Грета: Чуть позже я проверю свою электронную почту.

Элек: Спасибо.

Грета: Всегда пожалуйста.

Я вылила остаток вина в свой бокал, безуспешно пытаясь вдохнуть полной грудью свежий вечерний воздух. Ранее аппетитный запах соседского барбекю теперь вызывал у меня тошноту, и я переместилась с балкона в спальню. Открыв свой ноутбук, не в силах справиться с волнением, я слишком быстро ввела пароль электронной почты. Понадобилось ещё несколько попыток, прежде чем мне удалось войти в систему.

В самом верху жирным шрифтом было выделено новое письмо от Элека О’Рурка. В теме было написано просто: «Моя книга», а в основном сообщении не было ничего кроме вложения с вордовским файлом. Я сразу же переконвертировала его в другой формат, чтобы прочитать на своём Киндл.

Я знала, что это история причинит мне боль, так как в ней должна раскрыться тайна, объясняющая поведение Ренди и Элека по отношению друг к другу. Но не ожидала, что буду убита наповал уже первым предложением.

* * *

Пролог

Яблоко от яблони недалеко падает

Я незаконнорожденный брат своего отца.

Всё ещё в замешательстве?

Представьте, как чувствовал себя я, когда эта ошеломляющая новость обрушилась мне на голову. И, тем не менее, начиная с четырнадцати лет, это открытие определило то, кем я являюсь.

Моё несчастливое детство имело бы чертовски больше смысла, если бы эта маленькая деталь стала известна чуть раньше.

Но тайна не должна была выйти наружу. План состоял в том, чтобы заставить меня поверить, будто человек, который унижал меня с тех пор, как я начал понимать смысл слов, был моим отцом.

Когда он оставил мою мать ради другой женщины – у мамы случился нервный срыв, и однажды ночью она открыла правду о том, как на самом деле я появился на свет.

После того как были изложены все отвратительные подробности, я не мог решить кто хуже: человек, которого я всегда считал своим отцом или донор спермы, с которым мне никогда не доводилось встречаться.

Фактически, запутанная история моей жизни началась чуть более двадцати пяти лет назад в Эквадоре. Где, мигрировавший из Ирландии американский бизнесмен, Патрик О’Рурк, заприметил красивую юную девушку, которая продавала свои картины на улице. Её звали Пилар Солис.

Патрик, испытывавший слабость как к произведениям искусства так и к красивым женщинам, был мгновенно покорён. Красота и необычайный талант Пилар делали её не похожей ни кого, с кем ему приходилось встречаться раньше. Но она была юной, а Патрику вскоре предстояло покинуть Эквадор.

Тем не менее, это не помешало ему добиться желаемого.

Занимая высокую должность в американской компании по производству кофе, он прибыл на Эквадор, чтобы проследить за покупкой партии кофейных зёрен за пределами Кито. Но единственной, за кем он следил, была Пилар.

Её картины, с изображением замысловатых витражей нарисованных по памяти, были основным источником дохода большой, обедневшей семьи Пилар. Каждое утро он наведывался к её уличной тележке и покупал одну из картин, пока, в конце концов, не скупил все до единой.

Патрик стал одержим – больше девушкой, нежели её творчеством. Поездка, рассчитанная на три недели, растянулась до шести. Пилар находилась в неведении, что возвращаться домой без неё он не собирался.

Не смотря на то, что ей не было ещё и восемнадцати, Патрик разыскал её родителей и, заручившись их поддержкой, начал ухаживать за девушкой.

Он покупал подарки всем членам семьи Солис, давал им деньги и обсуждал с отцом девушки возможность увезти её с собой в штаты, где он смог бы взять Пилар под свою опеку, дать образование и помочь построить настоящую художественную карьеру. Семья крайне нуждалась в такой возможности для одного из них и, в конечном итоге, приняла решение отпустить дочь с Патриком в Америку.

Пилар была заинтригована и в тоже время напугана влиянием старшего мужчины: привлекательного, харизматичного и властного. И, несмотря на трепет, чувствовала себя обязанной сопровождать его.

После её переезда в штаты, Патрик сдержал своё слово. Когда ей исполнилось восемнадцать, он женился на ней, обеспечив тем самым возможность остаться в Соединенных Штатах, устроил в художественную школу с дополнительным курсом английского языка, и использовал свои связи, чтобы разместить её работы в нескольких галереях в районе залива.

Была лишь одна вполне очевидная загвоздка: Пилар принадлежала ему, была его собственностью.

