Не любит тот, кто в ней спешит открыться

Уильям Шекспир «Два веронца»

У этого мужчины какое-то извращенное чувство юмора. Целую минуту Тэйлор не могла сообразить, на что он намекает. Она не рассердилась, просто почувствовала раздражение.

— Я совсем не боюсь, что вы начнете ко мне приставать, мистер Росс. А мне что, надо этого бояться?

— Тэйлор...

Он произнес ее имя с предупреждающей ноткой в голосе.

— Да? — откликнулась она.

— Я скоро вернусь. Никуда не уходите.

Он сильно сжал ее плечи, и она пообещала, что не уйдет. Потом отошел к стойке администратора. Тэйлор видела, как он отдал ключ одному из служащих, наклонился, сказал ему что-то и вернулся к ней.

— Мы будем жить в одном номере.

Ее глаза расширились. Между прочим, подумалось ей, у мистера Росса, объявившего о своем решении, отнюдь не счастливый вид.

— Неужели вы не могли заранее заказать себе отдельный номер? — Тэйлор покачала головой.

— Я отказался от него.

— Почему?

— Потому что вокруг вас все время собирается толпа.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего особенного. Мы женаты и уже спали с вами в одной постели.

— Но, мистер Росс...

— Не надо со мной спорить.

Он ухватил ее за руку и потащил за собой. Выражение его лица оставалось хмурым, пока они не подошли к Виктории. Тут он заулыбался, отпустил руку Тэйлор и помог Виктории подняться на ноги.

— Ну что, пойдемте наверх и поможем вам устроиться в вашем номере? — спросил он голосом приятным и легким, как летний ветерок.

— Так вам удалось достать для меня номер? — обрадовалась Виктория. — Здесь в вестибюле столько народа... я была уверена, что не осталось ни одной свободной комнаты.

По ее взволнованному лицу Тэйлор поняла, что Виктория наверняка сидела и переживала, как они устроятся на ночь. Тэйлор стало ужасно стыдно. Конечно, надо было остаться с Викторией и развеять ее опасения. Ей в ее деликатном положении нельзя ни о чем волноваться. Будущим мамам необходима спокойная окружающая обстановка. И еще им нужен отдых. Бедная Виктория выглядела совершенно изможденной.

Тэйлор поспешно подошла к ней, чтобы извиниться.

— Я совсем не подумала... Мне не следовало оставлять вас одну. Простите меня, Виктория.

— Ну что вы! Со мной все было в порядке, — отвечала Виктория, смущенная вниманием, которым ее окружили. — Несколько мужчин пытались развлечь меня, но я отправила их восвояси. Расскажите, что же происходило там у вас? Почему там царило такое оживление?

— Носильщик ждет, — объявил Лукас. — Тэйлор вам потом все расскажет. Пошли наверх?

Он явно торопился уйти. Пока они поднимались по лестнице на галерею, он несколько раз оглядывался через плечо, и Тэйлор догадалась: хочет поскорее избавиться от своих почитателей.

Их комнаты находились на четвертом этаже. Номер Виктории — с одной стороны длинного извилистого коридора, а Лукаса и Тэйлор — с другой. Лукас оставил Тэйлор с Викторией помочь ей распаковать вещи, а сам пошел с носильщиком в их номер посмотреть, как донесли багаж. Сундуки должны были оставить в подвале гостиницы на хранение до их отъезда.

Спальня Виктории, небольшая, но очень элегантная, была окрашена в бледно-лимонный цвет, что, по утверждению Тэйлор, очень успокаивающе действовало на глаза. Мебель из темно-вишневого дерева. Тэйлор не удержалась и пробежала пальцами по изящной резьбе на дверце гардероба. Мастер, должно быть, потратил месяцы работы, вырезая изысканный узор из листьев на гардеробе и на комоде.

Пока она развешивала платья Виктории в шкафу, та подошла к окну и выглянула на улицу.

— Я никогда не могла подумать, что Бостон такой большой и современный город, — заметила она. — Совсем не уступает Лондону, правда?

— Похоже, что так, — согласилась Тэйлор. — Кстати, внизу есть прачечная, Виктория. Если вам надо что-нибудь постирать и погладить, служащие говорят, что сделают все в течение дня. Мадам где-то читала и рассказывала мне, будто во всех хороших гостиницах имеются паровые прачечные, и потому бизнесменам нет необходимости возить с собой больше одной рубашки во время поездок. Понимаете, белье стирают в машине, которая приводится в движение паром. Она это белье как следует крутит и перемешивает, а потом выжимает таким странным способом — он называется центрифугой. А после его сушат потоками горячего воздуха. Так что рубашку можно постирать, высушить и погладить всего за несколько минут. Удивительно, правда?

