Глава v из которой явствует, что том вскрыл устрицу

— Теперь, Том, когда мы покончили с ньюкаслским делом, — сказал в тот же день мистер Дин племяннику, с которым беседовал у себя в кабинете банка, — я хочу потолковать с тобой еще кое о чем, и, поскольку тебе предстоит провести две-три недели в этом дымном Ньюкасле, где, надо думать, тебе не сладко придется, для бодрости духа недурно иметь что-нибудь приятное в перспективе.

Том уже с меньшим нетерпением, чем когда-то, ждал, пока дядюшка, достав табакерку, методично угостит каждую ноздрю доброй понюшкой табака.

— Видишь ли, Том, — проговорил наконец мистер Дин, откидываясь в кресле, — жизнь движется теперь более быстрым шагом, чем во времена моей молодости. Да, сэр, сорок лет назад, когда я был таким же рослым молодцом, как ты сейчас, считалось, что человек должен все свои лучшие годы тянуть оглобли, прежде чем ему удастся завладеть кнутом. Ткацкий станок работал медленно, да и моды менялись не так быстро. Мой парадный костюм служил мне ни много ни мало добрых шесть лет. Во всем был меньший размах — я имею в виду денежные траты, сэр. Этот пар перевернул все! Каждое колесо вертится теперь в два раза быстрее, в том числе и колесо фортуны, как удачно заметил наш мистер Стивен Гест в своей речи на банкете (просто диву даешься, как он всегда ухитряется схватить самую суть, особенно если принять в расчет, что он ничего не смыслит в делах). Не в пример другим, я не сетую на перемены. Торговля открывает человеку глаза, сэр, и если народонаселение на земном шаре и впредь будет увеличиваться, всем нам так или иначе придется поломать голову над новыми изобретениями. Я — обыкновенный коммерсант — вложил свою долю в общее дело. Кто-то сказал, что весьма почетно вырастить два колоса на месте одного, но не менее почетно, сэр, способствовать обмену товарами и доставлять зерна этих колосьев по назначению — то есть голодным. А это как раз по нашей части, сэр, и я считаю, что человек, связанный с занятием подобного рода, может по праву гордиться им.

Том понимал, что дело, о котором намеревался говорить дядя, — не очень спешное: мистер Дин был слишком трезвым и практичным человеком, чтобы позволить своим воспоминаниям или понюшке табака встать на пути интересов торговли. В последние месяцы дядя не раз ронял намеки, позволившие теперь Тому догадаться, что речь пойдет о каком-то предложении, весьма выгодном и лестном для него, Тома. При первых же словах дяди он вытянул ноги, засунул руки в карманы и приготовился слушать многословное вступление, которое в конце концов сведется к тому, что мистер Дин обязан своим преуспеванием в жизни только собственным заслугам и каждому молодому человеку надлежит помнить, что ежели он не добился того же, то это произошло только по его собственной вине.

— Если я не ошибаюсь, Том, скоро будет семь лет, как ты пришел сюда просить меня о месте?

— Да, сэр, теперь мне двадцать три года, — сказал Том.

— Ну, об этом ты мог бы и не упоминать. Ты выглядишь старше, а это важно для дела. Я прекрасно помню, как ты пришел ко мне. С первого взгляда я понял, что из тебя выйдет толк: потому-то я и решил оказать тебе поддержку. И я с удовольствием отмечаю, что был прав, — я вообще редко ошибаюсь! Естественно, поначалу мне было несколько неловко продвигать своего племянника. Но я рад заметить, что ты делаешь мне честь, сэр, и будь у меня сын, я не стал бы огорчаться, если бы он был похож на тебя. — Мистер Дин, постучав пальцами по табакерке, снова открыл ее и, совсем расчувствовавшись, повторил: — Да, я не стал бы огорчаться, если бы он был похож на тебя.

— Очень рад, что вы мною довольны, сэр. Я делаю все, что в моих силах, — сказал Том со свойственной ему гордой независимостью.

— Да, я доволен тобой. Не буду сейчас говорить о том, что ты оказался достойным сыном, хотя и это обстоятельство повысило тебя в моих глазах. Но как компаньону фирмы мне пришлось столкнуться с тобой на деловой почве, и я оценил тебя по заслугам. Нашей фирме есть чем гордиться — великолепное предприятие, сэр, и имеются все основания предполагать, что оно будет развиваться и дальше: растет капитал — растут и рынки сбыта. Но есть еще одно условие, необходимое для процветания каждой фирмы, и крупной и мелкой. Это люди, двигающие дело, — люди определенных правил, не какие-нибудь щелкоперы, а те, на кого можно положиться. В этом мы — мистер Гест и я — отдаем себе отчет. Вот, например, три года назад мы взяли в компаньоны Гелла, выделив ему пай на маслобойне. А почему? Да потому, что его заслуги перед фирмой достойны награды. Так всегда бывает, сэр; так было и со мной. Правда, Гелл на десять с лишком лет старше тебя, но ведь у тебя есть другие преимущества.

