Глава 10. философия xx века 7 страница

У Шлейермахера и Дильтея речь идет о «вчувствовании», «вживании» S₂ в S₁; при этом смыслы в сознании S₂ становятся зависимыми от сознания S_1. Гадамер считает такую трактовку недостаточной. Необходимо расширить «герменевтиче­ское поле».

Гадамер говорит, что подлинное понимание требует учета многих факторов: характера связи интерпретатора и текста, исторических обстоятельств, их связы­вающих, соотношение прошлой и сегодняшней духовной атмосферы и т. д. В отли­чие от Шлейермахера и Дильтея, которые ставят интерпретатора в историческую ситуацию автора текста, так сказать, на позицию автора текста, и отвлекаются от исторической обусловленности самого интерпретатора, Гадамер говорит о необ­ходимости сближения «горизонтов» того и другого. Речь идет о том, что источни­ком смыслов текста является как его автор (S₁), так и интерпретатор (S₂). Харак­терно, что по мере развития герменевтики интерпретатор все больше выходит на передний план как источник смыслов, создающий их, приписывающий тексту и внедряющий в других читателей и слушателей.

В сближении, «слиянии» горизонтов определяющую роль играет язык: «Язык есть та среда, в которой происходит процесс взаимного договаривания собеседни­ков и обретания взаимопонимания по поводу самого дела»

Сознание исследователя, интерпретатора зависит от знаний, накопленных в об­ществе. В мышлении и миропонимании каждого человека проявляется «автори­тет традиций». Когда интерпретатор (например, историк) подходит к анализу тек­ста, у него уже есть отношение к этому тексту, детерминирование его знаниями и условиями его жизни, есть некоторое предварительное его понимание («пред-понимание» в терминологии Гадамера). Предпонимание — предпосылка пони­мания. Интерпретация всегда осуществляется в рамках определенной традиции, с некоторым предпониманием.

Хотя мы истолковываем текст с нашей сегодняшней точки зрения, это не ме­шает пониманию, поскольку сама наша точка зрения — продукт той же единой истории, в которой находится и интерпретируемый текст. «...Мы понимаем до­шедший до нас текст на основании смысла ожиданий, почерпнутых из нашего соб­ственного предварительного отношения к существу дела» (Гадамер).

«Тот, кто хочет понять текст, постоянно осуществляет набрасывание смысла. Как только в тексте начинает проясняться какой-то смысл, он делает предварительный набросок смысла всего текста в целом. Но этот первый смысл проясняет­ся в свою очередь лишь потому, что мы с самого начала читаем текст, ожидая най­ти в нем тот или иной определенный смысл. Понимание того, что содержится в тексте, и заключается в разработке такого предварительного наброска, который, разумеется, подвергается постоянному пересмотру при дальнейшем углублении в смысл текста» (Гадамер).

Предпонимание имеет характер предрассудка. «Предрассудком называется су­ждение, которое имеет место до окончательной проверки всех фактически опреде­ляющих моментов». Совокупность предрассудков, обусловленных традицией, об­разует «горизонт понимания». Нужно иметь в виду, что предрассудки имеются и у интерпретатора, и у автора текстов, поэтому «сближение горизонтов» предпола­гает выявление предпонимания как интерпретатора, так и автора текста.

Гадамер отклоняет традиционно негативное отношение к предрассудком как к чему-то, чего нужно избегать. Предрассудки законны, неизбежны; они коренят­ся в исторических условиях. И дело не в том, чтобы отбросить эти предрассуд­ки, — их надо осознать. Предрассудки могут быть продуктивными, а могут быть такими, которые мешают пониманию. Поэтому нужно разграничить предрассудки.

«Понимание обретает свои подлинные возможности лишь тогда, когда его пред­варительные мнения не являются случайными. А потому есть глубокий смысл в том, чтобы истолкователь не просто подходил к тексту со всеми уже имеющимися у него готовыми предмнениями, а, напротив, подверг их решительной проверке с точки зрения их оправданности» (Гадамер).

