаю сумку и направляюсь к лестнице.
— Доброе утро, Люк, — вежливо говорю я, спускаясь по дорожке от дома. — Как дела сегодня?
— Спасибо, что так быстро вышла, — бормочет он.
Я весело улыбаюсь, скользя на пассажирское сиденье.
— Всегда пожалуйста.
Его глаза скользят по моей одежде, на мгновение задерживаясь на парике, прежде чем перейти на ноги. Он качает головой.
— Возможно, для назначения этой недели тебе захочется более удобную обувь.
Я смотрю вниз на мои пальцы и не могу удержаться от улыбки, видя милые маленькие ромашки, нарисованные моей маникюршей на ногтях.
— О чем ты? Это эспадрильи от Пуччи.
Он смотрит на меня пустым взглядом.
— Эспадрильи известны своим удобством.
— Как хочешь, — бормочет Люк. — Это твои ноги.
Я застегиваю ремень безопасности и продолжаю восхищаться своим маникюром. Он прав. Это мои ноги. И, спасибо моей новой блестящей стратегии, я не планирую сегодня их слишком утруждать.
Я чувствую, как Люк со скукой переводит на меня глаза, и разворачиваюсь, чтобы подозрительно взглянуть на него.
— Что?
Его глаза сужаются.
— Что с тобой?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Что с тобой?
— Ты... — он ищет верное слово, — милая.
Я хихикаю на его озадаченное выражение лица.
— Я всегда милая.
Я вижу его бушующую внутреннюю битву. Он борется с каким-то оскорбительным замечанием — задумывается между возможностью оскорбить меня и поддержать мое неожиданное поведение.
Честно, мне все равно, что он делает. Ему не повлиять на мое настроение. Не сегодня. Нет ничего, что он может сделать, чтобы испортить хороший день, что мне придется провести в магазине.
Даже не тогда, тогда он начинает свою мучительную длительную предполетную процедуру, повторяющуюся каждый раз, когда он куда-либо собирается. Обычно она выводит меня. То, как он должен проверить каждое зеркало по три раза, убедиться, что кондиционер выдувает воздух идеальной температуры, что дворники находятся в исправном состоянии — дважды — прежде чем он заводит машину. Но сегодня я терпеливо сижу на своем месте, тихонько напевая в ожидании, когда мы поедем.
Мне даже не приходится бороться с желанием сказать ему, что шансы, что стеклоочистители перестали работать или зеркала загадочным образом сдвинулись между его домом и моим, около пяти миллиардов к одному. Как в любой другой день.
Нет. Сегодня все хорошо.
— Так в чем причина твоего хорошего настроения? — спрашивает Люк, когда мы выезжаем на шоссе, направляясь в долину. — Луи Виттон выпускает новую переоцененную, потом и кровью сделанную на мануфактуре модель сумочки?
Я ухмыляюсь.
— Нет, насколько я слышала. Но если они выпустят, то я прикуплю одну для тебя.
— В эти выходные открывается новый клуб? — снова пытается он угадать.
— Неа.
— Так ты собираешься сказать, или мне так и придется продолжать угадывать?
Я разворачиваюсь к нему лицом.
— Я не могу быть в хорошем настроении просто так?
Уголком глаза он смотрит на меня.
— Нет. Ты — нет. Кто угодно еще — да. Но не ты.
Скрещиваю на груди руки в притворном оскорблении.
— И почему не я?
— Потому что ты Лексингтон Ларраби. Лексингтон Ларраби просто не просыпается в хорошем настроении. Этому должна быть причина. На это должны поработать внешние силы.
Мое притворное оскорбление быстро превращается в настоящее оскорбление.
— Это не правда!
— Конечно правда, — со знанием начинает он, словно он профессор колледжа и собирается начать свою ежедневную лекцию аудитории, полной ждущих с нетерпением студентов. — Тебе нужны внешние мотиваторы. Что-то снаружи, чтобы хорошо чувствовать себя внутри. Некая мотивационная зависимость.
Я морщу на это нос.
— Ну спасибо, доктор Карвер. Я не догадывалась, что ты еще и мозгоправ.
— Двойная степень по психологии, — информирует он меня. — Я подумал, это было бы неплохим дополнением к моей специальности. Если в один прекрасный день ты собираешься работать в крупных корпорациях, то должен быть в состоянии проникнуть внутрь голов своих сотрудников.
Я хмыкаю.
— И откуда она? Из Гарварда?
Внезапно он выглядит несчастным, и высокомерие исчезает из его голоса.
— Нет. Гарвард не дал бы мне стипендию. Университет Южной Калифорнии предложил мне полную стипендию. Плюс шанс совмещать учебу и работу в компании твоего отца в этом году. Так что туда я и поступил. Хотя Гарвард и был моим первым выбором.
— Ну конечно был, — бормочу я. — Но все равно, ты ошибаешься насчет меня. Мне не нужны внешние кто-то там, чтобы чувствовать себя хорошо. Я всегда чувствую себя хорошо.
Он бросает на меня скептический взгляд.
— Конечно.
