Глава 13 или Это намного ценнее, чем все деньги вместе взятые

Bii畢書盡 – Come back to me

Вообще просыпаться - это всегда тяжело, нудно и паршиво. А просыпаться после веселой ночки в компании вездесущего оленьего хена и выпивки – паршивее вдвойне.
И тело такое ватное (будто вчера из него делали тот самый известный коктейль «взболтать, но не смешивать»), выставившее стократное табу на все поднятия (а тем более вертикальные), и голова такая тяжелая, будто свинцом накачанная…

Кстати, о голове.

Населяющие ее тараканы (и по понятным причинам – далеко не трезвые и далеко не вменяемые) до сих пор бурно праздновали свержение сухого закона, закрепляя все это громким звоном фужеров и яркими фейерверками.
И, по правде говоря, Син им даже немного завидовал – им-то вон, хоть бы что, а у него тут вселенская трагедия внутреннего масштаба.

И похмелье еще, да.

Интересно, а сколько же они вчера (или вернее будет сказать – сегодня?) просидели в баре, если он набрался так, что даже не помнил, как именно хрупкий (пусть и вечно активный) хен тащил его бессознательное тельце домой. Хотя, конечно, у Луханя подобный опыт уже имелся, но Чжан (где-то в одной четверти своего сознания) все же волновался – еще надорвет себе все, что есть, а у него там жизнь, работа, Сэхун…

Син смутно помнил, что именно говорил (потому что и без того сбивчивый рассказ его маленькой и, наверное, даже почти вселенской драмы прерывался все новыми порциями алкоголя и затяжными рыданиями в рубашку старшего), зато отчетливо понимал, что очередной прогул ему просто так не простят, как, собственно, и обслюнявленные ворот и рукав совершенно новой рубашки, купленной никем иным, как «малышом Сэхунни».

Кажется, что на моменте с пустой квартирой, встретившей пришедшего с работы Чжана, Лухань пробормотал что-то вроде «вот поэтому желательно сразу нужно забивать роль актива» и сочувственно похлопал младшего по трясущимся плечам, одновременно вливая в него новую порцию алкоголя и моментально получая ее обратно с очередной истерикой. Ибо память (будь она неладна!) так услужливо подсказала ему сцену из ресторана, в котором он так же пустил воду фонтанчиком в лицо одной восхитительной китайской башни.
И, кажется, что Лухань даже хотел возмутиться в своей излюбленной манере беременной тетушки, но почему-то заткнул себя вовремя подвернувшимся соджу (ибо с дурака и взятки гладки, чего уж там).

Последнее, что помнил об этой внеплановой вечеринке Исин, было желание танцевать стриптиз на столе. И чтобы старший снимал этот самый стриптиз на свой телефон и послал потом получившееся видео той самой восхитительной китайской башне (со словами «смотри, скотина рогатая, что потерял – такое на дороге ведь не валяется!»). Стриптиз было решено танцевать еще и за неимением денег на такси, а пешком до жилого комплекса с недешевой противоворовской дверью «45С» идти было довольно накладно. Для его же собственной жизни. По крайней мере так вещал ему Лухань (подливая еще соджу в рюмку).

А потом он проснулся в своей кровати с дикой головной болью и празднующими в ней тараканами.

И переодетый в пижаму.

Его, черт возьми, любимую пижаму, заботливо поглаженную и оставленную в шкафу.

Неужели пьяному Луханю было так принципиально в этот раз его переодевать? Ведь прошлый опыт такого не запечатлел ни разу: хен всегда сбрасывал его тушку где попало (причем, в самом прямом смысле этого слова; слава богам, это «где попало» ограничивалось рамками его квартиры).

Исин покачал головой (разумеется мысленно, любые движения карались новыми взрывами фейерверков) и, заключив, что все же иногда люди становятся лучше и меняются в плане отношения к альтруизму, попытался осторожно и без крупных потерь привести себя в вертикальное положение. Операция прошла более менее успешно, поэтому он даже отважился сделать пару шагов, как тут же поспешил застыть архитектурным изваянием: на прикроватной тумбочке аккуратно покоились стакан воды, большая белая круглая таблетка и маленький стикер-записка приятного синего цвета:

«Ну и намучился же я с тобой! Хотя утром тебе явно завидовать не придется ㅋㅋㅋ
Но даже и так, выпей таблетку. Полное выздоровление не гарантированно, но хоть какая-то ясность придет».

