Часть iii. деньги как они есть

ВСТУПЛЕНИЕ

Металлические деньги сегодняшнего дня представляют из себя точно такую же вещь, которую использовали для точно таких же целей ещё в античности. Золотые монеты, выкопанные из Афин, Рима или Карфагена принимаются к оплате везде в мире, наряду с современными деньгами Европы и Америки. Если не считать определённой разницы в чистоте металла, килограмм монет времён Римской империи равен килограмму современных немецких золотых монет. Наши деньги обладают точно такими же характеристиками, как и те, что Ликург изгнал из Спарты. Деньги - видимо, ЕДИНСТВЕННЫЙ институт, который дошёл до нас НЕИЗМЕННЫМ из античности.

Но наши знания природы денег вовсе не такие древние, как та же античность. Ликург распознал, что деньги, сделанные из драгоценных металлов, разрушают государство, разделяя людей на бедных и богатых. Мы не будем здесь обсуждать, прав он был или нет, запретив обращение денег из своего государства, не будем играть в кости: хороший то был поступок или плохой. Но даже сегодня мы настолько далеки от распознавания зла денег, как был далёк от этого Ликург. Мы можем поаплодировать Пифагору за его фразу: "Слава Ликургу, изгнавшему золото и серебро, корень всех зол!" или повздыхать вместе с Гёте, сказавшему: "Всё с золота идёт, на золоте висит, и даже наши руки!" - но это, собственно, и всё. Вопрос, а что же такого плохого с деньгами? Почему деньги - это проклятие человечества? - ответа нет. Даже наши экономисты так запутались с этой проблемой, что, вместо того, чтобы исследовать глубину, они предпочитают простые сравнения слов Ликурга и слов Пифагора, а также отсылать все денежные проблемы к одной-единственной очевидности, что, мол, их всегда не хватает. Спартанский Моисей тем самым классифицируется как один из многих вредителей золотого стандарта, а великий математик сразу находит себя среди морализаторствующих фанатиков.

Неудача науки в рассмотрении этого вопроса состоит не в неспособности человеческого разума распознать, в чём тут дело, а скорее в неблагоприятных сопутствующих обстоятельствах для научного рассмотрения монетарной теории вообще.

Субъект отпугивает исследователей сам по себе. Витающие в облаках идеалисты легко находят более привлекательные предметы для исследований, гораздо более интересные, чем деньги. Религия, биология, астрономия, к примеру, безусловно более назидательны и точны, чем попытка разобраться, что же такое деньги. Только скучного любителя цифр может захватить эта идея: заняться приёмным дитём от науки. Всё это понятно, но к чести человечества, всё-таки есть учёные, которые проникли в глубокие, тёмные тайны континента под названием "монетарность". Увы, всех их можно пересчитать по пальцам.

Но даже при всём при этом учёные применили неправильные методы, а связь между исследованиями и с улыбкой на устах умирающей доктрины ценности увеличила естественное отвращение к сему разделу науки. Педантичность и одновременное неприятие, а именно так обращаются с монетарной теорией учёные, вызвала у широкой общественности презрение к предмету. А ведь предмет сей очень важен для развития человечества. (Ныне забытая литература по поводу биметаллизма - приятное исключение). Даже сейчас монетарные стандарты кажутся подавляющему большинству людей простой весовой категорией в отношении чистого или нечистого с примесью золота, а ведь золото для большинства людей не представляет никакой важности. Поскольку объект монетарной теории так низко оценивается людьми в целом, никто не покупает литературу, обсуждающую проблемы монетаризма; риск для издателей, выходит, велик - круг замыкается. Многие превосходные работы по теме денег даже остались неопубликованными - а это ещё одно обстоятельство, вынуждающее исследователей оставаться в стороне от рассмотрения монетарных проблем. Только те авторы, которые могут позволить себе за свой счёт выпустить книгу, могут позволить себе рассмотреть этот вопрос: деньги и проблемы денег.

