Сочинение по религий 593

другой, это — одно из величайших действий, которое произ­водит в человеке единение с Христом.

Добродетель здесь уже не мрачное чудовище, каким изобра­жает ее стоическая философия; она не детище сурового учения о долге, какое мы встречаем у всех языческих народов, но то, что она делает, она делает из любви к Христу, из любви к бо­жественному существу, и, выходя из этого чистого источника, она является освобожденной от всего земного и поистине боже­ственной. Всякая отталкивающая сторона отпадает, все земное уходит, все грубое исчезает, и добродетель вся преображается, становясь в то же самое время мягче и человечнее.

Никогда человеческий разум не в состоянии был изобразить ее таким образом; его добродетель всегда оставалась ограни­ченной, земной добродетелью.

Достигши этой добродетели, этого единения с Христом, человек тихо и спокойно будет ожидать ударов судьбы, муже­ственно устоит против бури страстей, неустрашимо перенесет ярость злого, ибо кто в состоянии его угнетать, кто в состоянии отнять у него его Спасителя?

Он знает, что все то, о чем он просит, будет дано, ибо он просит только о единении с Христом, следовательно, только о божественном, и кого не возвысит и не утешит это слово, которое Спаситель сам возвещает? (Иоанн, 15, 7.)

И кто не будет охотно переносить страдания, зная, что своим пребыванием во Христе, его делами выражается уваже­ние к самому богу, что его совершенство возвышает владыку мира? (Иоанн, 15, 8.)

Таким образом, единение с Христом внутренне возвышает, утешает в страданиях, успокаивает и дает сердце, открытое человеческой любви, всему великому, благородному не из-за честолюбия, не из стремления к славе, а только ради Христа. Таким образом, единение с Христом дает радость, которую эпикуреец напрасно пытается найти в своей поверхностной философии, более глубокий мыслитель — в скрытых глубинах знания, которую знает только простодушное детское сердце, соединенное с Христом и через него с богом и которая делает жизнь прекраснее и возвышенней (Иоанн, 15, 11).

Написано К. Марксом 10 августа Печатается по рукописи

1835 г. п я

Перевод с немецкого

Впервые опубликовано виздании:

HArchiv für die Geschichte des Sozialismus

und der Arbeiterbewegung»,

Jg. 11, Leipzig, 1925

S94

ПРИЛОЖЕНИЙ

ЗАСЛУЖЕННОЛИ ПРИЧИСЛЯЮТ ПРИНЦИПАТ АВГУСТА К БОЛЕЕ СЧАСТЛИВЫМ ЭПОХАМ РИМСКОГО ГОСУДАРСТВА? ш

ГИМНАЗИЧЕСКОЕ ЭКЗАМЕНАЦИОННОЕ СОЧИНЕНИЕ К. МАРКСА НА ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ

Перед тем, кто пожелает исследовать вопрос о том, каким было время Августа, открывается много способов, с помощью которых он может об этом судить: во-первых, он может прибег­нуть к сравнению с другими эпохами римской истории, ибо если показать, что время Августа было похоже на те предше­ствующие эпохи, которые называют счастливыми, и не похоже на те эпохи, в которые, по суждению современников и новей­ших исследователей, нравы изменились и ухудшились, госу­дарство раскололось на партии, а на войне его постигали неудачи, — то по этим эпохам можно делать заключения об эпохе Августа; затем нужно исследовать, что говорили об этой эпохе древние, как смотрели на империю чужеземцы, боялись ли они ее или презирали, и, наконец, как обстояло дело с искус­ствами и литературой.

Но для того чтобы не быть слишком многоречивым, я сравню с эпохой Августа прекраснейшую эпоху из числа предшест­вовавших ей, эпоху, которую сделали счастливой простота нра­вов, стремление к добродетели, честность должностных лиц и народа, эпоху, когда была подчинена Нижняя Италия, а сде­лав это, сравню с ней эпоху Нерона, несчастнее которой не было.

Ни в одно время римляне не чувствовали такого отвращения к занятию изящными искусствами, чем в эпоху, предшествовавшую Пуническим войнам ш, когда образование уважалось в наимень­шей степени, ибо самые выдающиеся люди тех времен занима­лись главным образом земледелием и уделяли внимание только ему, когда красноречие было излишне, так как люди немногими словами говорили о том, что следует делать, и требовали не изящества речи, а изложения сути предмета; история тогда не нуждалась в красноречии, а сообщала только о фактах и сводилась лишь к написанию анналов.

Однако весь этот период был наполнен борьбой между патрициями и плебеями, потому что с момента изгнания царей вплоть до первой Пунической войны продолжались споры о правах тех и других, а большая часть истории излагает

ЛАТИНСКОЕ СОЧИНЕНИЕ



лишьзаконы, которые издавали трибуны или консулы, ожесто­ченно боровшиеся друг с другом.

О том, что достойно похвалы в это время, мы уже ска­зали.

Для того чтобы описать эпоху Нерона, не нужно много слов, потому что кому же не ясно, каково было это время, если убивали лучших граждан, если царил гнусный произвол, если нарушались законы. Рим был сожжен, а полководцы, поскольку они боялись, что их успешные деяния могут вызвать подозре­ния, и поскольку ничто не толкало их к великим делам, искали славы больше в мире, чем в войне.