Виктория ничего не ответила. Тэйлор так увлеклась распаковыванием одежды подруги, что не заметила, как та загрустила. Не услышав никакой реакции на описанные ею чудеса паровой прачечной она повернулась и увидела, что Виктория сидит на краю своей двуспальной кровати. Руки она сложила на коленях, а голову склонила так низко, что почти касалась подбородком груди. Вид у нее был очень удрученный.

Тэйлор сразу бросила свое занятие, подошла и встала рядом с подругой.

— Вы чем-то взволнованы? — спросила она.

— Нет, — отозвалась Виктория едва слышным многозначительным шепотом. Тэйлор озабоченно нахмурилась. Все-таки что-то было явно неладно, и она намеревалась это выяснить.

— Вам нездоровится?

— Нет.

Тэйлор помолчала. Ей хотелось, чтобы Виктория сама рассказала, в чем дело. И совсем не хотелось вытягивать из подруги ее проблему. Молодым воспитанным леди не пристало проявлять любопытство и уж тем более быть назойливыми. Мадам всегда говорила, что это одиннадцатая заповедь. — Вы хотите отдохнуть перед ужином?

— Думаю, да.

— А сейчас вам хочется есть?

— Думаю, да.

Тэйлор решила набраться терпения. Она села на край кровати рядом с Викторией, сложила руки на коленях и просто стала ждать, чтобы подруга рассказала, что ее беспокоит.

Неожиданный приступ застенчивости у Виктории окончательно сбил Тэйлор с толку. Они много времени провели вместе на корабле — практически все вечера. В то время как бывалые пассажиры, чтобы убить время, собирались на палубе вокруг трубы покурить и поговорить о своих прошлых путешествиях или играли в триктрак в комнате отдыха, а другие, более молодые и энергичные, играли на верхней палубе в более шумный шафлборд, она и Виктория уединялись в судовой библиотеке и говорили на все известные человеку темы. Они нашли решение многих проблем, волнующих все человечество, а также некоторых личных. Виктория поведала Тэйлор все о своей семье и немного о человеке, который предал ее, хотя упрямо продолжала настаивать, что никогда ни за что не раскроет его имени. Она говорила о своих мечтах и надеждах. Тэйлор о себе не говорила ничего. Зато рассказывала Виктории десятки историй о диких заповедных уголках Америки — историй, вычитанных ею из любимых книг. Единственная мечта, которую, по ее собственному признанию, она лелеяла, — это встретить когда-нибудь настоящего горца.

Из-за шторма путешествие оказалось более длительным, чем ожидали. Они провели на корабле полных двенадцать дней, и за все время Виктория ни разу не проявила застенчивости или сдержанности с Тэйлор. Той казалось, что подруга доверила ей все свои секреты. Новая странная перемена в ее настроении взволновала Тэйлор. Может быть, у нее есть еще одна тайна, которой надо поделиться?

Их молчание длилось несколько минут. Наконец Тэйлор решила, что ждет уже достаточно долго. Виктория казалась очень несчастной. Тэйлор похлопала ее по руке. Она решила во что бы то ни стало добраться до сути проблемы, чтобы помочь разрешить ее.

— Вы не все мне рассказали? Вас еще что-то беспокоит?

— Нет.

У Тэйлор вырвался громкий вздох.

— Вы хотите вынудить меня сделать это, да? — вопросила она трагически.

Только теперь Виктория взглянула на подругу. Глаза у нее были полны слез. Но, несмотря на свое горе, она была явно заинтригована.

— Что сделать?

— Хотите заставить меня ныть, пока вы не расскажете, что беспокоит вас.

— А вы, как я понимаю, ныть не любите, — в голосе Виктории уже слышалась слабая улыбка.

— Обожаю поныть, — призналась Тэйлор. — Просто я знаю, что не следует этого делать. А теперь скажите мне, в чем дело. Ну, пожалуйста. Я хочу помочь.

Виктория разразилась слезами.

— У тяжелого сердца язык заплетается, — прошептала она.

Тэйлор закатила глаза к небу. Но Виктория этого даже не заметила. Она была полностью поглощена тем, что разглядывала свои руки.

Опять она цитирует Шекспира. Это, наверное, особая черта ее характера, решила Тэйлор, потому что как только она расстраивается, так сразу же прячется за поэтическими фразами великого драматурга.

— Иными словами, вам трудно рассказать мне, что именно случилось, так?

Виктория кивнула.

— Не стесняйтесь, выкладывайте все начистоту. Ведь пока вы не скажете, в чем проблема, мы не сможем ее разрешить.

— Я не в состоянии оплатить гостиницу.

— Разумеется, вы не в состоянии, — отвечала Тэйлор. — Я прекрасно это понимаю. Я намерена...

Но Виктория прервала ее:

— Я чувствую себя нищенкой. Дома я могла покупать все, что захочу. У моих родителей были открыты счета во всех модных заведениях Лондона. А теперь... О Боже, я просто нищая!..

