Проблема сознания в философии ХХ – ХХ1 вв

Проблема отношения между сознанием и бессознательным будет рассмотрена с точки зрен6ия психоанализа. Классический психоанализ. Основоположник психоанализа – венский профессор психиатрии З.Фрейд, - сопоставляет революцию, совершенную психоанализом, с двумя другими великими революциями: революцией Коперника (Земля не является центром мироздания) и революцией Ч.Дарвина (человек не является венцом творения). В этом же ряду стоит мировоззренческий переворот, провозгласивший, что «Я» не является хозяином в собственном доме». Того, кого мы называем словом «Я», Фрейд сравнивает с несчастным слугой двух господ, который вынужден все время лавировать и искать компромисса между двумя инстанциями. Одна из этих инстанций - бессознательное, - «Оно», или «Ид». Другая инстанция – это «Сверх-я», или «Супер-эго», которое является представителем общественных норм в сознании.

Рассмотрим сначала, как Фрейд понимает, что такое «Оно», или бессознательное. Главное содержание «Оно» составляют два влечения, которые Фрейд называет именами античных богов: Эрос – бог любви и Танатос – бог смерти. Первому из них соответствует влечение к наслаждению, - либидо, причем квинтэссенция любого наслаждения, с точки зрения З.Фрейда, по своей сути, связана с сексуальностью. Например, удовольствие, получаемое младенцем от сосания, питания, дефекации рассматривается З.Фрейдом как «оральная», «каннибальная», «анальная» формы инфантильной сексуальности. Второму из них соответствует влечение к саморазрушению, а в проекции на других – агрессия. Позже Фрейд делает радикальный вывод о том, что, всякое влечение, по своей сути, регрессивно и связано тем самым с влечением к смерти. «Если мы примем как не допускающий исключения факт, что все живущее, вследствие внутренних причин, умирает, возвращается к неорганическому, то мы можем сказать: целью всякой жизни является смерть, и обратно – неживое было раньше, чем живое»[17].

В отличии от «Оно», которое руководствуется принципом удовольствия, «Я», - осознаваемая часть личности, - руководствуется принципом реальности. «Я» - это некий поверхностный слой душевного аппарата, который ближе всего к внешнему миру. «Восприятие имеет для Я такое же значение, как влечение для Оно. Я олицетворяет то, что можно назвать разумом и рассудительностью, в противоположность к Оно, содержащему страсти». «Я» не отвергает конечной цели – достижения удовольствия, а лишь откладывает ее, пытаясь искать окольные пути. «По отношению к Оно Я подобно всаднику, который должен обуздать превосходящую силу лошади, с той только разницей, что всадник пытается совершить это собственными силами, Я же силами заимствованными»[18].

Следующая инстанция душевной жизни названа Фрейдом «сверх-Я», т.ж. «Я-идеал». Эта инстанция связана с ценностной ориентацией личности. «Сверх-Я» формируется в результате вытеснения детской сексуальности (Эдипова комплекса) и замены желания обладать объектом сексуального влечения идентификацией с этим объектом. Поскольку именно отец осознается в качестве главного препятствия сексуальных влечений, то вытеснение Эдипова комплекса осуществляется также через идентификацию с отцом. Поэтому «Сверх-Я» сходно с образом отца и является представителем «карающей» инстанции в психике. В дальнейшем роль отца переходит к учителям и авторитетам, заповеди и запреты которых сохраняют свою силу в Я-идеале иосуществляют в качестве совести моральную цензуру.Именно в «сверх-Я» укоренены угрызения совести, чувство вины, а также то зерно, из которого, по мнению Фрейда, выросли все религии.

«Сверх-Я» отвечает также за связь с социумом и культурой. Причем в культуре психоанализ видит также, прежде всего, совокупность репрессивных механизмов. Предметом внимания психоанализа становятся механизмы социализации личности в архаических обществах. Это, во-первых, обряды инициации, - посвящения в члены племени, а также многочисленные табу – строжайшие запреты. Обращает на себя внимание чрезвычайная жестокость архаических инициаций, включавших в себя целую систему физических пыток. Инициации в архаических обществах рассматривались как «средства, благодаря которым человек переходит из животного состояния в человеческое». Не прошедших этого обряда в архаических обществах презрительно называют «зверьми». В этих инициациях психоанализ видит прообраз любого «окультуривания» и любой социализации.

