Философия как творческий акт ничего общего не имеет ни с познанием натуралистическим, ни с познанием математическим - она есть искусство

Само сознание человека, как центра мира, в себе таящего разгадку мира и возвышающегося над всеми вещами мира, есть предпосылка всякой философии, без которой нельзя дерзать философствовать.

Отрицательная, формальная, пустая, бессодержательная свобода перерождается в необходимость, в ней бытие деградирует.

С покаяния начинается борьба с тьмой греха. Грех не только должен быть осознан, но и сгореть в огне покаяния.

Бездарность есть грех, неверное определение своего места и призвания в мире.

Закон не может быть внешне отменён для мира, лежащего во грехе. Но закон должен быть внутренне пережит и преодолён, зло мира должно быть изжито органически, а не механически.

Догматы веры мертвеют и вырождаются во внешний авторитет, когда теряются их мистические истоки, когда они воспринимаются внешним, а не внутренним человеком, переживаются телесно и душевно, а не духовно.

Время призрачно, потому что призрачны его составные части: нет прошлого, нет настоящего и нет будущего. Настоящее - малое нереальное мгновение между прошлым и будущем. Прошлое призрачно, потому что его уже нет. Будущее призрачно, потому что его ещё нет.

Память есть борьба со смертною властью времени во имя вечности.

Идея прогресса превращает каждое человеческое поколение, каждое лицо человеческое, каждую эпоху истории в средство и орудие для окончательной цели - совершенства, могущества и блаженства грядущего человечества, в котором

Каждое поколение имеет цель в самом себе, несёт оправдание и смысл в своей собственной жизни, в творимых им ценностях, а не в том, что оно является средством для поколений последующих.

В исторической судьбе человека, в сущности, всё не удалось, и есть основания думать, что никогда и не будет удаваться. Не удавался ни один замысел, никогда не осуществлялось то, что ставилось задачей и целью какой-либо исторической эпохи.

Если революции и были важным внутренне неизбежным моментом в судьбе народов, но они никогда не разрешали тех задач, которые были им заданы.

Обыкновенно в революции достигалось совсем не то, что люди предполагали и к чему стремились. Они обычно кончались реакцией, в которой и раскрывалось что-то новое, происходило осмысление пережитого опыта, хотя бы реакции и сопровождались целым рядом отрицательных проявлений и отбрасывали общество частично назад.

Труден и трагичен путь свободы, потому что нет пути более ответственного и страдальческого. Всякий путь необходимости и принуждения - путь более лёгкий, менее трагический и героический. Вот почему человечество постоянно сбивается на соблазн подмены путей свободы путями принуждения.

Идея адских мук превращает жизнь в судебный процесс, грозящий пожизненной каторгой. Это идея обнаруживает самое мрачное подсознательное в человеке.

Женщины лживее мужчин, ложь есть самозащита, выработанная историческим бесправием женщины.

Мир не есть мысль. Мир есть страсть и страстная эмоция.

В творческом подъёме преодолевается подавленность, а это самое главное.

Оптимизм и пессимизм одинаковы формы детерминизма, одинаково противоречат свободе. История есть не прогресс по восходящей линии и не регресс, а трагическая борьба, в ней вырастает и добро и зло, в ней обнажаются противоположности.

Привычка есть одна из форм борьбы с чуждостью мира.

Революция - конец старой жизни, а не начало новой. В революции искупаются грехи прошлого.

Осуждением господствующих до революции слоёв общества является то, что они довели до революции.

В истории обычно достигается и реализуется не то, что ставилось непосредственной целью.

Государство не может быть до конца христиански благочестивым. Государство - явление порядка природного, а не благодатного. И во всех построениях христианского государства чувствуются фальшь и ложь.

Массы всегда имеют пафос равенства, а не свободы. И большими революциями всегда двигало начало равенства, а не свободы.

Свобода и равенство несовместимы. Свобода есть прежде всего право на неравенство. Равенство есть прежде всего посягательство на свободу, ограничение свободы. Свобода живого существа, а не математической точки, осуществляется в качественном различении, в возвышении, в праве увеличивать объём и ценность своей жизни. Равенство же направлено против всякого качественного различия и качественного содержания жизни, против всякого права на возвышение.