Чего она не знала, так это того, что у Патрика уже была семья – бывшая жена, с которой он жил раздельно и которая снова переехала в город вместе с их сыном.

Однажды днём в дверях комнаты, которую Патрик обустроил специально для занятий Пилар живописью, проявился рослый молодой человек. Парень был приблизительно её возраста, одетый в одни лишь джинсы, он выглядел как более молодая и привлекательная версия её мужа. Не догадываясь о том кто это, Пилар поняла только то, что её тело мгновенно отреагировало на юношу, и была в шоке, узнав, что у Патрика есть сын и что он остановится у них в доме на всё лето.

Каждый день после полудня, пока Патрик находился на работе, его сын Ренди садился и наблюдал за тем, как Пилар рисует. Всё начиналось довольно невинно. Она рассказывала ему истории об Эквадоре, а он знакомил её с последними веяниями современной музыки и американской поп-культурой – то, чего Патрик был не в состоянии понять из-за двадцатилетней разницы в возрасте.

Вскоре, Пилар обнаружила, что совершенно очарована и впервые в жизни влюблена без памяти. Ренди, который всегда чувствовал себя отвергнутым Патриком, не испытывал преданности к отцу и, когда Пилар призналась в том, что её чувства к мужу были платоническими, не задумываясь взял инициативу в свои руки.

Однажды, он пересёк черту и поцеловал её. С этого момента для них уже не было пути назад. Послеполуденные встречи переросли из невинных разговоров в порочные свидания, и со временем они стали обсуждать своё загадочное будущее. План заключался в том, чтобы скрывать их отношения до тех пор, пока Ренди не закончит колледж и больше не будет финансово зависеть от Патрика, после чего, они с Пилар смогли бы сбежать.

А между тем, чтобы быть к ней ближе, он окончательно перебрался в дом Патрика, претворившись, будто у него есть девушка, дабы отец ничего не заподозрил.

Ренди и Пилар всегда были очень осторожны, но однажды всё же допустили промах, просчитавшись с датой возвращения Патрика из деловой поездки в Коста-Рику.

В тот день Патрик застал свою молодую жену вместе со своим сыном в их супружеской постели. Этот же промах запустил цепочку событий, которые привели к моему появлению на свет.

Разгневанный Патрик запер Пилар в гардеробной и, прежде чем вышвырнуть Ренди из дома, избил его до полусмерти. После чего якобы изнасиловал мою мать в той же постели, в которой застал любовников. К тому времени, как Ренди пробрался через окно в дом, было уже слишком поздно.

Что именно случилось потом - не ясно, потому как предоставленная информация не была чёткой. Единственное в чём я абсолютно уверен - это то, что Патрик так и не вышел из той комнаты живым.

Как утверждает мама, в разгар борьбы с Ренди он упал и якобы случайно ударился затылком. Мне кажется, что это Ренди убил его, но даже если и так, мама бы никогда не призналась в этом. Несмотря на то, что Ренди предал их брак, я знаю, что она будет защищать его до конца своих дней.

Полиция так ничего и не заподозрила, купившись на историю о том, что мужчина упал и ударился головой.

Так как Патрик вёл весьма расточительный образ жизни, а также оплатил Ренди и Пилар учебу в колледже, у него не было денег, которые мужчина мог бы оставить им в наследство. И чтобы хоть как-то зарабатывать на жизнь, Ренди пришлось похоронить свои мечты и бросить колледж.

Для Пилар это стало самым неподходящим временем, чтобы узнать о своей беременности. Она понимала, ребёнок не мог быть от Ренди, потому как они всегда предохранялись и были очень осторожны.

Отцом ребёнка был Патрик.

Ренди любил её и винил себя в том, что они оказались в такой ситуации.

Он умолял её сделать аборт, но она отказалась.

Ренди знал, что никогда не сможет полюбить плод надругательства его отца над Пилар.

И оказался прав. Он так и не сможег этого сделать, но всё же вырастил меня как своего собственного, и до конца своих дней будет сводить со мной счёты за это.

Вот так Ренди стал моим отцом, а я сыном своего кровного брата.

***

Это был всего лишь пролог, но казалось, будто земля ушла у меня из-под ног. Я просто не могла в это поверить.

Мои разум и эмоции находились сейчас в состоянии войны: мозг испытывал острую необходимость перевернуть страницу и читать дальше, тогда как сердце нуждалось в передышке, чтобы прийти в себя. И как только я начала читать, то уже не могла остановиться, перелистывая страницы, одну за другой, всю ночь напролёт.