Карательные инстанции встраиваются в психику также в виде своеобразной цензуры, осуществляющей механизм вытеснения, который препятствует теперь не только осуществлению, но даже осознанию недозволенных желаний. Пересечением противоположных интенций «недозволенное влечение – цензура» Фрейд объясняет всевозможные формы «алогичности» психики. Одни и те же механизмы лежат в основе как алогичности сновидческих образов, так и психопатических симптомов. Запрещенное влечение (например, совершения инцеста), пытается прорваться в сознание, куда его не пускает цензура. Поэтому влечение может попасть в сознание лишь в замаскированном виде, - в одежде символов, метафор, «сгущений» и смещений. В этом механизме маскировки Фрейд видит источник как «алогичности» сновидческих образов, так и бессмысленности действий-ритуалов при навязчивом неврозе. Сновидение или психопатический симптом – это своего рода зашифрованное сообщение, расшифровать которое должен психоаналитик (для этого Фрейд разработал метод свободных ассоциаций).

Тот же механизм маскировки лежит в основе того, что Фрейд назвал «психопатологией обыденной жизни». Оговорки, опечатки, ошибки, провалы в памяти, спотыкания, несчастные случаи и т.д. в большинстве своем обусловлены не слабостью внимания, а вторжением из области бессознательного встречной воли, подавленной и идущей вразрез с совершаемым действием. В оговорках, описках и опечатках та или иная скрытая мысль находит свое выражение не в полной форме, а в форме, так сказать, паразитарной, то есть в виде модификации и расстройства другой мысли.

Таким образом, бессознательная сфера нашей личности находится, по мнению Фрейда, в состоянии извечного конфликта с требованиями социума. Поэтому каждый человек, с точки зрения психоанализа, пребывает в состоянии перманентного душевного конфликта и рассматривается как потенциальный невротик. Невротизм – извечный спутник цивилизации. Для того, чтобы смягчить конфликт между бессознательными влечениями и «Супер-эго», личность вырабатывает следующие защитные механизмы: вытеснение, регрессия, рационализация, проекция и сублимация.

В процессе вытеснения наиболее неприемлемые, с точки зрения социума, желания перестают осознаваться и становятся бессознательными. Но энергия вытесненного влечения не исчезает, а пытается прорваться в сознание, куда ее не пускает цензура. Поэтому вытесняемые влечения прорываются в сознание в замаскированном виде, приводя к алогичному поведению и симптоматике навязчивого невроза. Действия при навязчивом неврозе напоминают некий ритуал, в котором совершается выполнение сложных и бессмысленных повторяющихся действий. Как и во всяком ритуале, смысл этих действий остается непонятным субъекту, но не выполнять их он не может. Поэтому, с точки зрения Фрейда, вытеснение – это наихудший способ разрешения конфликта между сознанием и бессознательным, и все, что вытеснено, должно попасть в сознание. Это задачу, прежде всего, и должен решить психоаналитик.

Самым эффективным способом разрешения конфликтов между сознанием и бессознательным является сублимация. Термин «сублимация», позаимствованный психоанализом из алхимии, означает переключение энергии сексуального влечения в высшую сферу, - например, художественного творчества. Всю культуру Фрейд считал продуктом сублимации. Концепция сублимации в психоанализе имеет известное сходство с психосоматическими практиками древневосточных школ, прежде всего, с тантрической йогой, или кундалини йогой, в основе которых лежит тезис о возможности преобразования сексуальной энергии в магическую энергию.

К.Г.Юнг. Юнговская концепция бессознательного отличается от фрейдовской. С точки зрения Юнга, бессознательные процессы находятся, прежде всего, в компенсаторном отношении к сознанию. Они призваны как бы компенсировать диспропорции личности. Например, функцию сновидений Юнг видит в попытке исправления некоторых диспропорций личности за счет сновидческого материала. Отсюда – «сны-перевертыши», образы которых противоположны дневному сознанию. По мнению Юнга, это объясняется некими перекосами личности, которые сновидение таким образом пытается выправить. Например, люди, имеющие слишком высокое самомнение или ставящие себе нереально высокие цели, во сне, как правило, видят падения. Те, кто наяву склонны претенциозно задумываться о высоком, - видят обычно смехотворно банальные сновидения. Ханжа обычно видит сны, сплошь наполненные непристойностями. Компенсаторная функция бессознательного проявляется также в том, что оно компенсирует перекосы персоны. Под словом «персона» Юнг понимает некую искусственно созданную личность, наподобие маски, рассчитанной на то, чтобы производить впечатление на других. Эта искусственная личность компенсируется «тенью», и тогда личность оказывается разорванной на две до смешного различные фигуры («супермен» обычно под каблуком у жены и т.д.).

