Проблема начала русской философии

Когда возникает русская философия? Проблемы такого типа не имеют, как правило, однозначного решения. В данном случае, если не учитывать нюансов, имеют место две позиции. Одна из них возводит русскую философию к раннему средневековью, к Х в., к эпохе принятия христианства. А после XVII в., согласно этой точке зрения, начинается уже «пост-история». До этого же были «предыстория», «становление» и т.д. Как быть, однако, с теми разительными отличиями, которые сразу же обнаруживаются при сопоставлении древнерусской культуры с современной ей западно-европейской? В Западной Европе в это время возникают университеты с философскими факультетами, появляются выдающиеся философы (Абеляр, св. Фома Аквинский и др.), бушуют философские дискуссии и диспуты. И очевидное отсутствие чего-либо похожего на Руси. А что же есть? Как утверждают сторонники обозначенной позиции, философия на Руси, не будучи выделенной в самостоятельную традицию, как бы пронизывает всю культуру в целом. Нет особого языка, как латынь на Западе, логических, понятийных структур, специфических проблем, зато глубокие философские идеи «растворены» в произведениях живописи, зодчества, в летописях и т.д.

«Рублевская “Троица” столь же философична, сколь философичны триада Гегеля и трихотомия Канта», — говорят сторонники древнерусского происхождения философии [3].

Альтернативный подход относит возникновение русской философии к срокам значительно более поздним. Вот что писал, к примеру, известный российский философ Густав Шпет (расстрелян в 1937 г. в Томске, куда ранее был сослан). «История нашей науки началась с Петра, но протекала в потемках общественного философского сознания. Лишь к концу второго века после Петра стало светать, отдельные одинокие вершины зарделись золотым светом, умы стали просыпаться и разбрелись для дневной работы. В этом — история русской философии» [10]. Подобные же взгляды, с возможными расхождениями в деталях, высказывали Н.А.Бердяев, А.Ф.Лосев, Н.О.Лосский и др.

Итак, кто же прав? Когда все-таки возникает русская философия? Петр Постников, будущий сподвижник Петра I, закончил в 1694 г. Падуанский университет со степенью доктора философии. Это был первый в России носитель данной степени. Что, однако, отсюда следует? Еще и сейчас в некоторых европейских странах эта степень может означать все что угодно, например специализацию в области математики или филологии. Это дань традиции, тем эпохам, когда философия охватывала все знание, когда не сложились еще предметы конкретных наук. Но в любом случае один доктор философии не заменит, конечно, ни сообщества философов, ни опубликованных философских трактатов, ни собственно философской традиции.

Поставим вопрос иначе. С чего вообще начинаются философия и философствование? Видимо, такой вопрос следует разрешить прежде всего.

Философия — это особая форма человеческой духовности, рефлексия, мышление о мышлении (è1.2). Философия представляет собой мысленное обращение к внутреннему опыту, другими словами, самосознание. Философия — это рефлексия универсальных, всеобщих оснований человеческого бытия. Таковыми выступают добро и зло, время, необходимость, свобода, Бог, жизнь, смерть и т.д.

Конечно, и в живописи, и в архитектуре, и в летописях отражено определенное мировоззрение, то есть представления людей о необходимости, добре, Боге, прекрасном и т.п.

Но мировоззрение и философия далеко не одно и то же. В философской рефлексии мировоззрение получает рациональное, представленное теоретическими моделями, выражение. Отождествлять мировоззрение и философию примерно то же, что не видеть разницы между электрическими явлениями и теорией электричества.

Отсюда следует, что начало философии мы можем обнаружить там и постольку, где и поскольку обнаруживается в явной форме рефлексивная позиция и свойственные ей постановки проблем.

Например, доказательство бессмертия души у Платона (è 3.3.2).

В достаточно отчетливом виде указанные феномены обнаруживаются в российской культуре лишь в конце ХVIII—первой половине XIX в., прежде всего у западников и славянофилов: П.Я.Чаадаева, А.И.Герцена, И.В.Киреевского, А.С.Хомякова и др. Так, когда Чаадаев пишет: «Нельзя доказать строго ни бессмертия души, ни ее невещественности; но можно доказать жизнь души после той минуты, которую называем смертью; для нравственности этого довольно», — он, очевидно, философствует в собственном смысле этого слова [7]. Обращение философии к теме жизни, смерти, бессмертия было всегда ей присуще.