Первую половину книги я закончила к рассвету. Невыносимо было читать о словесных оскорблениях, которых Элек натерпелся от Ренди. Будучи маленьким мальчиком, он прятался в своей комнате, где сбегал от реальности в мир книг. Иногда Ренди мог наказать его без всякой причины и забирать книги. В один из таких моментов, Элек начал делать наброски историй на бумаге и обнаружил, что сочинительство ещё лучший способ сбежать от реальности. Он мог управлять судьбами своих персонажей, в то время как был вынужден жить в доме Ренди и не имел возможности распоряжаться собственной.

В детстве, он не знал, в чём кроется истинная причина ненависти Ренди. И то, что Пилар покрывала Ренди было настолько неприемлемым, что мне хотелось задушить её прямо сквозь страницы. Единственный хороший поступок, который она совершила – то, что пошла наперекор его желаниям и купила Элеку собаку. Лаки стал для него отрадой и лучшим другом.

Также Элек подробно описал момент, когда узнал о неверности своего отца. Взломав его компьютер, он обнаружил интернет-роман с моей матерью. Элек чувствовал свою вину, потому что именно он сообщил об этом Пилар, вскоре после этого Ренди покинул их дом.

Последовавшее за этим расстройство нервной системы Пилар, привело к целому ряду новых проблем. Она стала зависеть от Элека так же, как всегда зависела от Ренди. Это, в сочетании с открывшейся правдой о Патрике, а затем и смерть Лаки привели к возникновению порочного круга. Чтобы справиться со стрессом, он начал курить и пить, пристрастился к татуировкам, как к способу самовыражения, и начал вести беспорядочную половую жизнь. Девственность он потерял в пятнадцать с мастером тату, убедив её, что ему уже восемнадцать.

Определенные моменты давались мне действительно тяжело, но его жестокая честность была достойна восхищения.

Я дошла до того места, где мне пришлось сделать паузу, прежде чем продолжить.

Это была глава обо мне.

Грета

Месть – вот то единственное, что помогало мне смириться с необходимостью провести большую часть следующего года с Ренди и его новой семьёй, пока мама «в отъезде».

А единственным утешением должно было стать удовлетворение от того, насколько невыносимой я сделаю их жизнь.

Он заплатит за то, что довёл мою мать до психушки и оставил меня расхлёбывать это.

Дочь. Я сразу решил, что ненавижу её. Мы не встречались прежде, но я представлял себе худшее, основываясь только на её имени, которое по иронии судьбы рифмовалось со словом вендетта - Грета. Мне оно казалось уродским, и я готов был спорить на что угодно, что её внешность соответствовала имени.

Как только я сошёл с самолёта, смог и загрязнённый воздух Бостона стали словно приветственная табличка с огромной надписью «Fuck you» . Я и раньше слышал о грязных водах этого города и, оглядываясь вокруг себя, понял, что удивляться нечему.

Когда мы подъехали к дому, сначала я заартачился и отказался выходить из машины. Но было холодно и я почти отморозил своё хозяйство, так что, в конце концов, сдался и поплёлся в дом.

Моя сводная сестра стояла в гостиной, встречая меня с широкой улыбкой на лице.

Мой взгляд сразу же остановился на её шее.

Твою ж мать.

Помните тот спор, где внешность должна соответствовать уродскому имени? Что ж, судя по всему, я продул его своему члену. Грета не была уродливой… Ни капельки. Данное открытие стало лишь незначительной загвоздкой в моём плане, но я был полон решимости не допустить, чтобы оно меня остановило.

Я напомнил себе сохранять серьёзное выражение лица.

Её длинные светло-рыжие волосы были собраны в высокий хвост, который раскачивался из стороны в строну, пока девушка шла ко мне.

– Я Грета. Приятно познакомиться, – сказала она.

От неё так хорошо пахло, что хотелось её съесть.

«Съесть и выплюнуть, – поправил я себя мысленно. – Сконцентрируйся».

В этот момент я понял, что она так и держит руку, ожидая, когда я пожму её. Мне совершенно не хотелось прикасаться к ней, чтобы не терять ясность мыслей ещё больше. Я принял её руку, но сжал чересчур сильно, не ожидая, что она окажется такой чертовски нежной и хрупкой, словно лапка у птички или что-то ещё в этом роде. Девушка слегка дрожала. Я заставлял её нервничать. Хорошо –отличное начало.

– Ты выглядишь совсем не так, как я себе представляла.

И как это понимать?

– А ты кажешься довольно… обычной, - ввернул я колкость.