Что эпоха Августа не похожа на эту последнюю эпоху, никто не может сомневаться, ибо его правление знаменито кротостью. Хотя исчезла всякая свобода и даже всякая види­мость свободы, хотя по приказу принцепса менялись учрежде­ния и законы и вся власть, которой раньше обладали народные трибуны, цензоры и консулы, перешла в руки одного чело­века, — римляне все же полагали, что правят они и что слово «император» — это только другое название для тех должностей, которые прежде занимали трибуны и консулы, и не замечали, что у них отнята свобода. И разве это не верное доказательство мягкости правления, если граждане могут сомневаться, кто является принцепсом и управляют ли они сами или ими уп­равляют?

На войне же римляне никогда не были удачливее, потому что в это время были покорены парфяне, побеждены кантабры, разгромлены реты и винделики. Германцы же, злейшие враги римлян, с которыми безуспешно боролся Цезарь, хотя в от­дельных сражениях в результате предательства, коварства, доблести и того, что они жили в лесах, и побеждали римлян, но вообще мощь многих племен Германии была сокрушена благодаря тому, что Август даровал отдельным лицам римское гражданство, благодаря силе войск, которыми руководили опытные полководцы, а также в результате вражды, возникав­шей между самими германскими племенами.

Итак, ни в отношении внутренних дел, ни в отношении военных действий эпоху Августа нельзя сравнивать с эпохой Нерона и еще более худших принцепсов.

Что касается партийных раздоров и споров, которые про­исходили в эпоху, предшествовавшую Пунической войне, то иони прекратились, потому что, как мы видим, Август сосредоточил в своем лице все партии, все должности, всю власть, и, следовательно, верховная власть не могла расхо­диться сама с собой, что приносит высшую опасность любому



ПРИЛОЖЕНИЯ

государству, поскольку в результате этого его авторитет у чужеземных народов уменьшается, а общественными делами занимаются больше в силу честолюбия, чем ради блага народа.

Однако эпоха Августа не должна восхищать нас до такой степени, чтобы мы не видели, что она во многих отношениях хуже эпохи, предшествующей Пуническим войнам. Ибо нельзя называть эпоху счастливой, если нравы, свобода и доблесть понесли ущерб или пришли в полный упадок и если царят скупость, расточительность и невоздержанность; однако ум Августа, учреждения и законы, созданные людьми, которых принцепс избрал для того, чтобы улучшить положение потрясенного государства, оказали большое воздействие на ликвидацию последствий, вызванных гражданскими вой­нами.

Например, мы видим, что Август очистил от следов преступ­лений сенат, в состав которого проникли в высшей степени продажные люди, удалил из него многих, чьи нравы ему были ненавистны, и ввел многих других, которые отличались доб­лестью и умом.

Во время принципата Августа государству служили всегда мужи, славившиеся своей доблестью и мудростью, ибо разве можно назвать в эту эпоху людей более значительных, чем Меценат и Агриппа! Хотя мы видим, что принцепс никоим образом не был свободен от притворства, он, по-видимому, как мы уже сказали, не злоупотреблял силой и прикрывал ненавистную власть видимостью мягкости. И если государство, каким оно было до Пунических войн, было наиболее пригодным для своего времени, так как оно возбуждало в душах стремле­ние к великим делам, внушало страх врагам и вызывало между патрициями и плебеями прекрасное соревнование, которому, правда, не всегда была чужда зависть, то государство, которое установил Август, кажется нам наиболее пригодным для его времени. Ибо когда люди изнежены и простота нравов исчезает, а размеры государства увеличиваются, — то император может лучше обеспечить свободу народу, чем свободная республика.

Теперь переходим к тому, каково было суждение древних об эпохе Августа.

Они называют его божественным, считают, что он скорее бог, чем человек. Этому можно было бы не верить, если бы об этом свидетельствовал только Гораций. Однако и выдающийся историк Тацит всегда говорит об Августе и его эпохе с вели­чайшим почтением, высочайшим восхищением и даже с лю­бовью,

АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ КАРЛА МАРКСА



А литература и искусства ни в какие времена так не процветали; в эту эпоху жили многие писатели, и их творения служили источником, из которого почти все народы черпали образование.

Итак, поскольку государство, по-видимому, было хорошо устроено, принцепс хотел принести народу счастье, и наиболее выдающиеся люди по его инициативе занимали государственные должности, поскольку эпоха Августа не уступает лучшим эпохам римской истории и поскольку она, по-видимому, отли­чается от дурных эпох; поскольку мы видим, что партийные споры и раздоры прекратились, а искусства и литература процветали, — то в силу всего этого принципат Августа за­служенно следует причислить к лучшим эпохам, а также отметить, что большого уважения заслуживает и тот человек, который хоть и имел возможность делать все, однако, достиг­нув власти, думал только о благе государства.

Написано К. Марксом 15 августа 1835 г.

Впервые опубликовано в издании:

^Archiv für die Geschichte des Sozialismus

und der Arbeiterbewegung»,

Jg. 11, Leipzig, 1925

Печатается по рукописи Перевод с латинского

Наши рекомендации