Французский материализм XVIII века

Другая традиция философии Нового времени, в контексте которой предпринимаются попытки обойти обнаружившиеся в эмпиристской, сенсуалистической гносеологии противоречия — философия французского материализма XVIII века: Ламетри (1709-1751), Д.Дидро (1713-1784), К.Гельвеций (1715-1771), П.Гольбах. Суть их позиции в том, что вещи, тела существуют объективно, независимо от субъекта, но материальное и мыслящее связаны неразрывной связью. Ощущения, мышление — это свойство вещей. Например, Дидро считает, что способность к ощущениям потенциально присуща вещам материального мира. Его аргументация, развиваемая, в частности, в диалоге «Разговор Д'Аламбера и Дидро» репрезентативна для всего французского материализма XVIII в. (Д'Аламбер — французский просветитель и математик, сенсуалист дуалистического толка). И Дидро и Д'Аламбер представляют реальность в категориях и принципах механистической картины мира.

Вопрос, обсуждаемый ими в «Разговоре» касается природы сознания. Дидро сравнивает человека с музыкальным инструментом, фортепьяно. Если бы такое фортепьяно обладало способностью к ощущениям и памятью, оно ведь стало бы само повторять те арии, которые мы исполняем на его клавишах. «Мы, — говорит Дидро, — инструменты, одаренные способностью ощущать и памятью. Наши чувства — это клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто издают звук сами по себе; по моему мнению, это все, что происходит в фортепьяно, организованному подобно вам и мне».

Д'Аламбер возражает, что такому фортепьяно надо бы обладать способностью добывать себе пищу и производить на свет маленькие фортепьяно, т.е. хочет сказать, что ощущения — продукт живого, жизни, а не неживой вещи, механической системы. Это, однако, не смущает Дидро. Он говорит: возьмите яйцо. Что это такое? Масса неощущающая. Введем в яйцо зародыш. Это тоже инертная грубая жидкость. Каким образом из яйца появляется организация, способная к ощущениям и жизни? Посредством теплоты. Но теплота есть проявление движения материи. Таким образом, из одной неощущающей материи, под воздействием другой неощущающей материи, затем теплоты и движения получается тело, наделенное способностью к ощущениям, жизнью, памятью, сознанием, мышлением.

Как все это можно объяснить? Одно из двух. Либо допустить чудо, что противоречит здравому смыслу, либо следует допустить, «что способность ощущения есть всеобщее свойство материи или продукт ее организованности» [Дидро 1986, 386, 387].

В философской традиции французского материализма XVIII в. методологические установки механистического естествознания начинают переноситься не только на сферу сознания, но и на проблему человека в целом, основным аспектом которой становится категория свободы.

Философские рефлексии относительно данной категории, конечно, коррелируются с революционными преобразованиями эпохи, политической борьбой за свободу и права человека. Показательно при этом, что и тема прав и политических свобод человека, как она представлена в декларациях, конституциях, публицистике эпохи несет на себе явный отпечаток научной рациональности. «Когда Декларация независимости (США. 4 июля 1776 г.), — подчеркивал Б.Рассел, — говорит: “Мы утверждаем, что эти истины самоочевидны”, — она следует образцу Евклида. Распространенная в XVIII веке доктрина о естественных правах человека является поиском евклидовых аксиом в области политики» [Рассел 1959, 55].

Однако привнесение в сферу понимания человеческой сущности и свободы принципов научной рациональности, причем, в формах классического механицизма, приводило к ряду парадоксов, и главный из них в том, что этот подход приводил к полному отрицанию свободы. Ведь если человек есть исключительно предмет естественного, природного мира, в котором действуют объективные законы, вроде ньютоновских законов динамики и гравитации, то и человек в своих реакциях и поведении жестко и однозначно детерминирован их действием, а значит не свободен. «Согласиться с тем, что человек свободен, — писал Маркиз де Сад, — можно лишь допустив, будто он сам решает, что ему делать. А если это решают за него его страсти, данные ему природой, то как можно тут рассуждать о свободе? Сила желаний предопределяет его поступки с той же неукоснительностью, что и четырехфунтовая гиря перевешивает двухфунтовую» [Маркиз де Сад 1992, 20].

В сфере морали все это приводит к апелляции к естественной природе как источнику добра. «Человек по своей натуре добр и только общество делает его плохим». Все, что отличает цивилизованного человека от необученного варвара, есть зло. Морально то, чего хочет моя природа, а общепринятая мораль представляет собой фикции, обман, узаконенные корыстными и властолюбивыми служителями церкви.

Но наиболее разительной парадокс в том, что отрицается ценность самой науки. «Наука и добродетель, — считал Руссо, — несовместимы, и все науки имеют неблагородное происхождение. Астрономия проистекает из суеверий астрологии, красноречие — из честолюбия, геометрия — из скупости, физика из тщеславного любопытства».

Так что гильотина, это первое в истории человечества средство механизации смертной казни имела своими предпосылками не только технический прогресс, но, в не меньшей мере, мировоззренческие формы, порожденные эпохой Просвещения.

! Задание 5.3.Найдите проявления механицизма в суждении: «В камне и растении можно найти те же самые существенные для жизни принципы, что и в человеческом организме; вся разница заключается в комбинации этих признаков, в числе, пропорции, порядке и форме органов».

Контрольные вопросы для самопроверки

1. В чем смысл афоризма Ф.Бэкона: «Знание — сила»?

2. Каково место Бога в декартовской картине мира?

3. Что понимается под «простыми идеями» в философии Локка?

4. Как связан сенсуализм Юма с его скептицизмом?

5. Есть ли различия между рационализмом Декарта и Лейбница?

6. Чем объяснить распространенность метафоры «человек-машина» во французском материализма XVIII в.