Видели бы вы её лицо. На какую-то долю секунды, она подумала, что я любезничаю с ней. Но я обрубил это на корню, добавив слово «обычная». После чего её хорошенькая улыбка сменилась озадаченным выражением. Меня это должно было порадовать, но ничего подобного.

На самом деле, Грета казалась какой угодно, но только не обычной: точёная и миниатюрная фигура была как раз в моём вкусе. Идеальная маленькая попка вырисовывалась в серых облегающих штанах для йоги. Имея такое подтянутое тело, неудивительно, что она занималась спортом. И ещё её шея… не знаю, как объяснить, но это первое, на что я обратил внимание. Мне невыносимо хотелось обхватить её пальцами, поцеловать, укусить. Всё это было чертовски странно.

– Хочешь, я покажу, где твоя комната? – спросила Грета.

Она по-прежнему старалась вести себя любезно. Мне нужно было убраться оттуда, пока окончательно не свихнулся. Поэтому проигнорировав её, я направился к лестнице, сталкиваясь с Сарой, которую всегда называл не иначе как мачеха-монстр, и только затем наконец-то добрался до своей комнаты.

После визита Ренди, который добрых полчаса выносил мне мозг, я включил музыку, чтобы заглушить шум в голове, и курил одну за одной сигарету, а затем отправился в ванну, принять горячий душ.

Я выдавил немного гранатового геля себе на руку и снял со стены люфовую мочалку, висевшую на кафельной плитке на присоске. Держу пари, именно её Грета использовала, когда мыла свой маленький симпатичный зад. Прежде чем вернуть мочалку на место, я вымыл ею все тело. Гранатовой дряни оказалось недостаточно, чтобы нормально справиться с задачей, поэтому я использовал ещё немного мужского геля, заканчивая процедуру.

Когда вышел из душа, ванная комната была наполнена паром. Я уже вытирался полотенцем, но внезапно открылась дверь.

Грета.

Это был мой шанс показать, что я не только лаю, но и кусаюсь. Я решил шокировать её и позволил полотенцу упасть на пол. По идее она должна была убежать так быстро, что едва ли успела бы хоть что-то заметить. Вместо этого, девушка стояла на месте, приклеившись взглядом к кольцу в моём члене.

Какого хрена?

Она даже не попыталась отвернуться. Её взгляд медленно поднялся вверх к моей груди и, казалось прошла целая вечность, прежде чем девочка очнулась и поняла, что делает. Она отвернулась и начала извиняться.

Но к тому моменту меня уже забавляла эта ситуация, так что я остановил её на полпути.

– Ты ведешь себя так, как будто никогда не видела голого парня.

– Вообще - то… не видела.

Она ведь это не серьёзно?

– Какая жалость... следующему парню будет чертовски сложно соответствовать.

– Большое самомнение…

– Большое?... Это ты мне скажи. Разве у меня нет для него основания?

– Боже… Ты ведешь себя как….

– Как гигантский член?

Ха-ха! Это заставит её прикусить язык.

После последовал ещё один тщательный осмотр. Теперь это уже становилось действительно неловким.

– На самом деле отсюда нет другого выхода. Так что, если ты планируешь заниматься тем, чем собиралась, выйди и мне одеться.

В конце концов, она так и сделала .

Я молил Бога о том, чтобы её слова оказались шуткой. Потому что если Грета действительно никогда не видела голого парня, я реально только что облажался.

***

Несколько дней спустя я подслушал, как она говорила своей подруге, что считает меня сексуальным – «Чертовски… секси» - если точнее. Откровенно говоря, я знал, что произвёл на неё впечатление, но не был до конца уверен, нравлюсь ли ей, как парень. Услышанное немного изменило правила игры. Плюс был в том, что я мог использовать это в собственных целях. Минус – меня самого неимоверно влекло к ней, и я должен был убедиться, что девушка ни о чём не догадывалась.

Казалось, жизнь в доме Ренди становилась немного легче с каждым днём. И хотя я бы никогда не признался в этом, но больше не чувствовал себя таким уж несчастным. Напротив, мне доставляло удовольствие подшучивать над Гретой. Скажем, стащить все ее нижнее белье или «взять в заложники» ее вибратор. Ну ладно, возможно, подшучивание - это мягко сказано, но при всём этом, я начал понимать, моя первоначальная стратегия разнилась с реальными действиями.

Теперь, отомстить стало задачей второстепенной, а все мои выходки были направлены лишь на привлечение внимание новоиспеченной дочурки Ренди.

Так в считанные дни я почти позабыл о своем "коварном плане".

