Неклассическая философия Х1Х – ХХ вв. Немецкая «Философия жизни»
С середины Х1Х в. европейской философии и культуре нарастает разочарование в идеалах разума, что дает начало целому спектру философских направлений, получивших общее название «иррационализм». К таковым относится немецкая философия жизни, которую нам предстоит рассмотреть в данной лекции. Словом «жизнь» здесь обозначается онтология, которая открывается по ту сторону разума. Наиболее видными представителями немецкой философии жизни являются А.Шопенгауэр, Ф.Ницше, О.Шпенглер, Г.Зиммель, В.Дильтей. В данной лекции мы рассмотрим только учения А.Шопенгауэра и Ф.Ницше.
А.Шопенгауэр. Шопенгауэр, являясь младшим современником Гегеля (он читал свой философский курс в Берлинском университете параллельно с Гегелем), принадлежит, тем не менее, уже к другому периоду в философии, называемому постклассической философией. Сам себя Шопенгауэр считал последователем Канта; наряду с этим, он прекрасно знал древневосточные учения, и философия Шопенгауэра являет собой своеобразную интерпретацию кантовской «вещи в себе» в терминах древнебуддийского учения.
Кантовский мир явлений, данный нам в априорных формах чувственности и рассудка, в учении Шопенгауэра получает название «мир как представление». Это – внешняя сторона мира, которую Шопенгауэр называет также словом «майя». В древневосточных учениях словом «майя» обозначается иллюзорность всего сущего. «Мир есть майя» означает: мир есть иллюзия и сновидение. Сфера представления, или сфера майи – вот та область, из которой никогда не сможет вырваться рациональное познание. Рациональное познание Шопенгауэр сравнивает с тем, как если бы, вместо того, чтобы открыть дверь и войти в дом, мы стали бы бесконечно кружить вокруг него, срисовывая контуры фасада. «Вещь в себе» для разума закрыта, - повторяет Шопенгауэр вслед за Кантом, - однако, - продолжает Шопенгауэр, - это не означает, что она не доступна вообще. Можно открыть дверь, ведущую внутрь; дверь, закрытые для разума, открывается иначе: через переживание, а конкретнее, - переживание собственного тела. Среди всех бесчисленных предметов «мира как представления» есть только один предмет, который дан нам иным способом, чем все явления мира. Это – собственное тело, которое мы можем не только наблюдать снаружи, но и переживать изнутри. И через это переживание нам открывается «вещь в себе». Теперь мы знаем, что «вещь в себе» - это «мир как воля» («Мир как воля и представление», - название главной работы А.Шопенгауэра).
Объяснить, что такое «мир как воля» нельзя, поскольку, повторяем, для разума это закрыто. Чистую волю возможно только пережить как некое жизненное напряжение, чувство интенсивности. И еще некую аналогию тому, что такое «мир как воля» может дать музыка, которую Шопенгауэр считал высшим видом искусств, менее всего зараженного «представлением».
Далее учение строится, на противопоставлении «мира как воли» «миру как представлению». «Мир как представление» постигается нами в формах пространства и времени, причинности, цели и смысла. Все это – «майя»: в сфере чистой воли нет ни цели, ни смысла, ни пространства, ни времени: «Ни один человек еще не жил в прошлом. И в будущем не будет жить ни один. Только настоящее есть подлинная основа всякой жизни». В равной мере иллюзорна та множественность индивидуумов, которую мы наблюдаем в сфере представления: в сфере чистой воли все существа – это одно и то же существо (здесь Шопенгауэр ссылается на древневосточные учения).
Выводом является страшный пессимизм. Мировая воля едина. Но в сфере представления она распадается на множество отдельных существ, и здесь она пытается восстановить свое единство, - через взаимопожирание этих существ. Следствие – непрерывная и непримиримая борьба на всех уровнях жизни. Театр этой борьбы – материя, пространство и время, которые существа стремятся отторгнуть друг у друга; «все в мире обладает лишь тем, что отторгнуто у другого». Эту борьбу невозможно ни остановить, ни образумить, поскольку разум, цель и смысл действуют только в сфере представления, но не касаются воли. Более того, повышения уровня разумности жизни не ослабляет, а, наоборот, усиливает борьбу и обостряет страдания. Животные страдают сильнее, чем растения, люди – сильнее, чем животные. Гений страдает острее всех. Выходом из этого кошмара могла бы быть только смерть. Но, увы, - и она недостижима; «из жизни уйти невозможно, она стоит неподвижно как вечный полдень без прохладного вечера»: смерть тоже находится в сфере «майи» (здесь Шопенгауэр ссылается на древневосточные учения о сансаре).