Таким образом, русская философская традиция необычайно молода. Ее появление отстоит от нас всего на полтора-два столетия. Впрочем, здесь есть один нюанс, который следует оговорить специально. Культура на Руси, конечно, и раньше, до возникновения собственно философской традиции, не была совершенно чужда философии. Этим она, действительно, обязана принятию христианства. Ведь христианство является, если можно так выразиться, самой «философской» из всех существующих конфессий. С одной стороны, христианство выплавлялось в тигле, насыщенном философской рефлексией античной культуры. Не случайно Ницше называл христианство «платонизмом для народа».

Христианская религия уже в своем генезисе «захватывала», впитывала многие аспекты античного философствования, прежде всего саму рефлексивную установку, позицию. Она запечатлена в представлениях о душе, грехе, Троице и т.д.

Доказательна в данной связи, например, трактовка Платоном мышления: «Мышление есть разговор души с самой собой о былых встречах с Богом». С другой стороны, христианство как никакая другая религия, «тиражирует», делает массовым, близким и доступным для всех своих приверженцев рефлексию, опыт самосознания, покаяние, исповедь и т.д.

Впрочем, нельзя, конечно, недооценивать того обстоятельства, что, будучи включенным в контекст религиозной христианской культуры, опыт рефлексии приобретает очень своеобразные черты, во многом отграничивающие и дистанцирующие его от рациональной философской рефлексии. Скажем, древнерусскую икону вслед за Е.Трубецким называют «умозрением в красках». И действительно, она как бы обращает наш взор вовнутрь, к душе, к «разговору души с самой собой о былых встречах с Богом». Но все же икона лишь знак, символ рефлексии, но не философский текст во всем его богатстве и многообразии.

Благодаря христианству, и это тоже показатель их органической взаимосвязи, античная философская традиция была усвоена Европой, чтобы затем приобрести в поле западно-европейской культуры новые направленности и содержания. Воспроизводство философской рефлексии фактически не прерывалось здесь ни на один исторический миг. Напрашивается вопрос: почему ничего подобного не произошло, однако, в российской истории? Почему, усваивая вместе с христианством известные формы и продукты античной философии, наши предки славяне утратили, оборвали сам опыт философствования?

На этот вопрос дал ответ, и ответ, видимо, правильный и точный, известный русский философ послеоктябрьского зарубежья Г.П.Федотов. «И все же именно в Киеве, — пишет он, — заложено зерно будущего трагического раскола в русской культуре... Я имею в виду славянскую Библию и славянский литургический язык. В этом наше коренное отличие, в самом исходном пункте, от латинского Запада. На первый взгляд как будто славянский язык церкви, облегчая задачу христианизации народа, не дает возникнуть отчужденной от него греческой (латинской) интеллигенции. Да, но какой ценой? Ценой отрыва от классической традиции. Великолепный Киев XI—XII вв., восхищавший иноземцев своим блеском и нас изумляющий остатками былой красоты, — Киев создавался на византийской почве. Это, в конце концов, греческая окраина. Но за расцветом религиозной и материальной культуры нельзя проглядеть основного ущерба: научная, философская, литературная традиция Греции отсутствует. Переводы, наводнившие древнерусскую письменность, конечно, произвели отбор самонужнейшего, практически ценного: проповеди, жития святых, аскетика. Даже богословская мысль древней церкви осталась почти чуждой Руси. Что же говорить о Греции языческой? На Западе, в самые темные века его (VI, VIII), монах читал Вергилия, чтобы найти ключ к священному языку церкви, читал римских историков, чтобы на них выработать свой стиль. Стоило лишь овладеть этим чудесным ключом — латынью, чтобы им отворились все двери. В брожении языческих и христианских элементов складывалась могучая средневековая культура — задолго до Возрождения.

И мы могли бы читать Гомера, философствовать с Платоном, вернуться вместе с греческой христианской мыслью к самым истокам эллинского духа и получить, как дар («а прочее приложится»), научную традицию древности. Провидение судило иначе. Мы получили в дар одну книгу, величайшую из книг, без труда и заслуги, открытую всем. Но зато эта книга должна была остаться единственной. В грязном и бедном Париже XII в. гремели битвы схоластиков, рождался университет — в «Золотом Киеве», сиявшем мозаиками своих храмов, — ничего, кроме подвига печерских иноков, слагавших летописи и патерики. Правда, такой летописи не знал Запад, да, может быть, и таких патериков тоже» [5].

!Задание 8.1.Определите, в чем некорректность суждения: «Получила в Древней Руси развитие и та область мышления, которая стоит на грани философии и лингвистики и которой занимается семиотика (семиотика — общая теория знаков и знаковых систем). Философско-лингвистические идеи в древнерусской культуре прослеживаются прежде всего в памятниках лексикографии: словарях-ономастиконах и особенно в азбуковниках».