От личных предрассудков нужно освободиться. В частности, нужно учитывать сознательную маскировку истинного мнения под влиянием угрозы преследова­ния со стороны власть имущих или церкви, неосознанный конформизм человека, когда он считает истинным то, что считают все, неосознанное стремление к край­ностям и т. п.

Каковы источники предпонимания? Гадамер в конечном счете склоняется к тому, что предпонимание базируется не столько на рациональном знании, сколько на интуиции. Каков же источник интуиции? Герменевтики, как правило, уклоняются от ответа на этот вопрос. Другое решение вопроса об источнике предпонимания сводится к представлению о том, что язык направляет познание в целом и форми­рует его. Именно язык конструирует мир, определяет способ человеческого бы­тия. Понимание самого языка близко к его интерпретации лингвистической фи­лософией как некоторой игры. Сама игра втягивает в себя игроков. Язык ведет от предпонимания к пониманию.

Гадамер говорит, что к истине исследователь должен идти, ведя постоянный «диалог» с «текстом», мысля исторически. Важно помнить, что история — не «мерт­вые камни». Исторические события продолжают воздействовать на нас с откры­тием новых фактов, новых документов. С другой стороны, современные ситуации могут помочь по-новому понять прошлое. «Мыслить исторически значит проделать те изменения, которые претерпевают понятия прошедших эпох, когда мы сами начинаем мыслить в этих понятиях. Историческое мышление всегда и с са­мого начала включает в себя опосредование этих понятий с нашим собственным мышлением. Пытаться исключить из толкования свои собственные понятия не только невозможно, но и бессмысленно».

Гадамер утверждает, что каждый новый герменевтик создает новое содержание текста своей интерпретирую­щей деятельностью.

Концепция предпонимания дает возможность Гадамеру предложить решение ряда проблемных ситуаций. Одна из них — так называемый герменевтический круг. Дело в том, что существует взаимозависимость знания и понима­ния, понимания и объяснения, понимания части и целого. Так, чтобы что-то познать, нужно это понимать, а чтобы понимать, нужно знать. Иначе говоря, когда мы понимаем некоторое предложение, то его смысл как целого определяется значением отдельных слов, но, в свою очередь, собственные значения слов становятся ясными, понятными только в контексте предложения. Круг разрывается с помощью предпонимания, ко­торое предшествует пониманию.

Герменевтики выявили и проанализировали ряд аспектов понимания, его логи­ко-семантические, прагматические, психологические и другие условия. Некото­рые из полученных результатов имеют большое практическое значение. Динами­ка современного мира приводит к тому, что на наших глазах меняются значения слов, появляются новые слова, которые часто входят в сознание людей без глубо­кого понимания их смысла или даже с искаженным пониманием того, что в них выражено. Здесь для герменевтики открывается широкое поле деятельности.

Нужно также иметь в виду, что в гуманитарном познании люди чаще сталкива­ются с необходимостью индивидуализации объектов познания, историзмом, оценкой и т. д., чем в естественнонаучном. Использование в гуманитарном познании субъектно-субъектного подхода, диалогичное, историзма становится все более необходимым в свете герменевтических представлений. Однако не следует абсо­лютизировать возможности герменевтики и оправдывать ее претензии на роль единственной современной философии.

Структурализм

В 60-е гг. во Франции структурализм оттеснил на второй план экзистенциализм. Он стал ведущим философским направлением во Франции, подобно тому как в Германии ведущим направлением становится философия франкфуртской школы.

Структурализмом называют комплекс направлений в гуманитарном познании, в которых ставится задача выявления структуры социальных образований. Струк­турализм формировался в определенной оппозиции к экзистенциализму, предла­гая определенную переориентацию: вместо субъективности, переживания, свобо­ды — объективность, научность, жесткая детерминация структурами.

Становление методов структурализма началось в 20-е гг. в лингвистике. Здесь определилось стремление выявить структуру языка, отвлекаясь от его разви­тия, от географических, исторических, социальных обстоятельств. Затем методы структурного анализа стали применяться в психологии и литературоведении. В 50-60-е гг. методы структурализма распространяются и на другие области культуры.