Всё стало серьёзней, когда однажды, в один из дней я намеренно пригласил подружку со школы в кафе «Кильт», где работала Грета. Признаю, мне ничего не стоило закадрить девчонку. И уже в течение первого месяца я неплохо провёл время с самыми горяченькими цыпочками в школе. Но ни одна из них не пробуждала во мне интереса. Они наскучили мне как и все остальные прелести жизни, за исключением желания изводить свою сводную сестру.

С Гретой я не скучал никогда.

По утрам моей первой мыслью было: «Каким образом я буду выводить ее из себя сегодня?»

Тот день в кафе не был исключением, однако, стал поворотным пунктом, откуда не было дороги назад. Пока Грета принимала наш заказ, я изрядно потрепал ей нервы. И не желая оставаться в долгу, она отомстила мне, добавив в мой суп лошадиную дозу острого соуса. Когда я это понял, то не подал виду и съел все до последней капли, ей назло, хотя мой язык горел как в аду. Наоборот, я был настолько восхищен, что мог бы её расцеловать.

Как в принципе и получилось.

Притворившись рассерженным и используя суп в качестве предлога, я загнал девушку в угол темного коридоре и сделал то, что хотел сделать все эти несколько недель. Я никогда не забуду стон, сорвавшийся с ее губ, когда я схватил «сестренку», прижавшись к ее устам в собственническом поцелуе. Казалось, она жаждала этого не меньше меня. Я мог бы целовать ее весь чёртов день, однако, со стороны это должно было выглядеть как месть за соус, а не поцелуй. Поэтому, неохотно отстранившись, я вернулся за свой столик.

Я был возбуждён до предела, что не предвещало ничего хорошего. И чтобы моя спутница ничего не заметила, попросил её подождать меня на улице.

Необходимо было сделать вид, что случившиеся минуту назад, не произвело на меня никакого впечатления и быстро перевести все в шутку. Вот тут-то мне и пригодилась пара нижнего белья Греты, которую таскал с собой уже несколько дней, ожидая подобного случая. Так что, в качестве бонуса к чаевым, я оставил её стринги и записку с предложением сменить трусики, потому как, очевидно, она стала немного влажной.

Жаль, что я так и не увидел ее реакции.

***

Мы стали больше времени проводить вместе. Грета приходила ко мне в комнату играть в видеоигры, и когда она была чем-то увлечена, я украдкой поглядывал на ее шею.

Я постоянно проигрывал в памяти тот поцелуй. Иногда даже будучи с другими девушками.

Когда мы вместе ели мороженое, желание лизнуть уголок ее рта казалось непреодолимым. Я чувствовал, что она все больше и больше нравится мне, и не только как друг. Меня это ужасно бесило.

Она привлекала меня не только в физическом плане, но и была первой девушкой, чьей компанией я на самом деле наслаждался. Мне необходимо было контролировать себя, однако чем сильнее мы сближались, тем тяжелее становилось соблюдать дистанцию. Так что, я продолжал приводить девушек домой и притворяться, будто ничего не испытываю к Грете.

Все было прекрасно до тех пор, пока я не узнал, что она собирается на свидание с парнем из школы - Бэнтли. Он был настоящим придурком. Вышло так, что ее подруга попросила меня присоединиться к ним и устроить двойное свидание. Я решил воспользовался этим и в случае чего контролировать ситуацию.

Свидание оказалось пыткой. Скрывая свою ревность, я вынужден был сидеть и смотреть, как это мудак лапает Грету. В то время как ее подруга, Виктория, вешалась мне на шею, хоть я и не проявлял к ней ни малейшего интереса. Я просто хотел, чтобы Грета вернулась домой в целости и сохранности. Но вопреки моим ожиданиям, все обернулось совершенно иначе. Я чуть не отправил Бэнтли в больницу после того, как он признался в заключении пари с бывшим Греты, поспорив на то, что лишит ее девственности. Я слетел с катушек, никогда ещё не чувствуя в себе такой необходимости защищать кого-то, как хотел защитить её. На следующий день, Грета сполна вернула мне долг.

Ренди ворвался в мою комнату и разразился одной из своих оскорбительных тирад. Она подслушала и заступилась за меня, чего никто и никогда раньше не делал. Я притворился, будто был слишком пьян, чтобы что-то запомнить, но цеплялся за каждое сказанное ею слово упрека Ренди.

Возвращаясь в памяти к этим событиям, я почти уверен, что влюбился в нее в тот самый момент.

***

В тот же уик-энд, уехали наши родители. Момент оказался неподходящим, потому что, находясь рядом с Гретой, мои чувства просто зашкаливали. Я даже сочинил историю о том, что у меня свидание, только бы не оставаться с ней наедине.