Последняя фраза прозвучала жалобным воплем. Тзйлор сочувственно похлопала Викторию по руке. Затем встала и начала ходить по комнате взад-вперед. Она размышляла несколько минут, прежде чем пришла к верному, на ее взгляд, решению.

— Вы будете нищей только до завтрашнего дня.

Это заявление заставило Викторию забыть о своих неприятностях. Платком, который дала ей Тэйлор, она промокнула слезы в уголках глаз и потребовала рассказать ей, что же подруга имеет в виду:

— Как это может быть: сегодня я нищая, а завтра уже нет?

— Мадам всегда учила меня, что наилучший способ понять, как чувствует себя другой человек, — это влезть в его шкуру. Я знаю, что мне не хотелось бы...

— Быть беременной? — подсказала Виктория.

И очень удивилась, когда Тэйлор отрицательно покачала головой.

— Я совсем не это хотела сказать. Кстати, когда-нибудь в будущем я мечтаю забеременеть. И если подумать, если взглянуть немного по-другому и забыть на мгновение все причины, по которым вам бы не хотелось носить в себе...

Тэйлор замешкалась. Ей было нелегко выразить словами то, что она чувствует.

— Это благословение, — наконец горячо проговорила она. — И настоящее чудо. Это в самом деле так. У вас внутри растет новая драгоценная жизнь. Подумайте об этом, Виктория. Новая безгрешная жизнь. Я завидую вам.

Виктория положила руку себе на живот.

— Ведь я даже ни разу не держала в руках младенца, — призналась она.

— Из вас получится прекрасная мать, — уверенно предсказала Тэйлор.

— Вам легко говорить, что вы хотите забеременеть. Вы ведь замужем и... почему вы решили, что я буду хорошей матерью?

— Потому что вы добрая, нежная и заботливая. Виктория залилась краской.

— Вы мне льстите, не надо. Я могу от ваших слов загордиться, и потом со мной невозможно будет жить.

Тэйлор улыбнулась. Ей было приятно, что настроение подруги улучшилось. Она решила перевести разговор снова на тему финансов.

— Так вот, минуту назад я собиралась, сказать следующее, — снова начала она. — Я знаю что не хотела бы чувствовать себя нищенкой, и поэтому, когда завтра мы встретимся с банкирами Мадам, я переведу на ваш счет кое-какие средства. И к обеду вы будете совершенно независимой женщиной.

Но Виктория уже отрицательно мотала головой, не дав Тэйлор до конца изложить свой план действий.

— Нет-нет, я не могу принять никакой благотворительности. Это недопустимо, — горячо запротестовала она.

На глазах у нее снова показались слезы. Для Тэйлор оставалось загадкой, как Виктория могла плакать и смеяться почти без пауз. Может быть, подумала она, настроение ее подруги меняется так часто в связи с ее деликатным положением. Если так, то, значит, это только временное явление. Тэйлор воспитывали, внушая ей, чтобы она никогда не показывала своих чувств. Леди не подобало громко смеяться при посторонних, а слезы всегда вызывали неодобрение, независимо от обстоятельств. И ей было очень нелегко с человеком, который только и делал, что нарушал это священное правило.

— Я же обещала помочь вам, — напомнила она.

— Вы уже помогли, — настаивала на своем Виктория. — Вы все это время были мне настоящим другом.

Упрямство Виктории становилось просто невыносимым. Тэйлор решила убедить ее, процитировав из Шекспира. Для Виктории, похоже, его умные слова имели огромное значение. Проблема, однако, состояла в том, что она не могла вспомнить ни одной подходящей фразы. Поэтому взяла и придумала свою собственную. Может быть, Виктория от расстройства ничего не заметит.

— Гораздо благоразумнее принимать, чем отказываться, — заявила она важным голосом и в ответ на вопросительный взгляд Виктории добавила: — Это Шекспир.

— Никогда он ничего подобного не говорил.

И это в награду за такую умную выдумку!

— Он бы обязательно сказал это, если бы пожил подольше, — нашлась Тэйлор.

Но Виктория снова упрямо покачала головой. И весьма неэлегантно фыркнула. Однако Тэйлор не так легко было сбить с толку.

— Эти деньги — для ребенка, — сказала она, уверенная в том, что такой аргумент оспорить невозможно.

— Я найду работу. Я сильная и сообразительная, — возразила Виктория.

— И в положении, — напомнила ей Тэйлор. — Я не позволю вам делать ничего, что может повредить ребенку. — Она подняла руку, предупреждая возражения подруги. — Я прекрасно понимаю, что вы не будете делать ничего такого преднамеренно. Но ведь если вам придется работать по многу часов в день, вы обязательно изнурите себя. А вам необходим покой и отдых, так же как и вашей будущей дочери. Нет, Виктория, я ничего не желаю больше слушать. Вы принимаете эти деньги. Мадам бы тоже стала на этом настаивать.

