Язык как произвольный знак

Конечно, верно, что многие слова языка примечательны своей выразительностью и способностью подражать, вследствие ли­бо словообразования и деривации значе­ний, либо миметической силы своих фоне­тических элементов. Однако никак нельзя утверждать, что описание языка может ог­раничиться этим первоначальным запасом выразительных и имитационных средств.

а) Миметизм и язык

Этимологический анализ, ищущий перво­начальные значения, с необходимостью от­сылает к изначальной выразительности ос­новных фонем. Однако их совсем мало — от двадцати до тридцати в каждом из ныне известных и исследованных языков. С другой стороны, имитационная возможность этих элементов весьма ограниченна. "Смешным, я думаю, должно казаться, Гермоген, что из подражания посредством букв и слогов вещи станут для нас совершенно ясными"⁵.

Стоит, в самом деле, прояснить понятие языковой имитации. Без сомнения, слово milouanous напоминает мяукание коршуна, a kikonia — двойной щелчок клюва аиста. Также иероглиф (перевернутый в даль-

³ Согласно Платону, в древнегреческом язы­ке плавный звук г обозначал движение (см.: Пла­тон. Кратил. 426 с // Там же. С. 471).

⁴ Платон. Кратил. 424 b // Там же. С. 469.

⁵ Там же. 425 d. С. 471.

нейших написаниях, он даст букву А) яв­ляется знаком, обозначающим быка. Од­нако рисунок головы быка не имеет соб­ственно языкового значения (хотя он может иметь выразительную или символическую ценность). Также о тех, "кто подражает овцам, петухам", нельзя сказать, что они "дают им имена"¹. Хотя подражание крику животного может являться сигналом для сбора или предостережения или же явно имитационным знаком, однако оно не со­ставляет слова.

Имитация предмета красками и рисун­ком составляет картину, а не письмо; также имитация природы посредством звуков от­носится скорее к музыке, чем к языку в соб­ственном смысле слова:

Гермоген. Однако, Сократ, какое подра­жание было бы именем? Сократ. Ну прежде всего, мне кажется, не такое, какое бывает тогда, когда мы подра­жаем вещам музыкой, хотя и тогда мы подражаем с помощью голоса; далее, и не такое, какое бывает, когда мы подражаем тому же в вещах, чему подражает музыка, — мне не кажется, что тогда мы даем имя. А утверждаю я вот что: ведь у каждой вещи есть звучание, очертания, а у многих и цвет? Гермоген. Разумеется. Сократ. Искусство наименования, види­мо, связано не с таким подражанием, ког­да кто-то подражает этим свойствам ве­щей. Это дело, с одной стороны, музыки, а с другой — живописи...²

Без сомнения, музыка и живопись, поскольку они имеют имитационную и описательную силу, представляют собой языки. И с другой стороны, можно рисовать словами или за­ставить услышать музыку языка, способного имитировать журчание ручьев или пение птиц, как это делает музыка Бетховена. Она в такой степени является языком, что на­чальная тема Пятой симфонии, прозвучав на волнах Би-би-си, стала самым выразитель­ным из посланий, ясным без слов всем, кто в мрачные годы войны и оккупации ждал, с надеждой и страхом, стука судьбы в свою дверь. Подобный язык не нуждается в сло­вах, он, как и дельфийский оракул, "и не говорит, и не утаивает, а подает знаки"³.

'Платон. Кратил. 423 с // Соч. Т. 1. С. 468.

² Там же. 423 cd.

³ Гераклит. Фр. 14 (93 DK) // Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989. С. 193.

Ь) Произвольные элементы в членораздельном языке

Итак, можно сказать, что язык есть там, где есть знак, то есть объективное чувствен­ное существование цвета, рисунка, звука, указывающего на определенное значение. Но язык, который изучает лингвистика, тем не менее является значимым не в таком же смысле, как выразительна музыка или об­разна живопись. Элементы, из которых он состоит, включают характеристики, не сво­димые к чисто имитационному значению. Например, слово "коршун" (milan). Конеч­но, оно произошло от латинского milouanous, имитационное значение которо­го неоспоримо для тех, кто слышал крик этой птицы. Но в слове "milan", как оно произносится в современном французском языке, имитационное значение непосред­ственно уже не воспринимается. Разумеется, фонетика может объяснить, по каким зако­нам эволюции "ои", характерное для мяука-ния, исчезло перед "а", так что слышнее стало "i", не характерное для крика коршу­на. Но эта эволюция языкового знака имен­но и характеризует его как таковой. В са­мом деле, рисованные и музыкальные знаки намного больше сопротивляются течению времени. Мы признаем принадлежащими к нашей системе художественного представ­ления изображения животных на стенах пе­щер времен палеолита, тогда как лингви­стические знаки нагружаются привходящи­ми элементами и модифицируются, теряя при этом свое первоначальное значение.

Это делают те, кто... стремится лишь из­давать звуки, так что, прибавляя все боль­ше букв к первоначальным именам, они под конец добились того, что ни один человек не догадается, что же, собственно, данное имя значит⁴.

Эта эволюция, как результат "течения вре­мени"⁵, характеризует языковой знак в его отличии от чисто имитационного знака жи­вописи или музыки.

Однако более глубокое различие выяв­ляется, если рассмотреть языковой знак тогда, когда он еще непосредственно ими­тационный. В самом деле, в milouanus мож-

⁴ Платон. Кратил. 414 с // Соч. Т. 1. С. 456.