Рост демократии в мире имеет роковой смысл. Демократическое равенство есть потеря способности различать качества духовной жизни. Демократическая идеология количеств не может не вести к царству худших.

Демократия не может быть выражением духа народа, ибо дух народа выразим лишь в организме, демократия же есть механизм. Демократия берёт человека как арифметическую единицу, математически равную всякой другой. Для неё народ, как органическое целое распадается на атомы и потом собирается как механический коллектив.

Всеобщее голосование - негодный способ выражения качеств в жизни народной. Народ есть иерархический организм, и его воля невыразима в мнении большинства. Меньшинство может лучше и совершеннее выражать волю народа, как органического целого, обладающего соборным духом.

Один человек может лучше выразить волю и дух народа, как органического целого, чем все, чем всё человеческое количество. На этом основано значение великих людей в исторической жизни народов.

Священные права человека не заключены в демократии и не вытекают из неё. Суверенный народ может отнять у человека всё, что захочет, что найдёт нужным для своего блага. Самодержавие народа самое страшное самодержавие, ибо в нём зависит человек от непросветлённого количества, то тёмных инстинктов масс.

Демократия неблагоприятна появлению сильных, ярких творческих личностей, она создаёт нивелирующую общественную среду, которая стремится целиком поглотить личность и подчинить её себе.

Свобода аристократична, а не демократична. Она обращена к личности, а не к массе. Общественная свобода может быть самой страшной тиранией, она может превратиться в порабощение всех.

Только в буржуазных классах социализм может быть благородным и бескорыстным движением человеческого духа, может быть идеей. В классах “пролетарских” социализм делается интересом, а не идеей, и роковым образом приобретает материалистический характер.

Буржуазия" и "пролетариат" представляют абстракции, несоответствующие живой действительности. Вызвав к жизни эти абстрактные духи и дав им имена, их наделили такой магической силой, что стало необходимым считаться с этими фикциями.

Во все времена психология восставших масс была одинаково неприглядна и безобразна. И пролетарским социализмом движет злоба, зависть и месть, которые управляют массовыми социалистическими движениями с древних времён до наших дней.

Братство людей не может быть естественным, природным состоянием людей и людских обществ. В природном порядке человек человеку не брат, а волк, и люди ведут ожесточённую борьбу друг против друга.

Неравенство есть условие развития культуры, и всякое бытие связано с неравенством.

Зло нужно искать не в войне, а до войны, в самых мирных по внешнему обличью временах. В эти мирные времена совершаются духовные убийства, накопляется злоба и ненависть. В войне же жертвенно искупается содеянное зло, человек берёт на себя последствия своего пути.

Война всегда имеет иррациональные основы и предполагает покорность человека целям, стоящим выше его постижимых интересов.

Трагедия человеческой жизни коренится в столкновении ценностей разного порядка, в неизбежности свободного выбора между двумя одинаково дорогими ценностями и правдами.

Не неравенство создаёт нужду, а нужда создаёт неравенство как спасительное приспособление, как выход, предотвращающий хозяйственное и культурное понижение и гибель.

Культура всегда идёт сверху вниз, путь её аристократический. Цивилизация идёт снизу вверх, она родилась в борьбе человека с природой, вне храмов и культа. Культура есть явление глубоко индивидуальное и неповторимое. Цивилизация же есть явление общее и повсюду повторяющееся. Культура имеет душу. Цивилизация же имеет лишь методы и орудие.

Культура создана творческими порывами, но в своём самодовольстве и окаменелости она может стать врагом всякого творческого порыва. Тогда восстание варварства является естественным путём, какой и может вывести на новые пути.

Кризис культуры и искание нового бытия, превышающего культуру, совершается в том избранном меньшинстве, которое познало культуру до конца и изжило пути культуры, в высшем культурном слое. Для огромного большинства никакого кризиса культуры не существует, и его вражда к культуре означает лишь некультурность, лишь зависть к культуре и культурным, а не внутреннюю в ней трагедию.

В культуре понятное лишь на высших ступенях имеет существенное значение для самых низших ступеней. И кризис культуры, совершающийся на самых высших ступенях творческой жизни, имеет мировое значение.