Исин с минуту сканировал сначала таблетку, затем воду в стакане (попутно взвешивая – с чего бы вдруг оленьему хену проявлять такую доброту?), но потом, разумно заключив, что кроме него и некому творить подобные странности, бесстрашно закинул таблетку в стакан. Пока пузырьки, появившиеся от реакции взаимодействия, пытались коснуться поверхности, он даже подумал было снова попытать счастье и набрать заветный номер с двумя сердечками в имени, но поспешно откинул эти мысли в сторону: брошенные не звонят.

По крайней мере, не он.

А временная петля… о ней можно было подумать и позже. В конце концов, времени в запасе имелось чуть меньше недели, а это – огого!

Верно же?

Мелодия входящего звонка корректно и довольно пикантно напомнила ему об еще одних обязанностях перед судом и законом, поэтому все мысли были сокращены и дислоцированы на поиск более менее приличной одежды.
(Ведь не просто так же Лухань переодел его в пижаму и оставил таблетку; нужно вовремя отдавать долги, а в случае с оленьим хеном – как можно больше и безвозмездно).

- Ну, и где там этот твой Керст?

Лухань выглядел удивительно свежим и благоухающим, словно и целой ночи совместной пьянки не было, а с ней и обслюнявленной в горьких эмоциях рубашки тоже.

К приходу Исина в магазин (что удивительно, он даже почти и не опоздал, ну, если сравнивать с предыдущими разами, конечно же), старший мурлыкал себе под нос что-то до боли позитивное и высокоприободренное, расставляя книжки с акцией на отдельной полке. Сэхун (с недавних пор почти поселившийся в этом магазине и даже выполняющий работу на его благо и процветание), крутился рядом, подавая ему эти самые книжки из большой коробки, то и дело стараясь при каждой такой передаче коснуться хеновских пальцев (отчего Исина начинало медленно, но верно мутить; или же душить завистью – он еще плохо разбирался в своих ощущениях после таблетки).

- Крис, хен, Крис. – Зубы скрипели, дикция порядком хромала, память отказывала, столешница под руками тряслась.

- Он не только Керст, но еще и Крыс?! Держи его от Сэхунни подальше. – Очередная книга, переданная младшим, полетела обратно в коробку, а Лухань, уперевший руки в бока, обратил свой пылающий исключительно праведным гневом взор на Сэхуна. – Слышишь, Сэхунни, мы будем читать азбуку перед сном. Караси еще ничему хорошему не учили.

- Знаешь, хен, я уже боюсь, как именно ты будешь интерпретировать его настоящее имя…

Лухань картинно схватился за сердце, имитируя бедную несчастную золотую рыбку, выброшенную радиоактивной водой на землю:

- Так у него еще и имя фальшивое?! Он что, скрывается от полиции? Только не говори мне, что он… Сэхунни, тебе срочно нужно изменить дату рождения в паспорте! Еще не хватало, чтобы этот извращенец совратил тебя на моих глазах!

Сэхун поразительно точно и живо показал кирпичное удивление.

Исин уже хотел было возмутиться, что Крис никакой не извращенец и совращать ему уже есть кого, но вовремя осекся и завис.

Стоп.

Какого.Черта.Лухань.Спрашивает.Его.О.Крисе.

Он что, зря полночи перед ним распинался, как эта восхитительная китайская башня поматросила его и бросила?! Зря слюнявил его рубашку отчаянием и запивал свою безысходность?!

- Хен, зачем тебе Крис?

Лухань, очень точно пародируя аджумму из лапшичной на углу (а может все-таки он ее давно потерянный сын? Может лучше поинтересоваться на всякий случай – она часом умалишенного ребенка одного нигде не забывала? А вообще у него уже давно крутится в голове мысль о том, что излишняя эмоциональность Луханя прекрасно компенсирует ее недостаток у Сэхуна, может поэтому у них все хорошо и никто ни от кого не сбегает?), сначала прищурился, а затем подозрительно скрестил руки на груди:

- А разве вы утром ничего не выяснили?

Исин в принципе учил табличку умножения в школе, но сейчас факты совершенно не хотели складываться в единую сумму:

- Каким утром?

Лухань настороженно подобрался:

- Этим.