— Всегда! — воплю я в ответ. — А почему бы и нет? Я Лексингтон Ларраби! На случай, если ты еще не слышал, у меня состояние в двадцать пять миллионов долларов!
— Ну, пока нет, во всяком случае, — уточняет Люк, возвращается его раздражающее самодовольство.
— Ладно. Но будет.
— А что, если бы ты не была? — осведомляется он.
— Что, если я бы не была кем?
— Что, если бы ты не была Лексингтон Ларраби? Что, если бы у тебя не было состояния в двадцать пять миллионов долларов? Чувствовала бы ты себя хорошо?
— Да, — поспешно говорю я, мою грудь сжимает уже такой знакомый гнев. — Хотя это не твое дело, что заставляет меня чувствовать себя хорошо.
Автомобиль заполняет неловкая тишина, пока я тихо закипаю на пассажирском сиденье. Тогда Люк смотрит на меня, и на его губах возникает подленькая улыбка.
— О-оу.
— Что? — рычу я, мое лицо вспыхивает.
— Похоже, я испортил тебе настроение.
Лекси Капоне
Люк Карвер — дьявол. Нет. Подождите. Он ученик дьявола. Что гораздо хуже. Потому что ученик дьявола знает, каким дьявольским бывает дьявол — он слышал слухи о его безнравственности, бездушии и жестокости, — и все же он подписывается делать то же самое, работая на него. Он выбирает быть похожим на него. Одеваться как он. Говорить как он. Следовать по его бессердечным стопам. И это делает его более дьявольским, еще более отвратительным, чем сам дьявол.
Пока мы едем, я говорю себе вдыхать глубоко. Я напоминаю себе о своем гениальном плане, и мой гнев медленно утихает. Только мысли об обыгрывании Брюса, моего отца и его протеже с двойной степенью по психологии достаточно, чтобы притушить пылающий в груди огонь и вернуть беспечную улыбку на мое лицо.
Двадцать минут спустя мы приезжаем в отдаленную окраину Санта-Клариты.
— Что мы здесь будем делать? — хмуро спрашиваю я.
— Твой отец специально выбрал удаленные места, чтобы свести к минимуму риск быть узнанной. Он не хочет, чтобы пресса лезла в это дело.
Я инстинктивно коснулась своего парика.
— Ну, хоть что-то у нас общее, — замечаю я, фыркнув.
— Исследования показали, что люди не часто признают вещи, когда те вне контекста, — объясняет Люк, возвращаясь к своему раздражающе-претенциозному тону.
Я думаю о той дерзкой маленькой девчонке в доме на прошлой неделе с ее грязной обувью и журналом «Tattle» с моей фотографией на обложке. Я была прямо перед ее лицом и все равно что невидима.
— Я заметила, — бормочу я.
Люк движется через широкую обсаженную деревьями улице, пока наконец не въезжает на огромную объединенную парковку супермаркета, сети итальянских ресторанов, салона, предлагающего стрижку за двадцать долларов, и одного из тех магазинов одежды, что имеет совесть называть Лиз Клайборн своим лейблом.
— Так, — беззаботно говорю я, — при каком из этих чудесных учреждений я проведу свою неделю?
Люк кивает на основной магазин — огромный супермаркет сети «Альбертсонс».
— Дай угадаю. Фасовщик товаров?
Люк лезет на заднее сиденье, вытягивает файл, обозначенный «Работа №2», из портфеля и раскрывает его.
— На самом деле ты будешь делать всего понемногу.
Я с энтузиазмом улыбаюсь ему и показываю большие пальцы.
— Еще лучше.
— Твоя задача на этой неделе, — продолжает он, — успешно завершить работу в каждом отделе магазина. Выпечка, гастрономия, мясной, морепродукты, овощи-фрукты и бакалея.
— Звучит практично, — кивая с одобрением, говорю я. — Очень гармоничный график. Хорошая работа.
Люк смотрит на меня «кончай-пороть-чушь» взглядом.
— Ладно. Что случилось?
Я распахиваю глаза.
— Ты о чем?
— На прошлой неделе ты стонала и жаловалась каждый день, а теперь ты вдруг маленькая Мисс Счастье?
— Что мне сказать, — с милой улыбочкой пожимая плечами, отвечаю я. — Я решила изменить свой подход.
Он явно не купился на это, но мне, если честно, все равно. Я отстегиваю ремень безопасности, хватаю сумку и выхожу из машины.
— Во сколько ты заберешь меня? — спрашиваю я.
— В шесть, — отвечает Люк.
— Прекрасно.
— Как зайдешь, спроси Нила. Он на этой неделе курирует тебя.
Я быстро салютую ему и закидываю сумку на плечо.
— Нил. Поняла.
Люк в последний раз недоверчиво смотрит на меня, на что я реагирую сладкой улыбкой, прежде чем развернуться на пятках моих эспадрильи и зашагать в магазин.