⁵ Там же.

но отметить присутствие между i и ои бук­вы 1, имитационная ценность которой не очевидна. Но если понаблюдать за положе­нием языка, губ и вообще полости рта при произношении i, 1 и ои, станет видно, что артикуляция согласного звука занимает промежуточную позицию между артикуля­цией двух гласных, так что эта позиция согласной буквы создает естественный пе­реход от одной гласной к другой, вклинива­ясь между ними. Этот пример иллюстриру­ет общее правило, по которому добавляют и убирают буквы "во имя благозвучия"¹. Из этого закона вытекает, что в самой структуре слова появляются фонемы, кото­рые ценны не своей имитационной значи­мостью, а своей функцией в произношении. Таким образом, не только "диахронически" (то есть не только при рассмотрении эво­люции языка), но и "синхронически" (то есть при изучении системы, образуемой ар­тикуляцией языка в данный момент) об­наруживается разница между лингвистичес­ким и имитационным знаком.

Наконец, лингвистический знак отлича­ется элементами, уточняющими его смысл таким способом, который не может быть признан имитационным. Например, имена существительные могут склоняться и иметь флексии, соответствующие "падежам"², ко­торые выражают грамматическую функ­цию путем изменения окончания слова: rosa, rosam, rosae (лат.) и т. д. В таком языке, как французский, флексия означает лишь разницу между единственным и мно­жественным числом, как, например, cheval и chevaux (лошадь и лошади). Глагол также испытывает подобное изменение своего ос­новного смысла, который обозначает дей­ствие³. В результате склонение глагола обо­значает "еще и время"⁴:

Говорю же я, что глагол обозначает еще и время; например, "здоровье" есть имя, а "[он] здоров" есть глагол, ибо это еще обозначает, что здоровье имеется в насто­ящем времени⁵.

¹ Платон. Кратил. 414 с // Соч. Т. 1. С. 456.

² См.: Аристотель. Об истолковании. 2, 16 b 1 // Соч. Т. 2. С. 94.

³См.: Платон. Софист. 262 а // Соч. Т. 2. С. 389.

⁴ Аристотель. Об истолковании. 2, 16 b 6 // Соч. Т. 2. С. 94.

'Там же. 8--10.

Такие модификации смысла могут обозна­чаться не только флексией имени сущест­вительного или глагола, но и путем исполь-зования вспомогательных глаголов, артик­лей, предлогов и т. д. Однако невозможно считать, что эти способы коренятся в при­роде, ибо они весьма разнообразны в раз­ных языках и в большинстве случаев очень трудно вскрыть их имитационно значимый источник, всегда затушеванный и утерян­ный в повседневном использовании языка.

с) От произвольности к условности

Таким образом, природное соответствие языкового знака тому, что он обозначает, могло иметь место лишь в период становле­ния речи, но с эволюцией языка положение изменилось. В любом сложном языке значе­ние слов устанавливается лишь обычаем, или "по привычке"⁶, которая приучает связывать слово с определенным смыслом. Становле­ние и укоренение языкового обычая оказыва­ется необходимым, так как по привычке "можно выражать вещи как с помощью подобного, так и с помощью неподобного"⁷. В этом смысле можно сказать, что языковой знак имеет "произвольный"⁸ характер: его связь с тем, что он обозначает, не вытекает из его собственной природы, а навязана ему извне, привычкой, сложившейся в обществе.

Однако "привычка" не есть нечто "от­личное от договора"'. В самом деле, при­вычка — это то, что принимается и переда­ется в обществе, по молчаливому или ясно выраженному соглашению. Можно, стало быть, определить языковой знак и как про­извольный, в том смысле, в котором произ­вольность означает действие воли:

Ведь мне кажется, какое имя кто чему-либо установит, такое и будет правиль­ным. Правда, если он потом установит другое, а тем, прежним, именем больше не станет это называть, то новое имя будет ничуть не менее правильным, нежели ста­рое; ведь когда мы меняем имена слугам, то вновь данное имя не бывает же менее правильным, чем данное прежде¹⁰.

⁶ Платон. Кратил. 434 е // Соч. Т. 1. С. 483.

⁷ Там же. 435 Ь. С. 484.

⁸ Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. С. 100.

⁹ Платон. Кратил. 434 е // Соч. Т. 1. С. 483. '"Там же. 384 d. С. 416.

Это был обычай патриархального общест­ва — давать всякий раз одно и то же имя слугам, принимаемым на какую-то оп­ределенную работу. И, разумеется, назы­вать всех горничных Викториями, это произвол, но и в то же время родители назвали их Бертами или Мариями так же произвольно! Ведь чтобы язык был поня­тен, требуется лишь "соглашение"¹ между партнерами по языковому общению по поводу отношения, чисто условного, или конвенционального, между словом и тем, что оно означает.

Натуралистская теория языка предпола­гала наличие "некоторого естественного со­ответствия" слова его функции, которая за-ключается в указании и описании какой-то вещи. А если "имя есть некое орудие обуче­ния и распределения сущностей, как, ска­жем, челнок — орудие распределения ни­ти"², то необходима особая техническая компетенция, чтобы создать его сообразно функции:

Не всякий человек способен правильно ус­тановить... имя для какой-либо вещи³.

Если же "речь что-то обозначает, но не как естественное орудие, а... в силу со­глашения"⁴, то создание языковых знаков зависит лишь от произвольного решения того, кто их предлагает, и от обществен­ного согласия, которое ратифицирует его предложение.