Той ночью она разбудила меня в разгар одного из ночных кошмаров о ночи, когда мама пыталась покончить с собой.

Должно быть я выглядел как сумасшедший и потому решил отшутиться, сболтнув что-то вроде: «Откуда мне знать, чем ты тут занимаешься, пока я сплю?»

Это была шутка, но Грета расплакалась.

Черт.

Я опустился в ее глазах еще ниже.

Все выходки, которыми пытался замаскировать свои истинные чувства, не прошли бесследно. Я должен был остановиться; но без оскорблений и подначек, за которыми скрывал свои чувства, выглядел бы словно открытая книга и она бы с легкостью могла меня прочесть.

Когда Грета убежала в свою комнату, я знал, что не усну, пока, по крайней мере, не заставлю ее снова улыбнуться. У меня появилась идея: прихватив ее вибратор, который прятал у себя, я отправился к ней в комнату… и начал её щекотать.

В конечном итоге, она сдалась и рассмеялась. Остаток ночи мы проговорили, лежа в ее кровати. Это был первый раз, когда я действительно открылся и совершил ошибку, признавшись, что она мне нравится.

Она попыталась поцеловать меня, и я уступил. Было так хорошо снова ощутить вкус ее губ и не притворяться, словно нам все это привиделось. Я заключил ее лицо в свои ладони и взял ситуацию под свой контроль, сказав себе, что ничего плохого не случится до тех пор, пока не перейду от поцелуев к чему-то большему. И я практически убедил себя в этом, не ошарашь она меня теми словами, которым суждено было в пух и прах растоптать мое самообладание.

- Я хочу, чтобы ты показал мне, как ты трахаешься, Элек.

Я опешил и, стараясь изо всех сил не дать слабину, оттолкнул ее, понимая, что на тот момент, это было необходимо. Я объяснил ей, что мы никогда не сможем позволить себе зайти так далеко.

После того случая, я попытался отдалиться от нее. Однако, сказанные Гретой слова, словно музыка звучали в моей голове по ночам, в душе. Можно сказать, практически весь день. Я потерял интерес к другим девушкам и предпочитал самоудовлетворение, рисуя в воображении Грету, в таких позах, которые никогда бы не посетили ее чудесную головку.

***

Шли недели, и моя жажда хоть как-то сблизиться с ней, буквально затуманивала рассудок. Я решил, что дам прочесть ей свою книгу. После этого, она написала мне записку и запечатала ее в конверт. Но побоявшись читать, я отложил её "до лучших времён".

А затем наступила ночь, когда все изменилось.

Грета пошла на свидание. Я знал, что на этот раз кавалером будет вполне безобидный паренек, поэтому не волновался за нее. Я волновался за себя. Потому как, даже не смотря на то, что сам не мог быть с Гретой, мне было плохо при мысли, что она достанется кому-то другому.

Когда ее благоверный подошел к двери с цветами, наблюдая за ним из окна, я подумал: «Что за пафосный мудак». Он был недостоин ее, поэтому мне следовало что-то предпринять. Когда он поднялся наверх, чтобы воспользоваться ванной, я окликнул его в коридоре и вручил парню лифчик и трусики Греты, сказав, будто она оставила их в моей комнате. Да, подло с моей стороны, но я был в отчаянии. И взбесился еще больше, когда она все-таки уехала с ним, несмотря ни на что. Получив от Греты смс из машины, я попросил ее вернуться домой. Она думала, что я пошутил, но все было иначе. В тот момент я просто опустил руки и был готов умолять ее уступить мне.

Вскоре зазвонил телефон. Я был уверен, что это Грета.

Но, осознав, что звонит моя мать, почувствовал, будто в душе поднимается страх.

Она позвонила, сообщить об окончании реабилитации и своем возвращении домой. Я запаниковал, потому что в ее состоянии ей нельзя было оставаться одной. Я не знал, что делать, хотя в глубине души понимал - мне срочно нужно вернуться домой.

Я не хотел оставлять Грету.

Но должен был уехать.

Так что написал смс, в котором попросил вернуться домой, потому кое-что случилось. К счастью, на этот раз, она не стала сопротивляться. Я понимал, что должен рассказать девушке об истиной причине отъезда.

Заглянув ко мне в комнату, она выглядела настоящей красавицей в своем синем платье, что так идеально подчеркивало ее тонкую талию. От этого мне захотелось обнять ее и никогда больше не отпускать.

Той ночью, не вдаваясь в подробности, я рассказал ей правду о маме. Она должна была знать, что я уезжаю не по собственному желанию.