По поводу последнего допущения есть исключения. Работы наших университетских профессоров по крайней мере покупаются студентами и государственными библиотеками, в общем, так или иначе, находят издателей. А невозможность критики существующей ныне денежной системы в процессе обучения уводит профессоров от природы денег настолько далеко, что и проблемы-то, собственно, не возникает. Любая проба "пера" официальной науки не достигает требуемой глубины, она будто отскакивает от мощного внутреннего ядра противоречий, скрытых в самом сердце денег. То, что является правдой в теории о деньгах, является правдой в теориях о ренте, о проценте на капитал, о заработной плате. Тот университетский профессор, который попытается предпринять попытку исследовать противоречивость этих теорий, рискует превратить свой лекционный зал в поле битвы. Ведь проблема денег густо замешана ещё и на политике, это не считая самих теорий, а политика должна лежать вне университетских аудиторий. Именно по этой причине экономическая наука и чахнет в руках наших профессоров и учёных. Профессор, зависящий от денег и политики, едва ли сможет преодолеть себя в исследованиях, копая глубже, чем на длину лопаты, у него всегда стоит в ушах предупреждение: "А ВОТ ДАЛЬШЕ КОПАТЬ О_П_А_С_Н_О!"

Добавьте к внешним трудностям тот факт, что теория, исследующая столь опасный предмет, требует, помимо всего прочего, ещё тех знаний и того опыта, которые могут быть получены лишь в практике коммерческой деятельности. А коммерцией занимаются обычно те, кому нет дела до каких бы то ни было теорий. Коммерция - есть поле деятельности людей действия, а не созерцателей или идеологов. Да и коммерсант трактуется в обществе (ну до недавнего времени по крайней мере!), как человек не очень чистоплотный; Меркурий, Бог коммерции - является одновременно богом воров. Коммерция - была уделом тех, кто плохо учился в школе. Интеллигентные и соображающие дети идут после школы в университеты, тогда как остальные - попадают в тиски действий коммерции.

Вот вам и объяснение того пугающего факта, что, несмотря на то, что в каждой отрасли науки у нас происходит прорыв за прорывом, до сих пор внятной теории металлических денег так и не создано. Металлы, в качестве монет, известны 4000 лет, их трогали поколения и поколения людей, монеты перешли из рук миллионов в руки миллионов людей, однако, управление деньгами в каждой стране осуществляется не по науке, а просто исходя из сложившегося состояния вещей.

Отсутствие чёткой теории денег - это и есть причина того, почему феномен процента на капитал ещё ни разу не был внятно объяснён. 4000 лет мы принимаем в оплату этот процент и платим его, но до сих пор наука так и не может ответить на простой вопрос: "Откуда есть пошёл этот самый процент и с какой стати капиталист имеет право его получать?" (*Бём-Баверк, "История и критика теории процента на капитал".)

Интересно заметить, что даже попытки разрешить проблему процента на капитал, вовсе и не приветствовались. Как очевидный раздражитель мира, процент на капитал получает гораздо больше внимания от общественности, чем просто деньги. Все ведущие экономисты мира касались этой проблемы, особенно социалисты, чьи усилия прямо и фундаментально направлены на его полное уничтожение.

Но, несмотря на все усилия, проблема процента так и не решена.

Неудача связана вовсе не с трудностью исследуемого субъекта, а с тем фактом, что процент на капитал (также, как и процент на ссуду, либо процент на реальный капитал) есть ответвление, приёмный сын наших традиционных форм денег, поэтому может быть объяснён только теорией денег. Деньги и процент на использование денег, для всех обозревателей являющиеся двумя неразлучными друзьями, имеют между собой тесную связь, но связь в теории. А теория процента может быть объяснена, после извлечения, только после создания общей теории денег.

Исследователи процента на капитал, по причине указанной выше, ВСЕГДА отрицали связь между общей теорией денег и теорией процента. Маркс, к примеру, никогда не посвящал теории денег даже пяти минут своих исследований - проглядите все три тома его КАПИТАЛА и убедитесь. Прудон не так относился к деньгам, и вплотную подошёл к окончательному разрешению проблемы процента.

В нижеследующем исследовании, начатом случайно и с помощью благоприятных обстоятельств, я предлагаю свести науку, коммерцию и политику воедино и обосновать так долго и безуспешно искомую теорию - теорию денег и процента на капитал.

То, что я обнаружил - есть весьма щекотливая и противоречивая вещь. Могу ли я после этого обвинять себя в том, что данное исследование может вызвать далеко идущие социальные изменения в текущем политическом и социальном строе?