Однако более всего знаменит Юнг в связи с концепцией коллективного бессознательного. Содержание коллективного бессознательного составляют архетипы - первосимволы переживания мира в сознании, которые составляют стержень всех мифологий и религий. Юнг обратил внимание на одну очевидную загадку: мифологическая символика у всех народов является сходной, причем это не может быть объяснено простым заимствованием. Еще более загадочен факт, что подобные символы иногда всплывают в сновидениях людей, которые ничего не слышали об этих мифах. Символы, составлявшие некогда главное ядро мифологий и религий, продолжают являться сегодня то в сновидениях, то в бреде шизофреников, то в художественном творчестве. Эти символы как бы живут своей собственной жизнью и обладают энергией, намного превышающей энергию любых индивидуальных порождений психики. Архетип способен подчинить себе личное «Я» и вызвать одержимость, которая напоминает феномен «демонического наваждения». В связи с этим Юнг проявляет интерес к такому феномену, как феномен религиозного опыта и пытается интерпретировать его на языке психоанализа. Бог и бессознательное, по мнению Юнга, неразличимы: «Боги бежали с небес и пребывают отныне в глубинах нашего сознания». «Нам уже не дано вообразить себе эмпирея, вращающегося вокруг трона Господня, и мы уже не мечтаем найти Его где-то за пределами галактических систем. Убежищем тайн становится человеческая душа…»[19].

Другой ученик Фрейда - А.Адлер, - критически переосмысляет классический психоанализ и развивает учение о компенсации как универсальном механизме психического развития. Адлер обосновывает точку зрения на сущность невроза, которая базируется исключительно на принципе власти. Адлер считает, что сексуальные мотивы являются лишь маской, за которой скрывается более фундаментальное влечение – желание господствовать. Желание господствовать, в свою очередь, вырастает из потребности компенсировать чувство неполноценности. Истоки же чувства неполноценности лежат, прежде всего, в воспоминаниях о детской беспомощности или в еще более глубоких основаниях – в чувстве бессилия перед неотвратимостью смерти. Идеи Адлера способствовали модификации фрейдизма, приведше к возникновению неофрейдизма. Неофрейдизм соединяет психоанализ З.Фрейда с социальными теориями. К неофрейдизму примыкают Э.Фромм, К.Хорни, В.Райх, Г.Маркузе. В числе наиболее интересных последователей Фрейда нужно упомянуть Ж.Лакана, соединившего классический психоанализ с философией постструктурализма. По мнению Лакана, бессознательное структурировано как язык: Лакан использовал мысль Фрейда об особом значении языка для характеристики бессознательного.

Другое направление в изучении сознания – феноменологическое направление. Основоположник феноменологии – немецкий философ Э. Гуссерль (1859-1938 гг.). Общий смысл и пафос феноменологии – обращение к непосредственным данностям сознания - можно сопоставить со знаменитым изречением О.Уайльда: «не невидимое, а видимое – вот подлинная загадка мира!» Трудности феноменологического постижения – принципиально иного рода, нежели трудности понимания, к примеру, математики или физики. Во втором случае это - трудности понимания «невидимого» и «далекого», - того, что совершенно порывает с непосредственной интуицией. В первом же случае это - трудности понимания «непосредственно-данного», то есть «близкого»и открытого настолько, что оно становится невидимым именно вследствие своей открытости (как в изречениях мусульманской мистики: «Абсолют настолько открыто являет себя взору, что становится невидимым»).

Девиз раннего этапа феноменологии - «Назад, к самим вещам!» - требует отбросить все концептуальные «очки» на пути нашего взгляда на вещи. Ведь чаще всего мы даже не замечаем, что имеем дело не с самими вещами, а заменяющими их схемами и символами, мы переносим наши концептуальные построения на предметы, очень часто смешивая первое и второе. Глядя на мир, мы видим его в свете господствующих естественнонаучных (или каких-либо иных) гипотез и способны заметить в нем лишь то, что укладывается в «прокрустово ложе» таких концепций. Девиз: «Назад к самим вещам», или «Назад к восприятию» причитывается также как призыв «Учиться видеть», поскольку «нет ничего труднее, чем в точности знать, что же мы видим»[20]. Чтобы научиться видеть сами вещи, нужно практиковать феноменологический метод, который называется феноменологической редукцией. В процессе феноменологической редукции этап за этапом осуществляется феноменологическое эпохэ – воздержание от суждения: процесс восприятия последовательно очищается как от привнесенных концептуальных напластований, так и психологических переживаний. Феноменологический метод переориентирует философию с поисков истины на прояснение истины. Истину не нужно искать (где-то «там»), а нужно лишь выявить. Истина – всегда здесь, только таится под пластом толкований, которые нужно очистить. Это можно сравнить с проявлением пред-оформленного светом изображения на фотопластинке: очертания уже есть, но они невидимы, и требуются реактивы, выявляющие то, что скрыто. Средством реактивации сознания и является феноменологическое эпохэ.

