Действие третье: метод мышления вместо учения

В открытии пути к истине, то есть в отработке способа мышления, и состоит главное занятие Сократа. Именно для этого он ведет свои беседы, этому служит метод майевтики. Но мы бы ошиблись, сочтя, что в результате сократовских диалогов всякий раз являлось твердо установленное знание о предмете беседы. Напротив, зачастую окончательный ответ на поставленный вопрос отсутствует. Что несомненно достигается – это продвижение в вопросе, его прояснение и осмысление, осознание неоднозначности и сложности. Постоянным результатом служит не столько окончательная истина, сколько развивающаяся способность разумного мышления – умение рассуждать.

Таким образом, целью сократовских диалогов является не столько переход от первоначального недостоверного мнения к бесспорно установленному, сколько сила разума – возрастающая способность понимания и проникновения в суть вещей. Способность рассуждать в вопросе, равно как и ставить, усматривать его, служит не менее ценным приобретением сократовски понимаемого мышления, чем конкретный ответ.

III. ПРОБЛЕМА ДОБРОДЕТЕЛИ

НАПРАВЛЕННОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

Но чему посвящено столь неустанно ищущее мышление? В общем виде его предмет можно определить так: дела человеческие, познание человеком себя, вопросы добродетельной жизни и обретения блага. Посик истины для Сократа, как и для всей античной классики, совпадает со стремлением к наилучшей жизни, к благу.

РОЖДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ПРИНЦИПА

В этом ключевом пункте, в понимании блага, Сократ существенно отличается от современных ему софистов. Софистическая позиция неоднозначна. С одной стороны, в ней действует принцип: "То, что соответствует моей пользе и моему интересу, и есть истинное, благое и подлинное для меня". С другой стороны, софисты в ряде случаев отдают дань традиционным воззрениям. Как, например, Протагор в соименном платоновском диалоге, утверждающий (вопреки логике беседы), что "я называю благо благом, даже если оно и не полезно людям" (Протагор, 333 е).

Сократ занимает иную позицию. Благо (истина, добродетель) действительно обнаруживаются мною, полагает он. Но лишь настолько, насколько я разумен, то есть умею разумно мыслить. Только разум может мне показать, в чем состоит благо, а в чем – зло. И потому "есть единственное благо – знание, и единственное зло – невежество". Логика здесь такова: если я знаю, в чем состоит благо, то никогда не поступлю во зло – ведь нелепо предпочитать худшее лучшему. Поэтому проблема добродетельной жизни сводится к тому, чтобы знать, в чем состоит добро. Отсюда решающая роль познания и разума в достижении нравственной жизни.

Сократ развивает способность мышления не ради изощрения самой мысли, а потому что разумность суть основа добродетели. Чем разумнее ты мыслишь, тем добродетельнее ты есть. Причем, хотя благо и истина открываются самим человеком, он при этом опирается не на свое произвольное "я", а на разум, то есть на некоторую всеобщность. В чем же усматривает афинский философ этот всеобщий, разумный смысл блага?

ДВА ПУТИ ДОБРОДЕТЕЛИ

По его мысли, есть два главных пути понимания блага (а значит, и личной добродетели, и общественной справедливости, которые для классической эпохи представляют собой единое и неразрывное целое). Первый путь – когда в качестве воплощения блага рассматриваются законы, по которым строится жизнь полиса. В этом случае быть добродетельным – значит исполнять законы родного города, выполнять свои гражданские обязанности.

Второй путь – это следовать воле Бога, являющегося высшим воплощением, равно как и источником, блага и справедливости. Важно отметить, что Сократ не берется за определение того, в чем именно состоит воля Бога. Не отсылает он для решения этого вопроса и к религиозным догмам своего времени. Иными словами, он оставляет человека в необходимости в каждом случае, в каждой ситуации бытия и по отношению к каждому явлению или лицу определять, в чем заключается божественная воля, чтобы последовать ей.

Таким образом, и в решении ключевой проблемы своего и современного ему мышления, Сократ остается верен началу иронии. Повторяю, ирония не означает здесь подвоха, насмешки или сомнения. В своей иронии Сократ предельно серьезен и ответственен, что он доказал самым весомым аргументом – собственной смертью. Ирония сократовского решения проблемы блага означает лишь, что – обозначив волю Бога как источник и ориентир добродетели – афинский мыслитель поручает душе и разуму каждого человека открывать эту высшую благодетельную волю, равно как и следовать ей в конкретных ситуациях бытия. Нужно ли добавлять, что такое решение не дает готового ответа на любой случай и требует от каждого максимальной развитости собственного разума и нравственного чувства, через участие которых только и могут быть разрешены конкретные коллизии человеческого существования.

ДАЙМОН СОКРАТА

Для самого философа проблема решалась благодаря непосредственной связи с божеством. Как рассказывал Сократ, в сложных ситуациях жизни и нравственного выбора он слышит вещий голос, предостерегающий его от тех или иных действий. Хотя, что примечательно, никогда не предписывает как именно следует поступить – только запрещает. Так происходит соединение Божественного и человеческого разума в восприятии голоса Божества, который философ слышит внутри себя. В этом случае сохраняется и личностный характер разума (это голос, который "именно я слышу"), и его всеобщность (ведь слышится-то "голос Бога", носителя и источника полноты бытия, блага и истины).

Перед нами обоснование всеобщности разума, ощутимо отличающееся от софистического. Софисты, как мы помним, приходили к всеобщности как общему согласию мнений. Даже в том случае, когда верх в споре или беседе одерживало чье-то отдельное мнение, оно – тем, что прошло через общее обсуждение и состязание с другими, – приобретало статус всеобщего и могло служить выражением реально достигнутого согласия. К этому пониманию всеобщности восходит трактовка блага как следования закону, установленному общей волей народа (прошедшего через обсуждение в Народном собрании). К иному способу обоснования всеобщности разума прибегает Сократ. Для этого он, как отмечалось, апеллирует к Божественному авторитету. Исходя из такой трактовки всеобщности, благо заключается не в исполнении установленного людьми закона, а в следовании Божьей воле, которая оказывается аналогом разумности как таковой.