Виктория долго смотрела на Тэйлор и ничего не говорила. Мысли кружились вихрем у нее в голове. Она была ошеломлена щедростью своей новой подруги. Никогда раньше она не встречала людей, подобных Тэйлор, — таких заботливых, участливых и добрых. Виктория считала, что Тэйлор — добрый ангел, которого само небо послало ей на помощь в ее самую трудную минуту, и он взял ее под свое крыло.

Но все-таки этот ангел был еще и человеком, напомнила себе Виктория, и до нее вдруг дошло, что она очень мало знает о своей подруге и благодетельнице.

— Мы были вместе на корабле много дней и часов, так ведь?

Смена темы смутила Тэйлор.

— Да, — согласилась она. — Это так.

— И я вам все рассказала о себе, не так ли? Тэйлор кивнула в ответ:

— И что...

Виктория не дала ей закончить.

— Я была полностью занята своими собственными проблемами тогда, — призналась она. — И именно поэтому не поняла до сих пор, что вы почти ничего не рассказали о себе. До меня только сейчас дошло, какая вы скрытная.

— Не скрытная, — поправила ее Тэйлор. — Просто... ненавязчивая.

— Но разве мы не друзья?

— Конечно, друзья.

— А друг берет на себя слабости и заботы друга.

— Почему вы все время цитируете Шекспира? Виктория пожала плечами:

— Когда я росла, он часто успокаивал меня. Я забывала о своих трудностях, когда погружалась в его пьесы. Временами у нас в доме бывало... нелегко. Вы ведь тоже прибегаете к такому же средству, Тэйлор.

— Я — нет. Виктория улыбнулась:

— А все эти рассказы о Дэниеле Буне и Дэви Крокетте? Они были вашими друзьями. Вам ведь тоже бывало нелегко, правда?

— Вы что, нарочно переводите разговор на другую тему, Виктория?

— Вы не доверяете мне?

Одну или две секунды Тэйлор колебалась, потом сказала:

— Доверяю.

— Тогда почему мне кажется...

— Кажется что?

— Что вы держите меня на расстоянии.

Тэйлор сникла. Она подошла к кровати и снова села рядом с подругой.

— Обидно, если вам так кажется, — проговорила она. — Просто... мне трудно что-то рассказывать о себе или о своей семье, кроме каких-то чисто поверхностных вещей.

— Потому что вас так воспитали?

— Может быть, — отвечала Тэйлор. Виктория вздохнула:

— Но друзья обычно доверяют друг другу свои секреты. А вы ни разу не поделились со мной ни одной своей тайной или тревогой. У вас нет никаких проблем?

Тэйлор чуть не рассмеялась — таким нелепым показался ей этот вопрос.

— Конечно, у меня масса проблем. Их так много, что невозможно сосчитать.

Виктория взяла ее за руку:

— И я — одна из ваших проблем?— Нет, вы вовсе не проблема, — заверила ее Тэйлор. — Мне был ужасно нужен друг, и вот я встречаю вас. Все это было похоже на... мистику. Боже, по-моему, я слегка драматизирую ситуацию, вам не кажется?

— А я считаю, что вы мне посланы небом, как ангел, — откровенно сказала Виктория. — Хоть это и кажется нелогичным, это единственный ответ, который приходит мне в голову. Вы ведь возникли ниоткуда в самую роковую минуту и спасли меня от гибели.

Тэйлор сделалось неловко от похвал в свой адрес, и она поспешила перевести разговор на другую тему.

— Так вот, о деньгах, — снова начала она. — Нам в самом деле надо решить этот вопрос сейчас.

— Но сначала я хочу задать вам свой вопрос.

— Да?

— А вот вы бы взяли у меня деньги? И, пожалуйста, отвечайте совсем честно, Тэйлор. Так взяли бы?

— Я сделала бы что угодно, чтобы защитить детей. Все, что угодно.

В голосе ее звучала непоколебимая убежденность. И все же гордость Виктории никак не могла успокоиться.

— А может быть, вы говорите только то, что мне сейчас хочется услышать. Вы бы приняли милостыню?

— Если бы было нужно, я бы ее потребовала. — Тэйлор устало вздохнула и провела рукой по волосам — это был жест отчаяния. — Боже милостивый, Виктория, я уже сделала такие вещи, которые мне раньше и во сне бы не приснились. Я вышла замуж за совершенно незнакомого человека, только чтобы...

— Что вы сделали?!

Тэйлор встала и начала расхаживать по комнате, собираясь с мыслями.