Этика Шопенгауэра напоминает этику буддизма, правда, ядро буддизма, - учение о нирване, - здесь практически выносится за скобки. Прежде всего, необходимо осознать, что индивидуальность иллюзорна, а значит, «мучитель и жертва – это одно и то же существо». Первый заблуждается, думая, что он «не причастен к страданию», вторая заблуждается, думая, что «не причастна к вине»; «воля в страстном порыве вонзает зубы в собственную плоть, не ведая, что она всегда терзает только самое себя». Причем наказание злодей несет не в будущем воплощении, а прямо сейчас, так как пространство и время, отделяющее нас от чужих страданий – иллюзия. Именно поэтому, - замечает Шопенгауэр, - все тираны были очень несчастны: они смутно осознавали тождество со своими жертвами. Только на этом, по мнению Шопенгауэра, основана мировая справедливость. Тот, для кого рассеялся мираж майи, считает все страдания мира своими собственными страданиями. Единственно возможный путь, освобождения, который видит Шопенгауэр, – это путь аскета, убивающего в себе волю к жизни. Наградой же за это Шопенгауэру видится не столько нирвана (о ней он мало что знает), сколько небытие.
Ф.Ницше.Ф.Ницше отталкивается от учения Шопенгауэра и как его последователь, и как критик. Онтология Ницше, как и онтология Шопенгауэра, - это онтология воли, однако, в отличие от Шопенгауэра, Ницше считает, что это – не воля к жизни, а воля к власти: ведь жизнью человек готов пожертвовать ради власти. Главной же особенностью воли к власти является ее самовозрастание; эта воля может существовать, только бесконечно преодолевая самое себя. Таким образом, онтология Нищше мыслится еще более иррациональной, чем онтология Шопенгауэра: это - бытие, которое всегда либо больше, либо меньше самого себя, но никогда не равно самому себе (заметим, что эта идея впоследствии это станет стержневой для самых различных направлений неклассической философии). Если разум и существует, в таком мире, то он существует лишь «дурачества ради». Мир есть хаос и бессмыслица; в нем царит худший вид необходимости – глупая необходимость. Эта необходимость существует не потому, что в природе есть законы, но потому, что они в ней абсолютно отсутствуют. Даже слово «тирания» в таком мире показалось бы слишком мягким. Но мысль о хаосе для людей невыносима, им нужна точка опоры, и они придумывают для себя что-нибудь устойчивое. Подобной выдумкой, в частности, является любой закон, будь то естественнонаучный, этический или государственный. Причем законы – это выдумка слабых людей, - тех, которые не способны вынести мир таким, каков он есть, - то есть хаотичным и бессмысленным.
Таким образом, всю предшествующую культуру (философию, религию, этику, науку, политику и т.д.) Ницще расценивает как проявление специфической разновидности воли к власти. Это – не воля к власти сильных людей, а воля к власти слабых. Это они придумали мир, подчиненный естественнонаучным, этическим, государственным и т.д. законам. Причем метафизику идей (философских, научных или этических) Ницще расценивает как различные способы бегства в потусторонний мир. Истоки же этой интенции он усматривает в христианской религии. Нищше рассказывает (возможно, придуманную им самим), легенду о Будде: когда умер Будда, осталась жить тень Будды, - огромная, чудовищная тень, которую ученики Будды продолжали показывать в пещере еще долго после смерти учителя. Аналогичным образом, такие идеи, как «закон природы», «добро», «сострадание к ближнему», «справедливость», «смысл», «цель» и т.д. Ницше называет тенью христианского бога, которая осталась жить даже в сознании тех, кто считает себя атеистом.