Все происходило слишком быстро. Я сказал ей, чтобы она возвращалась к себе в комнату, потому что мое самообладание улетучивалось на глазах и после долгих уговоров, Грета, наконец, послушалась. Я действительно намеривался сделать все правильно и держаться от нее подальше той ночью.

Я остался один, и хотя Грета находилась в соседней комнате, мне безумно ее не хватало. Тогда я решился открыть ее письмо, надеясь, что она отметила в нем несколько грамматических ошибок и оставила небольшую критику о книге.

Однако в письме, девушка озвучила то, чего я не слышал ни разу в своей жизни, то, в чём так сильно нуждался. Она написала, что я талантлив и что вдохновил ее следовать собственным мечтам. О том, как уважает меня и насколько я ей дорог; рассказала, что ей очень понравилось то, как я пишу, и что она с нетерпением ждёт возможности прочитать другие мои работы. Грета написала, что гордится мной и верит в меня.

Ее письмо заставило меня почувствовать то, чего никогда прежде не испытывал. Она показала мне, каково быть любимым.

Я любил эту девушку, и сопротивляться любви было абсолютно бесполезно.

Недолго думая, я постучал в ее дверь и решил подарить то, о чём она просила меня.

Я мог бы рассказать о каждой минуте, проведенной с ней в ту ночь, но мне не хочется писать об этом, потому что, по сей день, каждое ее прикосновение значит для меня слишком много. Она доверилась мне настолько, чтобы отдать то сокровенное, что больше никому никогда не достанется. Та ночь была для меня священной, и надеюсь, что Грета знает об этом. Скажу лишь одно: мне никогда не забыть выражение ее лица в момент, когда мы занимались любовью. Взгляд распахнутых глаз, когда я впервые полностью заполнил ее.

По сей день, не могу себе простить, что оставил ее на следующее утро. Никогда и ни к кому я не испытывал настолько сильной привязанности. Она подарила мне себя полностью, без остатка. А я бросил ее, позволив чувству вины и глубоко укоренившейся потребности защищать произведшую меня на свет мать, взять вверх, поставив на кон собственное счастье. Не думаю, будто Грета имела хоть какое-то представление о том, что я полюбил ее задолго до той ночи.

И поскольку пишу об этом сейчас, признаюсь, что есть ещё кое-что, о чём она не догадывается: несколько лет спустя я вернулся к ней. Но было уже слишком поздно.

Глава 19

«Он возвращался?»
Пытаясь унять неистово бьющееся сердце, я прижала руку к груди.

За окном уже давно наступило утро: яркий солнечный свет заливал комнату, а с улицы доносились шум и суета повседневной жизни.

Сегодня вечером, в ночном клубе в центре города, должна была состояться вечеринка по случаю тридцатилетия моего коллеги. Я заранее уладила все вопросы с работой и осталась дома,зная, что не успокоюсь пока не закончу книгу.
На кухне я налила себе стакан воды и без особого желания съела злаковый батончик. Предчувствуя, для следующей главы силы мне ой, как понадобятся.

«Неужели он возвращался?»
Устроившись поудобнее на диване, я сделала глубокий вдох и перевернула страницу.

***

К эмоциональной зависимости следует относиться так же, как и к наркотической. Я не мог целиком и полностью быть с Гретой, и потому старался избегать любого общения с ней. Иначе, я бы просто свихнулся. Исключались даже звонки по телефону и смс. Кто-то скажет, что это перебор, но слышать звук её голоса, зная, что мы не можем быть вместе, было для меня невыносимо. Однако это не означает, что я не тосковал по ней каждый божий день.

Год я жил словно в аду. Эмоциональное состояние Пилар оставалось таким же нестабильным, как и до моего отъезда. Она постоянно расспрашивала об отношениях в семье Ренди, следила за страничкой Сары на «Фейсбук», а когда я признался, будто Сара кажется вполне нормальной – мама стала относиться ко мне как к предателю. Я боялся даже произнести имя Греты вслух, чтобы она ничего не заподозрила и не начала рыскать в интернете. К тому же Пилар снова подсела на таблетки от бессонницы и мне приходилось постоянно быть начеку.

Мои догадки подтвердились: на тот момент для моей матери сама мысль о нас с Гретой была бы невыносимой. Горькая ирония заключалась в том, что она была одержима Сарой, а теперь и я втайне помешался на дочери этой женщины. В какой-то степени, мы оба были чокнутые.