- Но я проснулся один, хен. Прочел твою записку, выпил таблетку и…

- Какую записку? – И без того большие глаза старшего увеличились еще на размер, как минимум.

- Твою… на синем… стикере…

Руки Луханя вновь опасно перекочевали к бокам:

- Нет, я, значит, по доброте своей душевной этому идиоту китайскому позвонил, твою однороговую тушку ему на руки скинул, а он мне – твоя записка! Син, ты же не оставил свои мозги на барной стойке вчера, нет?

Исин снова завис, медленно переваривая новую информацию. Так это был Крис? Привез домой, переодел, уложил в кровать, оставил таблетку…
Господи, а он еще посмел так плохо о нем думать! (из-за чего Син ощутил прямо невероятную потребность надавать себе по щекам, как в американских комедиях; по сути «восхитительная китайская башня» была эквивалентом цензуры за неспособностью Чжана слишком грубо отзываться о…)
Исин уже хотел пуститься в глубокую демагогию о выяснении того статуса, которым теперь награждался писатель, когда возле шеи прошелся легкий поток теплого воздуха:

- Земля вызывает Исина! Парнокопытных существ с таким именем просят оторваться от созерцания существ себе подобных и вернуться в себя немедленно, прием!

Лухань (а дул в шею ему именно он), как-то странно загораживая своей спиной Сэхуна, кивнул ему вперед. И уже обернувшись, Син покинул реальный мир вновь, ибо на пороге, поправляя дорогие фирменные очки в черной оправе и невероятно соблазнительно подпирая косяк своим плечом, стоял Ифань.

И не просто стоял, а улыбался.

И как улыбался…

Исин уже готов был позабыть про свои жизненные уставы начисто и броситься ему на шею, как та самая девочка-подросток из средней школы. Для Ифаня даже женскую форму одеть не страшно.
И он это вполне серьезно, да.

- Кажется, он еще не совсем отошел от твоего эпического появления. Действуй проверенным способом – вали на плечо и вперед, - сквозь какую-то плотную пленку послышался голос заботливого оленьего хена.

А Крис улыбнулся еще шире и, как в замедленной съемке, подошел к нему:

- Я тебя забираю.

- Зачем?

Либо шестеренки в голове выходили из строя, либо аура Ифаня выбивала все мысли из головы полностью, но мозг категорически отказывался что-либо в этой ситуации понимать.

- Потому что люблю?

Слова осели где-то под сердцем, прямо на том самом, выгравированном теплыми поцелуями созвездии Дракона, но, как обычно, всегда есть такой человек, который испортит любую ситуацию:

- Это все так безмерно мило, конечно, только Син, ты не забывай, что у нас через четыре дня поступление новых книг. Твою работу еще никто не отменял.

И Исин был благодарен Луханю за то, что ему не пришлось говорить что-то похожее Ифаню в ответ…

Уже дома, в его маленькой уютной квартирке, за теплым травяным чаем, Крис рассказал о срочном звонке с издательства, поспешных сборах и разрядившемся телефоне. А когда его все же удалось зарядить, позвонил Лухань с просьбой забрать нетрезвого и не в меру активного Исина домой, ведь не зря же его имя отмечено в списке контактов двумя сердечками, на что Син только невозможно мило покраснел, но все же предпочел сделать вид, что все еще смертельно обижен.

Впрочем, чуть позже, под погашенным светом, среди разметавшихся простыней, он все же дал Крису шанс исправиться и загладить свою вину.

- В старину считали, что душа человека помещается в углублении между ключицами, в ямочке на шее. – Крис легонько прикусил тонкую косточку, тут же проводя по ней влажную дорожку языком. – В этом же месте был обычай хранить деньги. Поэтому о бедном человеке обычно говорили, что у него «за душой ничего нет».

- Я не бедный. – Исин зажмурился, зарываясь тонкими длинными пальцами в мягкие блондинистые волосы.

- Ты хранишь здесь деньги? – Крис оторвался от исследования белоснежной податливой шеи и насмешливо выгнул правую бровь. – Где?

Исин беспомощно уткнулся старшему в обнаженное плечо, выгибаясь от легкого прикосновения мягких пальцев к хрупким выступающим позвонкам:

- Я храню здесь твою любовь. Это намного ценнее, чем все деньги вместе взятые.