Опровержение скептицизма. Самопознание как исходный пункт философствования
Августин в своей концепции истины исходит из фразы, ко-торую произносит Спаситель: «Я есмь путь, и истина, и жизнь”. Поэтому Августина уверен, что проблема существования истины и познания ее является основной, ключевой для христианской философии. Если истина не существует, как утверждают скепти-ки, то не существует и Бог. А если истина непознаваема, то и Бог непознаваем и для нас закрыты все пути к спасению. Поэтому для Августина чрезвычайно важно опровержение скептиков, важно доказать, что истина и существует, и познаваема.
Этой проблеме Августин посвящает свой первый трактат «Против академиков”, в котором он излагает свои аргументы против скептицизма. Скептицизм для Августина — злейший враг; он подтачивает основы морали, доказывая, что все истинно или все ложно, и человек только выбирает то, что ему нравится. Скептицизм подтачивает основы религии, доказывая, что Бог есть или что Бога нет, как каждому угодно.
Однако скептик сам себе противоречит, считает Августин. Ибо если академики указывают на то, что невозможно познать истину и можно познать лишь истинноподобное, то Августин от-вечает, что в этой фразе есть противоречие: как мы можем знать истинноподобное, не зная истины? Это все равно что утверждать, будто сын похож на отца, но при этом отца не знать.
Августин указывает, что фраза «знание истины невозмож-но” противоречива сама по себе, потому что человек, выражаю-щий такое мнение, претендует на то, что эта фраза истинна. Зна-чит, он тем самым утверждает, что истина есть. Если же мы ска-жем, что эта фраза ложна, то, следовательно, знание истины воз-можно, и истина, опять же, существует. В обоих случаях из этого постулата скептиков вытекает, что истина существует.
Еще один аргумент выдвигает Августин: сами скептики все-гда аргументируют, доказывают, т.е. верят в истинность доказа-тельств — логических правил и законов. В частности, Августин говорит о законе исключенного третьего и законе противоречия. Как бы люди ни старались, ничего нового они придумать не смо-гут: вещь или существует, или не существует. И этот закон будет всегда истинен, как бы с ним ни спорили. Все или истинно, или ложно — сама по себе эта фраза истинна.
Не могут спорить скептики и с истинами математики: 2х2=4; 3х3=9. Это является абсолютной непререкаемой истиной.
В споре против скептиков Августин прибегает и к одному эпикурейскому аргументу: он говорит о том, что скептики на-прасно обвиняют чувства в том, что они не выдают нам истины. Это не так, поскольку чувства лишь извещают нас о внешнем ми-ре. Чувства не могут ошибаться; ошибаются не чувства, а судя-щий о них разум.
Августин говорит об аргументе скептиков (весло, погруженное в воду, кажется сломанным, а в воздухе оно прямое; ка-ково же оно на самом деле?), что это совершенно верно: чувства правильно показывают картину, так как весло, погруженное в во-ду, кажется сломанным. Удивительно было бы, если бы чувства показывали обратную картину. Мы должны сделать соответст-вующие выводы из этого преломления, замечает Августин.
Для скептиков органы наших чувств были границей, за пре-делы которой мы не можем выйти. Для Августина наоборот: чув-ства — это то, что связывает человека с миром. Здесь отличие Августина от Плотина, для которого все познание состоит лишь из познания своего собственного мыслящего «я”. Плотин абсо-лютно не доверял своим чувствам, поскольку чувства дают зна-ние о материальном мире, а материальный мир есть мир теней, мир зла, на который не стоит обращать внимания. Но Августин все же следовал именно плотиновскому методу самопознания. Почему? Потому что, в конце концов, Августин выдвигает еще один аргумент против скептиков: если человек сомневается, то он мыслит, он существует — и это истина. Нельзя сомневаться в собственном сомнении — это самая очевидная истина. Вот что пишет он об этом в книге 11 «О граде Божием”:
«Я не боюсь никаких возражений относительно этих истин со стороны академиков, которые могли бы сказать: а что, если ты обманываешься? Если я обманываюсь, то поэтому я уже сущест-вую, ибо кто не существует, тот не может, конечно, обманывать-ся. Я, следовательно, существую, если обманываюсь. Итак, по-елику я существую, если обманываюсь, то каким образом я обма-нываюсь в том, что существую, если я существую несомненно, коль скоро обманываюсь? Поелику я должен существовать, что-бы обманываться, даже если бы и обманывался, то нет никакого сомнения, что я не обманываюсь в том, что знаю о своем сущест-вовании. Из этого следует, что я не обманываюсь и в том, что я знаю то, что я знаю. Ибо как знаю я о том, что существую, так равно знаю и то, что я знаю. Поскольку же эти две вещи я люблю, то к этим двум вещам, которые я знаю, я присоединяю эту самую любовь как третью, равную с ними по достоинству”.
Отсюда Августин делает выводы, может быть, большие, чем сделал впоследствии Декарт, который скажет: «Я мыслю, следо-вательно, я существую”. Августин пишет о том, что он сомнева-ется, следовательно, он существует, а значит, знает, что существует; а поскольку он знает, что существует, он любит это свое знание и свое существование. Этот взгляд он переносит на Пре-святую Троицу и таким образом делает переход к познанию Бога.