Обычно, когда я иду в супермаркет — или любой другой магазин, не важно, — мир, как правило, приостанавливается. Люди прекращают делать то, что они делают, тележки по рассеянности выпускаются и оставляются среди гигантских полок с консервами, а кассовые аппараты перестают звенеть. Все взгляды поднимаются. Затем начинается шепот, преследуемый просьбами об автографах. Включаются камеры на мобильных и начинается безумие отправки сообщений и твитов.
Но не сегодня. Сегодня я на опыте испытываю, каково ходить в супермаркет обычному человеку. И скажу я вам — это довольно разочаровывающе.
Не происходит абсолютно ничего. Мир продолжает вращаться.
Я стою там в течение нескольких секунд, привыкая, когда высокий худощавый мужчина около сорока лет и в черном жилете подходит ко мне и говорит:
— Вы, должно быть, Лекси.
— Неа, — поправляю его, поднимая палец вверх. — На этой неделе я Кассандра. — Тут я ему хитро подмигиваю. — Псевдонимы очень важны для защиты истинной личности.
Он выглядит в высшей степени заинтересованным.
— Конечно. Отлично. Как вам угодно.
Я кошусь на его бейдж.
— Нил?
Он кивает.
— Добро пожаловать в «Альбертсонс». Пошли. Надо подготовить тебя.
Я следую за ним в глубь магазина к небольшому офису. Он открывает небольшой металлический шкафчик за его столом и начинает перебирать стопку белых рубашек с воротником и черных жилетов, как та, что на нем. Остановившись на довольно долгое время, он пристально оглядывает меня.
— Какой размер ты носишь? 44-й?
— Вообще-то, — говорю я, взяв контроль над ситуацией, — в униформе сегодня нет необходимости.
— Нет? — переспрашивает он, действительно запутавшись.
Я качаю головой, лезу в свою сумку, вытаскиваю большую пачку стодолларовых купюр (щедрый заем от Джии) и кладу ее на стол между нами.
— Нет.
Нил слегка отскакивает назад при виде нее. Как будто я только что бросила перед ним дохлую крысу, а не гигантскую пачку наличных.
— Что это? — дрожащим голосом спрашивает он.
— Десять тысяч долларов, — констатируя факт, отвечаю я.
Нил медленно опускает черную жилетку и протягивает руку, чтобы коснуться плотного свертка кончиком указательного пальца. Как будто чтобы убедиться в его реальности.
— Для чего?
Я пожимаю плечами.
— Ну, не знаю. Чтобы прокормить ваших детей. Чтобы купить что-то милое жене. В общем, для чего хотите.
Он с тревогой смотрит на открытую дверь позади меня.
— Но Люк уже заплатил мне.
Я поворачиваюсь и закрываю дверь кабинета.
— Это не между вами и Люком. Это между мной и вами. — Я упорно удерживаю его взгляд. — Только я и вы.
Ого, я реально хороша в этом. Я говорю так, словно нахожусь в фильме перед толпой или что-то вроде. По крайней мере, хоть одна положительная сторона того, что в моей крови присутствует ДНК Ричарда Ларраби.
Лицо Нила все еще гигантский вопросительный знак. Я немного волнуюсь за него. Он выглядит таким потерянным и не в своей тарелке.
— Видите ли, я думаю, есть у нас способ помочь друг другу, — объясняю я.
Он кивает, развесив уши.
Я продолжаю.
— Мне нужен доклад в конце недели, сообщающий, что я проработала полные пять дней здесь. И вы... — Я оглядываю небольшой кабинет. — Судя по тому, что вы работаете в супермаркете, я полагаю, вы нуждаетесь в деньгах.
Я жду, пока понимание зажигается в его глазах. Пока он продолжает колебаться, я давлю сильнее.
— У вас есть дети? — спрашиваю я.
— Четверо.
Я киваю, стараясь выглядеть задумчиво.
— Хм. Звучит шумно.
Он моргает. Никакого ответа.
— И дороговато.
Больше тишины.
— Так мы договорились?
Я вижу, как колесики крутятся в его мозгу, но он до сих пор не произнес ни слова. Хотя это вполне нормально. Ему и не нужно ничего говорить. Как только я вижу, как он стягивает деньги со стола и убирает их в карман брюк, я знаю, что это и есть ответ на вопрос.
Это было предложение, от которого невозможно отказаться.
С самодовольной улыбкой я выхожу из кабинета, шагаю обратно через магазин и выхожу из него. Я опускаю солнцезащитные очки на глаза, вынимаю мобильный и звоню по номеру, который я вбила в него прошлой ночью.
— Да, здравствуйте, — дружелюбно говорю я. — Мне нужна машина из Санта-Клариты до Малибу.
— Конечно, — следует доброжелательный услужливый ответ. — У вас есть счет у нас?
— Нет. Я заплачу наличными.
— Конечно. Машина может приехать к вам через пятнадцать минут.
— Прекрасно. — Я говорю ей адрес магазина, отключаюсь и убираю телефон в карман.
Я достаю из сумки большую соломенную шляпу и одеваю ее. Я смотрю на небо и жмурюсь от радостного южно-калифорнийского солнышка.
Ведущий прогноза погоды был прав. Идеальный день для пляжа.