В 60-е гг. структурализм приобретает статус философского направления. Сле­дует, однако, отметить, что работы ведущих структуралистов — это в основном конкретно-научные исследования, сопровождающиеся философскими рассужде­ниями. Лидеры структурализма не были профессиональными философами. Клод Леви-Стросс (1908-1990) был этнологом, Мишель Фуко (1926-1984)— истори­ком культуры, Жак Лакан (1901-1981) — психоаналитиком, Ролан Барт (1915-1980)— литературоведом.

Леви-Стросс, профессор Коллеж де Франс, создатель концепции структурной антрологии, говорил о гармонии чувственного и рационального начал, утрачен­ной современной европейской цивилизацией, но сохранившейся в мифологии. Основная задача этнологии, по Леви-Строссу, — изучение перехода от природы к культуре. Здесь очень важно учитывать бессознательное; сознание существует на пересечении множества бессознательных структур человеческого духа, каждая из которых соответствует определенному уровню социальной реальности. Труды Леви-Стросса посвящены изучению культуры первобытных племен, их образа жизни, брачно-семейных отношений и методологии исследования. В книге «Сло­ва и вещи» (1960) Фуко предпринял попытку выявить бессознательные основы знания, общие для биологии, политэкономии и языкознания в Новое время. Ла­кан переосмысливает фрейдистский психоанализ при помощи методов структур­ной лингвистики. Барт исследует знаковые системы (например, в книге «Система моды», 1967).

Вычленение структурного аспекта в гуманитарном познании осуществляется, как правило, на некоторой знаковой системе. Характерная черта структурализ­ма — стремление за сознательным манипулированием образами, символами знаками обнаружить неосознаваемые глубинные структуры, скрытые механизмы зна­ковых систем. Структура в понимании структуралистов — не просто сочетание элементов объекта, доступное непосредственному созерцанию. Структура — это совокуп­ность скрытых отношений, выявляемая «силой абстракции» в ходе движения от явления к сущности. При этом происходит абстрагирование от субстратной спе­цифики элементов, в них учитываются только «реляционные» свойства, т. е. свой­ства, зависящие от их положения в системе, от отношений их с другими элемента­ми. Вычлененная таким образом абстрактная структура может быть исследована методами символической логики и математики (например, теории графов).

Выделяется уровень сознательного манипулирования знаками и уровень скры­тых, бессознательно применяемых правил (механизмов, закономерностей, струк­тур). «Вслед за физическими науками гуманитарные науки должны убедиться в том, что реальность их предмета исследования вовсе не ограничивается тем уров­нем, на котором ее воспринимает субъект». Сама действительность состоит из многих уровней, которые открываются исследователю в зависимости от его под­хода, от решаемых им задач, подобно тому как под микроскопом обнаруживаются разные картины объекта в зависимости от применяемой степени увеличения.

Возражая тем, кто считает, что гуманитарному познанию противопоказаны на­учные методы, Леви-Стросс отстаивает правомерность объективно-научного ис­следования «человеческой реальности». При этом он считает, что в научном по­знании существуют различные уровни, связанные с эмпирико-рациональными и интуитивными познавательными процедурами.

Свою философскую позицию Леви-Стросс называет «сверхрационализмом». Истинная реальность, считает он, никогда не дана субъекту в непосредственном опыте и постижима лишь путем моделирования бессознательных процессов. Со­знание существует на пересечении множества бессознательных структур челове­ческого духа, каждая из которых соответствует определенному уровню социаль­ной реальности.

Науки о культуре сталкиваются со специфическими трудностями: их объект — человеческая деятельность с ее свободными выборами, ценностями, целями, кото­рые как будто не укладываются в рамки объективных закономерностей. Но, с точки зрения структуралистов, человеческая свобода — иллюзия; в действительности же наше поведение жестко детерминировано глубинными структурами языка, куль­туры, подсознательного. Обнаружение этих структур позволяет отвлечься от субъ­ективности. В науке, искусстве, мифологии, религии структуралисты стремятся обнаружить эти структуры, глубинные закономерности.