Итогом феноменологического эпохэ должно стать обнаружение феномена. Феномен – это «само-в-себе-самом-показывающее», для которого видеть равнозначно понимать. Во всех прочих случаях мы видим одно, а понимаем другое. Поэтому самораскрытие феномена радикально отличается от отношения «явление-сущность»: явление всегда указывает на нечто другое, скрытое за ним (как, например, температура, превышающая 37°С, указывает на нарушения в организме). Примером усмотрения феноменов может быть эйдетическая интуиция в математике[21]. (Гуссерль свою научную карьеру начинал как математик, и в философию его привела методологическая рефлексия над проблемами математики). Примером феномена может быть также самодостаточное и самоценное произведение искусства, которое не указывает на нечто, скрытое за ним.

Однако первоначальный проект феноменологии – проект построения эйдетики сущего через обнаружение «само-в-себе-самом-показывающих» феноменов так и не был реализован. В поздних работах Э. Гуссерль переходит к исследованию самого сознания: первое, что надлежит научиться видеть – это свое собственное видение. Научиться схватывать свой взгляд возможно при помощи рефлексивного обращения внимания. Э. Гуссерль выделяет две установки сознания. Естественная установка – при которой в фокусе нашего внимания оказываются предметы, на которые направлено сознание, но не схватывается сам способ данности предмета в сознании Феноменологическая установка, которая достигается своеобразным обращением внимания не на выяснение каких-либо свойств, функций и т.п. предмета, а на сам процесс восприятия, «чистую осознаваемость», как таковую. Объяснить суть феноменологической установки достаточно сложно: в том-то и дело, что наиболее «естественной» для нас оказывается первая, то есть естественная установка сознания: нам свойственно удерживать в поле внимания только предметное содержание (то, что мы видим или то, о чем думаем), не замечая при этом самого сознания. Это можно сопоставить с тем, как, видя мир благодаря освещенности, мы не видим самого света до тех пор, пока он не отражается от предметов.

В итоге феноменологической редукции «в осадок» выпадает очищенная от предметов собственная суть сознания, которая в феноменологии обозначается словом интенциональность – чистая направленность на… Интенциональность можно уподобить лучу прожектора, высвечивающему из массива аморфной реальности (гиле) те или иные образы. Интендирование предметностей в сознании подобно также наведению резкости в оптических приборах. Структуры интенциональности Гуссерль описывает, употребляя такие термины античной философии, как «ноэма» и «ноэсис». Ноэсис – это акт придания смысла; ноэма – предметное содержание этого акта.

Следование тому же принципу «учиться видеть», в данном случае, видеть уже само сознание, - заставляет констатировать, что как интенциональность, так и феномены, погружены в поток времени и могут существовать, только непрерывно смещаясь во времени. Если внешнему созерцанию вещи предстоят в пространстве, то внутреннему созерцанию (феноменологическая установка) сознание открывается как поток времени. В рассмотрении темпорального потока как собственной сути сознания, пожалуй, и заключается главный вывод феноменологии, отличающей ее от классических концепций субъекта (например, декартовского «Я»).

Феноменология оказала влияние практически на все последующие направления философии ХХ века, но ближайшими ее наследниками являются философия экзистенциализма и фундаментальная онтология М. Хайдеггера. К общим чертам философских концепций, произрастающих из феноменологии, можно отнести следующее. Человеческое существование конституируется только в модусах времени. У человека нет сущности, а есть только экзистенция, которая может существовать, только непрерывно смещаясь во времени. Способ человеческого существование – непрерывное экзистирование, то есть выход за свои собственные пределы. Поэтому человеческое бытие никогда не может совпасть с собой, «Я» конституируется только в направленности на иное. Это «иное» может пониматься как некий виртуальный центр, который, подобно горизонту, непрерывно смещается либо в прошлое, либо в будущее, по мере того, как экзистенция пытается приблизиться к нему. Так развивается тема интенциональности и тема времени в рассмотрении феноменов человеческого бытия.