— Это такая длинная история, — проговорила она наконец. — Завтра я вам все объясню. Обещаю. А сейчас, пожалуйста, примите как должное: у вас есть одна очень веская причина, чтобы быть здоровой и бороться за существование в этом запутанном мире, а у меня таких веских причин — две. Сейчас я так устала, что не в силах вдаваться в подробности, да и вы тоже вымотались. Давайте поужинаем и пораньше ляжем спать. Я отвечу на все ваши вопросы после того, как встречусь с банкирами. Договорились?

Виктория буквально потеряла дар речи, когда услышала, что Тэйлор вышла замуж за незнакомого человека. Так вот почему она постоянно называла его «мистер Росс»!.. Но истинная причина этого брака пока оставалась для нее загадкой, и она уже начала испытывать нетерпение по поводу скорейшего наступления завтрашнего дня.

Наконец она смогла заговорить:

— Да, конечно, мы подождем до завтра. Но ответьте на один мой вопрос прямо сейчас, пожалуйста.

— Хорошо, — согласилась Тэйлор.

— Вам когда-нибудь бывает страшно? Я знаю, это глупый вопрос. Но мне просто вдруг стало любопытно. Понимаете, от вас постоянно исходит такая уверенность в себе... На меня это действует успокаивающе. Я все время чувствую, что вы знаете, что надо делать... даже через двадцать лет.

Тэйлор вдруг ощутила жуткую усталость. Нервы ее были на пределе, и больше всего на свете ей захотелось хотя бы на минуту-другую расслабиться и дать волю чувствам. И она поддалась этой минутной слабости.

— Страшно? Да, бывает. Я иногда так боюсь, что внутренне вся трясусь от страха.

Голос ее дрожал, когда у нее вырвалось это признание. Ей всегда было трудно поверять кому-то другому свое сокровенное. Виктории сразу стало стыдно, что завела этот разговор.

— Вы правы, — заявила она. — Мы обе очень устали. Подождем до завтра и тогда поговорим обо всем.

Тэйлор быстро кивнула.

— А деньги?

— Я буду рада вашей помощи.

— Спасибо.

— Это я должна вас благодарить. — Виктория встала и улыбнулась подруге. Ей хотелось как-то развеять ее грусть, потому что у Тэйлор был такой вид, словно на ее хрупкие плечи свалились разом все тяготы человечества.

— Расскажите мне еще о Дэниеле Буне, — попросила она.

Тэйлор сразу загорелась и принялась рассказывать одну из своих любимых историй об этом горце. А за ней последовала еще и еще одна, и только когда ее голодный желудок дал о себе знать, она вспомнила о времени.

— Наверное, мистер Росс совсем потерял меня и злится, — спохватилась она. И с улыбкой добавила: — Завтра я обещаю столько же времени уделить рассказам о Дэви Крокетте. Он тоже был весьма галантной персоной.

— Да, — согласилась Виктория. — А после я прочту вам свой любимый отрывок из одной знаменитой пьесы Уильяма.

Тэйлор засмеялась:

— По-моему, мы обе чуточку ненормальные. Вы, должно быть, проголодались. Я-то точно. Вашему ребенку нужно немедленно подкрепиться. Я, пожалуй, даже не стану переодеваться. Побегу к нам в номер за мистером Россом.

Она направилась к двери, но тут слова Виктории, произнесенные как бы невзначай, заставили ее остановиться:

— Когда мы говорили о финансовых делах, вы сказали, что готовы на все ради детей. Помните?

— Да, помню.

— Я совершенно уверена, что у меня будет только один ребенок. Не представляю, как можно иметь двоих. — В голосе Виктории послышалась легкая усмешка. — А близнецов у нас в роду не было.

Тэйлор улыбнулась:

— Зато у нас в роду они есть.

— О!

— Их зовут Джорджи и Элли.

— А чьи они?

— Мои.

Виктория была ошеломлена. Она села, потому что ноги у нее подкосились, и шепотом спросила:

— Ваши?

— Да, — спокойно отвечала Тэйлор.

— У вас двое детей? — Виктория все еще не могла поверить услышанному.

Громкий стук в дверь прервал их разговор. Но ни Тэйлор, ни Виктория не обратили на него внимания.

— То, что я вам сейчас сказала, еще какое-то время должно оставаться тайной. Завтра объясню почему, — решительно проговорила Тэйлор и, только выслушав торопливые заверения подруги в молчании, направилась к двери, чтобы открыть ее.

— А мистер Росс в курсе?

— Пока нет.

— О Боже!

— Вот именно.

— Это его дети?

Тэйлор уже подошла к двери и взялась за ручку.

— Станут его, — почти выкрикнула она. — Если мне потребуется его помощь, чтобы сохранить их покой и безопасность.