Методологические принципы Леви-Стросса. Основные методологические прин­ципы структурализма заключаются в следующем. Первый принцип Леви-Стросс выражен в формуле: «Методологический примат отношений над элементами сис­темы». В этой связи он писал: «Ошибка традиционной социологии, как и традици­онной лингвистики, состоит в том, что она рассматривала элементы, а не отноше­ния между элементами».

Второй принцип: «Методологический примат синхронии над диахронией» (эта идея идет от Ф. де Соссюра). Для выявления структуры объекта нужно отвлечься от его развития и рассмотреть его различные части как существующие в один мо­мент (синхронически). И лишь после того, как будет выявлено устройство объек­та, можно исследовать его изменения в разные моменты времени (диахрониче­ски).

Третий методологический принцип: «Структура есть совокупность отноше­ний, инвариантных при некоторых преобразованиях».

В результате конкретно-научных исследований структуралисты пришли к вы­воду, что в различных областях человеческой деятельности имеется некоторое скрытое основание, направляющее и структурирующее кажущиеся хаотичными человеческие феномены.

В чем же заключается это основание? При ответе на этот вопрос Леви-Стросс отталкивается от идей Канта. У Канта формы чувственности и рассудка наклады­ваются на поступающие извне чувственные данные. У Леви-Стросса роль априор­ных форм играют структуры бессознательного. В отличие от подсознательного, представляющего собой особую форму памяти, «бессознательное всегда пусто, или, точнее, оно так же чуждо образам, как желудок чужд проходящей через него пище. Будучи органом специфической функции, оно ограничивается тем, что на­кладывает структурные закономерности... на... элементы, поступающие из других мест — импульсы, эмоции, представления, воспоминания». Эта функция «у всех людей осуществляется по одним и тем же законам и фактически сводится к сово­купности этих законов».

На сознательном уровне человек оперирует знаками, строя из них сообщения, тексты; он делает это, подчиняясь определенным правилам, которые при нормаль­ном пользовании знаковыми системами применяются автоматически, неосознан­но. Так, хорошо владеющий языком человек следует в своей речи грамматическим нормам, не думая о них и даже, может быть, не зная об их существовании. Тем бо­лее не знали о существовании бессознательных механизмов люди первобытных племен, погруженные в разнообразные знаковые системы, реализованные в ми­фах, ритуалах, тотемах и др.

Неосознаваемые закономерности, структуры психики, согласно Леви-Строс-су, являются общечеловеческими. Исследование знаковых систем дает возмож­ность выявления законов функционирования человеческой психики.

Таким образом, существуют независимые от человеческой воли структуры (со­циальные, мифические и лингвистические), и если изучать их научным методом, то человек в итоге «растворяется» в них. Человек — не хозяин своей собственной жизни; он движим бессознательными структурирующими силами.

В этой связи Фуко пишет: «Оказывается, что именно набор структур по сути потенциально создает человека; он, разумеется, может их обдумывать, описывать, но он уже не субъект, не суверенное сознание. Редукция человека к его окружаю­щим структурам, мне кажется, характеризует современную мысль». История не создается человеком, она развивается без его участия.

Применение методологии структурализма в конкретно-научных исследовани­ях позволило получить ряд новых результатов в понимании культуры.

Леви-Стросс, развивая так называемый этнологический структурализм (род­ственный структурализму в лингвистике), предложил новую типологию брачно-родственных отношений («Элементарные структуры родства», 1949), оригинальное решение проблемы тотемизма («Тотемизм сегодня», 1962), новую теорию пер­вобытного мышления, радикально отличающуюся от концепции Леви-Брюля («Дикарское мышление», 1962), структурно-семиотическое истолкование мифов (четырехтомная серия «Мифологичные», 1964-1971), структурно-семиотическое истолкование ритуальных масок («Путь масок», 1975) и др.

