I. Гегель – Хайдеггер – Кожев: «Понятие есть Время»

[Время] - Кожев и Хайдеггер

Кожев вслед за Койре[56] и в полном соответствии с точкой зрения Хайдеггера на «Временность» (= Время), утверждает, что «… Время, которое Гегель имеет в виду, это Время, которое для нас является историческим… для этого времени характерен приоритет Будущего»[57]. Кожев раскрывает свой тезис: «Определенное Будущим Желание (Желания – Ю.А.) станет реальностью в Настоящем (т.е. удовлетворенным желанием) только при том условии, что какая-то реальность подверглась отрицанию, т.е. стала прошлым»[58]. Таким образом: «Обобщая, скажем: … Время, которое имеет в виду Гегель… это Время осознанного, произвольного Действования, которое воплощает в настоящем некий Проект будущего, сложившийся на основе знания прошлого»[59].

Эта концепция Времени Кожева (которую он и отождествляет с гегелевской), конечно, не является буквальным воспроизведением позиции Хайдеггера. Но, с другой стороны, именно более реалистичный (точней, менее «спекулятивный») взгляд автора «Введения» и позволяет ему сформулировать ряд положений, которые с полным правом могут быть рассмотрены в качестве конкретизирующих, поясняющих или дополняющих мысль Хайдеггера.

Прежде всего (о чем сам Кожев и скажет в конце «Введения»[60]) у последнего нет ни слова о «реальной Истории» (Борьбы и Труда; Действия), в и посредством которой только и возможно обнаружить описанную им интуицию (= образ) «исходной временности». Кожев, напротив, весьма категоричен в этом вопросе: без Человека, его Поступков и Действий Времени бы в Мире не было, Время (= “…историческое, подчиненное ритму: Будущее -> Прошлое -> Настоящее”[61] ) имеется только там, где есть реальная История Борьбы и Труда[62].

Но, с другой стороны, несмотря на постулируемый «приоритет Будущего» (в рамках Исторического, т.е. Времени как такового), во «Введении» мы нигде не найдем хайдеггеровской интуиции «наставания бывшего». Если сформулировать эту мысль в (отчасти метафорической) терминологии Кожева, то можно сказать так: у автора «Введения» мы нигде не найдем описания того, как посредством негативного Действования, претворяющего в Настоящем некий Проект Будущего, оказалось бы по сути возобновленным некое Прошлое[63]. И причина здесь, в конечном счете, одна – мысль Кожева колеблется между «расхожим» и «исходным» пониманием Времени. Как следствие, вместе со вторым у Кожева сосуществует и первое: «Время – это ничто, которое удерживается в бытии, уничтожая его. … наличное ничто, вклинивающееся между ничто прошлого и ничто будущего…»[64] – [ср.[65]].

[Понятие] - Кожев и Гегель

Понятие у Гегеля, как (онтологическая) сущность духа, есть «абсолютная негативность», схватываемая и выражаемая им посредством «отрицания отрицания»[66]. И хотя у Кожева мы тоже находим не одну страницу (хотя, точнее, ей посвящены, так или иначе, все его произведения), касающуюся описанию негативной сущности духа, понятого в качестве отрицающего (Действием) налично-данное (Бытие) Человека. Но там же мы находим и ряд существенных отличий. Остановимся на ключевом моменте.

Та негативность, которую имеет в виду Кожев, является всецело отрицательной, формальной, исключающей и не носит абсолютного (и через это утверждающего) характера[67]. Тем более, если говорить о формальной стороне дела, во «Введении» сколько бы мы ни старались мы нигде не найдем ни единого упоминания об «отрицании отрицания». Как следствие, для Кожева оказывается невозможен и переход от одного способа осуществления негативности к другому: от познания, как «вот этой самой деятельности отрывающей смысл от Бытия»[68], к реальному Действию, непосредственно отрицающему это бытие в качестве наличного, - т.е. от Сознания (Теории) к Самосознанию (Практике). Впрочем, говоря языком феноменологии Гуссерля, речь идет скорее о невозможности для Кожева помыслить (сделать «показуемым») переход от одного (теоретического, пассивного) типа интенциональности к другому (практическому, «желающему», активному): «…сколько бы мы ни углублялись в анализ “мышления”, “разума”, “рассудка” и т.п. и вообще познавательного, созерцательного, пассивного состояния некоего сущего (а именно с такого разбора, надо заметить, Гегель и начинает ФД – Ю.А.), нам не понять, “почему” и “как” появилось… самосознание … В созерцании раскрывается объект, а не субъект. ... Человек… “вспоминает о себе” только тогда, когда у него возникает Желание…»[69]. Что в отношении Понятия, которое, как было сказано, у Гегеля является сущностью духа (а в рамках ФД – «абсолютного субъекта», снимающего противоположность интенциональностей Сознания и Самосознания (= Желания)), означает, как сказал бы Кожев, что Понятие, раскрывающее Предмет (Бытие), оказывается оторвано (= не имеет в себе перехода) от Понятия, раскрывающего Проект (предмет Желания). Это приводит к тому, что у Кожева Человек сначала Действует, преобразуя налично-данное, а затем получает Проект этого преобразования: «Он (= Человек – Ю.А.) совершает это… посредством Негации, т.е. с помощью Действия, и вот здесь-то (читай, как следствие – Ю.А.) и выходит на первый план … Проект… и возникает нужда в новом отрицании, или действовании, для сообразования Понятия (= Проекта) и Бытия (которое сообразуется с Проектом с помощью Действия)»[70]. Иными словами, это свидетельство того, что в своем понимании сущности Понятия Кожев колеблется между подходом Гегеля и Маркса и оно является столь же неопределенным (читай двусмысленным), как и в случае с проблемой Времени.

[Время = Понятие] - Гегель, Хайдеггер, Кожев (резюме)

Таким образом, если говорить о различии между тождеством Времени и Понятия, сформулированным в «аналогии 1» и тем, которое Кожев полагает во «Введении», можно сказать так: разница заключается в том, что Кожев, с одной стороны, отождествляет с Понятием такое свое понимание Времени, которое само колеблется между «расхожим» и «исходным», а с другой стороны, отождествляет со Временем такое свое понимание Понятия, которое колеблется между «спекулятивным» и «рассудочным». Поэтому Кожев, хотя и делает ряд существенных оговорок, но, по сути, описывает такое тождество, в котором Понятие раскрывается как «наличное ничто» (вместо гегелевского «отрицания отрицания»), а Время как «настоящее прошлого» (вместо хайдеггеровской интуиции «наставания бывшего»).