Оказывается, с точки зрения Ницше, не только религия стремится увести нас в потусторонний мир. В потусторонний мир бегут и буддисты, стремящиеся к нирване, и философы-метафизики, живущие в мире «идей», и атеисты, верящие в «законы природы», «добро», «справедливость» и т.д. Прежде всего, считает Ницше, нужно осознать, что мир – один, и бежать из него некуда. Вот здесь нам предстоит рассмотреть одну очень необычную мысль Ницше, которая впоследствии произвела целую революцию на уровне фундамантальнейших и тончайших оснований философского мышления (в работах Ж.Делеза).
Итак, в каком смысле следует понимать то, что мир – только один? - В самом радикальном: с точки зрения Ницше, не существует не только потустороннего мира религий, не только нирваны буддистов, но и того ухода в небытие (то есть смерти), на которое рассчитывает любой атеист. Воля к власти в высшей степени позитивна: это – «великое «Да» бытия. Мысль об абсолютной позитивности бытия посетила Ницше как «миф о вечном возвращении». Уйти в небытие (иными словами, умереть) в онтологии Ницше невозможно, поскольку, как он пытается доказать, все, что было, неизбежно повторяется вновь и вновь бесчисленное число раз, причем повторяется до мельчайших подробностей: «В будущей жизни будет та же печаль и та же радость, на том же самом месте ты встретишь того же друга и того же недруга; каждая твоя мысль была миллионы раз продумана, каждое твое чувство – миллионы раз прочувствовано. И смерть повторится бессчетное число раз». Таким образом, потусторонний мир идей здесь заменяется вечным возвращением посюстороннего бытия.
В связи со всем этим Ницше предлагает произвести «переоценку ценностей»: до сих пор ценности были неявным образом основаны на воле к власти, - воле к власти слабых. Теперь же ценности следует явным образом основывать на воле к власти, но уже не слабых, а сильных. В противном случае нас ждет великое измельчание и вырождение. «…Земля сделалась маленькой, и по ней прыгает последний человек, который все делает маленьким…». Это - своего рода эсхатологическое пророчество Ницше - пророчество о наступлении эпохи «последнего человека», «когда философствуют молотом». Кто такие «последние люди» Ф.Ницше? Это те, которые «изобрели счастье». Счастье, как и сострадание, и добро и т. д. – это, по мнению Ницше, «преступление против воли»: ориентация на счастье приводит не к возрастанию, а к понижению воли к власти. Ретроспективный идеал Ницше видит в языческой Греции с ее идеалом героя. Идеал героя – это нечто противоположное ориентации на счастье: ведь судьба греческого героя всегда трагична. Христианской идее сострадания Ницше противопоставляет языческую жестокость. По мнению Ницше, именно христианская этика, - этика сострадания, - привела к великому измельчанию человеческого рода и вырождению европейской культуры. Ницше предлагает вернуться к языческой жестокости. Добрыми бывают лишь по дряблости духа. Добрые ненавидят всякого, кто возвышается над общим уровнем («созидающих»). «Сокрушите, сокрушите добрых и праведных», - призывает Ницше.
Как следует расценивать позицию Ницше? Прав он, по крайней мере, в следующем: позиция гуманизма исчерпала себя, и человек перестал быть гарантом этого мира. Чтобы не выродиться до состояния «последнего человека», мы должны обратиться к чему-то, что выше человека. В этом позиция Ницще перекликается, например, с позицией русского религиозного философа Н.Бердяева. Сохранять в себе образ человеческий, по мнению Н.Бердяева, можно лишь в одном случае, - если обращаешься к тому, что выше человека, - то есть к Богу. «Человек есть нечто, что должно преодолеть»; «величие человека в том, что он мост, а не цель»; существование человека оправдано лишь как средство для появления в мире высшего существа, - казалось бы, сходные идеи высказывает и Ф.Ницше. Но это высшее существо Ницше, в отличие от Н.Бердяева, видит отнюдь не в Боге. Это – жутковатый образ «сверхчеловека», в котором угадывается не только играющий и по-язычески жестокий «прекрасный зверь», но и антипод Сына Божьего христианской религии, - тот, кого Достоевский назвал человекобогом.