При анализе социального устройства, культурной и духовной жизни перво­бытных племен Леви-Стросс исходит из того, что процедуры заключения браков, терминология родства, тотемизм, ритуалы, мифы и т. д. — все это особого рода языки. Обычно и в первобытном, и в современном обществе такие феномены, как присвоение имен, поведение за столом и т. д. «тщательно соблюдаются каждым, хотя их происхождение и реальные функции не становятся объектом рефлексив­ного исследования». Нужно найти основу этих феноменов.

Лакан выдвинул тезис о сходстве (или аналогии) между структурами языка и механизма бессознательного. Все человеческие желания, все бессознательные фе­номены вписываются в языковые структуры. Это означает, что через структуры языка бессознательное можно сделать объектом научного познания, его можно структурировать и рационализировать.

Барт ставил перед собой задачу найти универсальную структурность, «социологику» в каждом продукте современной культуры: в структуре города, моды, средств массовой коммуникации и т. д. Он занимался изучением истории семио­тических практик различных социальных групп, иерархии языков, системы жан­ров в искусстве и их основ. Барт приходит к выводу, что язык не просто является орудием содержания мысли, а активно производит это содержание. Особое вни­мание Барт уделяет изучению литературы, прежде всего модернистской. При этом он доказывает, что литература не может находиться вне структур власти, вести не­зависимую от политики жизнь.

Заметное место в структурализме занимал Фуко. Известность ему принесли работы «Слова и вещи: археология гуманитарных наук» (1966), трехтомная «Ис­тория сексуальности» («Воля к знанию», 1976; «Пользование наслаждениями», «Забота о себе», 1984).

Анализируя роль языка в культуре, Фуко обращает внимание на то, что включе­ние человека в социальную жизнь происходит не только через обучение говорению: «Нельзя говорить что угодно и когда угодно». Фуко ставит задачу соотнесения язы­кового слоя культуры с социальным. «Языковость» и «социальность» связаны с «дискурсивным» и «недискурсивным» типами практики. Дискурсивная практи­ка черпает из недискурсивной материал, подлежащий структурированию и фор­мализации. Но, чтобы выявить уровень этого неявного знания, нужно провести огромную «деконструктивно-конструктивную» работу, критический разбор всех наук, теорий, понятий.

Фуко исследует развитие науки Нового времени, показывает изменения ее «бессознательного фундамента», «эпистем» («эпистемические структуры» дейст­вуют на бессознательном уровне и определяют разные области культуры и зна­ния) в разные периоды. Этот «фундамент» представляет собою определенную конфигурацию знаковых систем, определяющую в данный период возможность постановки научных проблем и их решения. Фуко выделяет три эпистемы — Воз­рождения, классического рационализма и современности. По мере перехода от одной эпистемы к другой роль языка в культуре изменяется вплоть до того, что в современной эпистеме язык становится самостоятельной силой. Но почему пе­рестраиваются знаковые конфигурации, происходит переход от одной эпистемы к другой — остается непонятным.

Большое внимание Фуко уделяет проблеме власти. Все, что связано с постиже­нием истины, на деле оказывается приспособленным для производства власти. Но сама власть, по Фуко, заинтересована в том, чтобы ее не было видно, она нуждается в маскирующем механизме. Власть может плодотворно работать лишь при усло­вии сокрытия ее основ; «природа этого сокрытия лежит в основе самих операций власти».

Раскрытие природы власти показывает, что власть имеет негативный (прояв­ляющийся в подавлении, принуждении) и позитивный характер. «Власть сильна лишь потому, что она продуцирует действие на уровне желания и познания». Раз­личные типы власти порождают и саму реальность, и объекты их познания, и «ри­туалы» их постижения. Отношения власти пронизывают все общественные струк­туры.

Современная власть, считает Фуко, имеет три основные функции: «всеподнадзорность», дисциплинирование и нормирование. Эти функции предполагают опре­деленные стратегии: управление индивидами (социальная физика), надзор за ни­ми (социальная оптика), процедуры их изоляции и перегруппировки (социальная физиология).