Она открыла дверь и увидела на пороге Лукаса. Он показался ей нетерпеливым, раздраженным и совершенно неотразимым. Во-первых, ее снова поразил его рост. Лукас возвышался над ней, даже когда стоял, опершись о косяк двери, в ленивой и небрежной позе, которая ясно давала ей понять, что он уже очень давно ждет, когда ему откроют дверь.

Его хмурый и недовольный вид ничуть не смутил ее. Ей было не до того. Все ее внимание было поглощено произошедшими с ним переменами. Лукас переоделся в черный камзол и черные брюки. А белая рубашка сверкала чистотой и была до хруста накрахмалена — это явно говорило о том, что он воспользовался необыкновенной гостиничной прачечной. Белизна рубашки сильнее оттеняла его смуглую кожу.

Тэйлор еще раз внимательно оглядела его с ног до головы. Ботинки начищены до блеска, брюки сидят как влитые, а плечи, кажется, расширились за те час или два, что они не виделись; волосы еще влажные — значит, принял ванну. А пахнет от него так же прекрасно, как он выглядит.

Она тихонько вздохнула. И наконец взглянула ему в глаза. Они были такого темного бархатисто-карего цвета с легким оттенком золотистого. Когда он улыбался, казалось, что глаза его излучают свет.

Из него должен получиться прекрасный отец. Боже, как она надеется, что он полюбит малюток. А что, если вдруг не захочет или не сможет? Она похолодела при одной мысли об этом.

Лукас находился в весьма скверном расположении духа. Он уже собирался спросить, закончила ли Тэйлор свой осмотр и разве ей не понятно, что женам не подобает смотреть на мужей с таким неприкрытым любопытством, но что-то в ее взгляде заставило его отказаться от саркастических замечаний. Она уже не улыбалась. Лицо у нее сделалось мрачным, но было в нем еще что-то, чего Лукас никак не мог определить для себя. И его собственная реакция была такой же странной. Ему вдруг захотелось обнять ее и сказать, что все будет хорошо.

Он хотел защитить ее от любого зла, чтобы она всегда была в безопасности.

Ему хотелось состариться вместе с ней.

Эта ужасная мысль возникла в его сознании, прежде чем он успел запретить себе так думать. Лукас буквально почувствовал, как петля затягивается у него на шее. Нет уж, к черту! Он отшатнулся от косяка и гневно посмотрел на женщину, которая пыталась перевернуть всю его жизнь.

Тэйлор тоже внутренне собралась и через силу улыбнулась своему насупившемуся мужу.

Казалось, она только сейчас заметила его раздражение.

— Почему вы хмуритесь? — спросила она. — У вас плохие новости?

— Нет.

— Вы испортите себе пищеварение, если будете есть в раздраженном состоянии, сэр. Я предлагаю вам как можно скорее избавиться от своего дурного настроения.

Ему хотелось придушить ее.

— Тэйлор, вам известно, который теперь час? Она отрицательно покачала головой.

— Я жду уже больше двух часов, — сообщил он.

— Правда?

— Да, — рявкнул Лукас. — На что у вас ушло так много времени, черт побери?

Она пожала плечами в полном недоумении. И спросила, по-прежнему глядя ему в глаза:

— Вы долго ждете?

А он ей о чем говорил?! Что это с ней? Он ждал, что она тут же извинится. Но она продолжала смотреть на него так, словно вообще не следила за их разговором. Ее мысли были явно далеко.

Лукас решил во что бы то ни стало обратить ее внимание на себя. И заставить ее извиниться. А как только она перестанет сокрушаться, он заявит ей, что ему противно ждать кого угодно по какому угодно поводу и что лучше бы ей с этого момента научиться быть попроворнее.

— Мистер Росс...

— Да? — отвечал он грубым, откровенно враждебным голосом. Ей ведь прекрасно известно, как ему не нравится, когда она называет его «мистер Росс», и все же упорно продолжает обращаться к нему формально. Нет, он скорее с жизнью распрощается, чем еще раз попросит ее называть его просто «Лукас».

Целую минуту она молчала. Вероятно, подыскивает нужные слова для извинения, подумал он. Должно быть, ей неприятно чувствовать себя неправой. И так как сам Лукас в жизни ни у кого не просил прощения, он понял, что сочувствует ей в этой ситуации. И решил облегчить для нее задачу.

— Вы сожалеете, да?

— Простите?

— Вы сожалеете, что заставили меня ждать. Прошу вас больше никогда такого не допускать. Если вы закончили распаковывать вещи, мы пойдем ужинать. Я очень проголодался, и у меня встреча через час, которую я совсем не хочу пропустить.

Тэйлор не понимала, о чем он все время говорит. У нее из головы не выходил один вопрос, который она должна была задать ему — непременно должна была. Боже, почему она его раньше не спросила? Какая глупость! Но она сразу поспешила оправдать себя тем, что была слишком занята другими делами. И, кроме того, Мадам наверняка спросила его — или Тэйлор просто хотелось верить, что она это сделала.