Не проходило и дня, чтоб мне в голову не лезли мысли о том, что Грета встречается с кем-то другим. Я с ума сходил, от того что нахожусь далеко и не могу защитить её. Это покажется странным, но раз уж нам не суждено было быть вместе, мне хотелось иметь возможность заботиться о ней, по крайней мере, как о сестре. Знаю, звучит бредово, но что если кто-то обидит её? Я не узнаю об этом, а значит не смогу заступиться. О том, что она спит с кем-то другим я старался не думать. Однажды просто представив себе эту картину, я пробил кулаком стену в своей комнате.

Как-то ночью, я не выдержал и написал, как сильно скучаю по ней, но попросил не отвечать на сообщение. Грета выполнила мою просьбу, отчего мне стало только больнее, и я поклялся, больше никогда не совершать подобной ошибки.

Моя жизнь вернулась в прежнее русло — никотин, алкоголь, секс без обязательств. Словом, стала такой же пустой и бессмысленной, какой была до Бостона. С единственным отличием: теперь за всеми этими пороками скрывалась потребность в чем-то большем...потребность в ней. Грета открыла для меня ту сторону человеческих отношений, которой я не знал прежде. Я надеялся, что со временем душевная боль пройдёт, но этого так и не произошло – она не только не исчезала, но и становилась сильнее. Думаю, всё потому что, где-то на подсознательном уровне, я знал: как бы далеко не находилась Грета, она испытывала то же самое, думая обо мне. Не знаю как, я просто чувствовал что так и есть. И это чувство годами снедало меня изнутри.

***

Два года спустя, Пилар кое-кого встретила и её психологическое состояние наконец улучшилось. Это был первый мужчина в её жизни, с тех пор как ушёл Ренди. Ливанец по происхождению, Джордж казался славным парнем. Ему принадлежал круглосуточный мини-маркет, находящийся недалеко от нашего дома. Частенько бывая у нас в гостях, Джордж всегда приносил с собой хумус, питу или оливки. Казалось, впервые мамина одержимость Ренди ослабла.

Но чем счастливее она становилась, тем сильнее росло во мне чувство горечи. Я отказался от единственной девушки, которая была мне по-настоящему небезразлична, так как боялся, что это добьёт мау. И теперь, когда жизнь моей матери вновь обрела смысл, моя по-прежнему оставалась пустой и бессмысленной — в ней не было ничего, кроме чувства, что я совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Я никогда никому не рассказывал о том, что произошло между мной и Гретой. Но боль и злость, день за днём сжигавшие меня изнутри, требовали выхода. Мне нужно было с кем-то поговорить. И я обратился к единственному человеку, которому мог доверять, к другу Ренди — Грегу.

Грег был для меня как отец. Именно от него я узнал, что не так давно Грета переехала в Нью-Йорк. На открытке, которую она прислала ему на Рождество был указан её новый адрес. Он убеждал меня полететь к ней и рассказать о своих чувствах. Но даже если бы Грета всё ещё что-то испытывала ко мне, я сомневался, что она захочет меня видеть. Мне казалось невозможным простить то, как я поступил с ней. Но Грег уверил меня, что у личной встречи есть свои преимущества.

На следующий день, несмотря на все свои опасения, я заказал билет на самолёт. Так уж вышло, что это случилось как раз в канун Нового года. Маме я сказал, что собираюсь навестить старого друга и что на праздники останусь в Нью-Йорке. Я не стал рассказывать ей о Грете, не будучи уверенным, что всё получится.

Тот шестичасовой перелёт был, пожалуй, самым тяжёлым в моей жизни. Мне хотелось как можно скорее увидеть Грету, хотелось снова обнять её. Я понятия не имел, как вести себя и что говорить при встрече. Не зная ничего о её личной жизни, я действовал вслепую… впервые в жизни следуя зову своего сердца. И только надеялся, что ещё не слишком поздно сказать то, в чём должен был признаться ей три года назад. Грета ведь так и не узнала, что в ту ночь, когда она отдала мне свою невинность, я уже был влюблён в неё.

Перелёт, казалось, занял целую вечность, но никогда ещё время не тянулось для меня так бесконечно долго, как в метро по пути к её дому. Под монотонное покачивание поезда в моей памяти, словно кадры киноплёнки, одно за другим проносились воспоминания. Я не мог не улыбнуться, вспоминая, как стойко Грета выносила все мои выходки, как счастлив я был рядом с ней. Но в основном, услужливая память возвращала меня в ту самую ночь, где были нарушены все запреты. Неожиданно, поезд остановился...это была всего лишь кратковременная задержка, но желание как можно скорее увидеть её