В традициях структурализма сформировалась теоретическая база феминистского движения. Истоки этого движения коренятся еще в конце XIX — начале XX в. В 1929 г. американская писательница Вирджиния Вульф утверждала: «Очевидно, что ценности, которыми руководствуются женщины, часто отличаются от ценностей, выработанных противоположным полом». Однако в обществе преобладают мужские ценности. К. Аллен, А. Бокстер, С. Гриффин (видные идеологи феминизма) утверждают, что в основе культуры до сих пор лежит «патриархатная» установка, взгляд на мир и действительность с позиции мужчины. Именно эта установка приводит к доминированию абстрактно-познавательной деятельно­сти, милитаризации общества, практике сексизма, т. е. угнетению по признаку по­ла. Что лежит за этими процессами?

Идеологи феминизма ищут структуры и механизмы, формирующие «патриархатную» установку. Они выделяют три момента.

♦ Разделение труда, при котором на женщину приходится воспроизведение лю­дей (рабочей силы) и условий по поддержанию жизни. Происходит «отодвига­ние» женщин в сферу домашнего хозяйства. Причем домашний труд не оцени­вается как социально значимый; в обществе не принято оплачивать этот труд, хотя, работая дома, женщина создает некоторую неучитываемую продукцию.

♦ Понимание женщины как объекта (со стороны мужского сознания). Для иллю­страции этого Ф. Партюрье приводит подборку цитат из произведений Ж. Батая, де Сада, А. Миллера: «Я использую женщину в соответствии с моей необ­ходимостью как пустую круглую коробку», «Состояние ее ума и сердца можно абсолютно не принимать во внимание», «Чувствуете ли вы жалость к цыплен­ку, которого едите, — нет вы об этом даже не думаете, то же и с женщиной», «Чтобы самому получать удовольствие, нет никакой необходимости давать удо­вольствие им» и т. д. Отношения между мужчиной и женщиной — отношения господина и раба.

♦ Отмечается, что процесс социализации, особенно в семье, происходит как ори­ентация на различные половые роли, причем особое внимание уделяется фор­мированию «мужской самости».

В результате этих процессов страдают оба пола. Феминисты предлагают про­грамму, которая должна кардинально изменить ситуацию. Нужно установить рав­ные экономические условия для женщин и мужчин, нужно изменить характер со­циализации в семье, сформировать «партнерскую» семью. Процесс социализации должен происходить таким образом, чтобы не было резкого разграничения между мужчинами и женщинами.

Радикальное крыло феминистского движения идет дальше. Барбара Эренрайх пишет: «Равноправие с мужчинами — прекрасная цель, и я буду бороться за право любой женщины заниматься теми же глупыми и скучными делами, за которые мужчинам хорошо платят и за которые их уважают. Но одной ассимиляции мало, как было написано на одной из феминистских теннисок: «Если ты думаешь, что равноправие — это цель, то твои стандарты слишком низки». Предлагается стать на «точку зрения» угнетенной группы, проанализировать и «вытеснить» гегемо­нию «мужского» сознания. Феминисты ратуют за то, чтобы «точка зрения» жен­щины звучала в литературе, искусстве, средствах массовой информации и. т. д. Это приведет к тому, что станет легче и мужчинам и женщинам, мир станет более добрым, более человечным.

Концепция феминизма вызывает различные реакции — от поддержки до осуж­дения. Ее сторонников иногда упрекают за «отступление от общепринятых норм морали», за то, что они стремятся разрушить «мужскую романтическую мечту», превратить женщину в машину и т. п. Но если признать, что имеют место разли­чия в мировосприятии и миропонимании между мужчиной и женщиной, то нель­зя препятствовать реализации установки на развитие «матриархатной» точки зре­ния и созданию партнерской семьи.

Оценивая в целом структурализм, нужно отметить, что выявление скрытых («абстрактных») структур — действительно важный момент в научном исследова­нии. Но при этом не следует преувеличивать значение этого момента.