Как только он закончил фразу, она немедленно обратилась к нему по имени.

— Да? — отозвался Лукас, полагая, что она хочет добавить словцо-другое к тому извинению, которое он так удачно произнес за нее.

— Вы любите детей?

Краткость есть душа ума.

Уильям Шекспир «Гамлет»

— Не особенно.

У нее сделался совершенно подавленный вид. Он не понимал, почему она так реагирует. Ведь не она ждала ребенка, а Виктория.

— А почему вы не любите детей? — требовательно спросила она.

С трудом сдерживаясь, Лукас громко вздохнул и, обойдя Тэйлор, подошел к Виктории. Нежным голосом он спросил, готова ли она сопровождать его на ужин.

— В гостинице два места, где можно поужинать, — заботливо объяснил он. — Дамский Ресторан предназначен для семейных пар и их гостей. Другой только для бизнесменов. Я слышал, что и в том, и в другом вкусно кормят. Ну что, пошли?

Виктория даже покраснела, польщенная таким вниманием. Она взяла Лукаса под руку и позволила проводить себя из комнаты. Забрав ключ и убедившись, что дверь заперта, Тэйлор последовала за ними.

Ужин получился весьма сумбурным. Тэйлор мало внимания уделяла трапезе, состоявшей из семи блюд; в основном она была занята тем, что наблюдала за публикой. У американцев, как она заметила, была интересная манера проглатывать пищу с невообразимой скоростью. В ресторане царили суета и шум, как на вокзале, люди то и дело входили и выходили, и дверь находилась в постоянном движении. Тзйлор Чувствовала себя деревенской девчонкой, которая в первый раз попала на ярмарку. Она пыталась уследить сразу за всеми. А это занятие и увлекало, и утомляло одновременно.

Буквально все вокруг проявляли дружелюбие. Совершенно незнакомые мужчины тепло приветствовали ее и пытались заговорить. Однако Лукас так смотрел на наиболее рьяных из них, что скоро положил этому конец. Впрочем, здесь неожиданно встречались и знакомые: так, к Лукасу подошли двое, которые надолго заняли его разговором; а вскоре возле Тэйлор остановилась дама, оказавшаяся ее дальней родственницей из Лондона. Тэйлор была удивлена, и только, а вот Виктория сильно побледнела, когда некая молодая женщина из Нью-Йорка поздоровалась с ней и напомнила, что они встречались на балу у Смитерсов год назад. Она хотела знать, как долго Виктория пробудет в Бостоне, и, не дожидаясь ответа, стала настаивать, чтобы они поскорее встретились: тогда, вернувшись в Лондон, она сможет зайти к дорогим родителям Виктории передать им привет и рассказать о встрече с их дочерью.

По дороге в номер Виктория казалась погруженной в себя. Тэйлор решила, что она просто смертельно устала и ей необходимо хорошенько выспаться ночью. Они с Лукасом проводили ее до двери. Тэйлор обняла подругу и пожелала ей спокойной ночи, предложив завтра быть готовой к восьми часам, чтобы позавтракать вместе.

Лукас уже опаздывал на свою встречу, Тэйлор посоветовала ему отправляться незамедлительно. Уж она сама как-нибудь найдет их номер. В конце концов, все двери пронумерованы. Но Лукас не хотел даже слушать. Он настаивал на том, чтобы, уходя, непременно запереть ее на ключ.

Между ними завязался довольно горячий спор. Она уверяла, что чувствует себя в безопасности здесь, в гостинице, под присмотром бдительного персонала. А его невозможно было разубедить в том, что за каждым темным углом притаился злоумышленник, готовый наброситься на одинокую женщину.

Спор прекратился сам собой, когда Лукас раскрыл дверь в их номер. Тэйлор быстро проскользнула мимо него, остановилась и воскликнула восторженным шепотом:

— О, мистер Росс, как здесь мило, правда?

Он улыбнулся искреннему восторгу в ее голосе. И удивился, так как был уверен, что она росла в гораздо более элегантной обстановке, чем та, которую мог предложить ей Бостон. Она должна была не только привыкнуть к роскоши, а просто всюду на нее рассчитывать.

Поэтому Лукас не удержался от замечания:

— Я-то думал, что вы такие вещи воспринимаете как должное.

Не оборачиваясь, потому что была поглощена разглядыванием их апартаментов, она ответила:

— Я научилась, мистер Росс, никогда ничего не принимать как должное.

Лукас затворил дверь, прислонился к ней и сложил руки на груди. Он знал, что опаздывает на встречу, но никак не мог уйти от Тэйлор. Впервые за долгое время они оставались наедине, и он понял, что ему хочется еще несколько минут побыть с ней.