По мере того как мистер Дин говорил, Томом овладевало беспокойство: ему надо было сказать дяде кое-что, никак не совместимое с предложением, которое, как он ожидал, сейчас последует, и Том опасался, что в силу этого его слова придутся мистеру Дину не по душе.

— Само собой разумеется, — продолжал мистер Дин, покончив с очередной понюшкой, — тот факт, что ты приходишься мне племянником, играет известную роль. Но я должен признать, что не будь этого обстоятельства, твое поведение в истории с банком Пелли все равно побудило бы мистера Геста и меня вознаградить тебя каким-нибудь образом за оказанную нам услугу. Итак, мы решили, принимая во внимание твое усердие и деловые способности, выделить тебе пай, который со временем рады будем увеличить. Мы полагаем, что это во всех отношениях лучше, чем просто повысить тебе оклад. Участие в деле на новых началах придаст тебе вес и послужит той подготовкой, которая позволит мне в будущем переложить часть забот на твои плечи. Пока еще, слава богу, я со всем справляюсь, но годы берут свое — этого отрицать нельзя. Я сказал мистеру Гесту, что побеседую с тобой, и после твоего возвращения с севера мы вновь обратимся к этому предмету и обсудим его во всех подробностях. Неплохая перспектива для двадцатитрехлетнего юнца! Но, надо отдать тебе должное, ты это заслужил.

— Я очень благодарен вам и мистеру Гесту, сэр, и, конечно, понимаю, чем я обязан вам, дядя: ведь это вы определили меня на место, да и потом положили на меня немало сил.

Том произнес это дрогнувшим голосом и остановился.

— Да, да, — подхватил мистер Дин, — я не жалею сил, когда вижу, что будет прок. В свое время я немало повозился с Геллом, без этого он не стал бы тем, что он есть.

— Но мне хотелось бы побеседовать с вами об одной вещи, дядя, Я никогда раньше об этом не заговаривал. Как вы помните, когда распродавалось имущество моего отца, ваша фирма подумывала о приобретении мельницы; насколько мне известно, вы находили, что это будет выгодное помещение денег, особенно если сделать ее паровой мельницей.

— Да, да, разумеется. Но Уэйкем перехватил ее у нас — он решил это сделать во что бы то ни стало. Он любит перебивать людям дорогу.

— Может быть, я напрасно завел сейчас об этом речь, — продолжал Том, — но лучше, если вы будете знать, что у меня на уме. Мне дорога эта мельница. И я хотел бы выполнить последнюю волю отца — он просил меня попытаться вернуть ее когда-нибудь нашей семье: пять поколений Талливеров владели ею. Я обещал. Кроме того, я привязан к этому месту — нигде мне не будет так хорошо, как там. И это приобретение, если оно не противоречит интересам фирмы, позволит мне быстрее выполнить волю отца. Я молчал бы и дальше, не заговори вы сегодня о моих небольших заслугах перед фирмой. Я готов отказаться от самых заманчивых предложений ради того, чтобы вернуть мельницу: я хочу сказать — держать ее под своим присмотром и со временем выкупить у фирмы.

Мистер Дин, внимательно выслушав Тома, погрузился в размышления.

— Понимаю, — сказал он наконец, — понимаю, на что ты рассчитываешь. И это было бы возможно, если бы только Уэйкем пожелал когда-нибудь расстаться со своей собственностью. Но на это рассчитывать не приходится. Он определил туда молодого Джетсома; надо думать, у Уэйкема были свои причины купить мельницу.

— Этот Джетсом — сущий бездельник, — сказал Том. — Оп пристрастился к вину, и я слышал, что дела там идут из рук вон плохо. Об этом мне говорил Люк, наш старый мельник. И еще он говорил, что если все так пойдет и дальше, он ни за что не останется на мельнице. Вот я и подумал, что, быть может, теперь Уэйкем захочет расстаться с ней. По словам Люка, он весьма озабочен тем, что там творится.

— Что ж, Том, подумаем. Надо будет навести справки и обсудить все с мистером Гестом. Но, видишь ли, это нечто совсем новое, а мы предполагали, что ты и впредь будешь заниматься своим делом.

— Но когда на мельнице все войдет в свою колею, я без труда справлюсь и с тем и с другим. Чем больше работы, тем лучше. Ведь ничего другого у меня в жизни нет.

Горький смысл этих слов, произнесенных устами двадцатитрехлетнего молодого человека, поразил даже не чуткий ко всему, кроме дел, слух мистера Дина.

— Полно тебе, Том, погоди — будет в твоей жизни и другое, когда ты женишься; а это не за горами, если ты и дальше будешь продвигаться так, как сейчас. Что же касается мельницы, то не будем стричь шерсть неродившейся овцы. Но обещаю тебе, я над этим поразмыслю, и, когда ты вернешься, мы все обсудим. А сейчас меня ждет обед. Завтра утром приходи к нам — вместе позавтракаем, и ты простишься перед отъездом с матерью и сестрой.