Ему нравилось смотреть на нее. Лицо ее всегда было таким неподдельно искренним, что бы оно ни выражало. Она так чертовски непосредственно на все реагировала, и даже когда спорила и не соглашалась с ним и доводила его до исступления своими нелогичными, упрямыми заявлениями, то в глубине души его радовали и веселили ее ершистость и полудетская наивность.

Оглядываясь назад, он понимал, что не слышал от нее ни одного слова жалобы с того вечера, когда взял ее за руку и увел с бала в Лондоне. Даже во время ужасного смертельного шторма, когда она боялась умереть, она все равно была вежлива и мила. Единственное, о чем она волновалась, так это о своей подруге Виктории — ничего другого он не мог вспомнить.

Лукас вздохнул. Выяснялось, что Тэйлор совсем не такая, какой ему представлялась.

А она не обращала никакого внимания на своего мужа. Внимательно рассматривая все вокруг, она не замечала, что ее тоже внимательно рассматривают.

Ей казалось, что ее новые апартаменты не уступают Версалю по элегантности, о чем она и сообщила благоговейным шепотом.

Ковер на полу был бледно-голубого цвета, и такой мягкий и пушистый, что ноги буквально утопали в нем. Ей захотелось сбросить туфли и пройтись по нему босиком, но она подавила это желание, ибо такое поведение недостойно леди.

Прямо перед ней находился уголок для отдыха. Напротив двери стоял расшитый золотом диван, на котором лежали синие подушки. Она сразу подошла к нему, чтобы испробовать его на мягкость, и обнаружила, что он твердый, как скала. Все равно он казался ей прекрасным. Перед диваном стоял низкий отполированный до блеска деревянный столик. Тэйлор не удержалась и провела пальцами по его поверхности.

— Мне кажется, я чувствую, как светится это вишневое дерево, — проговорила она, хотя и понимала, что сказала нечто совершенно нелогичное. Для нее, правда, это имело некий смысл, а возможно, и для Лукаса тоже, потому что ведь он не стал с ней спорить.

По бокам от дивана стояли два бледно-голубых стула с высокими спинками. Тэйлор сразу захотелось испробовать и их. Она заявила, что они чрезвычайно удобны.

Слева от нее находились два гардероба, одинаковых по размеру и по виду. В глубине она увидела дверь в ванную, а справа — проем в виде арки, ведущий в альков. По обеим сторонам арки висели подвязанные шторы. С того места, где она стояла, Тэйлор могла рассмотреть кровать. Это было огромное сооружение без всяких колонн. Кровать украшало золотое покрывало. Изголовье обрамляли синие и золотые подушки. Спальня была явно предназначена для интима, и Тэйлор про себя подумала, что это самая романтическая комната на свете. И если опустить шторы, то интим будет полным.

Виктория была бы в восторге. Вот она достойна такой элегантности и блеска. И Тэйлор тут же решила, что, как только Лукас уедет из Бостона, она поменяется номерами со своей подругой. Разумеется, ей придется пробыть в Бостоне по меньшей мере неделю, чтобы хватило времени сделать необходимые покупки для своей будущей жизни в глуши. Тэйлор также не исключала, что Виктории понадобится ее помощь при покупке дома, и не собиралась оставлять подругу на произвол судьбы, пока та не устроится.

— Хотите, я помогу вам открыть чемоданы и распаковаться?

Тэйлор удивилась такому предложению. Неужели мужчины-американцы привычны к женской работе?

— Спасибо, сэр, не надо, — ответила она. — Я достану вещи только на четыре-пять дней. А вы сколько собираетесь пробыть в Бостоне?

— Я уезжаю послезавтра. Нам надо обязательно подробно поговорить перед моим отъездом и обсудить некоторые детали.

— Да, разумеется, — согласилась она. Он с любопытством смотрел на нее.

— Я-то думал, вы останетесь в гостинице, пока не подыщете себе подходящий дом.

Не дав ему никаких объяснений, она внезапно сорвалась с места и исчезла в арке, ведущей в спальню. Лукас пошел за ней и увидел, что его супруга сидит на краешке кровати с довольной улыбкой на лице.

— Здесь прекрасный перьевой матрац, — отвечала она на его вопрос, что ее так порадовало.

Он кивнул.

— А почему вы собираетесь распаковываться в расчете всего на четыре или пять дней?

— Так проще, — ответила она, нарочно не договаривая до конца. И поспешила сменить тему: — А вы не опаздываете на вашу встречу?

— Ничего, она подождет несколько минут.

Она? Так он встречается с женщиной? Тэйлор напряглась, перестала улыбаться и изо всех сил старалась подавить тревогу. Ведь на самом деле есть масса самых невинных поводов для встречи с женщиной. Может быть, она его деловой партнер, хоть это и маловероятно, но все же возможно. Может, ей по наследству достались деньги или компания от какого-нибудь родственника. Да, скорее вс<